Эпизод 16

Принц Рокси
   "Ах, дорогой! Вот я и вернулся, чтобы поведать тебе новую повесть и историю нашей с тобой подруги - малышки Пеппи. Сегодня роль сказочника принадлежит мне - преданно и нежно любящему Лео. После ночи, проведенной в компании кошмаров, поющих во славу романтических комедий... Нет, не так... Я же рассказчик, будущий режиссер, а не актер и не главный герой - меня в кадре быть не должно. А жаль, очень жаль! Лео всегда готов сыграть самую сложную и неожиданную роль! И поразить тем, насколько неузнаваемым он может быть! Поверь, мой дорогой, моя специальность и профессиональные навыки могут быть незаменимым и мощнейшим оружием актера! И я почти уверен, что в каком-то смысле мне придется показать себя и актером, но как это ни парадоксально - играть самого себя... Точнее...   Но не сомневайся - со своими оба раза анти- гражданским и профессиональным долгом я пока справляюсь и сам себе готов поставить наивысший балл! А любой, кто узнал бы о моих скромных планах, был бы впечатлен не меньше моего и, уверен, наградил бы меня высшей мерой наказания за одни лишь помыслы о дальнейших моих действиях... "Леопольд Араши приговаривается к...". Надеюсь, это будет приятно в своем роде!

Ну, что ж... Писатель из меня точно был бы плохой, как, впрочем, и рассказчик... Итак,
Одним угрожающе прекрасным утром, озаренным светом розового солнышка на золотом небе, когда суетливо чирикали птички в садах... Тоже не годится. Поверь, друг, я и не подозревал, что желание поделиться с тобой в чуть более художественно, чем исповедально-интимно оформленной историей, может оказаться столь удручающе неисполнимым!  Эх ты, Лео! Может, чашечку кофе с тертым шоколадом? В общем, расскажу, как есть, то, о чем и хотел твой друг Лео. Не мудрствуя и не проверяя свои способности в беллетристике.

  "Смерть королевы"

Сценарист и режиссер: Пеппи.
Рассказывает Леопольд Араши.

  В сумрачном королевстве, у которого не было границ, не было четких очертаний и все менялось тотчас вслед за слабым дуновением ветерка её мыслей, была Королева... Она была Королевой Разбитого Сердца. Возможно сердце её кто-то разбил нечаянно, пронзив взглядом своих глаз, или оно раскололось, наполнившись слезами, которые пролили стихи менестрелей, исчезнувших с последним вздохом последней песни? Возможно, она была заколдована и её сердце с первых дней оказалось неспособным понять любовь и отдать её другим... Как бы то ни было, душа её металась в поисках утешения для своего несчастного сердца, в поисках чего-то, в чем увидит оно свою любовь и поймет, в чем смысл её и счастье для души её... И перестраивала она свое королевство много-много раз, переделывала себя, но сердце оставалось неизменным - надтреснутым и не ведающим любви, в котором все отражалось, как в кривом зеркале, отравляя её мысли и чувства... И решилась она наконец оставить свою корону, перестать добиваться ускользающей любви и, возможно, отправиться в путешествие. Но какое? Оно могло бы оказаться бесконечно долгим... И это было эгоистично с её стороны - ведь без неё оно могло бы погибнуть вместе со всеми своими фантастическими особенностями! Но она ведь не знала чувства любви. Кроме того, порой смысл любви чудился ей в смерти. И потому Королева Разбитого Сердца настаивала на своем - она просила звала в гости смерть...  Она жаждала новой жизни - для воплощения новых ролей, не сдерживаемых тяжелыми узами королевской власти и надменной холодности, присущих всем особам королевской крови, независимо от их желания быть добрыми и такими чуткими к своим поданным и народу... И Королева вспыхнула на солнце, озарив все вокруг ослепительным светом..."

   Не зная об уготовленной ему участи и роли, преданный своим дорогим друзьям и возлюбленным, Лео Араши, мазохистски восторженно любуясь ярким утром, не спешил вовсе встретиться с дьявольски пунктуальной машиной "Вильгельмина", несмотря на радость общения с Лаффом, Пеппи и другими ненаглядными его подопечными и будущими его непосредственными сотворцами! Однако рассыпанные недалеко от такого очаровательно мрачного крыльца их милого "домика" вырезанные из страниц буквы и цифры, и многочисленные старые конверты заставили слегка насторожиться и задуматься -  от кого бы могли быть эти послания и о чем? Лео поднял одно из писем, развернул и прочел, что безымянный адресат приглашен на торжественную церемонию королевских похорон... Адресат нахмурился и слегка ускорил ритм мелодично стучащих по дороге каблуков. 

У удивлению и радости своей, не обнаружив обманчиво сладкой усмешки фройляйн Вильгельмины, отправился Лео сразу к несчастной Королеве, проигнорировав даже ожидавшее приветствия зеркало, приготовившее в этот раз для него небывало серьезное отражение.      

Хотя не мог он забыть о Лаффе даже при угрозе потерять одну из главных своих героинь. Осторожно открывшуюся дверь встретил грустный взгляд и полные ожидания оглашения диагноза глаза длинной и нескладной девушки, державшей в руках и гладившей свои косы, как прежде любимого питона:

- А где же все? - Спросила она непривычно звонким и глубоким голосом, отдавшимся от стен слабым металлическим эхом. С выражением какой-то безразличной надежды... Признаться, и такой циничной мамаши, как Лео, сердце вздрогнуло. Попытался вспомнить ночной кошмар, но не помогло. Видеть королеву столь смиренной и покорившейся жестокому приговору с глазами маленького цветочного монстра, который ждал отравленную конфетку... Такие эмоции дарят только шедевры искусства старины! Я подумал об украденных Мартом манекенах - они бы составили фантастически торжественную церемонию! 
    
- Я и генерал и армия, и народ-судья, и свой же палач... - Начала вдруг Пеппи. - Как могут двое столь разных, заключенных в одном, быть столь слепы, одиноки и несчастны? Выход есть и только один... Лишь только иной герой примирит их. И герой этот - смерть.  Я счастливо взойду на эшафот, как свергнутая когда-то королева... Или преданная? Самою же собой, народом или неверным возлюбленным - нет боле у правосудия роли. Я лишу себя того, что вы так любили и за что боготворили - заберите золотые мои косы! И эти зеленые глаза... Всю по частям себя раздам!!!  Сожгу и свой портрет... Но не надену саван! Чтоб к новой жизни нагой возродиться и... Там я выберу сама, кем мне стать. Быть может скромным учеником, а не как когда-то проповедником? Прощай, жестокая я и вы все, любившие меня, чьих чувств разглядеть я не смогла.. Простите и прощайте. Пусть непохожей стану я на прежнюю меня и не вспомню никогда... Об ошибках прошлых, боли...

  Она бережно, целуя, разложила на полу засохшие бутоны роз, покрытые паутиной, рассыпав на пол их почивших давно хозяев, свое "подвенечное" платье, "терновый" венец из колючей проволоки, свой портрет, песни во славу абсурда, любимую книгу и многое из того, в обладании чем Леопольд даже и не подозревал чудную Пеппи... И начала она бесконечно долго прощаться с каждым из этих предметов, называя их по имени, делясь своими с ним воспоминаниями, отвечая на вопросы и задавая их.. Казалось, это будет длиться и длиться... Как пятиактное театральное действо давнего прошлого, исповедь дамы в годах, становившейся вдовой десять раз или рассуждения самого Лео... *улыбка* Её косы оказались там же вместе с синтетическими или сладкими зелеными глазками и подушечкой для булавок в виде сердца, которую она разорвала ногтями и зубами на кусочки настолько маленькие, насколько было возможным...

И для каждого из предметов, как для своего драгоценного и любимого некогда я, с которым прощалась,  она исполняла веселый ритуальный танец, заливаясь звонким смехом и напевая, что нет ничего веселее и торжественней смерти - возрождении к новой жизни!  К ней присоединилась и  появившаяся вдруг, как всегда из ниоткуда, Алиса, подражая завываниям всех её девяти кошек сразу.

Королевские розы с их хрупкими и обломавшимися шипами были казнены, платье невесты обратилось, как ведьма, в пепел... Прощай, Королева. Прощай та, что верила, будто королева лишь достойна большей любви. Кто же родится в следующей главе?
Пеппи попрощалась и уснула. Покойся с миром, неспокойная и несчастная девочка.



   Внезапное отсутствие всегда неизменно охраняющей свой пост стражницы порядка, Вильгельмины, в никогда не покидающей её плеч паучьей шали, тоже немало настораживало... А Лео ведь даже почти и не начал приводить в действие свой план - игра только-только началась! 

   Но вот появилась Вильгельмина, выглядящая не столь блестяще и выдержанно, как обычно. Лео встретил её молча, лишь кинув удивленный взгляд поверх бликующих стекол очков и слегка приподняв бровь. Он коротко бросил, задумчиво-серьезно заполняя журнал, который только что успел с любовью и явно соскучившись, открыть:

- Прекрасный день, прекрасная Вильгельмина, не правда ли?

Она ответила уничтожающим взглядом и через полминуты зло прошипела:

- И правда прекрасный, господин Араши!!! Что же может быть лучше, чем проспать из-за прекрасного, сладкого и романтичного сна и поломки этих чертовых часов!

- Тебя посетил столь же прекрасный как и ты сон?

- Ооо, да! Мне приснилось, что в мире не осталось ни одних часов! Время исчезло! Исчезли солнце и луна, все спутники! Исчезли все зеркала! Все до единого измерительные приборы!!! Разве это не потрясающе?

- Кажется, мечта Лаффа пришла к тебе...

- И вдобавок... - Вильгельмина сжала кулаки от ярости, а Араши от удивления даже не улыбнулся такому восхитительному "кошмару", пытаясь угадать, что же может быть ещё страшнее, - вдобавок... За мной гналась целая толпа...

- Твоих преданных поклонников, неподражаемая?

- Да!

  Леопольд не удержался и рассмеялся, чуть не упав со стула, когда резко откинулся назад, хлопнув рукой по журналу, но все же умудрился сохранить равновесие и уже лишь широко улыбаясь, ответил:

- Я сочувствую тебе, дорогая... Это и правда невыносимо жуткий кошмар и действительно является достаточным оправданием четырехчасовому опозданию. И как твой единственный непосредственный начальник, я готов дать тебе полноценный выходной, чтобы ты могла привести в порядок свои нервы - отполировать их до стального блеска, чтоб сияли пуще прежнего, проверить и подкрутить все механизмы, и представить, что ничего не было. Могу оказать и чисто профессиональную поддержку. - Он назло устало и сонно ей улыбнулся, что могло бы показаться сочувствием. 

- Они давали мне оскорбительные и недостойные моей дисциплинированности, ума и силы воли эпитеты! Такие могут изобрести только твои извращенные ум и язык, Лео! Это всё ты виноват! Ты и твой пациент, с которым ты нянчишься! А вообще... - Вильгельмина гордо выпрямилась и задрала голову, приняв присущее ей надменное выражение. - Это была непозволительная слабость с моей стороны и непростительное нарушение дисциплины и сбой самоконтроля. Приношу извинения.

  Лео задумчиво глядя сквозь неё, надул губы и покачал головой. Все так же привычно она хмыкнула и выхватила из-под его руки журнал.