Как часто бывало в то время работать начинали очень рано. То есть с раннего детства. Надо было строить светлое будущее всего человечества- коммунизм. Только почему-то получалось строили одни, а результатом работы пользовались другие. Строил простой народ, а управленческая верхушка жирела. Начал я работать в колхозе после первого класса в 8 лет. Этот возраст считался нормальным. Работал копновозом- это значит- возил копны сена лошадью запряжённой в специально сделанную волокушу из толстых веток ивняка. К толстой жерди длиной два с половиной метра поперёк жерди огибали стволики ив длиной до трёх метров, завязывали концы и волокуша готова. На волокушу наваливали копны сена и свозили к стогу. Естественно при существующей жуткой нищете это, кажется, был шанс заработать хоть какие- то деньги. Особенно для ребёнка. Хотя надежда, надо сразу признать, была в высшей степени сомнительна.
Во-первых - зарплата в колхозе выдавалась один раз в год- после сдачи всех хлебозаготовок. И после выполнения плана хлебозаготовок соседними колхозами. Если соседние колхозы не выполняли план по каким-то причинам то надо было им «помочь». То есть сдать хлеб за них. И только после этого подсчитывалась зарплата колхозников. И она до денежной реформы 1961 года в среднем составляла 50 копеек за трудодень. То-есть 5 копеек после реформы 1961 года. Это одна поездка на метро. Плюс к зарплате выдавали до 300 грамм пшеницы на один трудодень, при условии выполнения плана всех хлебозаготовок всеми колхозами в районе. Что случалось очень редко. И это ещё примерно на одну копейку. Теоретически получалось 6 копеек в день ты можешь заработать. Казалось бы- катаешься весь день на лошади верхом бесплатно,тебя ещё и кормят,да тебе ещё за это и деньги платят! Красота! На деле всё получалось несколько иначе. Во-вторых - у копновоза был коэффициент- 0,5 трудодня обычного колхозника и всякие надбавки в виде пшеницы, ему не полагались. Лошадей копновозам давали только тех, которые в жизни не пробовали овса. И обычно от худобы и старости их осенью сдавали на мясозаготовки.
В обеденный перерыв все собирались на стане обедать из колхозного котла. Обычно был картофельный суп, пшённая каша и чай, заваренный листом чёрной смородины с добавлением прессованной смеси сушёных отжимок фруктов: яблок, груш, слив. Мясо в суп и в кашу давали только штатным колхозникам. И естественно за все обеды высчитывалось из зарплаты. На работу выезжали в 7 утра в любую погоду. Ездили в открытом кузове знаменитой ЗИС-5 военного образца. Это значит, что кабина была фанерная, коробка передач при переключении скоростей трещала невероятно. Вторая автомашина была газогенераторная. То есть топилась дровами. Многие, наверное, не слышали о таких автомашинах. Хотя мой отец начинал работать на газогенераторном тракторе КТ-12, кажется, его марка. А я к тому времени окончил уже четвёртый класс. Представьте: машина или трактор едут, потом останавливаются, загружают из корзины в один из баков дрова и едут дальше. Кто из Вас ездил на таких машинах? И в то же время современнейшие танки и другие горы оружия, которое в конце концов сожрало и разорило целую страну.
Выезжали в 7 утра, иногда от усталости за прошлый день я не успевал во время проснуться. А мать из жалости не будила, но бригадир осмотрев своих людей и не увидев меня немедленно посылал за копновозом. Ему нужно было выполнение плана сеноуборки, остальное его не интересовало. Меня полусонного кидали в машину (колхоз был рядом с нашим домом) и ехали на луг. Там, в зависимости от погоды, выполняли необходимую работу. В солнечные, ясные дни убирали сено. Мне, как самому маленькому, дали монгольскую кобылку- ветхую от возраста и тощую от плохого корма и тяжёлой работы. К тому же лохматую как собака. Тем не менее у её был жеребёнок который требовал небольшого ухода. То есть надо было дать ему возможность периодически пососать вымя матери. Таких монголок лохматых и маленьких было две. Одинаковых как близнецы. Вторая тоже имела жеребёнка. Иногда случалось что оба жеребёнка прибьются к моей лошади- тогда надо дать возможность обоим пососать молока. Иногда оба уйдут к другой кобылке. Тогда моя лошадь вообще перестаёт ходить. Вымя распирает от молока и она останавливается. Первое время я её просто сдаивал на землю. Потом приспособился сдаивать в кружку и пить молоко. Так что я был даже рад когда её жеребёнок убегал к другой кобыле. Моя кобылка могла поесть только ночью- днём из её старались выжать все силы. Я на ней вечно не успевал ни куда. Самое большее что она могла- это пробежать несколько метров рысью.
Её и били палками, бичом, вилами и вообще чем ни попадя - она только шарахалась в сторону и опять шла шагом. Однажды она сделала несколько прыжков через грязную низину испугавшись несущегося на стан табуна лошадей. Я от неожиданности упал в грязь, табун пронёсся мимо меня. Но то ли лошади такие умные, то ли я такой маленький- ни одна не наступила на меня. Моя кобылка мелкой рысцой побежала следом, не обращая внимания на мои команды. Вообще, надо признать, что лошади все были очень худые. Овёс давался только выездным лошадям председателя колхоза, остальным: зимой- сено ровно столько чтобы не сдохли, а летом- трава на выгоне. К тому же на них весной пахали свои огороду колхозники, а летом до снега на заготовке сена. Тут, как говорится, не до жиру- быть бы живу. Сёдел, естественно, не предусматривалось для копновозов- потому все, кто ездил верхом на лошадях, ходили первый месяц широко расставляя ноги и утирая слёзы от боли. Естественно, основная масса детей не выдерживала и неделю работы. Конечно каждый как- то стремился приспособиться- клали на спину лошади старую фуфайку или сворачивали её в несколько раз и привязывали верёвкой. Но за этим строго следили бригадиры. От пота под фуфайкой у лошади могли появиться на спине язвы. И у какой лошади это произошло- наездника выгоняли с работы, лишая последнего шанса заработать.
Первый месяц был самым трудным. С работы привозили не меня, а маленький трупик. Иногда я и не евши падал в кровать и засыпал. Мать мазала подсолнечным маслом мои ссадины между ног, пока они не превратились в наросты как у каратиста на суставах пальцев рук. Освоившись и втянувшись в работу я начал чувствовать себя гораздо увереннее. Бригадир видя это дал мне молодую кобылу по кличке « Малинка». Она была недавно объезжена, но всё равно очень своенравна. Стоило мне на мгновение расслабиться и опустить поводья- она хватала меня зубами за ногу и сбрасывала с себя. А сама весёлым галопом убегала куда нибудь подальше есть траву. Бригадир нещадно материл меня за ротозейство и я пулей бежал ловить её на лугу. Но «Малинка» была очень умная и хитрая кобыла и поймать её стоило большого труда. Прошло какое- то время и я приспособился к характеру «Малинки». И она «втянулась» в работу, стала менее капризной и своенравной. К тому времени я стал одним из лучших копновозов. Основным недостатком было то что лет мне было маловато, росточек тоже был очень не велик, по этой причине ногами я не мог крепко сжать лошадь и удержаться на ней. Оставалось цепко держаться за гриву лошади. Сёдел, как я говорил, не предусматривалось.
И всё же бригадир решил рискнуть и повысить меня в должности- поставил меня одним из верховых на сдвижку. Сдвижка- это агрегат для сдвигания валков сена парой синхронно управляемых лошадей парой всадников и одним человеком для груза. То есть три человека должны очень слаженно взаимодействовать что бы собрать валки сена и быстро их доставить к стогу. Весь темп работы выполняется часто в галоп и рысью. Шагом почти не работают. Естественно я не смог в таком темпе выполнять маневры на лошадях. И в один из маневров, когда лошади неслись в галоп за новой порцией сена, я не удержался и упал с коня. Хорошо что не попал под сдвижку - иначе был бы переломан этим агрегатом. Больше меня на её не садили, и я продолжил карьеру копновоза. К тому времени я был уже опытным верховым. Ходил не торопясь, чуточку в развалку и широко ставя ноги, но не от того что не могу по причине сбитой кожи, а потому что так принято. Речь тоже изменилась. Говорил не торопясь, взвешивая свои слова и чувствуя к себе внутреннее уважение. Трудодней было заработано мной больше чем у многих моих сверстников. С работой освоился настолько что старшие ребята со мной часто советовались. Короче - деревенский мужчина - только маленький.
Иногда оставались с ребятами на стане ночевать. Вечером игра в прятки, потом костёр, звёздное небо, нескончаемые разговоры. Однажды во время игры в прятки я залез под бытовку на полозьях из стёршихся брёвен. Из всех ребят туда пролезть мог только я по причине своих малых размеров. Под бытовкой в темноте на ощупь обнаружил мешок. А в нём пакеты с прессованной гречневой кашей. Развернул один из них и стал грызть. На следующий «кон» - опять туда. И опять грызть. Когда наелся- говорю нашему старшему пацану, которому было около 14 лет:
«Митька, пойдём покажу что я нашёл!» - подвожу его к бытовке и шмыгаю под её. Вытаскиваю наружу небольшой мешок (сидор- как говорят в народе) полный пакетов гречневой каши. Митька сразу сообразил что это наша повариха сделала «заначку» . И кричит остальным: «Идите сюда, смотрите Луниха (по фамилии Лунёва) кашу спрятала. Вот почему она нам в обед такую жидкую кашу давала! Давайте срочно костёр, ведро и сейчас такой ужин устроим!»
Сам Митька с группой ребят поймали лошадей и галопом помчались в деревню за молоком. А мы развели костёр, повесили над ним ведро с водой и кто начал искать дрова, кто занялся костром. И тут вскоре начали прибывать гонцы с молоком. В общем у нас был праздничный ужин. Полное ведро густой гречневой каши мы с аппетитом съели. Все были постоянно голодные, а тут такая радость! Оставшиеся несколько пачек неизрасходованной каши мы положили в тот же мешок и договорились ни кому ни чего не говорить. Разумеется очень тщательно помыли ведро и убрали все следы пиршества. Утром, когда приехали на машинах колхозники мы, как ни в чём не бывало, загнали табун лошадей в загон, каждый поймал свою лошадь и выехали на работу. В обед, все кто ночью учавствовал на пиру, как ни в чём не бывало, пообедали и опять на работу. Естественно и "Луниха" молчала о нашем разбое, и мы молчали о её махинациях. Но мешок с остатками пакетов каши исчез и больше там не появлялся.
Постепенно подошла осень и надо было идти в школу учиться. От летней гурьбы копновозов остались единицы. Наконец и последние ушли с началом учебного года.Подошла пора подвести итоги моей работы в колхозе. Отец запряг лошадь и поехал в центральную контору узнать сколько я заработал. Там объяснили что трудодней у меня всех больше из ребят. Но так как нас кормили в обед за это надо платить. И платить за все дни когда работал и не работал по причине дождливой погоды. В дождливую погоду я тоже обязан был идти на работу по уборке сена. Когда был дождь – сено, естественно, не убирали, но и за эти дни не платили тоже. Потому посчитали сколько дней было дождливых когда не платили, но кормили. И посчитали все трудодни. По их расчётам выходило что я ничего советской власти, в лице колхоза, не должен. С чем и поздравили. Естественно и колхоз мне ни чего не должен. Наверное это надо было посчитать за счастье. Ведь я целое лето катался бесплатно на колхозных лошадях, да меня за это ещё и кормили! Я приобрёл рабочий опыт на производстве. Но не повезло моему другу- Вовке «Цыгану». «Цыган» - была его кличка. После войны мужиков в деревне почти не было. Потому он родился после прокочевавшего через нашу деревню цыганского табора. Мать Вовки вызвали в сельсовет и потребовали что- бы она заплатила 5 рублей. Так- как её сына кормили в колхозе, а дождливых дней было больше чем ясных и он не смог работой расплатиться с советской властью. Пять рублей до 1961 года это 50 копеек после реформы- зарплата колхозника за 10 дней! Вы пошлёте своего сына на заработки при таких условиях? Денег, естественно, у одинокой женщины нет, а работает она в колхозе. Потому приняли соломоново решение- высчитать из зарплаты матери при выдаче. Тем более осень и у колхозников выдача зарплаты за год.
Приобретённый опыт в колхозе помог мне на следующее лето устроиться копновозом в другую организацию- в сплавную контору. Там было очень много лошадей- в основном на них выполняли всю работу по трелёвке и вывозке брёвен. И сено для них готовили всё лето. Условия были иными, чем в колхозе. То есть в обед не кормили, а обедали тем, что из дома каждый принёс. И на работу брали только тех кто хорошо работал в колхозе и прошёл это маленькое горнило. Но я то себя считал мужчиной опытным. Жаль, что маленький и по этой причине силы маловато. Особенно хомут одевать на лошадей, если ещё очень крупных и капризных. Но я уже мог их поймать, обуздать, заправить им в рот удила- металлические детали узды. Обычно лошадь против этой процедуры и поднимает высоко голову. Но я на её кричал матом и держась левой рукой за узду подпрыгивал и правой бил со всего маха по губам своим детским кулаком. Странно сознавать, но лошади это понимают и подчиняются человеку, хоть и очень маленькому. Особенно если забрался на лошадь верхом, погонял её галопом до изнеможения или ещё лучше с каким-то тяжёлым грузом- трелёвка тяжёлых брёвен или что- то в этом духе. Главное вымотать её до предела. И вести себя уверенно. Когда лошадь стала осознавать что хозяин это ты, и вы стали легко понимать друг друга можно давать какое-то лакомство и только в награду за правильное поведение. Так что конкурс в сплавную контору я выдержал и стал работать копновозом.
Агрегаты для сбора сена типа «сдвижка» там не применяли, а работали в обычном рабочем ритме. Всё это было мне знакомо и не составляло трудностей. Конечно донимали оводы. Лошади бились от них в упряже, падали, катались по земле, переворачиваясь через хребет, иногда убегали от оводов куда глаза глядят. Но это не выходило за рамки необычного. Где нет оводов? Конечно лошади очень худели в этот период. Но это было неизбежным, придёт зима- оводов не будет. А будут другие трудности- недостаток корма, тяжёлая работа на трелёвке и вывозке леса и т. д. То есть обычная тяжёлая жизнь, неизвестная городским жителям.
Отработав лето в сплавной конторе я получил при расчёте 48 рублей. (После денежной реформы 1961 года это- 4 рубля 80 копеек) Деньги очень скромные- что и говорить. Но ведь в колхозе и этого я не смог заработать! Я очень часто ссылаюсь на денежную реформу 1961 года. Этих реформ в России было не счесть, но эта- 1961 г. Была в моей жизни первая- потому запомнилась очень хорошо. Очень много говорилось о ней по радио. К этому времени родители смогли купить радиоприёмник. Вернее купить наложенным платежом через посылторг из города Новосибирска.
Радиоприёмников в то время было в деревне очень мало: в сельсовете, в школе, у директора школы, у председателя колхоза ну и может ещё один- два. И то мы купили только в силу сложившихся обстоятельсв. Наверное многие слыхали о программе поворота северных рек на юг? Эта бредовая идея коммунистов коснулась и нас. А чтобы направить северные реки на юг- надо было сделать огромные водохранилища- поднять уровень воды и затопить огромные пространства равнинных лесных массивов, а что там живут люди- это власти волновало в самую последнюю очередь. Но пока не затоплены леса- их отдали в рубку всем колхозам страны в плоть до Молдавии. Колхозы высылали отряды колхозников на лесозаготовки. Платили по конечному результату- за каждый кубометр брёвен на складе. Население деревень создавало бригады и готовили лес для колхозов. Бензопил в то время не было, техники тоже. Но под эту грандиозную работу были выделены трактора ДТ-54 и начали появляться бензопилы. Отец был молод, здоров, силён - собрал бригаду энтузиастов. Каким- то образом купили бензопилу в Ленинграде (не ближний свет) – взяли участок леса и началась каторжная работа. А надо добавить что вся эпопея началась по первому снегу. Жить надо было в лесу. Выкопали землянку, Сделали нары в два этажа и начали заготовку леса. Результатом которой стала покупка радиоприёмника и решение других острейших материальных вопросов. Например летом не только наша семья, а вся деревня ходила босиком- не на что было купить обувь, да и не только обувь. Мы строили светлое будущее, как позднее выяснилось, не для себя а для теперешних олигархов.
Второй раз на работу в сплавную контору я устроился после восьмого класса. Мне было уже 14 лет и это считался вполне нормальный возраст для производства. Мало того- по законодательству того времени с меня брали налог «за бездетность». Не слабо? Видимо этот закон был для того что бы человек как можно раньше чувствовал себя полноценным мужчиной. Занимались мы молевым сплавом леса- это когда каждое бревно плывёт по реке индивидуально. Зимой лес валят- пилят на брёвна (сортименты) длиной 5,5 м-6,5м свозят к реке и складывают в штабеля. Весной, когда в реке много воды, делают « кошеля»- плоты с внешней обвязкой брёвен и тянут вниз по реке катером. А когда весенний паводок пройдёт- штабеля из брёвен разбирают- скатывают в реку и брёвна плывут сами по себе до приёмного пункта. Где из них или вяжут плоты и сплавляют дальше или вынимают из реки и грузят на железнодорожные платформы. Первый месяц я работал по первому разряду. Второй- по второму. Третий- по третьему, где тариф был своеобразным- 2 рубля 87 копеек. Ровно столько стоила, в то время, бутылка водки. Для государства она обходилась в 3 копейки. Так что пьющий человек был самым большим патриотом. Сначала почти задаром работал, а потом, заработав копейки- тут же отдавал их назад государству. В какой стране были ещё такие патриоты?
С первой получки купил себе хорошие туфли. Хотя как считать? Но для меня они были верхом мечты- до восьмого класса проходил в кирзовых детских сапогах в каких ходили все. А летом после снега и до снега ходила почти вся деревня босая, за исключением мужчин. Мужчины обычно ходили в кирзовых сапогах. Редко кто мог позволить себе ходить в туфлях. В один из выходных дней я предварительно сходил в районный универмаг за 15 километров от нашего села и посмотрел что можно купить. Понравились туфли за 25 рублей- что бы их приобрести надо было работать полмесяца. Вы, наверное, скажете:»Зачем такие дорогие туфли выбрал?» Но за простые тапочки надо было работать больше одного дня. Эта модель туфлей была далеко не самая «крутая» она и сейчас продаётся, только за эти туфли надо работать не полмесяца, а всего один день обычному рядовому человеку. Приобрёл предмет моей мечты и счастливым вернулся домой. Много ли нужно для счастья? Я тогда ещё не знал и не понимал что существует ценовая политика государства. Наверное и многие так же себя чувствовали. Это уже потом, когда поняли какая у нас власть. А когда поняло большинство- она и стала не нужной.
Наверное на любой работе первый месяц наиболее трудный. Но на моей был особенно. Поставили меня чекеровщиком. Это вроде бы очень простое дело- прицеплять к трактору брёвна, которые по какой то причине оказались далеко от русла реки.Трактор их тянет на берег реки и на берегу их отцепить. Но брёвна остались не случайно в стороне. Чаще всего они были глубоко в грязи или в какой то низине что почти одно и тоже. Под бревном надо подкопать что бы подсунуть под него трос и прицепить к трактору. Обычно это были очень толстые брёвна, которые не смогли рабочие руками вытащить. Чекеровщиком ставили только- что начинающих работать пацанов. Взрослых мужиков почти никогда. Подлянка заключалась вот в чём: для чёкера брался кусок изношенного оборванного стального троса и на нём с двух концов завязывались по одной петле. Вот и чёкер готов. Весь изношенный до предела трос покрыт, как ёжик колючками,- оборванными стальными нитями. Я понимаю что это делалось от того что стальных тросов хронически не хватало и каждый трос был на строжайшем учёте. Но и таким, каким мы работали- работать невозможно. Рабочие рукавицы выдавались из тоненького сатина сроком на один месяц. Их не хватало и на один день.
Теперь попробуйте этого ежа-петлю подсунуть под бревно, лежащее глубоко в грязи. Потом сверху бревна в петлю засунуть во вторую петлю, затянуть трос и прицепить его к фаркопу трактора ДТ-54. Руки будут в крови от многочисленных проколов оборванными стальными прядями. К тому же сам весь в грязи. На такую работу ставили пацанов на один- два дня. Руки опухали от множества ран и инфекции. Конечно руки предварительно обматывали тряпками, Старались, если возможно, найти, достать, выпросить нормальный чёкер с крюком вместо петли. Но это получалось далеко не всегда. А на пацанов смотрели как на расходный материал. Ни каких больничных не оплачивалось. Не вышел на работу- значит не хочет работать. Отработал два дня и больше не смог- руки воспалились на столько что пальцы не гнулись. Меня заменили другим пацаном, а меня направили в бригаду молевого сплава леса. Пока река была относительно полноводной мы разбирали штабеля брёвен на берегу и скатывали их в реку. Далее они плыли по течению сами. А бригада обычно следовала за последними брёвнами и вела «зачистку хвоста». То есть те брёвна, которые выплыли на мелководье или образовали затор по какой то причине- их стаскивали в русло реки и отправляли вниз по течению. Заторы разбирали и брёвна тоже отправляли вниз по течению реки. Когда вода «упала»- то есть уровень опустился до летнего состояния- центр русла ограждался «бонами»- брёвнами скреплёнными шарнирными скобами- «ершами» и брёвна плыли по центру русла реки. Река была равнинной- дно илистое и на поворотах русла реки вбивались в дно сваи чтобы удерживать «боны» на прямой линии вдоль течения реки. Сейчас молевой сплав леса запрещён по нескольким причинам. Первое- это кора деревьев токсична для рыбы и другой живности. И главное- этот метод очень трудозатратный. Проще дерево сразу везти из лесосеки на перерабатывающее предприятие.
При низком - летнем уровне воды - ниже штабелей леса реку перегораживают земляной дамбой, поднимая воду на 2- 3 метра. В воду скатывают брёвна, а затем разбирают земляную дамбу вручную. Вода вместе с лесом устремляется вниз. В это время самое главное и самое опасное- не дать возможности, плывущим на большой скорости брёвнам, образовать затор. При образовании затора из плывущих брёвен- брёвна ломаются как спички, слой брёвен бывает до 12 рядов. Только начинал образовываться затор- наиболее отчаянные и смелые бросались его разбирать. Но это было сверх опасно. Вся пробка из брёвен могла двинуться. И если не успеешь выбежать на берег по плывущим брёвнам- то тебя потом могут вообще не найти под новыми наносами земли. Если образовался серьёзный затор в несколько слоёв брёвен и его не удалось разобрать, то делалась новая земляная дамба ниже затора. Воду поднимали опять на 2- 3 метра и всё повторялось вновь. Перед разборкой дамбы вдоль участка реки расстоянием в 1-2 километра расставлялись рабочие. Каждому поручался участок на котором не должно произойти затора из плывущих брёвен. Надо было очень быстро перемещаться по своему участку и направлять плывущие брёвна вдоль русла реки. Однажды мне достался участок реки где по центру русла реки из воды торчал «топляк». Один конец берёзового бревна замыло илом, а второй торчал из воды. Надо сказать что такие породы как: берёза, осина, лиственница очень быстро тонут в воде и при молевом сплаве от них одни проблемы. Этот, торчащий из воды конец бревна, задерживал плывущие по воде брёвна и я постоянно забродил в воду и сбрасывал их с «топляка». Но надо смотреть и за остальным участком.
Пока я отлучился для осмотра остального участка здесь произошёл затор из плывущих брёвен. Вернувшись я начал его разбирать. Но брёвна прибывали и прибывали. Я уже не успевал их стаскивать с «топляка». Позвал на помощь моего крёстного- одного из родственников, находившегося выше по течению реки. А сам поставил ногу чтобы сдерживать подплывающие брёвна и продолжил разбирать затор. Но брёвен плыло уже столько много, что я не смог их удержать и они зажали мою ногу. Давление нарастало. Я не успевал сбрасывать брёвна и закричал: «Крёстный, скорее, я не могу!» И тут увидел его. Он шёл не торопясь вдоль берега, поправляя на ходу плывущие брёвна. Я закричал изо всех сил: «Скорее! Нору зажало!» Когда он увидел что я тщетно пытаюсь освободиться, а брёвна плывут уже сплошным потоком и не только раздавят ногу, но и утащат меня под воду- побежал. Подбежав ко мне попробовал отодвинуть верхние брёвна- не получилось. Их было уже слишком много. Начал разбирать нижние. Силы у мужика было гораздо больше чем у меня- потому быстро сбросил с топляка брёвна и я выдернул ногу. По ноге текла кровь. Ещё минута- две и помощь могла запоздать. Так проходило естественное выживание моих сверстников в деревне.Подобные случаи были не редкость и основная масса мужиков в России не доживает до пенсии.
Отработав пару месяцев я чувствовал себя « в своей тарелке». То есть мог свободно стоя на одном бревне с багром переплыть не широкую реку, перебежать на другой берег по плывущим брёвнам и другие деревенские забавы, что мы устраивали. Короче- подошла пора обратиться в контору с просьбой чтобы мне выписали трудовую книжку. Чем привёл конторских в недоумение и смех: «Тебе трудовую!? Зачем?»
- Когда пойду на пенсию - будет считаться трудовой стаж.
-Тебе трудовой стаж?! Тебе сколько лет?
-Четырнадцать!
-Ты доживи до пенсии! Это твоя главная задача! А пенсия тебя найдёт!
На что я возразил: «Как деньги за бездетность брать с 14 лет- вы берёте, а как трудовую выписать- так я ещё молод».
-Иди от сюда! Шибко грамотный растёшь! Нам шибко грамотные не нужны - своих хватает!
Спорить без полезно. И я побрёл не солоно хлебавши. Доработав до сентября продолжил учёбу в девятом классе. Но уже недалеко от г. Красноярска. Там жил мой дядя Вася, а у нас в деревне была только восьмилетка. О дяде Васе отдельная история- был любитель и любимец женщин. Весёлый, жизнерадостный мужчина. После девятого класса поступил в Бийский лесной техникум на лесохозяйственное отделение.