***
Хайфа появилась на горизонте около полудня.
Аркаша так и проспал бы этот момент, если бы не внезапное оживление и громкие возгласы в коридоре. За дверью, в узком проходе между рядами кают, где и два человека разминулись бы с трудом, кто-то уже волок багаж, кто-то снисходительно объяснял, что до швартовки еще несколько часов, кого-то толкнули, завизжала чья-то собачка… Подняв голову и широко зевнув, Аркаша снова опустился на подушку. После ночной дискотеки на открытой палубе «Дмитрия Шостаковича», трех порций ледяной израильской водки «Кеглевич» и душевных разговоров с соседкой по каюте Милой хотелось спать, но времени уже не было, да и какой тут сон, когда впереди по курсу – Хайфа…
Аркаша глянул на Милу – она лежала на соседней полке, с головой укутавшись в одеяло, лишь голое плечо выбилось из-под краешка. С первого момента знакомства Аркаша понадеялся на возможное интимное приключение, неожиданное, но почти неизбежное. Шутка ли – случайно оказаться в одной каюте с очаровательной незнакомкой, когда впереди целых три дня экзотического путешествия по Черному и Средиземному морям на белоснежном лайнере с бесплатным рестораном, бассейном, кинозалом… Но с того же таки первого момента Мила повела себя совершенно самостоятельно. Лишь оказавшись наедине с Аркашей в каюте, она тут же заявила:
– Молодой человек, суровая реальность свела нас с вами в весьма ограниченном пространстве, и я надеюсь, что мой косметический туалет и моя ночная рубашка не будут вас слишком шокировать. Во-первых, иного выхода нет, а во-вторых, это временно.
И девушка принялась деловито изучать красочный путеводитель по Израилю, купленный в киоске на верхней палубе.
– Лишь бы я вас не смущал, – хохотнул Аркаша, и с легким огорчением отметил: девушка ненавязчиво дает ему понять, что ничего не обломится. Секс без причины – признак хлопца, а не дивчины, знал бы прикуп... Но он не особенно расстроился – Мила показалась ему привлекательной не только в сексуальном плане. И не ошибся. С ней было довольно интересно. В первый же вечер он прочитал ей чуть ли не все свои стихи, рассказывал смешные истории из репортерской жизни, потом вдруг начал делиться воспоминаниями о детстве. Аркаше казалось, что никто в жизни так его не слушал и не сопереживал, как эта неожиданная соседка Мила, случайно оказавшаяся рядом с ним…
«Мужчины – существа непредсказуемые, – в то же время думала Мила. – По своей природе они разведчики и охотники, и чем больше информации или добычи получают, тем более нетерпеливыми и жадными становятся. Но сейчас это, как видно, не тот случай»…
«…Они были знакомы всего несколько дней, но казалось, что знают друг друга всю жизнь», – мысленно покачал головой Аркаша.
Он протянул руку и легко провел пальцем по оголенному плечу Милы.
– М-м…
– Соня-засоня. Вставай, пошли смотреть.
– М-м?.. – Мила недовольно выглянула из-под одеяла.
– Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе, – пропел Аркаша и осторожно подергал Милу за локон. – Обетованная, между прочим. Давай-давай, хватит валяться, ну?
– М-м! – жалобно скривилась Мила, снова закрывая глаза. Ни просыпаться окончательно, ни тем более одеваться и бежать на палубу она явно не собиралась.
Аркаша снова погрузился в приятную полудрему. Он не разделял массового возбуждения пассажиров от того, что трехдневный рейс близится к завершению. По избранному еще в юности роду деятельности ему довольно часто перепадали командировки по странам зарубежья (чаще ближнего, чем дальнего), он давно уже не испытывал прежнего восторга от путешествий на колесах, на крыльях или палубах – журналистская жизнь немыслима без постоянных перемещений, к которым Аркаша теперь относился как к привычному явлению, как к обычной дороге на работу и с работы.
Однако эта поездка не была ни рабочей, ни туристической. Сейчас Аркаша не имел ни командировочного удостоверения, ни путевки. Он ехал по гостевому вызову, специально выпросив для этого отпуск. Но «Пентакс» со сменными объективами, диктофон с дюжиной кассет и билет Союза журналистов он, конечно, взял с собой. А как иначе? Нежданно-негаданно посетить Эрец-Исраэль – страну, о которой известно все и не известно ничего, да при этом не привезти обзорного репортажа из первых рук или серии развернутых путевых заметок прямо «с колес»…
Это было бы непростительно.
Мерный гул двигателей и приятное покачивание снова разморили Аркашу. Он с трудом поднял веки, потянулся и тут же почувствовал, что Мила уже проснулась и теперь смотрит на него. «А ведь она очень добрая и доверчивая. Жаль, что мы не встречались в Харькове», – подумал Аркаша, а вслух сказал:
– С прибытием в конечный пункт.
– Да… приплыли, – ответила Мила, думая о чем-то другом, и вдруг, приложив руки к груди, горячо зашептала: – Дай Бог, дай Боже, чтобы все вышло так, как я хочу… Боже, помоги…
– И это ты, дама с высшим образованием, взываешь к…
– Да, да! – взорвалась Мила – И если Он есть, то Ему абсолютно до задницы, какое у меня образование! Ну, все, все ты испоганишь, как паршивый поручик Ржевский!.. Дай одеться!
В дверь коротко постучали, тут же зазвенел молодой голос:
– Милка! Ты там жива?
– А который час? – встрепенулась Мила.
– Твой звездный, – улыбнулся Аркаша, хотя шутить ему уже не очень хотелось. – Земная твердь приближается неотвратимо и неумолимо.
– Милка! Выходи, уже всех собирают! – прозвучал другой голос из коридора.
– Да отвернись же ты, – смущенно попросила она Аркашу.
Аркаша понял, что те, за дверью, не уйдут, пока не дождутся Милы и хоть краем глаза не заглянут в каюту. Женское… нет, скорее, девичье неутоленное любопытство с полузавистливыми хихоньками. Ну, еще бы: изо всей группы, из одиннадцати девчат повезло (хотя сначала казалось, что не повезло) именно Миле – такой попался интересный попутчик, прямо не отходил от нее, разве что на руках не носил. Ведь поначалу все шесть двухместных кают первого класса были укомплектованы, но вдруг за неделю до рейса выяснилось, что одна из участниц ехать не может, билет ее был возвращен и достался Аркаше едва ли не в последний момент. Сначала Мила была расстроена, а потом… потом оказалось, что сосед очень вежлив и предупредителен, а когда выяснилось, что Аркадий Хайкин не просто земляк, а даже заочно знаком ей как автор криминальных статей в городской газете, Мила восхищенно раскрыла рот и растаяла. Для нее это было ярким и ни к чему не обязывающим дорожным знакомством, плавно перешедшим в приятное лирическое приключение, которое может и безболезненно завершиться после прощального поцелуя (ну, в крайнем случае, нежного рукопожатия), или же продолжиться по возвращении домой, в Харьков. А может быть, и нет. Хотя, «немножко» – это все-таки лучше, чем «ничего»...
Аркаша вздохнул и с неохотой отвернулся, укрывшись с головой, чтобы Мила могла спокойно одеться. Затаив дыхание, он слушал шорох ткани и представлял себе Милу, которая порхала по каюте, сбрасывая ночнушку и натягивая футболку на голое тело, застегивала пояс-липучку на шортах... Когда за нею хлопнула пластиковая дверь (в проеме – ха, так и знал! – мелькнули чьи-то рыжие локоны, обрамляющие круглое личико в огромных солнцезащитных очках), Аркаша неспешно поднялся, закурил «Приму», принял душ и начал одеваться сам.
***
…Сначала он воспринял все как чью-то безобидную шутку с претензией на оригинальность. «Вечеркинцы», особенно молодые, обожали невинные приколы и взаимные подначки. Но, извините, когда на вас нежданно-негаданно обрушивается весть, что где-то за дальним бугром обитает какой-то ваш родственник, который вдруг решил непременно разыскать вас, скорее всего, чтобы осчастливить своим возникновением на вашем скромном жизненном пути, – то это, пожалуй, не только не остроумно, но даже в какой-то степени глупо.
Аркаша давно вышел из того возраста, когда еще верят в пиратские клады, таящиеся в малоизведанных подвалах блочных пятиэтажек и «форды», выигранные по номерам трамвайных билетов – он рос смышленным мальчиком и с детства знал, что волшебных палочек и добрых фей не бывает, и что в жизни почти все зависит от тебя самого. Аркаша аккуратно пошел весь конвейер молодого строителя социализма – был октябренком, пионером, даже некоторое время побывал комсомольцем и во всех анкетах выводил твердое «не имею» напротив графы «родственники за границей». А когда само существование для мыслящих и сравнительно молодых людей в постсоветской стране стало проблематичным, Аркаша задумался об эмиграции, но не в Израиль, а в Америку, где к тому времени уже тусовались многие старые друзья и знакомые. Но тогда он не уехал из-за внезапных перемен в работе – «вечерка» вдруг попала под теплое крыло фирмы «Абрис ЛТД», произошла стремительная реорганизация газеты, резко сократился штат за счет пенсионеров и других малоповоротливых сотрудников, приобрелась компьютерная техника… В результате Аркаша стал завотделом оперативной информации и новостей, получал прекрасный по тем временам оклад и неплохие гонорары.
Но сегодня, спустя почти десять лет, когда его зарплаты, которая и без того задерживается, стало хватать лишь… стыдно сказать на что, Аркаша вернулся было к мысли об отъезде, однако теперь смущало другое – возраст. Хайкин прекрасно понимал, что в свои тридцать шесть он уже никогда не станет журналистом в стране, где все для него будет чужим: и уклад жизни, и проблемы, и, самое главное, язык… Там его место уже давно занято молодыми, энергичными, образованными и уверенными в себе аборигенами, великолепно ориентирующимися в тамошней ситуации – политической, моральной, религиозной, – с детства отлично владеющими не только языком, но и компьютером, перед которым опытный журналист Аркаша Хайкин, привыкший лишь к диктофону да к пишущей машинке, все еще испытывал священный трепет.
И вот этот звонок, и странный разговор… Аркаша, далеко не лишенный чувства юмора, принял его за очередную шутку коллег и поначалу пытался подыгрывать. Девичий голос с ужасающим акцентом, невероятно извращая падежи и глаголы, осведомился, не тот ли это А.Хайкин, который печатается в вечерней газете, давно ли он живет в этом городе, как звали его бабушку по отцу. И, если господин Хайкин знает, то пусть ответит, где жила эта бабушка Алина во время войны с нацистами; а если он этого не знает, то пусть ответит, скольких пальцев и на какой руке недоставало у бабушки… Но, когда косноязычная собеседница бесстрастно осведомилась, при каких обстоятельствах Алина Хайкина их потеряла, Аркаша крайне возмутился: ведь любой шутке есть предел, самый остроумный розыгрыш хорош лишь тогда, когда вовремя заканчивается, – и в сердцах бросил трубку.
Но через секунду очень пожалел об этом. Аркаша вспомнил, что из его нынешнего окружения, в том числе в редакции, никто не знал и не мог знать об анатомических подробностях бабушки Алины, уже более двадцати лет покоящейся на 4-м кладбище города Харькова.
Вскоре оказалось, что для неизвестной абонентки было вполне достаточно того, что Аркаша уже успел ответить, и через полторы недели редакция получила письмо с пометкой «А.Хайкину – лично». На почтовой марке, едва просматривающейся из-за жирного штемпеля, были изображены два пересеченных синих треугольника, образующие собой шестиконечную звезду – символ государства Израиль.
Собственно, с этого все и началось.
***
«Дмитрий Шостакович» ошвартовался в сумерках, когда в городе уже вовсю горели огни, и со стороны моря Хайфа казалась огромной светящейся горой в разноцветных гирляндах уличных фонарей, вдоль которых, посверкивая, перемещались острые точки автомобильных фар, в воздухе то и дело возникали вспыхивающие пунктиры невидимых в темноте самолетов. Над гигантским блестящим куполом парило сиреневое небо, и Мила невольно залюбовалась этим невиданным зрелищем. «А ну, сейчас – веерное отключение света на два часа, как в нашем родном городе, – почему-то злорадно подумала она. – Бац, и вместо сверкающей Хайфы – черная, мертвая гора!..».
– Впечатляет? – Аркаша коснулся ее плеча.
– Еще бы… Просто кайф. Живая карта города в натуральную величину…
– …только улицы не надписаны прямо по мостовым. И где я тебя здесь найду? Есть какие-нибудь координаты?
– Пока нет, но тут нас встречают и сразу везут в Тель-Авив, – Мила подняла глаза и улыбнулась: – Я вот загадала: додумаешься спросить, или нет?..
– Спросил, – развел руками Аркаша. – Теперь, значит, желание сбудется?
– Может быть.
– А что ты загадала?
– Хочешь честно?
Аркаша кивнул, хотя не был уверен, что хочет.
– А не скажу. Для меня главное, что ты все-таки сам спросил. Но своего адреса я пока действительно не знаю, – она виновато глянула на Аркашу.
– Тогда вот, запиши, – Аркаша вынул из нагрудного кармана блокнот и продиктовал два десятизначных номера.
– Ты там будешь жить?
– Пока неизвестно. Я получил их еще дома. Это Тель-Авивские телефоны, и, скорее всего, офисные. Во всяком случае, там будут знать, где меня можно найти, – Аркаша осторожно погладил Милу по щеке, она остановила и придержала его руку. – Ты захочешь меня отыскать?
– А тебе это нужно?..
– Очень, – признался Аркаша. – Хоть я не Данте и не Петрарка, а ты не Беатриче и не Лаура.
Ладошка Милы была мягкой и маленькой, однако пожатие оказалось неожиданно крепким, девушка глядела ему прямо в глаза.