***
– Меня зовут Арье, а знаешь, почему? Так я тебе отвечу. Потому, что Арье – это лев. Да, тот, что царь зверей, да. На иврите – «арье», на русском – «лев». Слушай, это, таки да, интересно…
«Не может быть… Я ведь звонил по этим телефонам из Харькова», – думал Хайкин, крепко вцепившись в поручень на дверце и глядя, как навстречу летят огни дорожных фонарей, уже тускнеющих в сером рассвете. Широкая трасса шипела под колесами и извивалась змеей, стремительно поднимаясь в гору, неожиданные повороты пугали, и Аркаша каждый раз невольно задерживал дыхание. Но продавец Арье, – так звали первого и единственного израильского знакомого, уверенно перекладывал руль, новенькая серебристая «Мазда» неслась вверх по крутому серпантину.
– А потому, – Арье вдруг захохотал, – потому, что папа мой был Ломидзе, а я – Лев, Лёва Ломидзе, так он меня назвал, когда я родился, да. А «лом» на грузинском – это тоже «лев», значит, по-русски я – Лёва Львов, вот так! А тут, уже в Израиле, я стал Арье, а фамилия моя – Герц, понимаешь? Арье Герц из Одессы, там я маму и папу похоронил, всех похоронил… Там целые кварталы грузинские были до войны, еще с позапрошлого века…
Ровно в половине пятого утра пришел сменщик, Арье сдал ему деньги, предварительно сверившись с данными на мониторе кассового аппарата, потом купил у своего же компаньона коробку горячей пиццы, два пакета молока и блок «Мальборо». А сейчас они летели к Арье домой, в Нешер – небольшой городок по соседству с Хайфой.
– А знаешь, почему я – Герц? Потому, что «герц» на идиш – это «сердце». А вот «лев» на иврите – это уже не царь зверей, не зверь, а тоже «сердце», понимаешь? Вот и выходит, что я – Арье Герц – это как Львиное Сердце, тот, что Ричард, знаешь такого, да? А папу моего звали Рихард, Рихард Ломидзе… Как тебе, а?
Аркаша снова прикрыл глаза. Он уже начал утомляться от нескончаемого монолога Арье, особенно раздражали постоянные вопросы – «а знаешь?.. а понимаешь?..», после которых рассказчик тут же замолкал, поглядывая на Аркашу, и продолжал свою речь лишь убедившись, что Аркаша слушает внимательно. Именно поэтому Аркаша не мог ни отвлечься, ни расслабиться и вздремнуть, ни, тем более, думать о дикой ситуации, в которой внезапно оказался. Не страх перед неизвестностью, не растерянность – сейчас Аркашу раздражала злость на самого себя: ведь чувствовал же еще там, в редакции, при самых первых телефонных переговорах, что все это попахивает авантюрой. Но ведь настолько все было правдоподобно, реально и естественно, что сомнения были постепенно задавлены все растущей заинтересованностью. И последнюю точку в Аркашиных сомнениях поставили пятнадцать стодолларовых купюр, полученных на Главпочтамте по линии «Вестерн-Юнион». Деньги предназначались для будущей поездки корреспондента газеты «Вечерний Харьков» Арона Хаймовича Хайкина, в миру – Аркаши Хайкина в Израиль. Еще тогда он подумал, что «забугровые финансовые воротилы» вряд ли станут швыряться деньгами просто так, что все это по-настоящему и всерьез – Аркаша нужен в Израиле. А значит, совершенно серьезно и то, для чего пригласили (да что там пригласили – вызвали!) Аркашу на землю обетованную.
И вот – не встретили.
Что-то не сработало. Какое-то звено во всей цепочке оборвалось в последний момент, когда теплоход «Дмитрий Шостакович» уже таранил волны Черного и Средиземного морей, приближаясь к Хайфе. Да, именно тогда, ведь Аркаша звонил в Израиль еще из Одесского порта, за час-полтора до отплытия, и четко выяснил место встречи – в порту, у единственного входа в единственный «Макдоналдс». Подойдет мужчина и назовет свое имя – Эли.
Эли не пришел...
Сначала Аркаша мужественно боролся со сном, до боли покусывая губу и широко раскрывая глаза, вспоминая университетские годы, когда он, студент-журфаковец, пытался слушать лекции после ночных посиделок в общежитии; потом клевал носом, вздрагивая и мгновенно пробуждаясь лишь тогда, когда начинало что-то сниться, но усталость и нервное напряжение последних часов сморили бедного путешественника, и Аркаша забылся тяжелым и глубоким сном.
Глянув на Аркашу, Арье замолчал на полуслове. «Не повезло тебе, парень, ох и здорово же не повезло… – подумал Арье. – Но не горюй, не все пропало. Главное – жив-здоров, а в остальном поможем, не бросим, выручим. Или мы не евреи…»
Жилище Арье располагалось на первом этаже пятиэтажного дома. Никакого коридора в квартире не наблюдалось, прямо с порога Аркаша попал в широкий салон, плавно переходящий в две жилые комнаты без дверей. Первое, что поразило Аркашу – это идеальная чистота и порядок в холостяцком жилище. Кафельный пол сверкал и казался зеркальным, стены отражали свет, а на столе, аккуратно застланном белоснежной скатертью, в высокой бронзовой вазе стоял букет огромных алых роз… Аркаша нагнулся было, чтобы снять туфли, но Арье мягко хлопнул его по спине:
– Не разувайся, здесь это необязательно. Тащи свою сумку вон в ту комнату. Там пока будешь спать. Душ, туалет – вот здесь. Ванны, извини, нет. Сейчас полотенце дам.
– Да не надо…
– Что – не надо? Мыться не надо? Здесь, уважаемый, такая жарища, что… Ха, слышь, какой у меня казус образовался недавно! Зажигалку вот оставил в машине, на щитке бросил. Через часок прихожу – а нет ее, зажигалки! Мистика, а? Вот она была – и нету! – пропел Арье на мотив старой песенки. – И спереть же не могли: «Мазда» под сигнализацией, все закрыто… А потом узрел вдруг пластиковый осколочек, на правом сидении валяется. Ма-аленький такой, и под цвет зажигалки бывшей. А на полу под «бардачком» – еще два, а сзади – железка с кремешком и колесиком… Успеваешь соображать?
-- Пока нет…
-- А лопнула зажигалка под солнышком, газ распер ее! Счастье, что не взорвалась, а то бы машина сгорела… Вот такая тут погодка выше нуля. Пять раз в день под душ залезешь, и то мало будет. По пять хульцот в день меняем, если мазгана нет…
– Если… что меняем, если чего нет?
– Рубашки меняем, – спохватился, засмеявшись, Арье, – если кондиционера нет. Тут, извини, ивритские слова скоро станут вообще русскими. Если что не понятно – спрашивай, не стесняйся, потом привыкнешь…
«Привыкнешь, – насторожился Аркаша. – Он хочет сказать, что я здесь пробуду долго? Но в мои планы это не входит…» А вслух спросил:
– Вы, я так понял, намерены дать мне пристанище?
– Намерен, – фыркнул Арье. – А то куда ты пойдешь? Надо же узнать, кто тебя пригласил, почему не встретил, и вообще, как-то тебе нужно отправиться обратно. А до тех пор тебе где-то жить надо, да? Ну так и живи пока здесь, кто не дает?
– Вы полагаете, что я здесь надолго?
– Полагаю, – четко произнес хозяин. – Слушай, дорогой, ты, часом, не профессор? Кем ты работаешь?
– Журналистом…
– Ну, так я и понял. Говоришь, как в газету пишешь. Иди, мойся, а я пока покушать чего сделаю. Как это по-нашему – сначала накорми гостя, напои, а потом расспрашивай да толкуй с ним…
Завтрак тоже приятно удивил Аркашу. Горячее картофельное пюре, куриные бифштексы, масса каких-то приправ, солений и пряностей вызывали обильное слюновыделение, и Аркаша лишь сейчас понял, насколько проголодался. Рука невольно потянулась к вилке, но Арье остановил:
– Погоди, сперва по сто пятьдесят для аппетита. Или мы не русские евреи?
– Что, здесь и «Московская» есть? – улыбнулся Аркаша, увидев знакомую этикетку на зеленой бутылке.
– Здесь все есть, – важно ответил Арье. – Только это – настоящая «Московская», из самой Москвы. Друг меня снабжает, матрос с «Шостаковича». Контрабанда, конечно. Вообще-то здесь есть и местная, израильская водяра – и «Русская», и «Особая», и «Столичная»… Очень дешевая, дешевле сигарет, только не вздумай ее пить. Самогон чистой воды, – он рассмеялся, каламбур показался удачным. – В Иерусалиме бодяжат, исключительно для русских, им подавай покрепче, чтобы по башке било да с ног валило. А я уважаю только фирменную. Ну, за знакомство, за удачу…
Водка приятно обожгла горло. Аркаша приналег на завтрак, и через пару минут почувствовал, как успокоительная слабость разливается по всему телу.
– Вы один живете? – слегка заплетающимся языком спросил Аркаша.
– Угу, – кивнул Арье.
– И готовите себе сами?
– А чего тут готовить? Для израильтян какой самый главный инструмент в кухне? Миспараим! То есть, извини, ножницы. Чтобы пакеты разрезать. Здесь почти вся еда в пакетах, только разогревай или кипяти. И не только концентраты, есть и свежие продукты, сильно замороженные. Так что на готовку много времени не уходит.
– И квартиру сами содержите? Чисто как у вас…
– Не-ет, – снова хмыкнул хозяин. – Женщина приходит по понедельникам, никайон делает… То есть, убирает, пол моет, пыль вытирает… Вот цветочки зачем-то приносит. Я ей плачу четыреста шекелей в месяц – и ей хорошо, и меня устраивает. А теперь давай к делу. Подумаем, что с тобой дальше творить.
– Неудобно, – покачал головой Аркаша, царапая ногтем белый фильтр от докуренного «Кента». – Свалился вот так к вам…
– Здесь все удобно. Разве что на потолке спать неудобно, – Арье задумчиво глянул вверх. – Одеяло будет падать.
***
Негромкая музыка осторожно коснулась слуха, стихла и снова зазвучала, теперь уже ровнее. Женский голос с придыханием пел на чужом языке, Эли не понимал ни единого слова, но мелодия была настолько нежной и обволакивающей, что он улыбнулся, не открывая глаз. Тело приятно ныло – так чувствует себя человек, проснувшись в выходной день и продолжая нежиться в постели, когда сон уже ушел, но хочется полежать без движения, когда вместе с сознанием возвращается бодрость.
Музыка сменилась. Теперь тот же голос медленно выводил другую песню.
Эли зевнул и попытался потянуться, слегка напрягая мышцы.
Но это у него не получилось.
Открыв глаза, он едва не вскрикнул: запястья были скованы узкими полицейскими наручниками.
Он судорожно оглянулся вокруг.
Странная, совершенно незнакомая комната. Кроме низкой широкой кровати, на которой он лежал, здесь была только тумбочка, да в углу, отделанном черной керамической плиткой, за полупрозрачной занавеской, поблескивали душ и унитаз.
Больше в комнате ничего не было.
Сквозь матовое оконное стекло пробивался свет, и Эли понял, что день в самом разгаре. С трудом поднявшись на ноги, помогая себе скованными руками, Эли тут же снова свалился на кровать: ноги не держали, и это открытие разбудило его окончательно.
Он все вспомнил и застонал от бессилья.
…В начале прошлой недели к нему пришли двое. Дверь открыла дочка, шестнадцатилетняя Шири. Удивленная бесцеремонностью визитеров (в Израиле не переступают порог чужого дома без приглашения хозяев), она провела их в комнату, где Эли, коммерческий директор фирмы «Алина», проверял за компьютером отчет для налоговой службы. Это были ребята лет тридцати, наголо обритые и очень похожие друг на друга. Многие израильские мужчины в любое время года предпочитают полностью освободиться от растительности на голове, но эти двое не были израильтянами – при быстром и уверенном иврите они делали множество ошибок, было видно, что этот язык для них не родной, а выученный.
– Нужна тебе крыша, – вместо приветствия заявил один. – Сейчас мы делать договор к тебе.
– Крыша? – переспросил Эли, стараясь вспомнить, когда же в его доме в последний раз ремонтировали кровлю.
– Охрана, охрана, – нетерпеливо пояснил собеседник, раскрывая папку, которую держал в руках.
– Вы рекламные агенты? – догадался Эли.
– Да, мы рекламные агенты.
– По охране?
– По охране, да.
Второй посетитель в это время бродил по залу (не заходя, впрочем, а лишь заглядывая в другие комнаты) и с интересом рассматривал обстановку – большой, в четверть стены, телевизор «JVC», дорогой немецкий гарнитур, китайские вазы, потом в упор уставился на Шири.
– Не нужна мне охрана, – недоуменно возразил Эли. – Я не бизнесмен, не сенатор и не политик.
– Нужна охрана не тебе. Нужна охрана «Алине», – уточнил первый гость, садясь в глубокое кресло и деловито перелистывая бумаги в своей папке. – Мы делать хорошую охрану, а сейчас делать договор, потом подпишем его у хозяин твой.
– Извините, это ошибка. Мы давно имеем охрану, – улыбнулся Эли. – Нас уже много лет охраняет «Ашмира».
– «Ашмира» – плохая охрана. Наша охрана хорошая.
Как и каждый коренной житель страны, Эли имел достаточный опыт отваживания настырных рекламных агентов, постоянно скребущихся в квартиры и предлагающих то фильтры для водопровода, то книги, то лекарства концерна «Доктор Нонна», то новейшие телевизионные антенны… И Эли произнес привычную в таких случаях фразу:
– Вы сейчас будете меня уговаривать, что без ваших услуг мне не обойтись, что именно вы сделаете меня счастливым. Я вам охотно верю и вы мне очень симпатичны. Но вы можете просидеть у меня весь день, а я у вас так ничего и не куплю. Жалко времени!
– Как тебя зовут? – вдруг спросил второй посетитель у Шири.
Девушка промолчала.
– Ну?
– Тебе это не нужно, – нервно ответил Эли. – А теперь будем прощаться.
– Да, сейчас мы будем прощаться, – согласился рекламный агент, сидящий в кресле, и с явным сожалением закрыл папку.
– А тебя зовут Шири, – довольно оскалился второй, прочитав пеструю надпись на лямке школьного рюкзака и, обращаясь к первому, добавил по-русски: – Шире дырку…
– Что? – переспросил Эли, услышав имя дочери в сочетании с незнакомым словом.
– Позже поймешь. Увидимся!
И оба, словно по команде, направились к выходу.
– Если я вас пошлю, вы не обидитесь? – крикнул им вслед Эли.
– А это смотря куда...
Весь вечер Эли мучился сомнениями: не слишком ли резко обошелся он с агентами? Ведь, что ни говори, люди просто выполняли свою работу, и именно от напористости, граничащей с нахальством, от умения убеждать и навязываться, во многом зависит успех их деятельности, а следовательно, и зарплата. Но, вспомнив, какими маслеными глазками глядел на его дочь один из агентов, как развязно и нагло шатался он по комнате, Эли уговорил себя, что нет, не напрасно он так невежливо выставил визитеров.
Но неприятный осадок угнетал, как ни старался Эли отвлечься.
…На следующий день Шири прибежала домой, захлебываясь от рыданий. Ее крик и плач Эли услышал, когда дочь еще взбегала по лестнице, и стремглав бросился открывать дверь. Он остолбенел и едва не задохнулся: Шири была полностью обнаженной, лишь на одной ноге сиротливо белел носочек.
Она упала отцу на грудь, больно охватив его за шею, и завыла. Эли чувствовал, как ее колотит нервная дрожь. Он прижал Шири к себе, словно стараясь, хоть с опозданием, закрыть ее, оградить от всего мира.
– Девочка моя… девочка… тебя… – всхлипывал он, боясь выговорить страшное слово. – Тебе сделали это?
Шири резко замотала головой.
– Побили?..
– Не-е-ет!
– Что сделали с тобой, что?!
Шири вырвалась из его объятий и, лишь сейчас обнаружив, что стоит перед отцом голой, ринулась в свою комнату.
Дежурный наряд полиции и амбуланс прибыли почти одновременно через считанные минуты. После успокоительного укола Шири, продолжая постанывать на каждом выдохе, поведала инспектору, что двое незнакомых парней остановили ее в парке, через который она каждый день возвращается домой после школы, затащили в кусты и полностью раздели, так быстро, что кричать она смогла лишь когда парни убежали, прихватив с собой ее одежду. Как они выглядели? Обычно… В джинсах и светлых футболках… нет, в футболке был один, а второй был в рубашке, тоже светлой. Это были евреи? Нет… Арабы? Русские? Марокканцы? Нет, похожие на русских или на румын…
Спустя полчаса хулиганы были задержаны в зале игровых автоматов. Они признались, что незнакомый русский мужчина дал им 200 шекелей, издали показал на Шири и объяснил, что нужно с ней сделать. Обещал, что даст еще 300 шекелей, но исчез. Обманул…
…Когда был разгромлен небольшой филиал фирмы «Алина» в Хайфе (охранник оказался связанным и запертым в кухне), Эли вспомнил фразу, брошенную одним из недавних гостей: «Ашмира – плохая охрана» и решил рассказать обо всем хозяину. Хозяин внимательно выслушал, ни разу не перебил и не переспросил. Он ответил лишь: «Буду думать». И, напрягая руки с дряблыми высохшими бицепсами, подавляя зевок с послеобеденной отрыжкой, укатил на своей инвалидной коляске в другой конец сада.
– Будет думать, – ответил Эли, услышав в телефонной трубке голос одного из «рекламных агентов».
– Пусть думает до вечера. В двадцать один ноль-ноль ждем ответа. Запиши мой телефон…
Эли записал номер сотового телефона и продиктовал его хозяину. Хозяин связался с полицией и вскоре узнал, что это – линия «Токмен», а значит, определить его местонахождение невозможно: ведь приобрести карманную трубку «Токмен» можно в любом крупном торговом центре или в специализированном магазине, и при этом никто не спросит ни фамилии, ни адреса покупателя…
В тот же день, в 21-07 на пульт пожарной охраны поступил сигнал тревоги из центрального офиса фирмы «Алина». Тель-Авивские огнеборцы густо залили пеной то, что осталось от трехкомнатного помещения на улице Алленби. Охранник агентства «Ашмира» сообщил о трех неизвестных, которые намеревались зайти сюда после закрытия, а когда он их не впустил, то в окна полетело около десятка бутылок с зажигательной смесью, именуемых в Израиле «коктейлем Молотова», который часто применяют палестинские террористы.
О пожаре в Тель-Авиве Эли не знал – именно в это время он вернулся домой, в Хайфу, но, лишь выйдя из машины, был сбит с ног, отравлен струей усыпляющего газа и очнулся лишь в этой странной комнате.
Эли осторожно скатился на пол. Ноги казались чужими. Ползком он добрался до двери и заколотил в нее скованными руками.
Дверь тут же открылась – видно, здесь ждали его пробуждения.
Переступив через Эли, в комнату вошел один из недавних визитеров, тот, который интересовался именем его дочери.
– Поспал? – улыбнулся он, садясь на кровать.
– Где я нахожусь? – спросил Эли.
– В Эрец-Исраэль.
Ответ не отличался оригинальностью.
– Где именно?
– В Хайфе.
– Где, где в Хайфе? Хайфа большая!.. – Эли был на грани истерики. – Что с моей дочерью?
– С твоей Ширли-мырли все в порядке, – ответил собеседник, прикуривая сигарету. – Не волнуйся, мы сами не хотим лишнего шума. Я ей позвонил вчера, сказал, что ты задерживаешься в фирме. Ты ведь часто ночуешь в Тель-Авиве, я знаю.
– Она могла позвонить мне на мобильный!
– Звонила, – кивнул тот, доставая из своего кармана аппарат «Моторола», принадлежавший Эли. – Я ответил, что ты спишь, очень устал, и просил не беспокоить.
– Что вы хотите от меня?
– Ну вот, – улыбнулся бандит – в том, что это были именно бандиты, у Эли не оставалось сомнений. – Нам надо, чтобы ты сейчас связался со своим хозяином.
С этими словами он набрал номер и протянул «Моторолу» к уху Эли.
Хозяин отозвался после первого же сигнала.
– Где мой внук? – услышал Эли старческий шепот.
После недавно перенесенного инфаркта у владельца фирмы «Алина» отнялся голос и возникли проблемы со слухом, поэтому телефонное общение с ним вызывало большие трудности и напоминало диалог полунемого с полуглухим – «он понял, что я понял, что он понял». Если рядом с ним не было никого, кто мог бы «озвучить» его слова по телефону (хотя и такая форма разговора занимала много времени), то собеседник далеко не всегда мог разобрать, о чем говорит хозяин.
Сейчас, хозяин, видимо, был один. Но Эли хорошо расслышал его вопрос.
Эли застонал, в изнеможении закрывая глаза.
Он только сейчас вспомнил, что вчера вечером у него была назначена встреча в Хайфском порту у входа в «Макдоналдс».
Встреча с Ароном Хайкиным. С внуком хозяина.