***
Сдерживая рыдания, Мила бежала по узкой улочке, прижимая к груди сумку. Страх и отчаянье гнали ее вперед, подальше от виллы, от Игаля, от больших денег, обещанных Славой. «Зачем я сюда приехала, мамочка, зачем… вот, дура… зачем…» Мысль о том, что она осталась без паспорта, без крыши над головой, что вокруг нее все чужое, незнакомое и опасное, утомляла и обессиливала. Улица Дерех Амелех, «Путь царя» или «Царский путь»... Миле хотелось просто упасть на землю и умереть. «Мамочка… зачем…»
Она устала и перешла на шаг. Пошатываясь, вышла на какую-то широкую улицу, усаженную огромными ветвистыми пальмами, сквозь которые проглядывали контуры многоэтажных домов. Небо серело. Внезапно Мила почувствовала, как тело ее покрылось «гусиной кожей» – то ли она сама озябла от переживаний, то ли в этой стране перед рассветом всегда бывает холодно…
Увидев длинную стеклянную будку автобусной остановки, Мила забрела в нее и села на мокрую от росы скамью. Стекла будки и сама скамья были покрыты родными русскими надписями: «Спартак – чемпион», «Женя и Андрей из Томска», «Римма – сучка»… Начало пятого… Интересно, с которого часу здесь начинают ходить автобусы? Дрожа, теперь уже не только от страха, но и от холода, Мила запустила руку в сумку за сигаретами, нащупала паспорт и деньги. Боже, она совершенно забыла, что спрятала их к себе! Хоть чужой, но хоть какой-то документ у нее все-таки есть! Но, если придется кому-то показать, то обман раскроется сразу, ведь она совсем не похожа на эту Нину Стешенко из Луцка… А ведь поначалу-то можно объяснить, что, мол, случайно перепутали с подругой паспорта, а та по ошибке взяла ее, Милин паспорт – обложки-то все одинаковые…
По улице проносились редкие автомобили, некоторые сигналили, водители заинтересованно поглядывали на Милу. Она понимала, что вид имеет еще тот: заплаканная, дрожащая девка сидит на остановке ни свет ни заря, держит в трясущейся руке сигарету, другой нервно сжимает сумку… Проревел автобус с красными светящимися нулями вместо номера маршрута, шофер даже не подумал остановиться. Скорее бы уже на улице появились прохожие, живые люди, можно будет спросить, как добраться до Тель-Авива…
Она выбросила окурок и вытерла мокрые веки. Пальцы были грязными, тут же защипало глаза, снова потекли слезы, но Мила пересилила внезапное желание заплакать и поднялась на ноги.
Только сейчас она заметила рядом с остановкой телефон-автомат.
Как и ожидалось, телефон имел узкую щель для магнитной абонементной карточки. На серебристой пластинке были проштампованы рисунки – инструкция по пользованию телефоном. Тут же – номера пожарной, медицинской и полицейской служб.
Да, она сейчас позвонит в полицию. Все объяснит, ничего не утаивая: что она, девушка Мила, попала в Израиль такого-то числа (пусть проверяют на таможне) по объявлению фирмы «Алина», но сейчас осталась без документов и денег, ее склоняли к проституции, насильника она ударила (может быть, даже слишком сильно) и убежала… Должны же ее выслушать и проверить, она же не в джунглях, а в прогрессивном культурном Израиле, с которым ее страна имеет дружественные отношения… или не имеет? Ладно, это не самое главное. Она попросит связаться с консульством или посольством в Тель-Авиве, и тогда Миле смогут помочь…
– Миштара! – раздалось в трубке.
– Полиция? – от волнения у Милы вспотели ладони.
– Йес, полис!
Английские слова вспоминались с большим трудом.
– Май нейм из Мила, – сбиваясь, затараторила она. – Ай эм рашн герл… Ай хев проблемс…
В ответ раздалась длинная фраза, и лишь по характерным звуковым признакам, свойственным персонажам зарубежных фильмов, Мила поняла, что с ней заговорили именно на английском.
Но она не поняла ни единого слова!
– Ма кара, Мила? – спросил другой голос. – Аль тидаги, эйфо ат?
Мила повесила трубку, кусая губы. Почему она ни в школе, ни в институте не учила как следует английский?..
Оставалось лишь встретить на улице человека в форме – в любой форме, полицейской, военной, какой угодно, или ждать, когда на улице появится полицейская машина, остановить ее, привлечь к себе внимание… может быть, в полиции кто-нибудь понимает по-русски…
– Куда тебе, дочка?
Мила вздрогнула. У бровки тротуара стоял белый автомобиль с надписью «Taxi» на желтом флажке. Из кабины на нее глядел приятный пожилой водитель.
– В Тель-Авив, – ответила Мила, обрадованная русской речью.
– Так Тель-Авив в другую сторону! – засмеялся водитель. – Садись!
Мила села в такси, захлопнула дверцу и облегченно перевела дух. Наконец-то нашелся человек, да не просто человек, а с родным языком!..
– Откуда ты свалилась такая? – водитель глянул на нее, прикуривая сигарету. Ехать в Тель-Авив он явно не спешил.
– Из Харькова.
– Знаю, бывал проездом. Я сам из Гомеля. Пиво у вас хорошее на вокзале. А сейчас откуда? От клиентов сбежала? – таксист хохотнул. – Заплатили хоть, или кинули?
– Нет, вы не думайте, – заторопилась Мила, боясь, что ее не дослушают, и не ошиблась.
– А я про тебя вообще не думаю. Я двадцать восьмой год в Израиле, дочка. И таких как ты, сосок-давалок, насмотрелся, знаешь, сколько? Это говорят как: на заработанные деньги тимуровцы покупали проституток и отпускали их на волю. Вот и я так, как простой честный человек...
Мила отвернулась. Таксист ей не верил. Ну и плевать.
– Мне в Тель-Авив, – напомнила она и спохватилась: – Сколько это будет стоить?
– Сто шекелей, – не раздумывая, ответил водитель и тронул с места.
– Это… Это двадцать пять долларов?! – Мила ужаснулась.
Она вспомнила, как быстро, минут за десять, привез их Миша сюда, в Рамат-Илиягу. И за десять минут – двадцать пять баксов?!
– Остановите!
Таксист усмехнулся и притормозил у обочины, не успев далеко отъехать от автобусной остановки.
– Ну, зачем так сразу – «остановите»? Э-э, со мной так не выходит... Если у шлюхи взять немножко, то это не грабеж, а дележка! Может, еще договоримся по дороге, а? Есть тут плантация апельсиновая, остановимся на пару минут…
– Дайте выйти! – Мила дернула какую-то ручку, но дверь оказалась заблокирована.
– Ну, чего ты так разволновалась? Черножопым даешь по кругу, а я, значит, тебе не такой, да? – глаза его свелись в две узкие щелочки. – От земляков тебя воротит, не в кайф? Да у меня дочь такая, как ты, в армии служит, а ты, шалава, нос задираешь?!
– Вот и трахай свою дочь!
– Ах ты…
Он схватил Милу за грудь и сильно сдавил, от боли у Милы потемнело в глазах, она резко вырвалась и изо всех сил вцепилась зубами в жесткую мужскую ладонь. Таксист вскрикнул и, коротко размахнувшись, ударил ее по лицу. Из носа хлынула кровь, забрызгивая платье и голые колени.
– Башку держи, дура! – завопил таксист. – Обивку мне изгадишь!
Одной рукой он крепко зажал лицо Милы, вызвав новый всплеск боли в разбитом носу, другой дотянулся до правой дверцы, легко открыл ее и вытолкнул девушку на тротуар.
– Я сейчас в полицию пойду! – заплакала от обиды Мила. – И все скажу, как ты меня домогался и избил, я номер твой запомнила!
– Ой вэй, – скорчил гримасу таксист. – Давай, давай, беги, они таких как ты имеют на столе всей сменой!
– Гад ты! – больше Мила ничего не могла сказать.
Автомобиль сорвался с места и через несколько секунд исчез за поворотом. Ко всем Милиным неприятностям добавился распухший в пол-лица кровоточащий нос плюс окровавленное платье. Но самое обидное, что в такси осталась сумка, где, кроме ее собственных вещей, были паспорт и деньги Нины Стешенко да пистолет-пугач, подарок маленького Рони.
***
– «Бен-Давид», – прочитал Арье табличку на почтовом ящике с цифрой «7». – И что бы это значило?
Аркаша не ответил. Ему, например, было абсолютно ясно, что в седьмой квартире по Дерех Ашалом, 14-алеф проживает некий Бен-Давид. Оглядев остальные таблички, Арье помрачнел. Судя по всему, никакой Омер Коен здесь не обитал.
– Ури мог ошибиться? – предположил Аркаша.
– Ури живой человек, не компьютер. Все могло быть. – Арье снова глянул на листок с адресом. – Но не думаю. Идем.
– Куда?
– Пока в квартиру номер семь.
Дверь не открыли. Зато послышалось движение и потемнел глазок у соседей. Арье надавил на кнопку второго звонка.
– Ми зе? – раздался женский голос за дверью.
– Анахну мехапсим эт Омер Коен, – ответил Арье. – У шахен шелах?
– Ле, Омер Коен ле гар по. Ани ле йодаат, эйфо гар адон Коен.
Аркаша пытался вслушиваться в незнакомые слова, но кроме «Омер Коен» не понял ничего. Несколько раз в беседе был упомянут Бен-Давид, но, видя, как скучнеет лицо Арье, Аркаша определил, что удача снова обманула их.
– Что она сказала? – спросил Аркаша, когда они спускались вниз по лестнице.
– Сказала, что не знает ни Коена, ни Бен-Давида. Или не хочет говорить с незнакомыми. Хотя, – Арье хмыкнул, – можно всю жизнь прожить в Израиле, да так и не знать, как зовут твоего соседа. Здесь вам не там. Нет, ну мне очень нравятся эти чудеса из чудес – во всем подъезде нет ни одного Коена, или это не Израиль!
– Ну, и что дальше?
Арье остановился на лестничном марше и недоуменно глянул на Аркашу.
– Как – что дальше? Конечно, в Тель-Авив ехать. В «Алину». И оттуда уже искать. Если тебе дали телефон этой фирмы, значит, там знают, что ты должен позвонить. Или хотя бы знают твое имя. Конечно, надо ехать. Есть другие идеи?
– Прямо сейчас?
– А когда? – Арье глянул на часы. – Скоро все будет закрыто, шабат начнется.
– Ну, так что?
– Что – так что? В шабат нельзя людей беспокоить. Святой праздник, суббота, – пояснил Арье и вдруг спросил: – Ты в Ереване бывал?
– Приходилось.
– Так знаешь, почему закрыли Армянское радио?
– Даже не представляю себе, – отрешенно ответил Аркаша, которому было совершенно безразлична судьба Армянского радио.
– А закрыли его потому, что оно не смогло ответить на два вопроса: откуда берутся неприятности и куда деваются деньги. Ответ на второй вопрос мы примерно знаем. А вот что насчет первого… – Арье задумчиво посмотрел на Аркашу. – Проблемы не возникают из воздуха. Или ты не согласен?..
Серебристая «Мазда», круто развернувшись, помчалась по ровному, как стрела, приморскому шоссе к центру маленькой страны.
***
Ближе к полудню горожане засуетились, а после часу дня уже просто забегали. На рынке «Кармель» резко упали цены, продавцы спешили срочно распродать скоропортящийся товар. В магазинах и бакалейных лавках шла ускоренная торговля, с криками и нервными очередями, в это же время с тротуаров убирались столики и стулья, струями из шлангов смывалась на мостовую пыль, опускались жалюзи в уличных кафе…
Граждане Израиля закупали еду на будущие сутки: наступал вечер пятницы, иудейский шабат. До субботнего вечера, до первой звезды, страна словно вымрет – работать в это время большой грех. Магазины, заводы, учреждения, транспорт будут отдыхать. А религиозные евреи в шабат даже не могут ни включать свет или газ, ни мыться, ни смотреть телевизор, ни курить, ни готовить еду…
Маленькая бутербродная, в которой сидели девушки, тоже готовилась к закрытию, однако хозяин пока еще не проявлял нетерпения. Наоборот, он даже предложил посетительницам по маленькой чашечке кофе, отмахнувшись от протянутых Аллой нескольких шекелей.
– Ты хреново выглядишь, подруга… – Алла, глянув на Милу, поцокала языком.
– Боюсь, теперь это будет моим нормальным состоянием.
– Не каркай. Кто чего боится, с тем то и случится.
Алла прикурила сигарету и отвернулась к окну, словно забыв о Миле, которая глядела на Аллу, как на единственно возможного помощника. Она уже рассказала и о событиях на вилле, и о том, что потеряла сумочку с документами и деньгами незнакомой девушки, которая до нее жила у Галины, и о том, как ей удалось отмыть кровь с платья у придорожной питьевой колонки, и о том, как совершенно незнакомый мальчишка разрешил ей позвонить с его сотового телефона по номерам, которые оставил Аркаша (оба номера не ответили) и по номеру телефона Аллы, и о том, как молодая женщина-военнослужащая согласилась бесплатно подвезти Милу по адресу, продиктованному Аллой…
– А ты его точно угрохала? – наконец нарушила молчание Алла.
– Не знаю. Крови много было…
– Ну, это еще ничего не значит. Хотя нужно предполагать худшее. Если он действительно сдох, и если тебя найдут, то ты попадешь домой лет через двадцать. Это в лучшем случае.
– А в худшем?
– А в худшем – тебя тоже втихаря грохнут и закопают с благословения того же Миши, на которого ты так надеешься, – просто пояснила Алла. – Это же мафия, она существует годами и десятилетиями. А ты здесь никто, звать тебя никак и живешь ты нигде. Поэтому тебя легче шпокнуть, чем возиться с твоими проблемами, тем более… уголовными. Извини.
Алла зажгла новую сигарету от окурка и, спохватившись, протянула Миле пачку «Парламента». Мила долго не могла извлечь сигарету, пальцы дрожали. Несколько раз безуспешно пыталась добыть огонь из Аллиного «зиппо». Отчаявшись, швырнула зажигалку на стол и охватила руками щеки.
– Что же мне теперь делать? – Она отрешенно глянула на хранящую спокойствие Аллу, словно ожидая, что она тут же даст ответы на все вопросы – как-никак, целых три года в этой стране…
– Пока не знаю. Во всяком случае, со своим паспортом можешь распрощаться, ты его больше не увидишь.
– Почему?
– Потому, что его уже, скорее всего, больше не существует. Как и паспортов тех девчонок, с которыми ты приехала. Вас просто нет… Честно говоря, я сначала и сама поверила, что вас действительно оформили в группу домработниц от «Алины» – это, все-таки, довольно известная и крепкая фирма. А теперь вижу, что… – Алла хмыкнула.
– Что ты теперь видишь?
– Да что вас просто обули элементарно! Кидалово и попадалово! Думаешь, мало таких дур, что поверили в сказки, будто за бугром можно сколотить бабки, не напрягаясь? Прежде чем сунуть куда-то нос, подумай, как будешь его вытаскивать. Вас взяли для борделей… Какая разница, для домашних или этих, общественных. И, таки да, все сделано аккуратно, к уголовной ответственности твоих работодателей не привлекут.
– Почему? Если все об этом знают…
– Почему волосы на голове всю жизнь удлиняются, а между ног – нет? А потому что НЕ ХОТЯТ. Желаешь узнать секрет бессмертия – спроси у мафии… А «Алиной» эти подонки просто прикрылись, «Алина» – это фарс, вас изначально набирали как проституток. И вы, подруги, хорошо влетели. Да подожди, не реви… Насчет документов я узнаю сегодня, паспорт попробуем сделать.
– Что значит – сделать?
– Это уже не твои проблемы.
– Но он будет фальшивый? – снова всхлипнула Мила.
– Он будет настоящий… ну, почти настоящий. Даже с твоей фамилией, и фото будет именно твое. Так делается, просто нужно знать места и людей. Но это стоит денег.
– Сколько?
– Не меньше двух штук.
– Долларов?!
– Ну не рублей же и не гривен, блин!
– Но у меня ничего нет!.. – Милу охватила паника. Она не предполагала, что паспорт может стоить так дорого. – Ты можешь мне одолжить? Я тебе отдам в Харькове…
Алла рассмеялась.
– Подруга! В Харькове ты отдашь эти деньги… знаешь, когда? И то, если не будешь ни есть, ни пить… Где ты их сможешь заработать, ты что, офигела? Да я не дам тебе этих денег, я не меценат и не мать Тереза. Ты должна заработать здесь, раз уж так все вышло.
Алла усмехнулась с таким сарказмом, словно доказывала свою правоту не Миле, а кому-то третьему, которого куда труднее убедить и мнение которого ей было очень важно.
– Уже заработала, – горько улыбнулась Мила. – В фирме «Алина»…
– Кроме того, – продолжала Алла, раздавив окурок в пепельнице. – Тебе нужно где-то жить и что-то кушать. Ну, жить можешь со мной, номер оплачен вперед, и никого не колышет, сколько человек здесь проживает – то ли я одна, то ли целый батальон. Одежду я тебе, допустим, дам – мне ее девать некуда, а Гиль покупает мне все новые и новые тряпки. А вот кормить тебя, холить и лелеять, извини, я не могу…
– Да, но как же я устроюсь на работу без документов?
– Сегодня вечером я поговорю с Гилем. А дальше – по обстановке. Думаю, работу он тебе даст и документов не спросит, ему достаточно твоей мордашки и фигурки. Тем более, я тебя порекомендую…
– Твой виртуальный секс? – поморщилась Мила.
– Мой виртуальный стриптиз, – уточнила Алла. – Официальным путем ты на работу нигде не устроишься, документов нет. А у нас – пожалуйста.
Мила промолчала. Об Интернете она имела представление, но виртуальный стриптиз... Ей казалось не вполне нормальным занятием сидеть в закрытом помещении и раздеваться перед миниатюрной телекамерой для того, чтобы за нею наблюдали с помощью телевизора, совмещенного с пишущей машинкой...
– Нет, ну ты, конечно, можешь подъехать на Алленби, в «Алину». Там тебя встретит миштара с обвинением в убийстве и незаконном пребывании, и это, опять-таки, в лучшем случае. А в худшем…
– А в худшем – Миша с топором…
– Господи, да при чем тут Миша? Он, скорее всего, обычная шестерка, которая занимается распределением работниц. Извозчик, «Вася-шмаровоз». Если ты в самом деле убила того идиота, то сейчас идет разборка на совсем другом уровне. Криминальные законы развитого капитализма плюс русские бандюки. Галина, естественно, вызвала ментов и заявила, что его сыночка порешила Мила такая-то из фирмы «Алина». Адрес и телефоны фирмы – пожалуйста: и в договоре, и в налоговой, и в том же телефонном справочнике. И полиция помчится на Алленби искать концы и раскручивать, а там – целый синдикат по продаже русских девочек в местные бордели… И твой Миша – юный пионер в коротких штанишках. Дальше рассказывать? Пожалуйста. Полиция будет искать тебя, чтобы посадить, а братки наши русские будут искать тебя, чтобы опередить полицию.
– Можешь не продолжать, – поежилась Мила. – Перекусят одним зубом…
– Примерно так, хотя одним зубом перекусить невозможно. Ты хоть номер своего паспорта помнишь?
– Помню. Столько раз заполняла…
– Беседер. Полдела, считай, сделано. В консульстве твой номер есть, хоть с этим проблем не будет. Даже если вдруг заметят, что с паспортом твоим что-то не в порядке, то, скорее всего, ни ципцидрипа, ни лахаца не поднимут. Израиль – страна пофигизма, им легче просто выпереть тебя из страны, чем разбираться с твоими проблемами.
– Дай-то Бог… А что с моим… ну, с новым моим паспортом, кто будет его делать? Насколько это надежно?..
Алла томно покачала головой:
– Моя бабушка прожила до девяноста восьми лет, и спокойно умерла в своей постели. Потому, что она не лезла не в свои дела и не задавала лишних вопросов.
– Это ты к чему?
– К дождю, – нежно кивнула Алла.
***
Дорога от Хайфы до Тель-Авива заняла около двух часов – несколько раз Арье и Аркаша попадали в пробки. У Аркаши впервые появилась возможность посмотреть на страну, в которую попал, не из окна квартиры Арье и не сквозь витрину ларька.
Сначала шоссе тянулось вдоль моря, и Аркаша с удовольствием наблюдал за отдыхающими аборигенами. Морской бриз освежал их душу и тело, сотни израильтян заполнили побережье, гоняли мяч, запускали яркие воздушные змеи, пили баночное пиво, плескались в волнах, строили с детьми песочные города. Многие девушки загорали без верхней части купальника. Над головой жужжали мотодельтапланы, на горизонте белели паруса прогулочных яхт.
Небольшие города, сквозь которые вихрем проскакивали путешественники, не очень отличались друг от друга. Трех-четырехэтажные дома на сваях, высокие пальмы, огромные рекламные плакаты – «Тошиба», «Кока-кола», «Мерседес», «Кодак»… Дети перебегали дорогу в самых неожиданных местах, взрослые могли остановиться посреди мостовой и долго вести беседы, не обращая внимания на проносящиеся вокруг автомобили, а мотоциклисты то и дело норовили шмыгнуть на тротуар и промчаться так до следующего перекрестка, объезжая очередную пробку – казалось, правил дорожного движения здесь не существует вообще.
Мальчишки в кипах и шортах, девчонки с голыми пупками. Религиозные евреи с длинными пейсами, в черных хламидах и таких же широкополых шляпах. Хохочущая стайка смуглых солдаток-марокканок с винтовками за спиной… Аркаша заметил, как много в Израиле вооруженных людей – не только военные и полицейские, но и вполне штатские граждане, мужчины, женщины, носили на поясах пистолеты или револьверы.
На перекрестках Аркашу неприятно поражало обилие босых и оборванных нищих, в основном русских, с пластиковыми стаканчиками в руках бродивших между автомобилями и собиравших монетки. У некоторых попрошаек, как ни странно, на поясах висели мобильные телефоны…
– Интересно, как они сюда попадают? – спросил Аркаша.
– Кто? – не понял Арье.
– Да вот ханурики эти, земляки наши… Чего им в «совке» не сиделось?
– Ну, у каждого своя драма, – пожал плечами Арье. – Хотя, процентах в девяноста путь один и тот же.
– Все начинается с водки? – понимающе усмехнулся Аркаша, вспомнив, что в Израиле водка очень дешевая.
– Да нет, водкой все обычно заканчивается, – сказал Арье. – Вот тебе, скажем, самая типичная история падшего эмигранта…
Аркаша уселся поудобнее. Он привык уже к длинным и детальным рассказам своего приятеля, но тот рассказывал увлекательно, так что его многословие можно было пережить.
– Скажем, жили-были муж и жена… Нет, не так. В Жмеринке ли, в Бердичеве, в Москве ли, в Санкт-Петербурге жила себе среднестатистическая еврейская (или частично еврейская) ячейка общества. Муж, как полагается, вкалывал, чтобы обеспечить семью, жена растила детей, поддерживала домашний очаг, ублажала супруга, совмещая все это также со своей работой. Все было – и радость, и печаль, и планы на будущее, и… и… И вот пришло решение: надо ехать. Ну, поехали. Ну, приехали. Ах, земля обетованная, шик, класс, блеск, отпад, улёт, кайф… Языку тебя учат бесплатно, в первый год деньги тебе дают безвозмездно, экскурсии тебе, консультации… Словом, все так и спешат, так и бегут, аж в очередь становятся, чтобы помочь тебе, новому репатрианту, свежеиспеченному израильтянину – кто делом, кто советом, кто знакомством… Ты не улыбайся, это действительно так. Израиль – единственная страна, где тебе действительно будут рады, и будут рады тому, что с твоим приездом страна стала крепче на одного человека, что Израиль стал богаче на одного гражданина. И – единственная страна, где никто не будет смеяться, что ты не знаешь языка или коверкаешь его безбожно…
– Правда? Почему?
– Да потому, что иврит – язык возрожденный, и множество израильтян – жители не коренные, они сами этот язык изучали и прекрасно помнят свои собственные ошибки. Кроме того – нас, евреев, мало, но нам есть, чем гордиться: построить такое государство, такой цветущий сад на клочке сплошного песка и камней, в пустыне, так отчаянно его отвоевывать и защищать… Смотри сам: нас окружают исключительно враждебные страны, и каждая норовит отхватить себе кусок, пнуть нас, раздавить, уничтожить… Хотя, казалось бы – вокруг огромная пустыня, места навалом, строй себе дома, заводы, орошай поля… Ан нет: этим арабам подавай только Израиль, потому что здесь уже все построено, налажено и процветает. На готовенькое варежку раскрывают… и гадят, как хотят, – Арье сплюнул в открытое окно. – А Эрец-Исраэль не только развивается, а еще приглашает сюда, собирает весь свой народ, нацию, всех евреев, дает им деньги на адаптацию, помогает получить профессию, трудоустраивает. Дает ссуду на покупку квартиры, автомобиля… словом, «нянчится» с каждым новеньким. Живи только, работай и зарабатывай. Где ты видел другую такую страну? – обратился Арье непосредственно к Аркаше. – Где? Я спрашиваю!
– Не видел, – пришлось признаться Аркаше.
– То-то же. Но есть и обратная сторона медали, – Арье снова покачал головой и сделал паузу, очевидно, обдумывая дальнейшие слова. – Вот, скажем, закончилась корзина абсорбции… Ну, пособие, которое Израиль дает каждому новому своему гражданину в первый год. Пошел второй год – и уже надо работать, зарабатывать на жизнь, создавать семье нормальные условия. А в Израиле, заметь, средняя зарплата относительно высокая, но и сама жизнь недешевая. И тут вдруг выясняется, что муж, глава и опора, ничего-то делать и не умеет! Гм… да нет, он-то умеет, конечно, – разрабатывать компьютерные программы, играть на рояле, писать книги, преподавать высшую математику… А кому это здесь нужно, если, во-первых, он как следует не знает иврита, а во-вторых, здесь всех этих программистов-музыкантов-профессоров хоть жопой ешь, если девять из десяти евреев-приезжантов – работники умственного труда, а на более-менее престижные места работодатели скорее возьмут коренного израильтянина… Что остается «русскому» интеллигенту – мойка посуды в ресторане, стройка, уборка улиц, уход за больными… Но – увы! – скрипач роняет хрустальные бокалы; пневмомолот в руках писателя долбит все, что попало, но не то, что надо; программист деликатно отворачивается, подтирая старушкину задницу… Для них такой труд – это ежедневный подвиг. А работодатель смотрит, кривится и думает себе: вот, мол, послал Бог работничков… А где он других-то возьмет? Коренные израильтяне не идут на подобные работы. Они знают, что в жизни всегда есть место подвигу, и держатся от этого места подальше...
Арье снова замолчал, настороженно глянув на Аркашу.
– Я тебя еще не расстроил?
– Нет, я, в принципе, с этим уже знаком. Люди рассказывали, читал достаточно. Да и на ПМЖ я сюда пока не собираюсь…
– Ну, так вот. А семью кормить надо, будь ты хоть каменщик, хоть историк. И глава вышеупомянутой среднестатистической семьи откровенно растерян: привыкший быть кормильцем и добытчиком, он теперь не знает, чем заняться, что конкретно делать ради конкретного заработка. Иврит его более чем скромен. Законов и порядков новой родины он не знает.
Адвокаты и консультанты теперь требуют денег. Пока он работал на стройке, забыл уже свою профессию, свою науку… хотя израильские науки, технологии да все прочее и без того лет на пятьдесят обогнали то, чем этот профессор занимался у себя в Москве. Так что, ни сил, ни желания ни на что нет. Дети не кормлены, жена не трахана. Друзья и знакомые, что когда-то расхваливали ему Израиль, теперь сочувствуют и разводят руками – нам не нужны твои проблемы, братан, тут со своими бы разобраться… Знаешь, даже притча такая жестокая есть: встречаются два шелудивых пса на Тель-Авивской свалке, и один говорит другому: «А в Урюпинске я был сенбернаром…»
– Грустно, – сказал Аркаша.
– А чего тут веселого? Деньги тут сами в карман не залетают. Если апельсины катаются по асфальту, как в кино показывают, так это не твои апельсины. И павлины роскошные на тротуарах – это, прости, друг, не твои павлины. Ну, так вот. Слабый человек бывает испуган и разочарован: только что все было хорошо, и вдруг такой облом в этой еврейской стране. А вот жена…
– Жена его поддерживает, сопереживает и тоже мучается, но ничем помочь не может? – предположил Аркаша.
– Когда как, – засмеялся Арье. – Каждую жену Израиль проверяет на вшивость. Если она там была скрытой скотиной, то здесь уж ее скотство проявится ярко. Здесь она увидит «красивую жизнь» – с экскурсиями-путешествиями, ресторанами, супермаркетами, автомобилями, посмотрит, как живут израильтяне, и задумается: а чем я хуже? Годы проходят, жизнь летит, а мой благоверный так и не нашел работу по специальности, не водит меня по ресторанам, не возит меня в Барселону, не катает на «БМВ»… И находит-таки эта… сучка какого-нибудь богатенького Беню или Ицика, и уходит к этому Бене или Ицику – с детьми и шмотками. Кстати, коренные израильтяне предпочитают жен-славянок: кто, как не эта «русская» баба будет так истово обхаживать нового богатого супруга, стирать ему носки, подавать кофе, жарить блинчики? Вот так-то. А у бывшего мужа ее, кроме проблем с работой, появляется еще и проблема одиночества. А где одиночество – там и водка… не у всех, конечно, но у многих. Русский люд до пьянки охоч. Или друзья по несчастью объявляются, вот и гудят целыми днями. И вот так, постепенно, опускаются…
– Грустно, – повторил Аркаша. – Но есть же пособие по безработице?
– Есть. На него можно существовать. Жить – нет. И вообще, чтобы хорошо жить в Израиле, здесь нужно родиться. И заниматься не тем, чем хочется, а тем, что у тебя лучше получается. Понял?
– Понял…
– Это тебе так, картинка с натуры. А о чем она говорит? О том, что здесь проявляются все слабости, если они были, и проявляются все хорошие качества… опять-таки, если они были.
– Экстремальная ситуация…
– Да… экстремальная.
Между Нетанией и Герцлией трасса немного освободилась, Арье увеличил скорость. Аркаша глядел по сторонам, пока не начали слипаться глаза. Арье, вероятно, хотел что-то еще рассказать своему спутнику, но, увидев, что тот уже клюет носом, отвернулся и молчал до самого Тель-Авива.
Лишь около нужного дома по улице Алленби он растолкал Аркашу и как-то странно сказал:
– Приехали.
Аркаша, зевая, вышел из машины и вдруг замер, потрясенный.
Огороженные белыми пластиковыми барьерами, зияли пустотой две выбитые витрины. Стены помещения были обожжены и облуплены, даже на улице чувствовался устойчивый запах гари. Внутри было пусто – бывший офис уже был расчищен от остатков сгоревшей мебели и техники.
Лишь у барьеров сидели на стульях двое охранников в темно-зеленой форме. Они играли в нарды, покуривали и попивали «пепси».
Тель-Авивского офиса фирмы «Алина» больше не существовало.
– Вот и все, дорогой, – улыбнулся Арье, задорно подмигнув Аркаше. – Англичане говорят примерно так: сэр, ваш поезд ушел пять секунд назад, но он уже ушел...
Но Аркаша совершенно не разделял радости Арье. Он уже в который раз проклинал свое легкомыслие и романтизм.
– Почему грустный сидишь?
– А чего веселиться? – Аркаша готов был заплакать.
– А того, что сейчас мы едем к тому, кто тебя пригласил.
– Куда?..
– Догонять поезд. Искать хозяина «Алины»! – Арье захлопнул дверцу автомобиля и повернул ключ в замке зажигания. – Ах, Арончик, нам ли быть в печали… Если гора не идет к Магомету, то последний забивает ей стрелку…
– Мы можем узнать адрес? – поднял голову Аркаша. – Как?
– Сейчас начнем знать и адрес, и официальные телефоны, и фамилию… и кто он такой и откуда взялся. Вон, видишь, ханут-сефер… То есть, книжный магазин?
– Вижу… «Русич».
– Вот сейчас «Русич» нам все и подскажет. Израиль – страна советчиков и справочников… Одно я тебе скажу, хорошая притча есть. Просыпается, значит, мужик утром, а у него на елдаке железная гайка накручена! Он ее скорее сдергивать – не сдергивается. Стаскивать – не стаскивается. Ой вэй, что делать? Схватил разводной ключ, открутил эту гайку, и тут же бац! – жопа отвалилась.
Арье замолчал, хитро отводя взгляд.
– Ну и что? – равнодушно спросил Аркаша. – Это вся твоя притча?
– Нет, – усмехнулся Арье. – Главное здесь – мораль. Успеваешь соображать?
– И какова же мораль?
– А мораль такая: не ищи на свою жопу приключений. Иначе окажешься в ней самой. Ладно, тихо, – махнул он рукой, входя в магазин.
Продавщица, она же, видимо, и хозяйка магазина, пожилая дама с фиолетовыми волосами, радостно поднялась навстречу, расплываясь в улыбке:
– Что вас интересует? Могу помочь, посоветовать?..
– Нет, не можете, – так же обаятельно улыбнулся Арье. – У нас целенаправленный поиск.
– И что же вы так целенаправленно ищете?
– «Золотые страницы». И уже, извиняюсь, нашли.
Хозяйка пожала плечами и надменно вернулась за свой столик, не вполне довольная посетителями. Арье снял с полки толстый справочник в мягкой желтой обложке и быстро зашелестел страницами.
– Так, та-ак… Вот, хеврат «Алина-баим»…
– Что за «баим»? – насторожился Аркаша.
– Это по-нашему. По-вашему – «лимитед». Вот и телефоны, целых пять штук.
Прямо из магазина, под неодобрительным взглядом фиолетовой хозяйки, Арье начал по очереди набирать все номера. Ответил предпоследний. Арье быстро заговорил на иврите, время от времени поглядывая на Аркашу, который не понимал ни слова и от этого с каждой секундой беспокоился все больше. Паузы были довольно долгими, Арье отвечал коротко и напряженно. Наконец, когда Аркаша уже едва не потерял терпение, Арье протянул ему свой мобильник.
– Аро-он? – прозвучало в трубке, и сердце Аркаши замерло. Он сразу же узнал мягкий певучий голос – именно эта девушка звонила в редакцию «вечерки», после чего и пришел к Аркаше вызов в Израиль. – Аро-он, сейчас дедушка наш хочешь говоришь с тебе, слушаешь хорошо, он говоришь тихо-тихо… – именно этот полупонятный язык, который трудно назвать русским, привел Аркашу в полный восторг: он понял, что все-таки не зря проплыл через Босфор и Дарданеллы…
– Милостивые государи… – не выдержала хозяйка магазина. – Не угодно ли… если вас не очень затруднит, премного обяжете, когда будете вести свои разговоры за стенами магазина. Будьте так любезны, пожалуйста.
– Полный наверх, свистать всех вперед! – скомандовал Арье и первым направился к выходу.
Аркаша засеменил следом, ускоряя шаг, чтобы нагнать активного Арье, и прижимая к уху трубку телефона, из которой доносился лишь старческий шепот, прерываемый всхлипываниями.
***
– Любят тебя, Аркадий.
– Кто?
– Там, – Арье резко указал подбородком вверх и снова устремил взгляд на дорогу. – Надо ж так: еще сорок две минуты – и все, пишите письма…
– …в Штаты, – хмыкнул Аркаша. – На Америку дедушке.
– Ах, Америка, это страна, – вдруг запел Арье, разухабисто тряхнув головой и, в нарушение всех правил, обгоняя неповоротливый джип «Линкольн». – Там гуляют и пьют без заку-уски… Эх, мне бы, Арик, твое еврейское счастье, да я бы!.. Ох, миллион же ж!.. Да я бросил бы все и рванул в страну Желтого дьявола. Там нет антисемитизма, и знаешь почему?
– Ну?
– Когда-то этот вопрос задали Трумэну. Он развел руками и ответил: «А мы не считаем, что евреи умнее американцев»...
– А в Израиле разве есть антисемиты? – растерялся Аркаша.
– Да сколько угодно. И все как на подбор – евреи. Вот как эта фиолетовая книжница...
Дорога снова змеилась вдоль моря, только теперь оно было с правой стороны. Лобовое стекло вдруг покрылось точками дождевых капель. Небо потемнело. Глухо ударил гром…
– Дождь, – деловито сказал Арье, включая фары. – Летний дождь в Израиле – очень редкое явление.
– Это хорошо или плохо? – спросил Аркаша.
– Что?
– Дождь.
– Очень хорошо. Для жаркой страны – очень хорошо, – подумав, ответил Арье. – А может, и плохо, как знать. В приметы я не верю.
– Н-да, мне-то казалось, что ты всегда все знаешь. Во всяком случае, что касается твоей страны.
– О, дорогой! – вдруг рассмеялся Арье. – Никогда ни у кого не спрашивай, чего он знает или не знает… Как-то Алекс Македонский со своим войском подходил к Иерусалиму, и встретил старого раввина. Спросил: «О, презренный еврей, куда ты идешь?» А раввин остановился, задумался, и вдруг бряк: «Не знаю… Я не знаю, о господин, куда иду!» А было у Македонского хреновое настроение – то ли с женой поцапался, то ли сын-оболтус принес двойку по древнегреческой истории, то ли триппер у воинов обнаружился, короче, ссоры искал Саша, скандала для личной разрядки, и кричит: «А-а! Так ты сам не знаешь, куда идешь? Может быть, ты идешь убить меня?! А ну, стража, взять его!..» Схватили, значит, бедного еврея, дали пару раз по мордасам для порядка, связали руки-ноги, да бросили в тюрьму – у Македонского даже тюрьма была своя, передвижная, на колесиках. Ну, короче, за ночь он выспался, успокоился и сообразил, что не совсем был прав с раввином, велел освободить его. И спрашивает: «Ответь, о презренный еврей, почему же ты мне сказал, что сам не знаешь, куда идешь?»...
Арье вдруг ударил по тормозам и «Мазда» резко остановилась в считанных сантиметрах от неожиданно выпорхнувшего впереди миниатюрного «Пежо», за рулем которого восседала толстенная блондинка далеко за шестьдесят. Чудом избежав аварии, она продолжала что-то кричать в мобильный телефон, в правой руке сжимая трубку, а левой энергично жестикулируя, из-за чего лишенная управления малолитражка резво шарахалась из стороны в сторону по оживленной трассе.
– Тьфу, й-йоо… – сплюнул Арье и отчаянно засигналил, высунувшись в окно и крутя пальцем у виска. – Маразм – это навсегда, – пояснил он Аркаше. – Так вот. «Ты что, – спрашивает Македонский, – не знал, куда идешь? Как это может быть?» А раввин снова помолчал и медленно так говорит: «Если бы ты, господин, спросил меня, куда я хочу идти, то я бы ответил, что хочу идти в синагогу. Но я же не знал, что иду в тюрьму…»
– Анекдот, – хмыкнул Аркаша.
– Нет, не анекдот. Притча. Именно то, что заставляет нас думать.
– Что-то в этом есть…
– В этом есть не «что-то», а мудрость. Жизнь меняется быстрее, чем мы можем предположить. И люди тоже меняются. Никто никогда не знает, что случится с ним через минуту, и этот раввин тоже не знал. Теракт, взрыв, пожар, кирпич на голову, авария на дороге – да все, что угодно! Поэтому коренные израильтяне живут лишь сегодняшним днем, ни о чем не заботясь. Пусть у него дикий минус в банке, жена ушла, с работы выперли, квартиру арестовали, сам он спит в парке под пальмой, кушает с помойки, а вчера его хулиганы избили – но он доволен, он страшно рад, что жив! – Арье на секунду бросил руль и развел руками, показывая, насколько должен быть счастлив коренной израильтянин. – А я вот в апреле въехал в бордюр и поцарапал краску на бампере, снизу там, где вообще не видно, так в первый момент готов был удавиться от ужаса… Ментальность у меня русская, и поэтому никогда я не стану израильтянином, хоть живу я здесь дольше, чем ты вообще существуешь на свете, уж пойми…
– Понимаю, – вздохнул Аркаша.
– Врешь. Мы никогда не сможем этого понять. Вот через три-четыре часа ты получишь свой миллион, но умоляю тебя: если тебе нормально живется в твоем Торжке Бердичевской губернии, то не прись в Израиль! По-русски говорят: хорошо там, где нас нет, а по-еврейски – ба дер шхейнэ дэ каше из батомтр. Значит, «у соседки каша вкуснее»… Все это чепуха. Здесь твои бабки – хрень, тут таких как ты, с миллионами… Вот у себя, в задрипанном Щербатове, ты сможешь жить, и жить нормально, ну и мне письмишко отпишешь. Хоть по электронной почте скажешь спасибо, и то мне приятно.
– Уж это обязательно, не сомневайся. А как решится технический вопрос?
– Не понял?..
– Ну, как я получу деньги? Он перешлет из Штатов? Он сказал, что обо всем договорился с тобой…
– А ты не слышал, о чем я с ним говорил, пока не дал тебе телефон? – Арье снова оторвался от руля и удивленно воззрился на Аркашу, но тут же всплеснул руками и расхохотался. – Ой вэй, я забыл, что ты иврита не понимаешь… Тогда слушай сюда. Я дал ему свой адрес в Нешере, и сегодня к нам придет человек по имени Эли. С твоим миллионом и прочими интересными бумажками, вот и разберемся. Благодари Бога, что пока такие люди в стране еврейской есть.
– Читал я где-то, что миллион долларов в сотенных купюрах весит около шести килограмм и помещается в чемодане средних размеров, – задумался Аркаша. – Если так, то тащить его через столько границ, даже имея все надлежащие документы… Тут надо быть Штирлицем.
– Твой миллион будет весить не больше одного грамма, не надорвешься. В ладошке поместится, – успокоил его Арье. – «Мастер», «Виза», «Америкен-экспресс», прямое поручение банку, а то и просто именной чек, здесь только так, и чемодана не надо. Это у тебя там, в Косорыловке, даже десять штук баксов – целое состояние. Конечно, для того, кто их имеет.
– А я еще ничего не имею, – напомнил Аркаша.
– А еще не вечер, дорогой.
***
Весь вечер они провели дома у Арье.
Поужинали, пощелкали пультом телевизора, меняя программы, потом натужно хохотали, травя бородатые еврейские анекдоты, выпили по банке пива, покурили на балконе.
Секунды множились, напирая друг на друга, складывались в минуты и растягивались в долгие часы.
Наконец Аркаша воплотил в слова мысль, уже давно терзавшую обоих:
– Ну, и… и где?
– Что – где? – удивленно встрепенулся Арье, делая вид, что не понял вопроса.
– Где миллион, – наивно пояснил Аркаша, – где?
Арье резко обернулся. В его взгляде сверкнуло что-то новое, он словно уличил Аркашу в неискренности, но оставил это при себе.
– И ты у меня спрашиваешь? Сказали, сегодня вечером принесут прямо сюда, с доставкой на дом. За что купил, за то и продал… хотя у нас так не делается, – усмехнулся он, стараясь поднять настроение Аркаши. – И куда вы, собственно, так торопитесь, сэр? Рим давно уже пал, «Титаник» затонул, Чернобыльская АЭС накрылась, а идея вечного двигателя потерпела крах. Так что спешить некуда...
– Уже не вечер, – Аркаша цокнул языком, пожимая плечами. – Уже глубокая ночь, скоро утро. И вообще я устал, хочу спать. И еще хочу домой.
– Домой – куда? Дом еврея – это здесь! – Арье широко обвел руками вокруг себя, подошел к окну и распахнул его настежь, указывая ладонью на панораму светящегося огнями города. – Мой Нешер по-русски звучит как Орел. Не бывал в Орле? И мне не доводилось, но, говорят, красиво там. А у нас, на Святой Земле, слышь, как города называются? Бат-Ям – Дочь Моря, Бейт-Шемеш -- Дом Солнца, Петах-Тиква – Врата Надежды. Вот Кфар-Саба – и то… Сам напомнил.
-- И что – Кфар-Саба?
-- Это звучит, как Деревня Дедушки. Вишь, даже Ванька Жуков писал письмо в Израиль. Вот так она, жизнь, поворачивается. А ты тут жить не хочешь, глупенький… А чего, Арончик? На работу устрою, жилье купишь в кредит, я помогу… Иврит выучишь. Вот и езжай обратно в свой Рыбинск, оформляйся там репатриантом через Сохнут и возвращайся сюда, ко мне! Я тебе так скажу, – Арье понизил голос, приближая лицо к Аркаше: – С миллионом хорошо там, таки да, а без миллиона хорошо и здесь, поверь мне… Хотя и здесь тоже можно сделать миллион. Купил банку пива – продал. Чуть добавил – и купил уже две. Опять-таки продал. Купил три банки...
– Ага. А потом твой дедушка уехал в Америку и оставил наследство. Сегодня ты говорил совсем другое, – напомнил Аркаша.
– Ой вэй, и ничего ты не понял, – пригорюнился Арье. – Давай лучше еще по пиву. Пиво по ночам не только вредно, но и полезно. Для здоровья. А здоровье нам нужно, чтобы пить водку. Кстати, и водка у меня есть. Хочешь?..
В этот момент зазвонил телефон, Арье сорвал трубку и, еще не успев донести ее до уха, крикнул:
– Кэн, алло!
Тут же, обернувшись к Аркаше, одними губами прошептал:
– Эли…