Последний пионерский костер

Каратт
     Большую часть своей дневной жизни проводя на кухне, из окон которой открывается приличный кусок улицы, привычно наблюдаю за ребятишками, своими и чужими.
     Когда были малы, следила ревнивым глазом, чтоб не хулиганили, не играли на проезжей части.
    Теперь же наблюдаю их неумелое ухаживание за девчонками.
    Смешно и грустно. Грустно от того, что недавнему малышу уже 13, что утром он подолгу разглядывает себя в зеркало, тщательно подбирает одежду, приглаживает непослушные волосы, а вечерами  задерживается у забора понравившейся девочки.
     А смешно, потому, что влюблены все хором, этак мальчишек десять, в двух девчонок – близняшек. Те проживают в Одессе, приезжают каждое лето гостить у бабушки. Девчонки – крепышки, в ультрасовременной одежде, на целый месяц лишают покоя мальчишек нашей улицы.
     Вот и теперь, моя посуду, вижу этих близняшек, идущих по горячему асфальту с огромным мячом. Вид независимо гордый, им почти 14 и они знают, что они самые лучшие, самые красивые – это они давно прочитали в мальчишечьих глазах. Они устроились на тенистой скамеечке, весело болтая, возле них скромно присаживаются местные девчонки, будущие красавицы и пленительницы мужских сердец, но пока, близоруко, не оцененные ими.
     Через минуту, как на привязи, подтянулись и мальчики, тоже с мячом. Расположились на дороге, будут играть в поле зрения своих божеств, показывать свое умение. Здесь и подталкивание друг друга, и акробатические трюки… Можно лишь догадываться, о чем они думают, что чувствуют. И эти мысли и чувства не слишком отличаются от тех , что были у нас в подобном нежном возрасте.
   Сын в седьмом…
      В седьмом я много читала, читала без разбора, перемеживая фантастику с романами Бальзака, где понимая, а где лишь смутно догадываясь о смысле написанного. Но для меня это было не так уж и важно, я наслаждалась слогом книг, ревела над смертью любимых героев, потом их рисовала, часами  любовно разглядывала их образы и жила ими до тех пор, пока новая, потрясшая меня книга, не вытесняла их из моей жизни.
     Конечно же, с книжными героями простому мальчишке трудно было тягаться. Пылких слов они не произносили, на дуэлях из-за девочек не дрались, цветами не закидывали, и даже портфель со школы не несли.
    А все как раз наоборот. Придумывали смешные прозвища, толкались, зимой безжалостно « мылили» снегом, иногда ухитрялись прикоснуться к неразвитой девичьей груди, вызывая страшный стыд и негодование. В таких разве влюбишься!?
    И странное дело, в восьмом влюбилась… В Вовку одноклассника, соседа по парте. Чем он меня привлек теперь уже и не вспомнить, но факт остается фактом. Как и то , что он меня упорно не замечал.
    Были у меня две подруги, его двоюродная сестра и моя тезка, которая была этому самому Вовке не безразлична. Как - то его сестре, я в порыве откровенности, призналась о предмете моего волнения, видимо она не удержала в секрете от своего брата, так как стал он относиться ко мне с подчеркнутой вежливостью, но без особых знаков внимания.
     Мне очень хотелось быть особенной и заметной. Невольно я копировала привлекательных героинь прочитанных книг:  то я пыталась быть загадочной, то нежной, то очень веселой. Одна из них запомнилась мне фразой : « У нее были широко распахнутые глаза…». Я себе представляла эти огромные томные глаза, мне хотелось иметь такие же…  На уроке я так увлеклась вхождением в образ, что химик заметил и вывел меня из состояния тренинга: « Таня, ты чего таращишь так глаза?»
   Вовка прыснул в кулак, а я густо залилась краской.
   К концу подходил выпускной восьмой класс. А я ничуть не продвинулась в своих сердечных делах. Может быть так оно все и закончилось бы, если бы не пионерский костер. Был такой праздник в моей юности.
     За селом, на небольшом зеленом стадионе, с кучкой колючих гледичий, соорудили огромный костер, последний пионерский костер в моей жизни. Много песен было спето под рев пламени, неслись и гасли в черном небе снопы искр, появлялись и исчезали лица, я следила лишь за одним. В этой необыкновенной ночи заходилось сердце от неизведанных чувств, мир терял реальность. И чем слабее становилось пламя, тем сильнее крепла моя решительность.
    И я решилась.  Я попросила его провести меня домой.
    Мы молча шли какое - то время по узкой тропинке, потом я стала читать стихи, чтоб разбавить тягостное молчание. Ночь была бурная и фантастически красивая. Со всех сторон полыхали молнии, доносилось не громкое ворчание грома, ветер плескал мои длинные волосы, а я, все запоминая до боли, чувствовала как рушится под моими ногами почва.  Рушилась она оттого, что до меня, в конце нашего пути, наконец,  дошло: мне сделали одолжение…
    Потом еще долго стыд и уязвленное самолюбие мучило меня.
    Прекрасная и ранимая юность!
    Прошло много лет, Вовка где - то потерялся во времени, потом однажды вынырнул полуиспившимся механизатором колхоза им. Шевченко. Долго вглядывалась в это чужое отдувшееся лицо, в поисках того восьмиклассника, не нашла, умер.
    И вдруг механизатор хвастливо и с гордостью моему мужу: « А ведь когда - то мы с твоей женой свиданичали…» Таки не забыл…
   Воспоминания прервал голос сына, говорящий по телефону с другом, и как - то  этот голос, в один момент, поменялся, сломался от смущения: « Не буду я им звонить, ты, что, сам не можешь?...Ладно, сейчас выхожу…»
    Взвейтесь кострами, синие ночи…..
    Где ты, юность беспокойная? Пропахшая запахом книг, сладким ароматом цветущей вишни, гулом суетливых пчел….