Одуванчик мой рыжий...

Милена Михайлова
Женька мне как старший братик был. Я на него снизу вверх смотрела всегда, глазищи огромные… Нет, мы не то чтобы встречались… Так, ходили вместе. Это тогда называлось «встречались», но не больше - он думал, что я маленькая. Конечно, он всё видел, всё знал…

Бывало, приобнимет меня так и говорит:

- Эх… одуванчик ты мой рыжий.

Он ходил в спортзал качаться. Вот такенные мускулы! К нему подойти вообще боялись, не то, что драться… Наська так и называла его «Женька-качок».

Наська… подруга моя. Везёт мне на Насек – все, как одна… ладно. Не буду.

- Все качки тупые, - говорит. – Зачем тебе эта груда мускулов?

А я возьми да и скажи:

- Нет! Он добрый… А ещё он этого… ну, поэт немецкий на «Г»… наизусть знает.

- Да? Гейне? Ой, надо же… Ну-ну. Я зайду к тебе как-нибудь, - и подмигнула. Нехорошо как-то.

Я подумала – просто Наська качков не любит. А Женька был не тупой. Я ей говорила.

Мы с Женькой сидели как-то у меня, футбол смотрели.  Тут Наська приходит. В такой открытой майке… я даже покраснела, потому что… ну… видно всё. И юбка на ней – мини. Очень… мини. Села прямо напротив Женьки – а он футбол смотрит. И я вроде футбол смотрю.

И тут Наська ногу на ногу закинула, и мини сразу куда-то спряталась. Остались одни загорелые ноги… А Женька сидит, футбол смотрит. Хоть бы что вроде бы.

- Жень. Миленка говорит, что ты Гейне наизусть знаешь…

- Знаю.

- Прям на немецком?

Женьке хоть бы хны, он футбол смотрит.

- Прям на немецком, - парирует, как в теннисе, глаз от форварда Тихонова не отводя. Это он мне рассказал, кто такой форвард Тихонов, поэтому я знаю.

- А почитай? – Наська просит таким вкрадчивым голосом, что фиг откажешь.

- Щас…

Женька, глянув искоса, стал читать. Наизусть.

- Живые чувства расцветают
 И отцветают в свой черёд;
 И вновь цветут… и вянут снова…

ГОООООЛ!!!!

Наська, было разомлевшая, перепугалась, потом снова ногу поменяла. А Женька вообще к ней интерес потерял… вроде бы.

Потом он пошёл на кухню, за водой.

Потом Наська пошла. Их долго не было…

В коридоре что-то упало, кажется.

А потом… потом Женька перестал со мной ходить. Мы же просто ходили, не встречались даже. Даже за руки не держались.

Наська иногда приходила, но про Женьку не спрашивала.

Потом я узнала, что Женька с Наськой встречаются. Но у них не вышло ничего. Просто Наська оказалась для Женьки… простоватой слишком. Дура, говорит, провинциальная. А глаза у него до сих пор грустные, когда он её видит. А я хоть и маленькая, но всё вижу, всё понимаю…

Однажды он, как раньше, приобнял меня и говорит:

- Эх, Миленка… одуванчик ты мой рыжий…

А я его огромную лапищу убрала со своего плеча, посмотрела так… и ушла.

Наверное, я просто стала взрослой…