***
В Хайфском порту «Дмитрий Шостакович» простоял около трех часов. Как выяснилось, в здании морского вокзала работали сотрудники службы безопасности и саперы, получившие сигнал о бесхозном рюкзаке, который то ли забыл, то ли выбросил какой-то незадачливый пассажир, а какой-то бдительный гражданин сообщил о подозрительной находке в полицию. Позже Мила узнала, что для Израиля это абсолютно привычное мероприятие – здесь, в стране, где в последнее время участились случаи террористических актов, совершаемых мусульманскими экстремистами, любой подозрительный предмет – портфель, сумка, пакет – считается потенциальной бомбой, пока его не обследуют или не обезвредят работники специальных ведомств.
Когда было получено разрешение на высадку и выгрузку багажа, Мила попрощалась с Аркашей, пообещала позвонить, как только устроится на работу и будет знать свой постоянный адрес, и присоединилась к своей группе. После оформления деклараций и прочих таможенных процедур, полусонные девушки вышли на ярко освещенную припортовую площадь. Ни одна из них прежде не была за границей, но усталость давала себя знать, поэтому первые впечатления были несколько смазаны. Раздражало буквально все: инициативные таксисты, бестактно хватающие за руки и выкрикивающие «Ашкелон! Тель-Авив! Ашдод! Ерушалаим!..»; чумазые орущие дети; пейсатые бородачи в черных сутанах и шляпах; проносящиеся с бешеной скоростью и оглушающей музыкой автомобили…
Здесь их, как и было обещано, ожидал израильский представитель фирмы «Алина». Единственное, чем он напоминал «официальное лицо», был небольшой черный кейс с цифровым замком. В отличие от интеллигентного харьковского Славы, израильский Миша уж никак не блистал импозантностью – кроме просторных ядовито-желтых трусов и узкой сиреневой майки, на нем были резиновые шлепанцы да массивный золотой перстень; к тому же Миша с нескрываемым пренебрежением разглядывал каждую из девушек, при перекличке нарочно искажал фамилии, и сам же хохотал от собственного остроумия, хотя список группы был отпечатан на листке довольно крупным и разборчивым шрифтом. Особенно достал он двух весьма похожих друг на друга девчонок-близняшек, Виту и Вику, и, лишь поняв, что обе они сейчас разревутся в унисон, сразу же прекратил свою обидную игру и стал немного серьезнее.
Спустя несколько минут вся компания летела в большом белом фургоне «Форд» по сверкающему вереницей огней приморскому шоссе, за рулем сидел тот же Миша. Почти все девушки задремали, утомленные путешествием и бессонной ночью. Миле даже начал сниться какой-то сон, яркий и возбуждающий, словно в первые дни влюбленности или после сдачи сложного экзамена – от радости захватывало дух, хотелось петь, и Мила даже слегка возмутилась, когда Катя растолкала ее – на улице уже начало светать и фургон стоял перед мрачноватой двухэтажной гостиницей.
В холле их встретил темнокожий портье в белом костюме и с пластиковой карточкой на лацкане. Увидев на его голове кипу, а на шее – миниатюрную звездочку Давида, Мила тихо ахнула:
– Смотри, негр-еврей! Ничего себе…
– А почему нет? – лениво отозвалась одна из близняшек. – Израиль еврейская страна. Бывают и китайцы-евреи, и индейцы-евреи…
– И чукчи-евреи? – хохотнула Катя.
– Между прочим, на Чукотке губернатор – и тот еврей! – сказал Миша. – Так, девчонки, все сюда! Быстро паспорта мне, получаем ключи, и – отдыхать до вечера. Сегодня у вас у всех выходной, а завтра – трудный день, начинаем работать!..
Однако сразу же после регистрации он собрал на стойке у портье все паспорта, перетянул их накрест тонким резиновым кольцом и бросил в свой кейс.
– Это еще зачем? – не понял кто-то.
– Как – зачем? – продолжая улыбаться, удивился Миша. – Для продления ваших виз. Вы же не собираетесь домой через две недели?
– Почему две недели? При чем тут две недели?.. – заволновались девушки. – У нас ведь виза на два месяца…
Мила оглядела всех присутствующих и увидела широкую гамму чувств – от недоумения и растерянности до возмущения и испуга.
– По законам государства Израиль, – твердо и с легким раздражением проговорил Миша, – совдеповская месячная виза считается недельной. Двухмесячная, соответственно – двухнедельной. Как же это Слава не сказал вам еще в Харькове…
– Не сказал! – в один голос подтвердили все.
– Ну, значит, забыл. Или думал, что вы это знаете. Хотя закон вышел совсем недавно, он и сам еще мог не иметь информации…
– А когда мы получим паспорта? У нас же никаких документов!..
– Девчонки, давайте без балагана! – поморщился Миша. – Я же сказал: как только – так сразу. Кстати, документы вам пока не нужны: в отеле вы зарегистрированы, так что живите спокойно, никто вас не тронет.
– А если на улицу выйти? – не успокаивалась Катя.
– Зачем?
– Ну, по магазинам, например…
– По каким магазинам? Ты хоть одно слово на иврите знаешь? Короче, так. До вечера… вернее, до завтрашнего утра – из номеров ни шагу. Для вашей же безопасности. Здесь, в холле, будет дежурить специальный сотрудник охранного агентства, он и проследит за вашей… гм… целостностью. Понятно? – теперь Миша говорил быстро и громко. – На улице вам делать совершенно нечего. Страна криминализирована. Бандиты, террористы, насильники – слышали, нет? Ну и не дай Бог услышать. Отдыхайте спокойно. В каждом номере телевизор на сотню программ, есть русские – НТВ, ОРТ, РТР… Все, до завтра!
– А как же…
– Я сказал: до завтра!
Миша быстрым шагом вышел на улицу. Взвыл мотор, и белый фургон, свистнув покрышками, сорвался с места и скрылся за углом.
Тут же откуда-то из боковой двери появился крупный парень в темно-зеленых брюках и белой рубахе. На рукаве у него красовалась эмблема в форме щита с непонятными буквами, на груди – нашивка с надписью «SECURITY». Он широко улыбнулся озадаченным девушкам и сел в кресле у стены, положив руки на колени.
– Тебе не кажется, что мы слегка влипли? – прошептала Катя, дергая Милу за палец. – Ой, рано пташечка запела...
Мила не знала, что ответить. Ей совершенно не нравилось все, что происходило за последние несколько минут.
***
Аркашу никто не встретил.
Уже около полутора часов он стоял у входа в «Макдоналдс», на заранее оговоренном месте, где Эли должен был ждать Аркашу «до победного». Может быть, всему виной была задержка теплохода – так нет, Эли, если он был здесь к моменту прибытия «Дмитрия Шостаковича», не мог не знать, что в зале работают саперы, и высадка пассажиров откладывается именно по этой причине. Аркаша с тоской наблюдал, как постепенно пустеет припортовая площадь, как отъезжают со стоянки автомобили. Он мог бы воспользоваться таксофоном – благо неподалеку их стояло с десяток в ряд, и листок с двумя телефонными номерами был в кармане, но Аркаша не сделал этого по двум причинам: во-первых, опасался отходить от «Макдоналдса» – вдруг Эли глянет со стороны и, увидев, что на месте никого нет, со спокойной совестью уйдет; а во-вторых, у Аркаши были только доллары, а таксофоны в Израиле, как легко догадаться, работают явно за шекели, которых Хайкин до сих пор в глаза не видел… Он заметил в зале несколько обменных пунктов, но побежать туда не мог по тем же соображениям – чтобы не разминуться с Эли… «Ситуйня-ситуйовина», – в отчаянии сплюнул Аркаша, прикуривая очередную «Приму», наверное, уже пятую за последний час.
Эли забыл.
Эли не смог.
Или с ним что-то случилось по дороге…
У меня в башке масса тараканов, подумал вдруг Аркаша, но стремления к идиотским и непредсказуемым авантюрам среди них нет. После подобных приглашений в суд уже не подают. После подобных приглашений уже стреляются. И хорошо еще, если в полном одиночестве, а не на дуэли...
Мимо Аркаши, лениво поедая банан, вразвалку прошел полицейский, он внимательно оглядел и самого Аркашу, и две его небольшие сумки. Возникшая поначалу смутная тревога уже сменилась паникой. Аркаша с тоской и надеждой глядел на каждого мужчину, появлявшегося в поле его зрения, но никто к нему не подходил, не извинялся за опоздание и не уводил его. Вдруг вспомнилось, как много лет тому назад, играя в войну, мальчишки закрыли его в темном сарае, подперли дверь доской и… забыли про него; Аркаше пришлось громко рыдать и колотить в дверь, пока компания алкашей, в поисках места для совместного распития, случайно не набрела на этот сарай и не вызволила охрипшего и перепуганного Аркашу из заточения. И долго еще Аркашу преследовал тот страх перед темнотой, одиночеством и беспомощностью.
Сейчас он чувствовал себя примерно так же. Но здесь, кроме того, была чужая страна, чужой язык и совершенно чужие люди. Плакать было не для кого.
– Слиха, адони, еш леха теудот?
Перед Аркашей стоял тот же полицейский. Он уже справился с бананом и теперь вытирал губы салфеткой.
– Не понима… Ай донт андестенд, – пожал плечами Аркаша, стараясь изобразить улыбку и чувствуя, что получается жалобная гримаса.
– Докумьент, – почти по-русски сказал полицейский.
Отмахнувшись от пресс-карты, он взял Аркашин загранпаспорт, быстро сравнил фотографию с оригиналом и безошибочно раскрыл на страничке с визой – видно, ему не впервые приходилось иметь дело с подобными бумагами.
– Беседер. Бо, – он подвел Аркашу к ближайшему ларьку, и что-то коротко сказал пожилому продавцу, чем-то похожему на Вахтанга Кикабидзе. Тот широко улыбнулся Аркаше:
– Какие проблемы, уважаемый? Не встретили, да?
– Не встретили, да, – Аркаша несказанно обрадовался, услышав русскую речь.
– А адрес-телефон знаешь? Куда тебе надо?
Аркаша протянул листок с телефонами.
– Беседер гамур, эйн бэайот, Ури,– продавец улыбнулся полицейскому.
Очевидно, «беседер» – это вроде «нет причин для беспокойства» или что-то в таком же духе, – сообразил Аркаша, видя, как страж порядка спокойно удаляется, на ходу прикуривая сигарету.
– Гуш-Дан, Тель-Авивский округ, – мгновенно определил продавец, лишь глянув на телефонные номера. – Так позвони, какие проблемы.
– У меня шекелей нет, – потупился Аркаша.
– Я что, сказал про шекели?! Я же не сказал про шекели! – вдруг дернулся собеседник и сердито глянул на Аркашу. – Я вижу, что у тебя нет шекелей.
«Доллары хочет», – мысленно вздохнул Аркаша и сунул руку за бумажником.
– Звони, – продавец снял с пояса и вручил Аркаше сотовый телефон. – Ты приехал в мою страну, ты приехал в мой город, и тебя не встретили, ты заблудился, – с укором продолжал он, – что, думаешь, я с тебя деньги просить буду?
– Извините, – смутился Аркаша.
Он набрал первый из номеров. В трубке прозвучал бесстрастный и ровный голос автоответчика. На совершенно незнакомом языке…
Со вторым номером произошло то же самое.
– Я не понимаю иврита, – Аркаша вопросительно глянул на продавца. – Вы не можете перевести?
Он протянул трубку хозяину. Тот внимательно выслушал сообщение и, глянув на Аркашин листок, сам набрал номера – один, потом второй. Через несколько секунд выключил аппарат и положил его на стол.
– Кто-то пошутил с тобой, парень.
– Что? – заволновался Аркаша. – Что там говорят?
– Там говорят, что в Израиле нет таких абонентов.