Когда «Газель» миновала очередной перекресток, Михаил достал шуршащий пакетик с леденцами. Страшно хотелось курить, однако он достаточно хорошо знал своего начальника, ненавидящего все, что связано с дурными привычками на рабочем месте. А то, что Глеб Давыдович все узнает – сомневаться не приходилось. У него на такие вещи нюх. И шофер может донести. Да что там и говорить – непременно донесет!
Порывшись в пакете, Михаил выбрал вишневый леденец, ловко закинул его в рот, а затем перевел взгляд на человека, сидящего напротив. Годы, проведенные на посту санитара психиатрической больницы, научили его ничему не удивляться, однако этот пациент был…каким-то странным. Санитар хмыкнул. Странный псих – это ли не сюжет для анекдота?
Человек с каким-то детским любопытством рассматривал салон автомобиля, словно никогда не видел ничего подобного. Рассматривал уже в сотый раз. Затем остановил взгляд на санитаре и улыбнулся. Обычно такие бессмысленные улыбки вызывали у Михаила чувство раздражения. Иногда это раздражение переходило в ярость, и тогда пациенту доставалось – разумеется, наедине и без следов. Но почему-то не теперь. Эта улыбка была какой-то…необычной. Да и самого парня иначе как блаженным назвать было сложно.
Пару месяцев назад его доставил патрульный экипаж. Удивление полицейских можно было легко понять – человек медленно брел по улице в чем мать родила и пялился по сторонам все с той же удивленной и какой-то детской улыбкой. Она вообще редко сходила с его лица. Разумеется, никаких документов при нем не нашлось – откуда ж им взяться-то, у голого! – поиски родственников и попытки установить личность тоже ничего не дали. На вопросы он не отвечал, да и вообще с тех пор не произнес ни одного слова – только смотрел и улыбался. Проще говоря, пациент попал по адресу.
В больничной карте шутки ради записали «Мистер Икс» и до поры до времени поместили «юродивого» в крыло для тихо помешанных. Он и в правду был тихим. На этом его история могла бы и закончиться, но… Вчера Глеб Давыдович вызвал Михаила в свой кабинет и дал особое распоряжение.
Санитар поморщился. Он уже неоднократно выполнял особую работу для своего начальника – как, впрочем, и больничный шофер, сидящий сейчас за рулем, - это оборачивалось хорошей премией. Бесплатным же довеском было отвратительное настроение и то, что можно назвать муками совести.
Сам себя не понимая, Михаил вытряхнул на ладонь несколько леденцов и протянул их парню.
- Слышь, как тебя там… Конфету хочешь?
Тот поднял на санитара свой лучистый детский взгляд и в очередной раз улыбнулся. Улыбнулся мягкой и доброй улыбкой.
- Ну и черт с тобой! – неожиданно вспылил Михаил и швырнул конфеты под ноги.
«Знал бы ты, парнишка, куда тебя везут – не улыбался бы… Ничего, скоро перестанешь. Там пахнет дезинфекцией, и коридор выложен белым кафелем. А еще там холодно и очень яркий свет. Свет хирургической лампы…»
******
- Доктор, насколько все плохо? – человек, лежащий на больничной койке, приподнялся и посмотрел на вошедшего врача.
Отдельная палата, в которой происходил разговор, блистала ослепительной чистотой и была оборудована с максимальным комфортом, однако Сергей Велистов – заведующий поликлиникой – с самого ее порога почувствовал неприятный запах. Такой запах не заглушить ни дезинфекцией, ни освежителями, ни кондиционером. Он чувствуется даже не обонянием, а чем-то гораздо более глубоким и чутким. Чем-то на уровне подсознания. Так пахнет скорая смерть.
Разумеется, пациента не могла обмануть профессиональная улыбка врача – он и сам понимал, насколько фальшивой она выглядит. Однако и сбросить ее с лица Велистов не мог – иногда ему казалось, что он сроднился с этой бессмысленной гримасой, натянутой, точно хирургическая перчатка. Нельзя сказать, что она совсем не помогала – просто в последнее время врач замечал, что от нее чешется кожа.
- Скажите правду, доктор! – в голосе лежащего зазвенели металлические нотки. Даже на краю смертного часа этот человек умел командовать.
Велистов тяжело вздохнул. Играть в кошки-мышки ему совершенно не хотелось – да в этом и не было никакого смысла. По лицу пациента можно было понять, что он и так все знает.
- Ну, правду, так правду. Георгий Николаевич, новости неутешительные. У вас неоперабельная форма рака печени. Мне очень жаль… - последнее было произнесено почти рефлекторно.
Человек откинулся на подушку и его невидящий взгляд устремился в потолок.
- Можно же хоть что-нибудь сделать? – слова выталкивались каким-то вымученным хрипом. – Ну, хоть что-нибудь… Я не хочу… Не хочу умирать…
- Мне очень жаль… - повторил Велистов, сам удивляясь тому, насколько механически звучит его голос. – Помочь может только трансплантация. Но…
- Но? – во взгляде человека блеснула надежда.
- Видите ли… Боюсь, что в банке органов сейчас нет ничего подходящего. Редкое сочетание группы крови, резуса и еще некоторых особенностей. А времени, между тем, остается все меньше и меньше. Впрочем, есть одна возможность, но она… Не совсем законна.
Во взгляде человека блеснула сталь. Он резко приподнялся на кровати, и его свистящий голос, подобно змеиному шипению, прополз по тишине палаты.
- Доктор, вы, конечно, знаете, кто я?
- Разумеется. Георгий Николаевич Шумов. Генеральный директор компании «Топливо Завтрашнего Дня». Депутат от партии…
- Значит, вы понимаете, что я заранее согласен на все! Мне плевать, каким путем вы достанете эту проклятую печень, даже если вырвите у кого-то с корнем! Я заплачу. Лично вам! Дам столько, сколько стоят две, нет – три этих чертовых операции! – человек зашелся в приступе нервного кашля. – Я… доктор…я просто хочу жить…
- Что ж, Георгий Николаевич – половину проблемы мы с вами решили. А что касается остального… - Велистов улыбнулся, и на этот раз улыбка вышла вполне искренней. – Наука, знаете ли, творит чудеса…
******
Сидя в тишине личного кабинета, Велистов наслаждался чашкой любимого кофе и вот уже в который раз думал о том, что Бог все-таки есть. Ведь это ж надо случиться такому везенью!
С экрана компьютера на него смотрели данные на очередного «черного донора» или попросту «пирожка с начинкой» - как называл подобных типов Глеб Давыдович Славин, заведующий местной психиатрической клиникой и институтский товарищ Велистова. Бизнес был налажен давно и приносил хороший доход. Славин брал на заметку тех клиентов, что не нужны никому, кроме самих себя, Велистов с несколькими доверенными лицами проводил их полный медицинский анализ, заносил данные в специальную картотеку, а затем… Человек бесследно пропадал, стоила только кому-то потребоваться сложная, а главное дорогая операция. Разумеется, деньгами приходилось делиться, однако Велистов относился к этому также философски, как и к неизбежному подоходному налогу. В мире ведь нет ничего идеального!
Он отвлекся от праздных мыслей, отхлебнул еще глоток кофе и снова посмотрел на экран. Случай и вправду выдался непростой, однако донор подходил просто идеально. Чем раньше будет проведена пересадка, тем скорее захрустят денежки. Велистов с наслаждением потянулся и откинулся в кресле. Нет, все же жизнь – прекрасная штука!
******
Георгий Николаевич Шумов лежал в тишине палаты и смотрел в потолок. Тихо попискивал какой-то аппарат у изголовья, к правой руке протянула прозрачную вену капельница, в окно светило яркое весеннее солнце… Он был жив!
«А ведь я здесь совсем потерял счет времени…» - возникла ленивая и какая-то сонная мысль. Он с трудом вспоминал, как его везли в операционную, вспоминал яркий свет, больно бьющий по глазам, и обычную неестественную улыбку Велистова, поздравляющего с благополучным окончанием процедуры. Кажется, это было так давно… Ничего, теперь все будет в порядке. Теперь жизнь начнется заново. Теперь…
Неожиданный приступ режущей боли в боку вышиб воздух из его легких, заставив выпучить глаза и судорожно раскрыть рот. Несколько мучительных мгновений Шумов пытался вдохнуть, но это ему не удавалось – боль нарастала, словно волна, терзала каждый нерв его тела, пульсировала в такт биению сердца.
Шумов захрипел – голос отказывался ему повиноваться – и судорожно принялся шарить руками по сторонам, словно пытаясь найти хоть какую-то опору в этом сузившемся для него мирке, ограниченном волнами адской боли. Что-то билось внутри него, билось в такт ударам сердца, словно…хотело наружу. Новый спазм заставил Шумова буквально подпрыгнуть над кроватью – с грохотом полетела на пол стойка капельницы, а молчаливую белизну палаты прорезал дикий крик, полный ужаса и невыносимой боли. Крик, смешанный с треском разрываемой ткани и хирургических швов…
******
- Я услышала грохот и крик – страшный такой, нечеловеческий! Вбежала, а он на кровати лежит, и кровь всюду, кровь… Даже на стенах! А ОНО, ОНО по полу ползет – красное такое, мокрое, и след за ним…тянется… - истерические рыдания заглушили и без того невнятную речь медсестры.
Павел Иванович Брянцев, майор ФСБ, выключил диктофон и покосился на медицинского эксперта, сидящего напротив и нервно мнущего сигарету.
- Что скажешь, Сережа? Не для протокола. Для меня. Да что ты ее мучаешь, в конце-то концов?! – Брянцев протянул собеседнику зажигалку. – Кури, раз так неймется.
- Да, нет, спасибо, я вообще-то бросить пытаюсь… Павел Иванович, вы сами-то верите в сказку о маньяке, который тайком проник в палату и распотрошил лежащего там ВИП-клиента?
- Я не знаю. А во что прикажешь поверить человеку в здравом уме и трезвой памяти, на которого повесили дело о смерти столь важной шишки? Мы уже занимаемся этой больницей и узнали много интересного. Но мне нужно твое мнение. Не для протокола.
Эксперт задумался и пожевал губами.
- Я даже и не знаю, как начать… Не спорю, бывает, что пересаженный орган отторгается организмом, но чтобы организм отторгался таким органом…Это, простите, нечто…Видите ли, мы произвели тщательный анализ и…Иногда у донора и реципиента, - эксперт поймал удивленный взгляд майора. – Ну, у того, кому пересаживают, наблюдается несовместимость антител, что ведет к отторжению ткани.
- И что?
- Таких антител, как в этой печени, в природе не бывает! – эксперт, сам того не замечая, сунул сигарету в рот и щелкнул зажигалкой. Рука его дрожала. – Во всяком случае, не бывает… на Земле!