Она писала мне письма

Павел Рейнт
Она писала мне письма. Длинные, как ночь, пропахшие "Вирджиния слимс" и односолодовым виски, разбавленным ее собственными слезами. Все они начинались одинаково: "Знаешь, Рэй..." и заканчивались "Напиши мне...". И как только она меня находила? В этих бесконечных переездах, в кварталах, куда не совался сам дьявол, ибо обитающие там души были выжаты и высушены, превращенные в кислые сухофрукты. Даже моя шляпа никогда не знала, где упадет этой ночью, но она.... От нее можно было укрыться только на Марсе, да кто-то нацарапал ее имя на обшивке ракеты, и тогда я понял, что обречен. Когда безликие почтальоны протягивали мне ее письма, я замечал в их взгляде скорбящую печаль, словно они знали каждое запечатанное внутри слово. Если б их доставляли почтовые голуби, то наверняка кидались бы на оголенные провода высоковольток, одурманенные сквозящей из конвертов тоской. "Знаешь, Рэй, а ведь я все еще помню...". Иногда, она умудрялась звонить мне с телефонов-автоматов, на каких-то железнодорожных станциях (я слышал шум пробегающих поездов). Я уезжаю, - говорила она. Все к лучшему, - отвечал я. И потом долгая, невыносимая тишина, в которой мы топили несколько ничего не значащих фраз. Разумеется, она никуда не уезжала. "Знаешь, Рэй, всё так осточертело. У нас тут снег, и холодно до жути (без тебя)...". Иногда она кричала в своих письмах, тех, что были пропитаны виски больше обычного, что кинется с моста в Ист-Ривер, или раздробит свои кости в Гранд-Коньоне. Но мы оба знали, что такого никогда не будет. "Какого черта ты молчишь, Рэй? Ты знаешь, я исписала обои в гостиной твоими стихами. Теми, что ты шептал мне нашими бессонными ночами... Да будь ты проклят!". Ну а я... а что я? Я не знал, как ей помочь. Днем я перебирал полудохлые Форды, а ночью играл блюзы в прокуренных барах. Напивался до чертей и засыпая перед унитазом, боролся с мыслями. О ней... Да, что уж тут говорить... Не знаю, может это происки дьявола? Может это мой ад, но она поселилась в моей голове, выметав из нее весь прочий хлам. Устроив здесь свое гнездо. А ее глаза... Черт подери, сколько раз я бил стекла, только лишь завидев в них вот такой же отблеск той холодной синевы? И я готов поклясться своей шляпой - ее голос будит меня по ночам. "Знаешь, Рэй, наверное, так и должно было быть...". Ее подруги (по большей части бывшие), говорили, что с ней все худо. "Знаешь, в ней теперь больше виски, чем слез". Говорили, что она с кем-то спит, и что даже, кажется беременна от какого-то безымянного моряка. Кто-то сказал, что у нее Спид, и она на кокаине. Кто-то, что она вообще давно умерла. Еще одни поклялись, что видели ее в Сан-Франциско, где она читала стихи какого-то безумца. Но она продолжала слать мне письма. Длинные, как русские зимы, с неизменным запахом "Вирджиния слимс" и разбавленным виски. А я перебирался из мотеля в мотель и стирал ее имя с рекламных щитов, дорожных указателей, этикеток молока и спичечных коробков. Да только оно тут же возникало где-нибудь еще... "Знаешь, Рэй, я нашла твое фото, за выцветшими книжками...".
А потом, все закончилось. Больше не было писем, почтальонов и телефонных звонков. Ничего. Нахлынувшие дожди вымыли из ее имени все буквы, ветра извели все связанные с ней запахи. Отблеск ее взгляда исчез из витрин и полупустых бокалов бренди. И черт меня подери, нет, будь я хоть трижды проклят и пусть мою шляпу сгрызут бешеные койоты, если я не испугался. Уж не знаю, что это было. Какой-то демон украл вместе с ней остатки всех моих мыслей. Я больше не мог выдавить из себя ни одного блюза, даже самого поршивого. Что тут скажешь? Алкоголь вызывал рвоту, сигареты разрывали легкие. Я слонялся по улицам избитой дворнягой, стучался головою в стены, скулил и скалился на прохожих. Ужасное зрелище... И знаете что? В конце концов, я прыгнул в первый же поезд мчавшийся в ее сторону... Я произнес ее имя в слух на станции, (выкрикнул, как Божье имя) и какой-то старик молча указал мне рукой. И я нашел ее, да. В баре, рядом со старой гостиницей. Она сидела за столиком, у дальней стены. Вид у нее был такой, будто она только что вплавь пересекла Ла-Манш. Хотя что уж там - я выглядел точно таким же. В невнятном свете люминисцентных ламп, мы оба казались призраками. Я опустился напротив и заказал нам кофе, хотя, вообще-то хотелось водки... Она курила, глядя куда-то в сторону, в темноту. Никто из нас не издавал и звука. И я снова понял, что обречен. Тогда я снял свою шляпу и высыпал перед ней сотни измятых писем. Тех писем, что я писал ей все это время, длинных как товарные поезда, и пахнущие разбавленным "Джонни Уокер". Тех писем, что я никогда ей не отправлял. Почему? Что ж, хороший вопрос.... Но пожалуй, мне придется высосать море виски, чтобы на него ответить. А это, согласитесь, не самое легкое дело на этом чокнутом свете. Ну а то, что было дальше.... Вы знаете... это уже совсем другая история. Такие истории не имеют начала и конца. Они просто витают вместе с сигаретным дымом. Впрочем, если Вы захотите выслушать меня еще... Вы ведь знаете, где меня найти, верно?