Тель-Авив... русский альянс. Гл. 5 Тремпель

Леонид Курохта
***


Двухместный гостиничный номер, в котором поселили Милу, был обитаем, и, как видно, уже давно. Более удобная кровать, у окна, занята неизвестной соседкой. О том, что это именно соседка, а не сосед, свиде­тельствовали многочисленные истинно женские предметы косметики и ги­гиены – в ящике тумбочки вперемежку лежали разноцветные тюбики губ­ной помады, лак для ногтей, несессер, электрощипцы для завивки, фен…

В ванной, на зеркальном шкафчике, выстроились дезодоранты, духи, остро и при­ятно пахло апельсиновым мылом. На пластиковой расческе Мила обнаружила не­сколько длинных волос. Блондинка, – определила она. Наверное, тоже из рус­ских. Окончательно убедилась в этом, снова войдя в комнату и заметив на по­доконнике раскрытый русскоязычный журнал «Успех». Это был рекламный вестник за прошлую неделю – продажа и съем квартир, информация о рабочих местах, знакомства, телевизионная программка… Отдельную страницу зани­мала красочная реклама телефонной компании «Безек» с огромной иллюстрацией: молодой человек откровенно семитской внешности, смеясь, что-то говорит в телефонную трубку, а на другом конце линии, прижав к уху крутой мобильник, радостно улыбается хрестоматийная русская красавица в кокош­нике и красной домотканой юбке до пят. Эта девица стояла на Красной пло­щади, на дальнем плане смутно угадывались контуры Спасской башни и собора Василия Блаженного. Телефонный код своей страны и города Мила прекрасно знала, а номера международных линий она увидела в таблице и тут же запомнила. Может быть, при случае, удастся позвонить домой…

Потянув на себя дверцу шкафа, Мила обомлела: шкаф оказался полностью забитым одеждой – здесь были и платья, и костюмы, и джинсы, и блузки, одних кожаных курток было четыре штуки… Внизу громоздились две внушительные «челночные» сумки, тоже, видимо, до отказа набитые вещами. Боже, кому это все нужно в гостинице? Или же эта соседка живет здесь постоянно?

Мила еще раз окинула взглядом комнату и поняла, что последняя догадка недалека от истины – здесь действительно царил уют, на первый взгляд неза­метный, но необычный для гостиничного номера, все здесь было не только об­житым, но и каким-то домашним, основательным и теплым – даже плюшевая обезьянка на соседкиной подушке, казалось, сейчас взмахнет лапками и засме­ется…
 
Будущая соседка уже казалась Миле симпатичной, но настораживала, как ни странно, именно обстановка, так понравившаяся Миле. Женщина живет в гостинице довольно долго, и, очевидно, собирается жить дальше… Гости­ницы в Израиле жутко дорогие, Мила знала это от знакомых, которые в свое время посещали эту страну. Не легче ли было бы просто снять квартиру? Хотя, в жизни бывают разные ситуации, да что гадать…

Так и не решившись воспользоваться переполненным шкафом, Мила по­ставила в угол сумку и выложила на свою кровать самые необходимые вещи, переоделась в халат и шлепанцы, пустила в ванну горячую воду. Покурила в открытое окно, после чего с наслаждением выкупалась, уже не под душем, как на теплоходе, а в широкой ванне-джакузи.

За плеском воды она не услышала, как щелкнул дверной замок. Лишь войдя в комнату, лицом к лицу столкнулась с невысокой девушкой со смешными ямочками у рта и чуть вздернутым крошечным носиком.

– Шалом! Новенькая? – приветливо хохотнула та. – Надолго?

– Пока не знаю, как скажут, – улыбнулась Мила.

– По контракту?

– По набору на работу. Я с группой, – на всякий случай пояснила Мила.

– Никайон, метапель?

– Что? – Мила никогда не слышала таких слов.
 
– Ну, по уборке или по уходу за больными?

– По домработницам, – сострила Мила.
 
– А! Значит, и то, и другое, – махнула рукой девушка. – Намучишься. Из­раильтосы такие капризные… Я это уже проходила, но я начинала с офи­циантки. Одно скажу: если тебе дали хорошую работу, это еще не значит, что ты ее получила.
 
 – А ты давно здесь?

 – Скоро три года. Только сейчас я на другой работе. Ты это, – девушка сделала неопределенный жест, – располагайся. Меня, кстати, Аллой зовут.

 – Мила.

 – Так что, Мила, давай, не стесняйся. Кто знает, сколько вас тут в гостинице промурыжат.
Мила смущенно кивнула в сторону шкафа:
 
 – Ты мне пару тремпелей не освободишь?

Алла на секунду замерла, удивленно глядя на Милу, и вдруг звонко, от души расхохоталась, и смеялась так заразительно, что и Мила, глядя на нее, не­вольно начала улыбаться.

 – Скажи, подруга… – сквозь смех произнесла Алла, – ты где в Харькове-то жила? Случайно, не в центре?
 
Теперь настал черед изумляться Миле.

 – Откуда ты знаешь, что я из Харькова?

Продолжая посмеиваться, и словно забыв о Миле, Алла принялась раздеваться, складывая вещи на спинку стула. Наконец, оставшись в одних кружевных трусиках и лифчике, повернулась к Миле.

 – Потому, что никто – никто! – кроме харьковчан, не знает слова «тремпель»! Это – местное слово, диалект, понятно?

 – Так ты тоже из Харькова?!

 – Ну!

 – А где жила?

 – На Пушкинской, около общаги «Гигант»!

Мила захлопала в ладоши:

 – А я – на Дарвина, через три квартала! Ничего себе – встреча в Тель-Авиве!

Девушки обнялись и едва не затанцевали от восторга. В самом-то деле – далеко за границей вдруг встретить землячку – это уже событие, а соседку по улице, с которой, вероятно, толкалась в одних и тех же магазинах, давилась в одних и тех же трамваях – это куда больше! Сообразив, что Мила еще не зав­тракала (и – о, ужас! – вчера даже не ужинала), Алла быстро спроворила бутерброды с сыром, извлекла из холодильника сметану и пакет кефира. Извинившись, что завтрак получился чисто молочным и ничего более существенного нет, Алла объяснила, что питается в основном на работе, работа отнимает очень много времени и едва удается урвать пять-шесть часов в сутки, чтобы поспать, и то чаще всего днем.
 
 – Где же ты работаешь? – с набитым ртом поинтересовалась Мила.

 – В МОССАДЕ! – задорно ответила Алла.
 
 – А что это?

 – Израильская разведка. Кстати, лучшая в мире.

 – Ну, не хочешь – не говори.
 
 – Да ради Бога! В кибер-сексе. Тебе это о чем-нибудь говорит?
 
– Кибер… секс? – перестала жевать Мила, недоверчиво глядя на землячку. – А что это?

– Темнота! – снова залилась смехом Алла. – Что такое Интернет, имеешь представление?

– Обижаешь.

– А секс по телефону?

– Слышала, конечно. В Харькове есть такая заморочка, уже несколько лет.

– Ну вот, а у нас и то, и другое в комплексе, и называется «виртуальный стриптиз».
 
– То есть… Секс по компьютеру?

– Не совсем. Скорее, эротика в он-лайн. Ну, это долго рассказывать. Короче, тот же секс по телефону, только с изображением.

– Придумают же… А ты что там делаешь?

– Верчусь перед камерой, болтаю с клиентом, делаю то, что он попросит… А просят, в основном…
 
 – …раздеться? – догадалась Мила.

– Само собой, и не только, – фыркнула Алла. – У этих онаников такие бзики бывают, что… Сидят по два-три часа, а расценки в нашем чате – от трех долларов минута, – она махнула рукой. – И танцевать голой приходится, и ку­выркаться, и… Фу! Иногда прихожу домой, как истраханная в на­туре, обкончаешься вся, по ногам течет…

Передернувшись, Мила с интересом глянула на Аллу:

– И не противно?

– Иногда – до паники. А иногда ничего – если клиент не шизик, а просто поболтать хочет, или душу излить… Я же продаю не тело, не душу, а свой внешний вид, изображение, скажем.
 
– Красоту, то есть? – хмыкнула Мила.

– Ну! Обнаженная натура, картинка, только живая и говорящая. И никакого секса, – Алла подняла руки, вынула несколько шпилек из пышного узла на макушке, тряхнула головой – волосы изящно и нежно упали на плечи. – Кстати, многие наши девочки так и женихов себе нашли. Но это на работе не афишируется…
 
– А у тебя здесь есть кто-то?

– Есть. Гиль, хозяин наш, – просто ответила Алла.
 
– Твой хозяин – твой любовник? – переспросила Мила.
 
– Мой хозяин – мой щит и член, – уточнила Алла. – Нечто среднее между любовником, работодателем и покровителем... нужное подчеркнуть, ненужное вычеркнуть. Любовь добра, полюбишь и бобра... Иначе, извини, я жила бы с двумя-тремя сотрудницами на частной квартире, да и работала бы всего по шесть часов. А так у меня отдельный номер, Гиль может приходить ко мне, никто не мешает… Он позавчера приглашал меня на Кипр, пока его жена с детьми торчит в Милане. Сулил полный пансион. А я сказала: гусары денег не берут-с… В общем, все до­вольны. Только домой очень хочется,  – искренне пожаловалась Алла. – Миллионов я здесь, конечно, не срубила, но сумма собралась порядочная… Сюда, веришь, ехала, так на лю­бую работу была готова. Тем более, ситуация у меня была та еще. Конкретно прирезать могли, если бабки не отдам… Ну, это тебе не интересно.

 – Интересно…

 – Я по дурочке издательство свое открыла, «Клеопатра» называлось. Может, слышала? В долг взяла, ссуду взяла... Вы­пустили десяток книжек, сонники-детективчики-кроссвордики, все карманного формата. Ну, ки­нули меня по-крупному, короче, на «счетчик» поставили. Бабки возвращать пора, а где их взять?

 – Дела, – вздохнула Мила. – Ну, и как?

 – Да все уже вернула, с процентами, – вздохнула Алла. – Теперь на себя работаю, дурное дело – не хитрое. Зато вернусь не пустая

 – … и откроешь новую фирму?

 – Видно будет, – вдруг насупилась Алла. – Ты ведь тоже, подруга, не от прекрасной жизни прискакала сюда через пять границ? Ты кто по специальности?
 
 – Программист.

 – А я вот филолог, преподаватель рус-яз и рус-лит в старших классах. А толку? Зарплата фиг ли, да и то в месяц раз через три.
 
-- Знакомо…

-- Так отож, кума. Що ты, що я, мы ж то не курвы-лярвы с-попид паркану, га? Мы ж то ведь хорошо учились, много читали, знаем Канта и Ницше. Отличаем Эзопа от Эдипа. Рождены, чтоб Кафку сделать пылью. И что? А здесь я в месяц имею так, как там за два года. Есть разница? И еще зароблю, дай только Боже…

– Так ты и живешь в гостинице все это время?

– Да нет, четыре месяца. Остальные наши девчонки снимают комнаты, это им дешевле обходится.
 
– А кто платит за твой номер?
 
– Гиль, разумеется.
 
– Он что, такой богатый?
 
– Милочка! – хмыкнула Алла. – В Израиле не принято ин­тересоваться чьими-то доходами. Считается признаком не­хорошего тона. Я, например, полагаю, что он богат до невозможности, а он считает себя нищим. Это как посмотреть. Один, например, ходит в китай­ском ширпотребе, и мнит себя миллионером. А другой обрел старинный «фиат» по дешевке, и остался без денег. Снова чуть зара­ботал – комнатку взял и опять сидит без копейки. Чем больше имеешь…

– …тем больше хочется…

– Нет, тем больше нужно, тем больше потребности. Машину содержать, квартиру выплачивать, а там, глядишь, и путешествовать захочешь. Лондон, Париж, Нью-Йорк, Барселона… И фирму свою от­крыть, и филиалов настроить по всей стране и за границей… Вот и бесятся, все разговоры только о деньгах… А жить когда?

– Бедные миллионеры, – засмеялась Мила.
 
– Да нет, подруга, они-то как раз богатые, а бедные – мы. У нас агора к агоре – получается шекель, а у них миллион к миллиону – получается миллиард. Когда денег мало, то они кажутся мусором, их не ценишь, а когда много – то хочется еще больше. Я, вот, сейчас ни в чем себе не отказываю. Могу и в Эйлат смо­таться, покайфовать недельку, и коньячка хорошего выпить, и в казино заглянуть. Да, я мо-гу се-бе по-зво-лить вложить деньги в удовольствие, поняла? А какой-нибудь приду­рок-миллионер над каж­дым шекелем дрожит, сто раз подумает, раскошелиться ли на пачку си­гарет… сыну шоколадку лишнюю не подарит. Зато у него пять «мерсов», восемь квартир, три завода, не говоря уже о собственных магазинах и рестора­нах, И все психует – мало ему, еще надо. Ведь существует элементарная зависть – кто-то ухватил больше, кто-то меньше… А зависть – понятие вечное и никуда не исчезающее, как птица Сирин. Фу!

– Я же и говорю: бедные…

– Да черт с ними, я уже насмотрелась. Ладно, – Алла вздохнула. – Ты извини, я – на бочок. Мне к четырем на работу. А ты не стесняйся, давай, хо­зяй­ничай себе. Кушай, отдыхай.
Вдруг непонятно откуда раздалась знакомая мелодия – «Тореадор, смелее в бой…» Алла быстро раскрыла сумочку, выхватила сотовый телефон и загово­рила с кем-то на иврите. Закончив, она вздохнула:

– На два часа зовет, блин… Поспать не даст. Кстати, запиши мой номер. Устроишься, звякнешь, посидим, оттянемся…

– А как насчет тремпеля? – робко напомнила Мила.
 
– Плечики, – хохотнула Алла. – Это называется пле-чи-ки.

– А мы всегда говорили – «тремпель»…

– Ну да, мы, мы!.. Улицу Клочковскую знаешь? Безусловно. Так это была окраина города, там ремесленники да кустари обитали. Как раз под Холодной горой. Там даже улицы какие – Коцар­ская, Чебо­тарская, Рымарская, Гончаровка…
 
Мила прекрасно знала этот район, но сейчас удивилась своей ненаблюда­тельности – как это она не смогла заметить, что улицы названы по старинным рабочим профессиям?

– Так вот, – продолжала Алла, – жил там немец-колонист, по фамилии Тремпель, держал заводик, клепал всякие железки. А одной из этих же­лезок были плечики для одежды. И хозяин ставил на свою продукцию клеймо со своей же фамилией – «Тремпель». А харьковчане таких плечиков раньше не видели, ну и решили, что «тремпель» – это и есть название изделия. Так что плечики назы­вают тремпелем только в Харькове, нигде больше, поняла?

– Надо же…

– Все, антракт, – зевнула Алла, и смущенно наморщила носик: – Извини, Милушка, я спать – умираю. В нашей жизни переспать – плохо, а недоспать – так это ва-аще... Ну, до скорого, как говорила Анна Каренина...

Она проворно нырнула под тонкое покрывало и вскоре посапывала, причмокивая губами. Несколько минут постояв у окна, посмотрев на уже совсем светлую узкую улочку, Мила, не воспользовавшись плечиками и не снимая халата, тоже забралась в кровать и закрыла глаза.


***


В пять часов вечера был объявлен общий сбор. Только сейчас Мила смогла рассмотреть сразу всех девчонок, с которыми плыла на теплоходе. Немного от­дохнувшие и успевшие слегка привести себя в порядок, девушки собрались в одном из номеров, заняв обе кровати, стулья, даже тумбочку и подоконник. Каждая получила по пакету с «обедом» – пластиковый стаканчик концентриро­ванного супа, два гамбургера, два огромных апельсина и жестянку кока-колы. Дождавшись тишины, Миша не спеша пересчитал всех, отметил каждую в своей тетрадке и поднял веселый взгляд:

– Ну, что, девчонки, выспались? Как настроение?

– Нормально, хорошо… – вразнобой ответили собравшиеся.

– Тов, – довольно кивнул Миша.
 
– Что?..

– Это значит – все путем. «Тов» – это одно из основных и чаще всего употребляемых в иврите слов. Кстати, запомните еще: «слиха» – извините, «бэ­вакаша» – пожалуйста, «наим меод» – очень приятно. На первых порах вам этого будет достаточно, потом уже сами нахватаетесь. Через месяц будете шпрехать, как на русском.

Несколько девушек, у которых оказались авторучки, хихикая, быстро за­писали эти слова кто на салфетке, кто просто на своей ладони.

– Будем считать, что первый блиц-урок иврита проведен. А теперь общее внимание. – Миша хлопнул себя по коленям. – О том, что вас, да и нас тоже, больше всего интересует и, собственно, ради чего вы сюда прибыли. О насущ­ном и, на данную минуту, радостном. Каждая из вас, – он медленно оглядел за­мерших и обратившихся в слух девушек, – повторяю: каждая из вас с этого мо­мента уже имеет постоянное место работы. Отсчет рабочего времени для оп­латы – с девяти утра завтрашнего дня.

– Ура!.. – прошептал кто-то.

– Ура,  – сдержанно согласился Миша. – Пока вы спали-отдыхали, мы здесь все уладили. Могу сказать, что каждой из вас повезло: вы все попали к русскоязычным заказчикам – выходцам из России, Украины, Беларуси, то есть, проблем с общением не будет. Заказчики сами заинтересованы в том, чтобы де­вушки понимали их с первого слова. Все эти люди, ваши будущие хозяева, жи­вут в Израиле по десять-двадцать лет, довольно состоятельные и уважаемые граждане, но настолько же и требовательны. То есть, знают цену деньгам, и за некачественную работу платить не будут.

– Это понятно, – сказала Катя.

– К сожалению, опыт показывает, что это понятно не всем. С некоторыми из ваших предшественниц были проблемы. Мало того, что они оказались лен­тяйками, так еще и нечистыми на руку. В таких случаях хозяева могут просто вызвать полицию, и проблемы уже будут не только у вас, но и у нас. Все-таки виза у вас краткосрочная, и могут возникнуть ненужные вопросы, на которые даже нам будет трудно ответить…

– А потом? – поинтересовалась Мила. – Насчет виз?

– А потом, для тех, кто проявит себя с положительной стороны, мы эти визы продлим, – улыбнулся Миша. – Остальные будут отправлены домой, и, естественно, уже за их собственный счет. – И еще раз повторил: – Особенно предупреждаю по поводу воровства… и не надо вздыхать и морщиться. Здесь с этим очень су­рово. Возможны даже провокационные поверки, особенно в первое время, но об этом нужно помнить постоянно. Постоянно!

– Вы про монетку расскажите, – хохотнула то ли Вита, то ли Вика. – Ну, что нам на пароходе рассказывали!

– Да, – улыбнулся Миша. – Очень показательный пример, и встречается довольно часто. Хозяева могут положить, скажем, под диван, монетку или ка­кую-нибудь мелкую вещичку, например, колечко. А после уборки вашей гля­нут: если монетка осталась на месте – значит, уборка проведена плохо. Если исчезла – значит, домработница мелкая воровка, здесь тоже все ясно. Была одна умница, – Мила так и не поняла, с иронией произнес Миша последнее слово или с уважением, – так она что сделала? Шекель взяла себе, а на стол положила две по пятьдесят агорот. Хозяин был доволен, евреи очень ценят юмор.
 
Миле показалось странным, что инструктаж касался в основном правил хорошего тона и общей безопасности; кроме категорического запрета на рас­хищение хозяйского добра, было еще достаточно ограничений; исключено, на­пример, пользование хозяйским телефоном (в Израиле, по словам Миши, абсо­лютно все телефонные переговоры прослушиваются и идентифицируется голос, чему Мила не совсем поверила), не разрешается выходить на улицу без хозяй­ских поручений (и то лишь в ближайшие магазины), вступать в разговоры или иные контакты с посторонними лицами (здесь полно аферистов и террористов, а отличить еврея от араба на первых порах очень сложно), но самое главное – не приближаться к полицейским: те сразу же потребуют документы, а у девочек их нет…

– Вот как раз по этому поводу, – оживилась Катя, сидящая на тумбочке, и качнула ногой. – А когда мы получим свои паспорта?

– Как тебя зовут? – после небольшой паузы поинтересовался Миша.

– Катерина…

Миша снова хлопнул себя по коленям. Очевидно, этим он хотел усилить эффект от своего будущего ответа.

– Так вот, Катерина. Паспорта вам пока не нужны, – отрывисто ответил он и чуть напрягся, словно приготовился к спору. Добродушие осталось на лице, но что-то едва уловимое мелькнуло то ли во взгляде, то ли в уголках губ, и Мила это заметила. Ощутив легкую тревогу, она подалась вперед:

– Простите, что значит – пока не нужны? Как же мы без паспортов? А если проверка в гостинице?

Всем корпусом повернувшись к Миле, Миша с улыбкой объяснил:

– Дорогая девушка! Вы забываете, что здесь не Украина и даже не Россия. Здесь менты не выискивают ни проституток, ни задержавшихся гостей, ни непрописанных гра­ждан. Это цивилизованная страна, и гостиница для человека автоматически становится родным домом. И никто, никто не вправе нарушить его покой… или просто зайти в номер, если сам жилец этого не пожелает. Я доступно из­лагаю? Вы однозначно меня воспринимаете? «Мой дом – моя…»

– А если мне не понравится в Израиле, и я захочу уехать раньше срока? – не сдавалась Мила.
 
– Оп-а... – Миша задумчиво глянул на нее. – Ты же еще и приехать-то не успела. Вот когда действительно захочешь расторгнуть договор, тогда и скажешь. Закроем тебе визу и вернем паспорт. Какие проблемы?

Девушки зашептались.

– Ну, а все-таки, – не успокаивалась Катя, – незнакомая страна, вдруг про­верка документов на улице, а у нас ничего нет…

– А вы сюда работать приехали, насколько я понимаю, или по улицам ша­таться? – отпарировал Миша. – Я же детально рассусолил: дальше ближайшего магазина или там… мусорного бака – и то по поручению хозяев! – ни шагу. Так за­чем вам до­кументы?

– С ними как-то спокойнее…
 
– Таня, объясни, – устало вздохнул Миша.

Голубоглазая длинноногая Таня очаровательно улыбнулась:

– Переживать не нужно – наши паспорта в консульстве на оформлении, а это дело не одного дня. Думаете, мало народу едет сюда за деньгами? И каж­дого нужно оформить, проверить, занести в компьютер – волокиты достаточно. Это вам не прокладки на трусы клеить…

– Ты-то откуда знаешь? – недоверчиво спросил кто-то.

– Таня здесь уже бывала раньше, – пояснил Миша.

– И молчала?! – возмутились девушки. – Что ж ты раньше не сказала?

– А зачем? – снова улыбнулась Таня. – Вы бы вопросами замучили, отдохнуть бы не дали…
Действительно, подумала Мила, на месте Тани я бы тоже не признавалась, что еду не в первый раз. Так спокойнее. И, кстати, если эта Таня вернулась сюда, значит, не так уж здесь и страшно. Значит, есть смысл. Интересно, сколько она заработала в первый раз?..

– Ну, все, – подвел черту Миша, в очередной раз хлопнув себя по коленям. – Выезд завтра в девять утра. Сбор в фойе, попрошу не опаздывать. Будут три машины – в Бат-Ям, Ришон ле-Цион и Холон, по четыре человека. Участок очень хоро­ший – юг Гуш-Дана…

– Далеко это?

– Это округ Большого Тель-Авива, так сказать, Тель-Авивская область, если вам это о чем-то говорит.

– Большая Тель-Авивщина…

– Примерно так. А теперь – отдыхать, завтра будет тяжелый день и у вас, и у нас.
Уже приближаясь к своему номеру, Мила замедлила шаг. Неожиданная мысль не только удивила, но и встревожила. Она попробовала воссоздать в па­мяти ту гостиничную комнату, из которой только что вышла. Так, две кровати, на них – по четверо. Еще двое – на стульях. Одна – на тумбочке, еще одна – на подоконнике. А ну-ка, еще раз… Нет, все точно.
 
Но как же так получилось? И когда?..

Не раздумывая, она направилась к Кате и высказала свои сомнения.

– А что тебя, собственно, плющит? – не поняла Катя. – Шесть двухмест­ных кают на «Шостаковиче», и здесь в гостинице шесть двухместных номеров. Тоже мне, высшая математика с теоремой Каши плюс бином Ньютона…

– Со мной в каюте, – терпеливо пояснила Мила, – был мужик, ты что, за­памятовала? И явно не из нашей группы домработниц. Вы еще все смеялись… Так что еще на «Шостаковиче» нас никак не могло быть двенадцать. И здесь, в моем номере, живет совершенно посторонняя женщина, Она тоже из Харькова, – зачем-то уточнила Мила, – но находится здесь уже давно и к нам не имеет отношения…

– Ну и что? – захлопала глазами Катя.

– А то, что нас сюда приехало одиннадцать человек! До прибытия в Тель-Авив нас было одиннадцать, понимаешь? А сейчас стало двенадцать. Дошло наконец?

– Значит, кто-то добрался сюда своим ходом…

– Ага. На байдарке. Или на воздушном шаре, – отрешенно закивала Мила, понимая, что разговор этот она затеяла напрасно.

– А чего ты паникуешь? Оно тебе надо? – пожала плечами Катя. – Завтра разъедемся, и до конца сезона друг дружку больше не увидим. Иди, собирайся, отдыхай. И не бери дурного в голову. Делать тебе нечего.
 
Наивное спокойствие Кати невольно передалось Миле. И в самом деле, почему ее так взволновал этот вопрос? Теперь она немного жалела, что подели­лась своими мыслями с Катей – ведь она, как и Мила, скорее всего, тоже не помнит каждую из девчонок не только по именам, но и в лицо. Они собирались все вместе лишь два раза: перед посадкой на теп­лоход и по прибытии в Хайфу, и каждый раз все происходило в суматохе и волнении – где уж тут запоминать друг друга или, тем более, знакомиться? А во время рейса девушки разбредались по палубам – кто-то шел в бассейн, кто-то – в спортзал, в бар или просто любовались морским пейзажем и кормили чаек…

«Не бери дурного в голову, делать тебе нечего», – повторила про себя Мила и направилась в номер.

Оранжевая плетеная люстра, чуть покачиваясь от легкого сквозняка, от­брасывала на потолок тень, похожую на густую паутину.