/перевод с английского/
Грэг решил напиться. Его опять мучали видения мёртвых сослуживцев. Каналья, сколько же нужно выпить рома Кракен чтобы тела, разбросанные по горячему песку, исчезли. Дали бы ему сейчас в руки крупнокалиберный пулемёт, расстрелял бы всех к чёрту, а так приходится пить. В остальном на жизнь ему жаловаться не приходилось. Он не любил канючить, и не подавал на двухгодичное пособие по безработице, положенное после увольнения, как сделали многие приятели. Ему казалось унизительным принимать подачку от государства, которое его, да и всех вокруг жёстко поимело развязав это тупую, уродливую войну. Какого хрена они туда полезли? За нефтью, за дерьмовым геройством, чтобы приезжающие генералы вешали ленточки, медали на грудь и произносили дурацкие речи в честь погибших? Лично он давно всех послал, потому что ничего достойного или храброго в войне не видел. А девять своих медалей он выбросил в мусорный ящик в первый же день увольнения. Но сейчас у Грэга всё ништяк, он учился в Колумбийском университете и получал стипендию как талантливый, подающий надежды студент. Хватало на квартиру, еду, и бутылку рома. После учёбы он подрабатывал в магазине спортивных товаров, откуда заворачивал в ближайший кабак и пропивал заработанные за вечер деньги. Платили ему десять долларов и пятьдесят центов в час. За пять часов минус налоги выходило ровно тридцать семь долларов и двадцать два цента. Целых пять бокалов пива.
Он добрался домой и открыл бутылку Кракена. Через час решил перерезать себе вены, но перед этим позвонить в министерство обороны, отдать последние распоряжения по поводу завещания. Грэг мечтал о похоронах в открытом море. На другом конце трубки поинтересовались много ли он сегодня выпил, а потом уточнили что самоубийц они в море не хоронят. Вот оно как оказывается. После ещё одного стакана в дверь постучали полицейские. Они вежливо спросили как обстоят дела, а он почему-то полез доставать пистолет из кобуры близстоящего дылды-сержанта. Втроём они еле повалили его на пол, надели наручники, и вызвали скорую помощь. В больнице его обступили медсёстры и врачи, начали тыкать в вены шприцами.
- У тебя есть удостоверение личности?
- Нееет.
- Как тебя зовут?
- Грэг.
- Помнишь свой номер социального страхования?
- Нееа.
- Какой у тебя номер социального страхования? - работники настаивали на своём, им позарез был нужен номер, только так они могли в дальнейшем выставить счёт за услуги.
- Не помню тебе говорят. Посмотри на мою собачью бирку.
- Собачью бирку?
- Ну, жетон мой военный тупая ты башка.
Его затрясло от холода. Медсестра накрыла белым хлопковым одеялом, стало тепло и уютно. Он заснул.
Ближе к вечеру Грэг очнулся. Ещё хмельного, плохо соображающего, его посадили в инвалидную коляску и вывезли из отделения скорой помощи. Они втроём, чёрный санитар-бочонок, смуглая высокая девица на каблуках, и он, поднялись на лифте на шестой этаж больницы. Он сразу понял куда попал. Дверь-то чёрный чувак открыл своим указательным пальцем. Система безопасности здесь неспроста. Смугляночка с острыми сосками под белым облегающим халатом сложила его вещи в бумажный пакет и аккуратно поставила в холодильную камеру.
- От клопов, в сильный мороз они дохнут. - сказала она.
Грэга попросили снять трусы. Сестрёнка с удовлетворением туда посмотрела и выдала ему голубую рубашку и голубые брюки. Она специально подыскала на размер меньше, ей нравилось наблюдать за плотными мужскими ягодицами. Её настолько возбуждали задницы психов, что каждый раз после смены она запиралась в служебном туалете и тихо мастурбировала. А потом шла со спокойной душой в супермаркет покупать мужу и двум детишкам на ужин пиццу.
По ярко освещённому коридору ходила чёрная мымра, кричащая она завтра выходит на волю. Шатался ещё белый пожилой тип с совершенно отключённым взглядом, походящий либо на плохо заведённого робота, либо на человека хорошенько накачанного наркотой. Санитары слонялись по коридору без дела, периодически записывая что-то в больших бумажных журналах прибитых к стене.
В его комнате не было двери, туалет тоже не закрывался. Зато напротив двух кроватей стояла пустая книжная стенка. У изголовья - две привинченные к полу тумбочки. Грэг сел на кровать у окна. Сзади раздался голос:
- Если что-нибудь нужно, скажи. Я здесь сам недавно. - седой сосед неподвижно лежал, глаза смотрели в одну точку на потолке.
- Не, спасибо, я прилягу пока, а потом надо будет поесть.
На пластмассовом подносе принесли безвкусную холодную вермишель с мясом, консервированные груши и отвратительный кофе с привкусом замороженных клопов. Такой дряни даже на войне не варили. Он еле себя сдерживал, чтобы не обозвать их за это сволочами. Нет, в психушке надо вести себя спокойно, начнешь буянить и надежд на скорую выписку никаких. Будут всякую хрень колоть. Поэтому Грэг молчал. Только он улёгся спать, как в комнату громко зашли две медсестры. Они везли перед собой тележку.
- Дай руку, измерю давление.
Вторая подсунула ему термометр под язык.
- Теперь стоя.
Ему пришлось развернуть свой кокон и встать голыми ногами на пол.
- Ты носки или тапки одень, поскользнёшься ещё не дай бог.
- Хорошо, в следующий раз одену.
- Ну так-то.
Утром его вызвали на сеанс групповой терапии, это когда психи собираются вместе и откровенно обсуждают проблемы. В комнате друг напротив друга на пластмассовых стульях сидели пациенты. Тиффани выключила урчащий телевизор и плюхнулась на стул возле входа. Нога на ногу. Грэг откровенно смотрел на её голые, гладко выбритые ноги и пытался разглядеть тёмное местечко. Взгляды других блуждали по комнате.
- Сегодня мы поговорим о тех изменениях, которые ждут вас после выписки из больницы, - она повернулась к татуированной бледной девице с проколотыми губами. - Я знаю, ты Рэйчел скоро покидаешь нас, а там совершенно иная жизнь.
- Да, - она кивнула, нервно смотря по сторонам. - Здесь я уже целый месяц, привыкла. Уже не бешусь. Вот у меня и подружки появились, - показала в сторону двух сидящих напротив. - А как жить не знаю. Работы нет, дома нет. Главное, я хочу стать хорошей матерью для своего ребёнка.
- Вот за это, дрянь такая, я тебя уважаю, - согласилась одна из подруг. - Самой мне некуда идти, мой парень, - ей было лет 60, - не заплатил за аренду, все вещи пришлось увезти на склад. Работать не могу, трясёт меня всю. А по специальности я хирург, должна глаза резать. Я бездомная на хрен. Не могу так больше. - тут она начала плакать и вышла из комнаты.
- Я в понедельник должен ехать к друзьям, - заявило пропитое и прокуренное лицо в тёмных очках, держа в руках электронную сигарету. - Вообще-то мне тоже негде жить, но они меня примут на Лонг Бич. Все они алкоголики, травку курят по выходным. Начнётся кутерьма по-старому, будем пить круглосуточно. Бороться сложно, я ведь тоже алкоголик. Пытался бросить, не получается.
Вдруг к окошку входной двери подошла седая полная тётка и стала строить глупые рожи, надрывно хохоча. Из лифчика она достала резиновые перчатки, бросила их на пол. Сняла футболку и прижалась к окну. На этом сеанс закончился.
Грэг вёл себя хорошо. Его выпустили через три дня. В последний вечер он познакомился с сестрой Пьетрой, итальянкой с длинными чёрными волосами и тёмными как ночь глазами. Она тоже училась в Колумбийском университете. У неё был глубокий вырез на груди, куда он пялился в течение всего разговора. Пьетра не обиделась, а спросила только какая у него медицинская страховка и кто будет оплачивать пребывание в больнице. Утром, по пути домой, он сидел в полупустом вагоне метро. Напротив него спящий бомж ссал в штаны. Грэг напрочь раздумал перерезать себе вены. Ведь самоубийц в море не хоронят. Вот оно как оказалось.