Сегодня особый день. Пасха. Праздник? Не знаю... Для меня, скорее, это время размышлений, время, когда можно побыть в уединении, подумать… Очень не люблю, когда начинают излишне суетиться в этот день, поэтому чуть ли не с утра мы сегодня с крестником гуляем по Царевщине – месте уединенном, где на горе стоит крест, хорошо видимый с дороги, а в низинке, у святого источника уютно располагается светлоликий храм с золочеными куполами. Практически никого нет – народ подойдет сюда только к вечеру, есть возможность побродить по лесистым тропинкам, несколько раз окунутся в еще ледяную воду источника, предаться размышлениям о сокровенном. Золотом сияет издалека крест на горе, юные поломники-школьники собирают на дороге камешки. Один из них, рыжий, конопатый, как солнышко, поднимает на меня голову:
- Здравствуйте…
И улыбается.
- Привет, тебе зачем столько камней? В речку с обрыва кидать будешь?
- Нет, в аквариум.
- Глупенький, это же известняк, для аквариума не годится, идем на речку, там выбор лучше.
Какое-то время мы собираем камни вместе. Веселая ватага ребятишек почти привыкает ко мне и не стесняется в своих веселых откровениях по поводу предстоящего празднования пасхи.
- Мы в церковь пойдем сейчас, христосоваться будем и яйцами драться. Целых три дня делать ничего нельзя будет. Вот здорово!
Я обнимаю растущую у берега, надломленную белоствольную березку. Рука ощущает ласку шероховатой поверхности дерева. Быстро остывающая на ветру, капельками стекающая из раненого ствола, жидкость обжигает ладонь. Я на минутку зажмуриваюсь в сладкой истоме: весна! В небе творится что-то непонятное. С утра накрапывал дождь, да и сейчас светлые пространства грязно-голубого неба едва проглядывают из-за низко висящих грозовых туч. Временами сквозь серую завесу очередной, заслонившей солнце, устрашающе-мрачной красавицы-тучи проглядывает яркий лучик; блестящей дорожкой игриво пробегает он по водной поверхности и исчезает вновь. Иногда задерживается на вершине холма, и тогда крест на горе отливает неестественным, сказочно-золотым цветом. Я закрываю глаза, крест продолжает светиться.
- Крестная, о чем ты думаешь?
Это подошел мой маленький крестник.
- О нем.
Молча указываю на вершину горы.
- О боге?
- Нет, о человеке.
- Иисус же бог.
Я снова закрываю глаза. Вижу сбитые в кровь босые ноги, шаркающие по пыльной дороге, вздувшиеся вены, потрескавшиеся ступни, чувствую боль.
- Иисус – человек.
- Объясни мне.
- Помнишь, однажды мы видели, как охотники, раззадорившись, стали стрелять по жестяным банкам на соседском заборе через улицу.
- И чуть не убили соседа? Помню. Мне тогда стало страшно.
- Ты можешь определить момент, когда тебе стало страшно?
- Когда я узнал, что патроны настоящие. Ведь до этого все шутили. Я стрелял тоже.
- Вот и у меня так было. Когда я думала, что Иисус - бог, я не понимала до конца библейскую историю. Думала, что ему было легко пройти все испытания, потому что он знал о том, что смерти нет. События казались мне цирком, который устроили на земле боги. Я, как и ты, сначала думала, что патроны не настоящие, понимаешь… Ты закрой сейчас глаза и представь на минутку, что он чувствовал, когда шел по дороге к вершине горы… Не бойся.
- Мне страшно…
- И ему было страшно, пойми, малыш. Потому что он был человеком. Подумай об этом.
- Да ну, что вы говорите!
Это вмешался конопатый мальчишка.
- Значит, ему было больно? Он же знал, что воскреснет. Подумаешь, ну, побудет несколько дней мертвым. У него же папа – бог.
- А ты закрой глаза и представь только… Гора… Крест…
- Не буду…
- Видишь, тебе даже подумать страшно.
Я видела, что мальчик задумался и равнодушно опустил вниз свою баночку с камешками, раньше так интересовавшую его. Не грусти, мальчик. С понимания этого момента у меня началось переосмысление библии, может быть, чем-то я смогу помочь и тебе. Может, когда вырастешь, ты не будешь бестолково христосоваться со сверстниками, не будешь беспечно веселиться в этот день, а так же, как и сегодня, задумаешься и побудешь немного наедине со своей душой…
- Христос воскрес!
- Воистину воскрес!
- Удачи тебе, солнечный человечек.
Мы неторопливо размеренным шагом начинаем подъем по горе вверх, к символичному путевому дорожному кресту, отливающему на горизонте яркими бликами в свете уже начинавшего по полдничному разгораться дню. Мое восторженное настроение передается, кажется всем, кто встречается нам на пути: вот две говорливые старушки замолкают и здороваются поравнявшись с нами, вот лениво греющийся на периодически выглядывающем из за туч солнце деревенский кот услужливо выгибает спину и трется у ног, мешая пройти, словно хочет задержать нас около его травяного обиталища подольше. Ворона, сносимая ветром с открытого всем воздушным течениям холма смешно растопыривает крылья, они становятся похожи на раскрытую человеческую ладонь: «Монтана» - смеется крестник.
Вот мы и на вершине горы. Около креста сегодня удивительно людно. Я бывала здесь много раз, но никогда близко не подходила к самому основанию креста, тропинка проходит несколько стороной от этого места. Но сегодня особый день и мне захотелось как то выделить его из нависающих над нами как серые тучи буден. Я толком не знаю ни одной молитвы кроме «отче наш», моя бабушка всегда учила нас с братом общаться с богом своими словами, но именно сегодня мой религиозный настрой требовал чтения текста согласно традиционным канонам. В некоторых церквях для таких как я специально вешают в заметном месте текст молитв, которым при необходимости можно воспользоваться. Очевидно, именно священные слова были написаны на основании креста, около которого сейчас стояло несколько человек, разглядывая буквы, еле просматриваемые с самой высокой точки горы, на которую мы забрались с непоседой дошкольником крестником. «Интересно, почему текст написан черными буквами» - подумала я. Дождавшись, пока на склоне никого не останется, чтобы не нарушать ничьего уединения, мы решились подойти к кресту. Надпись гласила буквально следующее: «Оскверняющие основание креста господне будут прокляты и наказаны до седьмого колена. Аминь».
Букет одуванчиков выпал у меня из рук, я увидела, как по одному из желтых в пушистом оперении цветков ползет усатое уродливое насекомое. «Я думал, молитва написана…» - разочаровался крестник по слогам медленно прочитав проклятье.
Сверху было видно, как у подножья горы, у храма начинают собираться прихожане, многие из которых не переставая крестились. Как все таки хорошо, что бабушка учила нас молиться своими словами, как это верно и правильно, - думала я, медленно спускаясь с горы вслед за убегающим от меня по извилистой тропинке мальчиком. Как будто вся тяжесть нависающих над поселком грозовых туч внезапно надавила мне на плечи, на какой-то один момент - откровение я почувствовала, казалось, всю греховность человеческой натуры, одно наше общее несовершенство, уродство, делающее нас карликами, по сравнению с ним – общее наше безверие. «Вы – боги, разве вы не знаете?» - в отчаянье восклицал Иисус. Я шла с горы на «Царевщине» как с Галгофы и горько выпивала до дна чашу сомнения, отравленные капли с которой вместе с начавшимся дождем текли у меня по щекам.