Однажды летним вечером, когда неяркие солнечные лучи были уже едва заметны на городских улицах, к железнодорожной станции Мариенбург подошел молодой человек лет двадцати или даже младше. Днем была гроза, а сейчас она отшумела, и в воздухе повисла необычайная, хрустальная – почему-то юноше понравилось именно это слово, тишина, лишь изредка нарушаемая шорохом колес проезжающего автомобиля. Природа дремала, даже деревья в парке шумели едва слышно, словно оберегая ее спокойствие, вокруг не было ни одной живой души, если не считать еще одного человека, сидевшего на скамейке на другом конце платформы, и юношу ( а звали его, для справки, Андрей Семенов) охватило непреодолимое желание немедленно отразить все это в своем сознании, записать на бумаге. Он сел на скамейку, достал из сумки тетрадь и карандаш и закрыл глаза, ловя верную мысль.
Мысль, однако же, приходить вовсе не спешила. Первая строчка – «Затуманен контур серой дали» - придумалась довольно быстро, а на вторую творческого запала уже не хватило. Андрей еще минут десять помучил свою несчастную фантазию, затем вырвал лист из тетради, отбросил его в сторону и решил начать все сначала.
«Я вас люблю, но почему, не знаю сам…», - вспыхнула у него в голове спасительная, казалось бы, мысль и тут же угасла. Андрей понял, что и тут он ничего особенного сказать не сможет, а потому этот лист повторил судьбу своего предшественника. Затем Андрей снова начал письменно объясняться в любви какой-то неизвестной девушке, но сделал это настолько неуверенно и заискивающе, что перечеркнул написанное крест-накрест и отбросил уже саму тетрадь. При этом он заметил пристальный взгляд человека, сидевшего поодаль. Увидев, что на него смотрят, человек пожал плечами и перевел взгляд на здание зала ожидания.
Окончательно измучившись в попытках поймать вдохновение, Андрей вскочил со скамьи, заходил взад-вперед по перрону, разговаривая вполголоса с самим собой. На краткий миг мозг его озарила новая идея, которая, однако, испарилась тотчас же, стоило лишь Андрею схватить тетрадь. Стремясь изобразить хоть что-нибудь, он стал рисовать на полях стрелы разной формы, кружки, треугольники, что в конечном счете вылилось в изображение огромного вопросительного знака поперек всей страницы. Андрей снова выронил тетрадь, шатаясь, подошел к ограде платформы и облокотился на нее, запрокинув голову и страдальчески закатив глаза.
Порыв ветра качнул березу, стоявшую у платформы, и на лицо Андрея упали капли воды с листьев. Вода эта словно вдохнула жизнь в юношу, и он подумал, что еще не все потеряно, и, может быть, удастся сегодня или в ближайшие дни сочинить что-нибудь стоящее. Но Андрею пришлось отвлечься от этих мыслей, поскольку незнакомец, сидевший на дальней скамейке, поднялся на ноги и зашагал прямиком к нему.
Андрей повернулся к нему лицом. На него смотрел молодой человек примерно его возраста, худощавый, гладко выбритый. Русые волосы и серо-голубые глаза выдавали в нем славянина, однако в чертах лица угадывалось что-то тюркское. Одет человек был в рубашку бледно-голубого цвета и старенькие джинсы, которым исполнился уже явно не один год. Одним словом – достаточно заурядная внешность, встретишь такого человека на улице и не обернешься.
- Я прошу прощения, - сказал юноша, - что, не будучи знакомым, я первым заговариваю с вами, но, признаться, вы настолько заинтересовали меня, что я не в силах был боле удерживаться. Вы позволите? – не дожидаясь ответа, он поднял с платформы тетрадь Андрея и открыл ее.
Какое-то время незнакомец читал молча, затем спросил:
- Вы сами это написали?
- Да, - ответил Андрей.
Человек разочарованно прицокнул языком и повторил несколько раз:
- Ах, как скверно-то, как скверно!
- Что, неужели так плохо написано? – сконфуженно поинтересовался Семенов.
- Нет, я не в том смысле, что плохо написано, а в том, что написано вообще. Скажите, - спросил он, - вы ведь специально отводите для этого какое-то время, верно?
- Ну да.
- А вы даете потом кому-нибудь это прочитать или пишете, так сказать, в стол?
- Я, в общем-то, только для себя пишу, - признался Андрей.
- Ну что же, может быть, это и правильно, - незнакомец задумчиво потер подбородок.
- А почему вас это так заинтересовало? – спросил Андрей.
По лицу его собеседника пробежала судорога. Было видно, что отвечать на этот вопрос ему не особенно хочется. Наконец он заговорил, очень медленно, с трудом выдавливая из себя каждое слово:
- Видите ли, я ваш невольный товарищ по несчастью, ваш, если можно так выразиться, коллега…
- Вы тоже пишете? – перебил его Андрей.
- Писал. Раньше.
- А почему бросили?
- Эта привычка марать бумагу отняла у меня очень дорогого моему сердцу человека, - ответил юноша. – Хотя именно благодаря ей я и познакомился с этой девушкой. И из-за нее нам пришлось расстаться, - повторил он. – Да, судьба склонна пошутить, и порой весьма жестоко.
- Вы ее любили? – спросил Андрей.
- Я? – переспросил незнакомец. – Да, наверное, любил, - после недолгого раздумья ответил он.
- Вы сами не знаете?
- Вот что, давайте-ка я расскажу вам эту историю с самого начала, - ответил собеседник, - чтобы у вас не возникло слишком много вопросов. Согласны?
- Да, конечно. А скажите, - спросил Андрей, - как ваше имя?
- Называйте меня Леонид Краев, - ответил юноша. – Я печатался под этим псевдонимом.
- Краев, Краев, - забормотал Андрей. – А ведь я, пожалуй, о вас слышал!
- Не скажу, что меня это радует, - сказал Леонид. – Ну ладно, я начинаю.
…Я писал не намеренно, я лишь ждал, когда нужные слова придут ко мне сами. Бывало так, что озарение приходило посреди ночи или во время экскурсии по музею. Здесь главное было записать все, что пришло в голову, чтобы не забыть…
И вот, когда я уже учился в университете, я полюбил заходить в небольшую оранжерею неподалеку от главного здания. Собственно, это была даже не оранжерея, а уголок дикой природы посреди города. Там стояла теплица, вдоль нее шли трубы тепломагистрали, а дальше начинались заросли кустов, и приходилось в буквальном смысле слова прорываться сквозь них. Но меня это не останавливало, и я проходил до самой ограды, где на берегу крошечного заросшего ряской пруда поднимался маленький аккуратный мостик. Вы вообразите – посреди всей этой чавкающей грязи, темных деревьев, зарослей крапивы находился такой вот приятный уголок. Правда, на самом мостике кто-то намалевал отвратительную рожу какого-то монстра из аниме, но я на нее старался не смотреть, чтобы не рушить общее впечатление. И вот я подолгу там стоял, затем пролезал через дыру в заборе и шел мимо мусорных баков к симпатичному памятнику, выделявшемуся, как и мостик, среди общей неаккуратности. На каменном постаменте сидела здоровая такая кошка из металла с улыбающейся мордочкой. И на ограде памятника я тоже любил посидеть и отдохнуть.
Я тогда вспомнил одну популярную песню и писал на бумаге что-то на ее мелодию, сидя как раз около этого памятника. Она проходила мимо и подумала, наверное, что я рисую. Она подошла, заглянула мне через плечо и так замерла. А я этого даже не заметил, я напевал эту мелодию и писал, и мысли легко текли в моей голове одна за другой, и наконец, я закончил. Я поднял голову и увидел ее. Мы смотрели в глаза друг другу и оба молчали, я был несколько удивлен и смущен от того, что меня заметили за сочинением стихов, и она была смущена. И никто не мог заставить себя заговорить первым.
И наконец она сказала:
- Вам так просто это удается?
- Да, - ответил я.
- И вы не прилагаете никаких усилий?
- Для меня это отдых.
Тогда она присела, и лицо ее оказалось вровень с моим лицом. Я смотрел на нее и внезапно понял, что мне хочется, чтобы эта девушка всегда была со мною рядом, понимаете? Я не знаю, куда в тот момент делся мой разум, я словно сошел с ума, но это было так прекрасно, что лечиться не хотелось.
- Ваше имя? – спросила она.
- Меня зовут Леонид Краев.
… - Вы назвались ей своим псевдонимом? – изумился Андрей. – Почему?
- А если бы я назвал свое настоящее имя, что бы это изменило? – Леонид поднял брови. – И потом она была готова принять меня под любым именем. Так что давайте оставим мое настоящее имя в стороне, тем более что к этой истории оно не имеет никакого отношения.
- Хорошо, - Андрей кивнул. – Продолжайте, пожалуйста.
… В ответ на мои слова она улыбнулась и сказала:
- Как это славно. Вы знаете, Леонид – это одно из моих любимых мужских имен. А меня зовут Лиза. И я очень надеюсь, что со временем вы станете моим другом.
Вы можете мне не поверить, но после этой встречи моя жизнь предстала передо мной в совершенно другом свете. Лиза стала для меня чем-то вроде наркотика, к которому я привык моментально и без которого я жить уже не мог. Как же это прекрасно – жить ради идеи, пусть и заключенной в человеческом теле! И Лиза чувствовала это мое отношение к ней, и сама жадно тянулась мне навстречу. У нее был уже молодой человек, но ни меня, ни ее это не останавливало, настолько нам хотелось быть рядом друг с другом. Она потом рассказывала мне, что никогда не подошла и не заговорила бы со мной просто так, будь я в ее глазах обычным человеком. Она заговорила со мной потому, что ей показалось, будто мы уже знакомы, будто она видела меня раньше и мы долгое время шли рука об руку.
Я знал очень много разных сказок и преданий, и бывали такие вечера, когда она сидела напротив, а я рассказывал ей о древних камнях, столетиями стоящих над землею, о родниках, бьющих из скал, о заброшенных усадьбах, тенистых парках, речных водах… Особенно ей нравилось, когда на спор, прямо у нее на глазах, я сочинял стихотворение и дарил его ей. А однажды, когда был очень ясный вечер, я пригласил Лизу совершить со мной прогулку. Она согласилась, но я сказал, что у нее обязательно должны быть завязаны глаза. И Лиза сама закрыла их шейным платком, и вслепую пошла со мною рядом, потому что она верила, что я не причиню ей зла, и смею вас заверить, к меня и в мыслях не было ничего подобного.
Мы встали на вершине холма, и я снял с ее глаз повязку. В небе светил месяц, а на равнине простирался город, море света у наших ног, а мы словно парили над этим морем. Лоскуток необъятного мира колыхался под нами, а мы были посередине этого мира, и существовали в этот момент только мы двое. Лиза повернула голову, и в лунном свете я увидел, что глаза ее блестели от слез. Она обвила мою шею руками и прижалась ко мне. Я не помню, как долго мы так стояли, но звезды уже начинали редеть, когда мы пошли вниз. Мы молчали, поскольку у нас не было слов, чтобы выразить те чувства, то переполняли нас. Та мы и заснули на скамейке в парке, а на следующий день ни один из нас не пошел в университет. Нам было просто не до того.
- Мне кажется, эта девушка была в вас влюблена, - сказал Андрей.
- Может быть, - Краев внимательно посмотрел на него. – По крайней мере, мне хочется в это верить.
- Но если все было так хорошо, как вы рассказываете, почему же вы расстались?
Леонид провел по лицу рукой:
- Как я уже говорил, нас навеки разлучила моя привычка писать.
…И вот однажды я подумал, что было бы неплохо напечатать один из моих рассказов. Для этого я решил написать новый. И мы вместе работали над ним – я писал, а Лиза рисовала его персонажей на листе бумаги. Потом я читал ей отрывки из рассказа, а она слушала меня, и если фрагмент был удачный, Лиза улыбалась мне, кивала головой, и в глазах ее было сумасшедшее, непередаваемое восхищение. Если же что-то не получалось, она указывала, что именно нужно переделать. Порой мне приходилось исправлять одно и то же место по несколько раз кряду, и тогда я близился к отчаянию, и только Лиза, моя милая Лиза могла заставить меня подняться и продолжать работу. Я говорю вам совершенно серьезно – мне ни с кем и никогда не было интересно так, как с этой девушкой.
Один раз она заснула, положив голову мне на плечо. Я просто сидел и смотрел на нее, и был счастлив от того, что мог смотреть на нее столько, сколько пожелаю. Как же хорошо, думал я, что на свете есть такие чистые, светлые люди, ведь только благодаря им мир еще существует. В этот момент Лиза открыла глаза, увидела меня, и вы знаете, как она на меня посмотрела? Это был взгляд девушки, которая не желала для меня ничего, кроме добра, понимаете? Я обнял ее и услышал, как бились в унисон наши сердца, и у меня ничего не было в этот момент, кроме Лизы.
И вот наконец в университетской стенгазете появился мой рассказ – двадцать три печатные страницы. Надо сказать, что у редактора мой стиль с самого начала вызвал легкое недоумение. Я тогда не придал этому особого значения, а надо было. Ее молодой человек, надо полагать, что-то заподозрил, потому что она стала все реже бывать в университете. Лиза разрывалась между мной и ним, но он для нее значил все-таки больше. Она медленно уходила от меня, и это стало началом конца.
Через пару недель после того, как мой рассказ был напечатан, в стенгазете появилась ответная статья. В ней Леониду Краеву настоятельно рекомендовали провериться у психиатра на предмет наличия у него шизофрении. Затем примеру автора этой статьи последовал еще один студент, обвинивший меня в намеренном искажении реальности и снова выразивший сомнения по поводу того, нормальный ли я человек.
А потом вышла еще одна статья, уже за подписью редактора газеты. В ней критика моего рассказа достигла своего апогея. Насмешкам подвергался каждый абзац, каждая строчка, каждая характеристика персонажей. Я читал эту статью и приходил в ужас. Мой рассказ перевирался самым постыдным образом, ничего из того, в чем меня обвиняли, я не совершал. И знаете, как меня назвали в этой статье? «Кровоточащая язва современной молодежи».
Я ходил по коридорам университета, натыкался на стены и чуть ли не падал. Мне казалось, что каждый встречный студент смотрит на меня с неприязнью, в каждой улыбке и каждом рукопожатии я видел издевательство. Я был как никогда близок к помешательству. Я панически боялся того, что редактор расскажет в своей газете, кто же скрывается под псевдонимом «Леонид Краев». Забегая вперед, стоит сказать, что это парень оказался человеком порядочным и сохранил мою тайну. Но тогда я этого не знал. И в моей жизни снова появилась Лиза. Она встретила меня у входа в университет, бросилась ко мне, стала покрывать поцелуями все мое лицо, а потом взяла меня за руку и сказала, чтобы я следовал за ней.
- Не бойся, ничего не бойся, - говорила она, и в лице ее проглядывало незнакомое мне ранее ожесточение. – Ты напишешь еще очень много рассказов, и твои критики поймут, как они недооценили тебя, как несправедливы они были к тебе.
- Нет, - отвечал я, - я ничего больше не хочу писать.
- Это ничего, это пройдет, - шептала мне Лиза. – Ты вложил слишком много сил в этот рассказ, и потому ты так остро воспринял критику в свой адрес. Но это пройдет, лишь потерпи немного.
- Не в мой адрес, а в адрес Краева, - возразил я. – Мне надоело прятаться за чужими именами. Я благодарен всем, кто знал, что Краев – это я, и молчал об этом. А теперь я сам хочу рассказать людям правду. Если они хотят смеяться надо мной – пусть смеются, но в открытую.
- Я пойду с тобой, - сказала Лиза. – Пусть и надо мной смеются, если им так этого хочется.
- Тебе-то это зачем? – спросил я. – Зачем тебе получать тычки и терпеть насмешки вместе со мной?
Лиза смертельно побледнела и ответила:
- Так ты заговорил теперь, да? Я ведь тоже с тобою вместе писала этот рассказ, и душа моя болела за него так же, как и твоя. Каждая статья была рубцом на моем сердце. Я не спала ночами, думая о тебе, я прибежала сюда, забыв про все на свете, а ты говоришь, что справишься и без меня? Знай же, Леонид, что ты жестокий человек.
- Мы теряем друг друга, - сказал я. – Мы не сможем быть вместе, не разрушив свое прошлое, и нам незачем мучить друг друга.
- Я готова пожертвовать ради тебя своим прошлым, - сказала Лиза.
- А я не хочу, чтобы ты ради меня приносила такую жертву.
- Вот так получается? – спросила она со слезами на глазах. – Значит, мы идем теперь раздельно, каждый сам за себя?
- Да, - ответил я. – Ни на том, ни на этом свете влюбленные не должны соединяться – таков закон, и он обязателен для всех. Хэппи-эндов не бывает.
Лиза смотрела мне в глаза, и я видел, что она и сама это понимает. Никто из нас не говорил ни слова, да все и так было уже сказано. Поэтому мы просто стояли и смотрели друг на друга, и оба понимали, что для нас это последняя возможность вот так постоять. Наконец я сделал шаг вперед, поцеловал ее на прощание и зашагал прочь. «Леонид!» - окликнула она меня. Но таким голосом не зовут, а прогоняют. Поэтому я даже не обернулся.
… Здесь голос Краева сорвался, и он закрыл лицо руками. Андрей подождал, пока его собеседник справится с волнением, и спросил:
- Вам никогда не приходилось жалеть о своем выборе?
Леонид погрозил Семенову кулаком, но все же нашел в себе силы ответить:
- Дело не в том, жалею ли я о нем или не жалею. Речь шла о будущем очень дорогого мне человека. Я в тот момент не знал, как сложится мое будущее, так какое право я имел распоряжаться ее судьбой? Порой для того, чтобы наш мир процветал, нам приходится от многого отказываться, даже от мечты. Я не знаю, что было бы, если тогда она пошла бы со мной. Я знаю лишь, что я был честен как с Лизой, так и с самим собой, и это главное.
- И вы с ней больше не встречались? – задал вопрос Андрей.
- Мы оба пообещали, что будем помнить друг друга до конца жизни, - сказал Краев. – И я хочу запомнить именно эту прекрасную девушку, уснувшую когда-то у меня на плече. Вскоре после нашего последнего разговора она куда-то уехала, где она сейчас, я не знаю. Да и мне, кажется, лучше на время уехать. Отсюда, где я пока не нужен, туда, где я еще нужен.
- А скажите, - попросил Андрей, - чем же закончилась история с вашим рассказом и что же вы в нем написали? Мне очень важно узнать это.
- Ах нет, нет, - возразил Леонид. – Эту часть своей истории я не могу вспомнить без дрожи. Да в общем-то, это и не важно, - он протянул Андрею руку. – Спасибо за беседу. Всего доброго.
***
День клонился к своему концу. Солнечный диск скрылся за горизонтом на западе. На обочине дорого одиноко высился проржавевший каркас автобусной остановки. На земле возле него сидел Леонид Краев. Глаза его смотрели на месяц, едва различимый в небе.
«Вам никогда не приходилось жалеть о своем выборе?» - спросил у него тот мальчик. Конечно, приходилось, и не один раз. О рассказе все уже и думать забыли, и чего он тогда испугался? Почему он не остался с ней? И кто он теперь? Безумец, сам уничтоживший свое счастье.
- Как же мне хочется, чтобы она была рядом, - забывшись, прошептал Краев.
- Уверен, что ей хочется того же, - произнес незнакомый ему голос. Леонид увидел перед собой высокого худощавого паренька с бледным узким лицом и длинными прямыми волосами, чем-то похожего на американского индейца.
- Что, простите?
- Ты ведь Леонид Краев? – скорее констатировал, чем спросил неизвестный.
- Ты меня знаешь?
Индеец коротко поклонился.
- А я тебя не знаю, - сухо сказал Леонид.
- Ты и не можешь меня знать. А меж тем Лиза рассказала о тебе очень многое.
- Ты знаешь Лизу? – удивленно спросил Леонид.
- Мы все знаем Лизу.
- Мы – это кто?
- Я и мои друзья.
- Кто же ты? – спросил Краев.
- Меня зовут Виктор, - ответил индеец. – До недавнего времени сердце Лизы принадлежало мне одному. А потом появился ты.
Леонид чуть заметно побледнел:
- С этого надо было начинать. Надо полагать, твои друзья недалеко отсюда, верно?
- Да, - Виктор кивнул. – Но они тебя не тронут. Ты не причинял Лизе зла и не склонял ее к бегству от меня, и не сомневайся – это уже зачтено в твою пользу. И потом, она считает тебя своим другом, а теперь даже кем-то большим, чем просто друг. Поэтому ты по определению не можешь быть моим врагом.
- И чего ты хочешь? – Краев вскинул брови.
- Я хочу сделать тебе предложение. Я прочитал твой рассказ и, признаться, был приятно удивлен. У тебя своеобразный стиль, но это даже достоинство, и чистая правильная речь, что тоже немаловажно. Иди в нашу компанию, там над тобой никто не будет смеяться. Тебе дан великий дар – ты можешь не только видеть мир в другом свете, но и рассказать об этом другим. А одаренные люди у нас на хорошем счету.
- И Лиза тоже в вашей компании? – спросил Краев.
Виктор снова кивнул:
- Ей очень одиноко без тебя. Знаешь, однажды она сказала мне, что за месяц вашего знакомства она прожила целую вечность. После этого я понял, что если ты не примкнешь к нам, это может очень плохо для нее закончиться.
- А твое сердце выдержит?
Индеец пожал плечами:
- Я, как и ты, желаю Лизе добра и счастья. А дать ей и то, и другое можешь только ты. Иначе с чего бы мне тебя искать? Ты для нее стал, извини за вульгарность, любовником, а я ей теперь как брат. Будь же и ты моим братом!
Леонид поднялся на ноги:
- И что надо сделать?
- Ровным счетом ничего. Да ты сам посуди – неужели, чтобы творить в свое удовольствие, нужно обязательно бежать от людей? Это смешно. Дорога всегда веселее, когда встретится хороший попутчик. Она ждет тебя, прекрасная девушка сама идет к тебе, неужели ты откажешься? Что скажешь – останешься один или пойдешь с нами?
- Я хочу еще раз увидеть Лизу, - сказал Леонид, и лицо его исказила гримаса боли и отчаяния.
- Тогда – вперед! – закричал Виктор, и крик его подхватило ржание двух коней, привязанных к дереву рядом с остановкой. Юноши вскочили на них и понеслись на запад. Город оставался позади, с его дворцовыми башнями, ревом автомобилей, стуком поездов по рельсам. Впереди было озеро, на берегу которого стояли несколько всадников, юношей и девушек с горящими глазами, и среди них Краев увидел Лизу. Она в оцепенении смотрела на него несколько секунд и затем с криком глухим и страшным бросилась к нему. Краев осадил коня, спрыгнул с него и, как раньше, прижал Лизу к своей груди.
- Нам пора ехать, - сказал Виктор.
- Подождите минутку, - ответил Леонид. – Мне нужно кое-что узнать.
Виктор кивнул:
- Хорошо, но поторопитесь. Хотелось бы успеть в лагерь до того, как стемнеет окончательно.
- Я знала, - прошептала Лиза, нервно теребя ворот своей сорочки. – Я всегда знала, что ты вернешься за мной.
- Лиза, - спросил Краев, - ты останешься со мной?
- Я уже говорила тебе, - ответила она, - и не изменю своему слову. Я пойду за тобой хоть на край света. Если ты не хочешь писать больше – хорошо, не пиши ничего. Только не уходи, пожалуйста. Я боюсь, что не смогу тебя найти снова, а без тебя я пропаду. Как же я рада, что ты не сломался, что нашел в себе силы бороться дальше! Ты первый человек, с которым я могу спокойно говорить на любую тему. И я хочу тебя любить, тебя одного!
- Перестань, Лиза, - сказал Леонид. – Ты ведь знаешь, я тебе верю.
Он хотел еще что-то сказать, но Лиза крепко обняла его, как будто и не было того разговора между ними, когда они решили разойтись. Поверх ее головы Краев видел фигуры всадников, терпеливо ожидавших, пока влюбленные к ним присоединятся. Один из них жестом показал Леониду – не торопитесь, мы ведь тоже люди, мы все понимаем. Тем не менее, Краев мягко отстранил Лизу, и они, держась за руки, пошли к своим товарищам.
- Ну что, - спросил Виктор, глядя на небо, где уже загорались звезды, - ты узнал все, что хотел?
- Да, узнал, - ответил Краев, выпрямляясь в седле.
И тогда Виктор пригнулся к гриве коня и понесся по полю, и вслед за ним рванулись все остальные. Лиза и Леонид скакали рядом, и Виктор виднелся им в этот момент добрым волшебником, соединившим их судьбы, а плащ его, развевающийся за спиной, был для них и для других всадников знаменем, под которым они все сплотились и были готовы пожертвовать за него даже жизнью.
- Слушай тишину, - говорила ему Лиза, - слушай и наслаждайся ею. Тебя слишком долго били кнутами и лишали покоя. Теперь беречь твой покой буду я. На небе горят звезды, а через несколько часов они погаснут, и взойдет солнце, и это будет новый рассвет в нашей с тобой жизни.
Всадники неслись дальше. Земля гудела под копытами коней, и примятая трава сохраняла их след. А в небе светился молодой месяц, словно памятник Надежде и бесконечной Любви, навеки поставленный похожим на индейца скуластым юношей по имени Виктор.