Ветреный день, с пылью и яростным шелестом недавно распустившихся листьев. Солнце немилосердно палило с высоты, изредка прерываемое набегавшими облаками. Мелькали между проводов ласточки, звенели в ушах звоночки на велосипедах, дети катались с глупыми улыбками вокруг песочницы и пары рябин, прикрывающих тенью небольшой столик, за которым рассевшись кудахтали о политике мамаши этих немилосердных к моей головной боли созданий, в безумии своем крутивших педали розовых велосипедов и звонивших до бесконечности в стальные звонки, отлитые в городах с названиями - Мигрень, Упрямство, Бесконечность.
Тихо играл Вагнер, своей тишиной опровергая всякий смысл в прослушивании Вагнера. Раскаты грома и шум волн несся из пластмассовых и, наверно, китайских колонок. Вливаясь в мои уши бальзамом, чудодейственным лекарством из смол елей Валгаллы, соли морской воды, которая утопила Нибелунгов, отчаянных вихрей, сбривающих хутора с живописных холмом Швейцарии и разбивающих об гранит высоченных Альпийских гор.
Мое внимание бродило от белизны свежевыстиранных простыней, развешенных кем-то ранним утром до бескрайних лесов из бетона, с высеченными окнами в готическом стиле, которые утром горели бесконечно ярко, не отражая солнце, а создавая его. Поздней ночью они хранили мрак, но жизнь там была, и причем очень активная жизнь.
Люди, что заходили в эти окна уже не возвращались. Сколько мое воображение не рисовало это возвращение, ему не суждено было свершиться. Ах да, простыни тряслись мелкой дрожью, развеваясь под напором ветра, если стать под ними, то в лицо повеет прохладой, влагой и запахом отбеливателя, который у каждого, в наш век, свой.
Постоянными повторениями Вагнер добивался того, что люди запоминали его произведения, даже не желая этого.
В просторе за окном я не видел простора. В музыке не слышал музыки. Воображение пыталось, но провалилось на выходе в оркестровую яму этих простыней, звоночков и рябин. В бездну песка и щебня, железных столбов и химических формул. Там оно застряло и отчаянно царапаясь пыталось воззвать к теме вечных ценностей, которые не покидали здания с окнами, но, возможно, заходили туда.