Вступление
Очень долго по соседству со мной, на одной лестничной клетке жил Витя Казаков со своей семьёй. Не сказать, чтобы мы с ним дружили, просто общались, хотя и были сверстниками. У него были свои друзья, у меня свои, поэтому редко получалось, чтобы мы вместе оказывались в одной компании. Иногда он приглашал меня к себе домой, просто посидеть, поболтать.
Наступил день, когда его матери предложили хорошую работу в Санкт-Петербурге. Отказываться было глупо, так как второго такого шанса могло больше и не представиться, к тому же старший брат Вити, Николай, тоже мог попытать счастья в Петербурге, учитывая, что маму звали не абы куда, а на какой-то высокий пост. В общем, семья Вити недолго думала, стоит ли переезжать или нет.
Витя незадолго перед отъездом пригласил меня к себе. Его двухкомнатная квартира уже была почти что пуста: мебель уже вывезли в Петербург, вещи собраны в чемоданы. Его семье оставалось только присесть на дорожку, досчитать до десяти и двинуться в добрый путь. Родители и брат утрясали какие-то дела на кухне, а мы с ним сидели в его комнате. Витя показал мне рукой на какую-то коробку.
- Что это? – спросил я его
- Это мои книги, просто их уже некуда положить, а выбрасывать жалко, если хочешь, то возьми их себе или отдай кому-нибудь, если они тебе не нужны, только не выбрасывай их. Книгам не место на свалке.
Я придвинул картонную коробку к себе. Судя по всему, раньше в ней лежал принтер или сканер. Я начал вываливать на колени себе какие-то детские книги, учебники, детективные романы. Сказать по правде, эти книги я не стал бы читать. На самом дне коробки лежали какие-то тетради. «Наверное, школьные»,- подумал я и уже собирался положить книги назад в коробку, но всё-таки любопытство взяло вверх, и я решил посмотреть по какому же предмету эти тетради. Они покрылись пылью, помялись, обложки немного выцвели. Я знал, что Витя всегда сильно нажимал на ручку, когда писал, отчего текст пропечатывался на много страниц, а сами листы изгибались и становились похожими на древние свитки. Сдув с тетрадей пыль, я аккуратно принялся их листать. От первой до последней страницы все тетради были исписаны неровным и мелким Витиным почерком. Витя заметил, что я рассматриваю, а, может, и услышал, так как страницы до сих пор шелестели.
- А, вижу, ты изучаешь мои труды,- оторвавшись от газеты, сказал Витя
- Какие труды?
- Литературные
- А ты пишешь?
- Писал
- Давно?
- Три года назад.
- Почему сейчас не пишешь? Может, у тебя талант
- Неохота, не моё это.
- А про что написано в этих тетрадях? Их много,- сказал я и стал пересчитывать тетради. Их в моих руках получилось восемь штук.
- Про меня, вернее про то, как я учился в трёх школах
- В общем, автобиография
- Ну, да
- Может, тебе лучше оставить эти тетради при себе, всё-таки это личное.
- Нет, мне это не нужно. Хочешь, читай, если захочешь, то можешь в костре на даче сжечь. Дело твоё. Считай, что это подарок неизвестного автора своему единственному читателю.
- Подарок слишком дорогой.
- Не преувеличивай
- А почему ты не хочешь взять эти тетради с собой в Питер? Не утянут же.
- Мне они там без надобности. Я начинаю новый этап своей жизни, из прошлого я уже сделал определённые выводы, и мне не нужны эти тетради, как напоминание о моих победах и поражениях. Я уже всё обобщил.
- Раз ты всё обобщил, то зачем тогда исписал столько тетрадей?
- Было просто интересно. У меня графоманские наклонности. Хотелось писать. Писательский зуд прошёл, теперь это просто шлак.
- Пожалуй, я твой «шлак» почитаю. Интересно же!
- Поступай, как хочешь
На следующий день Витя и его семья уехали в Петербург, оставив мне коробку книг, которые я отдал в школьную библиотеку и ворох тетрадей, где мой сосед оставил своё детство. Несколько вечеров я читал эти тетради, делая какие-то пометки, открывая что-то новое. Решил, что эти тетради достойны того, чтобы пойти в народ, а не лежать у меня на книжной полке и покрываться пылью. Эти записи я почти не подвергал корректуре, только смягчал некоторые крепкие выражения. То, что я впервые опубликовываю из Витиных тетрадей, это самый маленький отрезок его школьной жизни, который вмещает в себя всего два года. Надеюсь, что читать эти записи вам будет также интересно, как и мне.
Первое сентября 2004 года
Про 6 «А» говорить вообще не хочу. Класс гимназический. Вашему Вите повезло.
Валентина Петровна, директор школы.
Москва. 1 сентября 2004 года. Начался очередной учебный год. Уже шестой в моей школьной жизни. Начинать этот год приходилось в новой школе, в которую пришлось перейти.
Пять лет я учился, скажем, так, в не совсем обычной школе. Скорее всего, самой необычной во всей России. Помимо того, что эта школа была спортивной, базовой и тогда единственной, где занимались ушу (китайское боевое искусство). Здесь также учили и китайский язык, причём все учителя были, либо университетскими преподавателями, либо недавно окончили Институт стран Азии и Африки. Кроме того, в этой школе был нехилый по мерках девяностых и начала двухтысячных вступительный взнос - тысяча долларов США, что сразу отсекало вероятность попадания сюда детей из неблагополучных или из семей «среднего» достатка. Наша семья не относилась к богатым слоям, но нужные средства собрать смогла, поэтому я смог поступить в эту школу. Мои родители рассчитывали, что, окончив её, я смогу претендовать на хорошее место в этой жизни.
Учеников было совсем немного, человек двести- двести двадцать, не больше. Естественно, у всех родители были вполне состоятельными по тем временам: бизнесмены, банкиры, офисные начальники, бандиты. Да-да, дети бандитов учились почти в каждом классе, в том числе и в моём. Тогда были не такие «гламурные» времена, как сейчас, эти дети воспитывались вместе со мной, с моими друзьями на улице, поэтому у них не было никаких понтов, как у сегодняшних мажоров. Понтоваться друг перед другом было глупо, так как все примерно одного поля ягодки, а понтоваться перед ребятами победнее, вроде меня, как-то не позволяло общее воспитание. А может я всё и выдумываю, может, когда я ушёл от них, борзота и ударила им в голову, как знать. Ушёл после пятого класса не я один, а очень многие ребята, которым надоело быть лишь орудиями по завоеванию медалей на соревнованиях, надоело быть массовкой, когда в школу приезжали Очень Важные Персоны, надоело подчиняться жестокой и бессмысленной дисциплине, которую насаживал директор и тренеры.
Я ушёл, потому, что в этой школе я не смог бы рассчитывать на получение серьёзного образования, несмотря на наши ожидания, к концу одиннадцатого класса. Денег и связей у моих родителей тогда ещё не было, поэтому пропихнуть меня в престижный университет, где через пять лет я смог бы получить диплом, который дал бы мне возможность всю свою оставшуюся жизнь работать по специальности и грести деньги лопатой, было проблематично. Ещё одной причиной был спорт, который уже с четвёртого класса стал меня доставать своей монотонностью, однообразностью, которая повторялась изо дня в день. Мне стало надоедать, что я трачу три часа в день, а иногда и больше, если была вторая тренировка, на то, чем я никогда не собирался заниматься профессионально. Я не верил россказням директора о том, что на Пекинской Олимпиаде 2008 года ушу войдёт в программу Игр, и то, что сборная России, составленная целиком из учеников и выпускников нашей распрекрасной школы принесёт в копилку нашей страны целую гору медалей различного достоинства, в основном золотого. Не знаю, верил ли сам директор в эту чушь, но я не верил. Конечно, я тогда мало разбирался в индустрии спорта, но даже мне, десятилетнему мальчику, было понятно, что ушу совершенно неинтересный вид спорта, который невозможно комментировать, адекватно судить и показывать по телевизору. Как я тогда был прав! На Пекинской Олимпиаде ушу был представлен в рамках показательной программы, за которую медалей не дают, хотя наши выпускники произвели на китайцев сильное впечатление. По крайней мере, я так слышал.
Последней каплей, которая вынудила меня разочароваться и в спорте и в школе, стала проблема по имени Вадим. За пару лет до того, как он начал тренировать нашу группу, он погорел на том, что бил своих учеников жгутом и палкой по спине, чтобы улучшить спортивные результаты, но вместо первых мест на соревнованиях, он получил трудовую книжку на руки и совет искать другую работу. Не знаю, чего он наобещал директору в этот раз, но он вернулся к нам в школу. Вначале вроде всё было нормально, занятия ничем не отличались от занятий у других тренеров. Наказания за косяки были идентичными: опоздание на урок - двести приседаний, разговоры на уроке - двести отжиманий. Затем началось жёсткое ОФП – общая физическая подготовка. Притом она была настолько жёсткой, что мы после тренировок, держась за стены, возвращались в свой класс. Но и на это никто не обращал внимания, всё-таки школа спортивная, высокие достижения, надо терпеть. Через два месяца после того, как Вадим пришёл к нам, началось самое ужасное, то из-за чего его выгнали из школы в первый раз. Всё начиналось с малого: подзатыльники, тычки, пинки. Никто из нас не обращал на это внимание, даже иногда было смешно. Всё-таки загадочный народ русские! Мы готовы терпеть, когда нас унижают, полощут в грязи, издеваются. Терпеть и молчать, сжав силу и волю в кулак. А когда русский дойдёт до точки кипения, то разожмётся в такую пружину, что обидчику мало не покажется. Так было и с нами. Вадим перешёл на палку, уже не тыкал ей, а бил, причём очень сильно. Странное было чувство: палка со всего размаха касается твоего тела, но ты не испытываешь боль сразу, в первую секунду, она появляется секунды через две-три, а в начале только приятная теплота. Мы пытались закрываться руками, падали на ковёр, сжимаясь в клубок, но избиения не прекращались. Первым не выдержал Стас Малов, пожаловался отцу. Его отец пришёл в школу и, поговорив с Вадимом минут пятнадцать, с чувством выполненного долга, ушёл по своим делам. У нас же началось самое страшное. В тот день Вадим был особенно злым: вернувшись с «раута» он сразу дал нам двести приседаний, потом двести отжиманий, а оставшееся время гонял так, что хотелось просто лечь где-нибудь и смотреть в потолок, чтобы закончились эти страдания, чтобы не видеть его лица, не слышать свист летящей в твою сторону палки. Но опять же предпочли терпеть, решив, что Стас слишком слабый, слишком слащавый, поэтому и настучал отцу. Всё пошло по-старому, вернее, мы всё так же терпели, а удары Вадима становились с каждым днём всё сильнее и сильнее. Когда была вторая тренировка, где-то на её середине я отпрашивался в туалет, хотя мне этого совершенно не хотелось. Бежал я не в ближний туалет, который был рядом с залом на первом этаже, а шёл подальше, на этаж третий или четвёртый. Зайдя в туалет и убедившись, что в нём никого нет, я садился на подоконник, благо, что он был настолько широким, что на нём можно было спать, и смотрел из окна на зал, из которого вышел три минуты назад. Я видел, как Вадим продолжал издеваться над моими одноклассниками и ребятами из параллельных классов и мечтал о том, как уйду из этой школы, туда, где нет ушу, но есть обычная физкультура, где можно нормально учиться, а не всё время готовиться к соревнованиям, где учатся и живут нормальные ребята. Я купался в этих мыслях, в этих мечтаниях, они придавали мне сил. Но всё же приходилось опускаться на грешную землю, где тебя через пару минут будут лупить за то, что ты не такой гибкий, как этого хотелось тренеру. Нас били так, что руки, ноги, спины были в синяках. Мы их прятали от родителей, учителей, боясь, что они узнают, что творится у нас на тренировках, поднимут шум, который выбесит Вадима ещё больше. Однажды Вадим хотел влупить мне по заднице палкой за то, что я её сильно отклячил, нарушив прямую линию во время прыжков. Я услышал знакомый свист и инстинктивно закрыл свою пятую точку рукой, скорее даже пальцами. Когда со всего размаха палка врезалась в мои пальцы, я понял, что инстинкты подсказали мне не самую правильную линию защиты от удара. Если бы удар пришёлся по мягкому месту, то остался максимум синяк, ну может шишка. А вышло совсем страшно. Первые минут пять я не чувствовал указательный и средний пальцы на левой руке, на которые и пришёлся весь удар, вся эта бешеная сила и злость Вадима. Я продолжал занятие через боль, думая, что скоро отпустит. Так оно и случилось, боль окончательно прошла минут через пятнадцать, средним пальцем я ещё мог худо-бедно двигать, а вот указательный я не мог согнуть. Я не врач и не знаю, перелом это был, ушиб или кость была раздроблена, но было очень больно. Палец не опух, выглядел, как и все, но был совершенно не рабочим. Но я никому об этом из взрослых не сказал. Две недели я разминал и гнул этот несчастный левый палец, пытаясь вернуть ему подвижность. Первые дни упражнений были страшные: стоило хоть чуть-чуть выгнуть какую-нибудь фалангу пальца, как сильная, резкая, режущая боль пронизывала весь палец, всю левую кисть. Выступали слёзы на глазах, чтобы не кричать я зажимал между зубами либо карандаш, либо одеяло и подушку. Но мне в очередной раз повезло, через месяц палец полностью вернул свою работоспособность. А вот от Вадима удача отвернулась окончательно.
У моего одноклассника, Лёши Старшина, его удар вызвал сотрясение мозга. Тогда всё и вскрылось. Наши родители, в том числе и моя мама, узнали обо всех ужасах, что творились у нас на тренировках весь учебный год, так как правда вскрылась где-то в начале мая. Моя мама, не долго думая, пошла к директору, который в одно касание уволил Вадима, но не сразу, а со следующего понедельника. В пятницу должна была состояться последняя тренировка у Вадима. Надо сказать, что её мы боялись больше, чем всех остальных тренировок вместе взятых. Была даже мысль всей группой прогулять этот урок, но потом решили всё-таки пойти. Мы стояли по стойке «смирно» минут десять. Вадим ходил по залу взад и вперед и молчал. Молчание всегда напрягает особенно в такие моменты. Мы ожидали худшего. Самые неуверенные начали по строю пускать шёпотом слушок, что, мол, стоит извиниться, но ребята с более устойчивой психикой, в том числе и я, сказали паникёрам, чтобы они заткнулись. Скоро свой диалог начал Вадим. Он подошёл к Лёше и начал:
- Я тебя бил?
- Били.
- Тебе было больно, неприятно?
- Да. У меня было сотрясение мозга.
- Но ты же не умер?
- Нет.
С Лёшей он разговор закончил, пошёл дальше вдоль строя. Остановился напротив Саши Малькова.
- Я тебя бил?
- Бил.
- Но ты же не умер?
- Пока нет.
С Сашей он тоже разговор закончил. Пошёл дальше вдоль строя. Я ожидал, что он остановится напротив меня и уже начал готовить фразы, которые скажу ему, так не собирался отвечать так же, как Лёша и Саша. Но он, поравнявшись со мной, лишь бросил какой-то неопределённый взгляд, то ли ненавистный, то ли равнодушный, в мою сторону и зашагал далее. Он вышел на середину зала и начал свой спич:
- Конечно, я, наверное, что-то делал неправильно. Но я делал так из лучших побуждений, я хотел сделать из вас спортсменов, чемпионов, бойцов. Я не хочу, чтобы вы стали такими же, как дети из других школ, где все курят и пьют со второго класса. Они – быдло, а вы уже их лучше. Но видно, что вы умнее меня и знаете об ушу больше меня. Поэтому сегодня я тренировку проводить не буду, тренируйтесь сами, раз вы такие умные.
Сказав это, он развернулся и вышел из зала. Нам оставалось только молчать. Не знаю почему, но чувствовали тогда себя виноватыми. Трусы опять заговорили о том, что следует догнать Вадима, объясниться, попросить прощения, провести тренировку. Их никто не затыкал, но и за Вадимом никто не побежал. Но всё-таки мы сидели в зале положенное время. Чуть-чуть между собой общались. Когда кто-то из других тренеров заходил к нам в зал, то мы делали вид, что работаем. Им только оставалось удивляться, как мы без тренера в тишине и спокойствии тренируемся. Это была моя последняя тренировка в стенах этой школы.
Я не ходил на «выпускной» в нашем классе, не потому что не уважал своих друзей, а потому, что не мог представить, как скажу фразу: «Ребята, я ухожу от вас в другую школу. До свидания». Решил, пусть им как-нибудь об этом скажет классный руководитель, когда они пойдут в шестой класс.
Закончился пятый класс, и в моей жизни начиналась новая глава, новый этап, которому суждено было изменить меня полностью.
Было пасмурно, но дождя не было. Вообще, почти каждое первое сентября было, либо пасмурно, либо шёл дождь. Исключение составили лишь первый и одиннадцатый классы. Вот такой вот символизм. На школьном дворе уже полвосьмого утра было не протолкнуться. Первоклассники со своими родителями, бабушками, дедушками резко выделялись среди остальных школьников своей нарядностью. Но мне не было до них никакого дела, надо было искать свой класс. Как ни странно, в такой толчее я быстро справился с этой задачей. Табличку с надписью 6 «А» держала какая-то девочка, имени которой я тогда не знал. Симпатичной её сложно было назвать, но и уродиной обозвать язык не повернётся. У неё были светлые волосы, которые доходившие в длину до плеч, пухлые губы, большой нос и угри на лице, портившие довольно приятную изначально картину. Не люблю прыщавых девушек, так как считаю, что за собой надо ухаживать, особенно учитывая тот арсенал, что они имеют в своей косметичке.
Здесь же стояла и моя новая классная руководительница, Карташёва Елена Викторовна. Ей, наверное, было где-то от тридцати трёх до тридцати семи лет. Статная, единственное слово, которое приходило на ум, когда увидел её впервые. Но её голос был ужасен, какой-то визгливо-писклявый, неприятный, раздражающий. Такой голос имеют только те учителя, которые закончили педагогические институты и сразу после студенческой скамьи пришли работать в школу. Елена Викторовна была из этого числа.
А народ всё подходил и подходил. Казалось, что небольшой асфальтовый пятачок перед школой не вместит всех желающих. Но новые люди находили себе место, как-то устраивались. Давки и толчеи не было. Подходили ребята и из нашего класса. Не знаю почему, но мне сразу никто не понравился. Все казались какими-то колхозниками в пиджаках коричневого цвета, девчонки были похожи на колхозниц в чёрных колготках и чуть ли не в сарафанах. Наверное, я привык к тому, что в моей старой школе все одевались по моде, а здесь дети из небогатых семей и им приходилось носить то, что придётся. Мне не с кем не хотелось общаться до тех пор, пока я не увидел Сашу Никонова. Сейчас с высоты прожитых лет я не могу объяснить, что меня заставило познакомиться именно с ним, логики нет никакой. Наверное, простое желание каждого подростка не быть белой вороной. Саша Никонов был небольшого роста, самым маленьким мальчиком нашего класса, с белыми волосами, лицом чем-то напоминавшим мышиную мордочку. Пиджак у него был вполне нормальный и модный. Тогда даже не верилось, что его немые родители не принимают в его воспитании никакого участия, что он живёт только с бабушкой, которая на свою пенсию содержит и себя и внука.
- Привет, меня зовут Витя. Я новенький.
- А я Саша.
Мы пожали друг другу руки и больше не говорили друг с другом во время «линейки». Саша общался со своими друзьями, а я молча смотрел на то, что происходит вокруг. Минут через десять к празднику было решительно всё готово: первоклассники красиво построены в шеренгу и выдвинуты в первый ряд, колонки и микрофоны настроены, администрация, и директор школы встали на школьную лестницу, которая стала сценой, откуда эта вся братия собиралась вещать напутственные речи. Ответственные десятиклассники и одиннадцатиклассники приготовились читать стихи и дарить книжки первоклашкам.
Разом по какому-то неведомому и неслышному для всех сигналу толпа замолкла. Директор школы начала свою речь:
- Здравствуйте дорогие ребята и родители. Вот и подошли к концу летние каникулы,- на этом месте по толпе школьников пронеслось досадное «у-у»,- Но сегодня светлый праздник, День Знаний. Первоклассникам я хочу сказать: «Добро пожаловать в нашу дружную семью!», всем остальным: «С возвращением в насиженные гнёзда!». Начинается новый учебный год. За этот год много чего случится в вашей школьной жизни, вы многое узнаете, найдёте новых друзей. А для кого-то этот учебный год, этот праздник станут последними, так как им пора покидать нашу школу оперившимися, взрослыми птицами, готовыми к самостоятельному полёту. Надеюсь, что выпускные экзамены они сдадут отлично, как это всегда и бывает в нашей школе. Сейчас, мне хотелось бы передать слово старшеклассникам, которые хотят дать нашим новым, маленьким ученикам полезные советы.
Раздались аплодисменты. Не потому, что так понравилась речь директора, а потому, что так надо, так принято. Вперёд вышли три мальчика и три девочки, по виду очень ответственные. Началось чтение стихов-советов. Такие стихотворения читаются каждое первое сентября, в каждой школе от Владивостока и до Калининграда. Ну, может быть, за исключением моей первой школы. Там устраивали показательные выступления спортсменов. Стихи эти незамысловаты и несложны ни в запоминании, ни в прочтении. Они представляли собой нечто вроде:
Первоклашка, подними руки вверх!
Ты теперь один за всех.
Всё шло прекрасно, пока очередь не дошла до последней девочки. По реакции уже некоторых одноклассников было видно, что она считается в школе, если уж не первой красавицей, то, по крайней мере, очень крутой. Своё четверостишие эта черноволосая девчонка читала кое-как, то запиналась, то еле сдерживала смех. Когда, исполнив свой титанический труд, она передавала микрофон директору, то-то ли специально, то ли случайно прошептала в ещё не выключенный микрофон: «Во, бл*!». Реакция последовала мгновенная: официальные школьные лица снисходительно улыбнулись, как будто она случайно выпустила шарик из рук, и он улетел, а запасного, как назло не оказалось, толпа же аплодировала, как будто только что, она вытянула какую-нибудь трудную арию, Саша Никонов кричал ей: «Наташа, я люблю тебя!». А Наташа трясла своими чёрными кудрями и улыбалась, как будто, так и надо было. Именно тогда у меня впервые появилась мысль: «Куда я попал?»
Дальше праздник шёл по намеченной программе. Выступали завучи, некоторые учителя, библиотекарь. Потом принесли, наверное, с десяток белых голубей. Они должны были символизировать мир, надежду на светлое будущее. Их отпустили, и они летели в уже распогодившееся чистое, свободное, синее небо. Они летели к себе домой, на родную голубятню, а мы только смотрели вверх, провожая их на юг.
В те минуты мы не знали, что на этом самом юге, в маленьком осетинском городке Беслан, льётся кровь. Мы не знали, что нескольким мерзавцам ради каких-то своих бандитских целей, захотелось убить ни в чём неповинных детей, родителей, учителей. Мы не знали, что там свистят пули, которые всегда находят своего адресата. Мы не знали, что вместо праздника испуганные дети сидят в заминированном спортзале, ожидая решения своей судьбы. А кому-то было уже не суждено окончить школу, прийти на первый урок, сделать первое домашнее задание… Мы всего этого пока не знали, и нам оставалось только искренне радоваться началу нового учебного года.
Когда дошла очередь до нашего класса, то мы, построившись парами, проследовали в 38 кабинет, который находился на третьем этаже. Сел я с Сашей Никоновым и его друзьями, с которыми познакомился в этот первый день: Дима Войнов, Серёжа Полозов, Илия Копяну, Максим Мышкин. Я сидел среди них и понимал, что мой выбор не очень удачный: постоянный мат, разговоры о «стрелках», о том кто кому набил морду. В те минуты, когда я прикидывал, в какой свинарник попал, увидел Её. Её звали Настя Горохова, и она была самой красивой девочкой этого класса. Стройная, тоненькая блондинка, с детским личиком. Это ангел, который снизошёл в наш грешный мир! Я смотрел на неё, а она смотрела на меня, ну или тогда мне так показалось. Продолжалось это любование недолго. Скоро зашла Елена Викторовна и начала свою поздравительную, а может и не очень, речь.
- Хочу ещё раз поздравить вас с началом нового учебного года! За лето вы подросли и изменились, надеюсь, что на учёбе и на поведении это тоже скажется положительно. Надеюсь, что в этом году между нами будет больше взаимопонимания, чем в прошлом. Вам пора начинать вести себя, как взрослые люди. Начнём хотя бы с Димы Войнова.
- А что я?- возмутилась конопатая, крепко сбитая детина, по имени Дима.
- А то, что на тебя учителя постоянно мне жалуются. Мне это определённо не нравится. Я понимаю, ты парень самостоятельный. В прошлом году, когда мама болела ты и в магазин, и за лекарствами ходил, и по дому помогал. Это, конечно, хорошо, но учиться и хорошо себя вести тоже надо. Обещаешь?
- Обещаю, - пробубнил Дима.
- Теперь о приятном. В нашем классе, в этом году появилось аж три новых ученика. Это Катя Платкова,- встала совсем маленькая девочка, с длинной косой, чуть ли не до пяток,- приехала с мамой из Украины, ей десять лет, вот такой вундеркинд будет у нас учиться. Катя Огурцова,- встала совсем бледная, какая-то белёсая девочка, некрасивая, чем-то похожая на Драко Малфоя, но в женском теле, сидевшая рядом с Катей Платковой,- и Казаков Виктор.
Я встал из-за парты и оценивающе посмотрел на своих новых «друзей». Они оваций и бурных криков «ура» не устроили, но по глазам было видно, что меня вроде как приняли. Я посмотрел на своих одноклассников, с которыми, как я тогда полагал, мне придётся учиться до одиннадцатого класса. Смотрел и на Настю. Теперь она уж точно смотрела на меня. Это грело душу.
Представив нас новым одноклассникам, Елена Викторовна перешла к различным организационным вопросам. Покончив через полчаса и с ними, мы перешли на более приятные темы для разговора, такие, как летние каникулы. Потом к нам пришла Зинаида Алексеевна, которая должна была стать моей новой учительницей истории. Кроме того, эта старушка заведовала школьным музеем Артиллерийских Курсантов училища №1. На этой теме она доставала всех в школе: и учителей, и учеников. Придя к нам, она почти с порога начала развивать тему Великой Отечественной. Я с трепетом отношусь к событиям тех лет, но в тот день это было неуместно. Начала подначивать учеников, чтобы и они что-то рассказали про эти года. Руку поднял мальчик, который как-то совсем не монтировался в образе шестиклассника. Он был выше меня, довольно высокого ученика, где-то на голову, мощнее всех. Одет он был в серый костюм. Он заикался, но тогда я принял это почему-то за украинский акцент. Когда он что-то начал рассказывать Зинаиде Алексеевне про своего дедушку, я подумал: «А это, наверное, второгодник. Надо с ним аккуратнее, а то он вмажет, мокрого места не останется». Как я тогда ошибался! Но, в конце концов, это неудивительно. Что я тогда знал, про обычную школу? Ничего. Мои знания о ней составляли рассказы наших физруков и отрывки из сериалов. Вот и всё. Надо было заново учиться жить среди совершенно других людей. В тот первый день я решил, что надо вести себя, как крутой силач, чтобы некоторые не лезли ко мне только из-за созданного мной образа.
В тот день всё закончилось где-то к двенадцати часам. Мы взяли учебники и разбежались по домам. Завтра был четверг, первый по-настоящему учебный день. К нему надо было готовиться. Так прошёл мой самый первый день в новой школе.
Первые дни
Затем завертелись первые дни, которые должны были определить, что это за школа. Надо сказать, что эти дни немного пугали меня, так как в новой школе появились новые предметы, которых я раньше не изучал, например, труд. До начала этого года, читая расписание, заметил название «Технология» (так официально назывались уроки труда). Размечтался даже, что будем мастерить что-нибудь эдакое, какие-нибудь сложные и мудреные механизмы. Но реальность оказалась намного суровее. Помнится, в седьмом классе натолкнулся на учебник по труду (бывают и такие!). Целая глава была посвящена унитазу «Комфорт», его техническим характеристикам, правилам эксплуатации, ремонту. Вот так!
Но это было потом, а тогда в самом начале шестого класса хотелось верить, что здесь, в этой школе действительно учат полезным вещам, а не занимаются той ерундой, что была со мной раньше. Урок труда проходил на втором этаже, то есть посреди дебрей начальной школы. Наши и их уроки не стыковались, поэтому пока мы стояли у кабинета и ждали первого звонка, чтобы войти (для меня это было в новинку, так как в старой школе был лишь один звонок, а по всей стране два, почти как в театре), они носились по коридору, у них была перемена, им было весело. Наконец, прозвенел подготовительный звонок и Лихова Наталья Игоревна, наша учительница, открыла дверь в класс. Что можно сказать про неё? Типичная деревня, как я тогда подумал и через пару месяцев мои физиономические наблюдения подтвердились. Наталья Игоревна родом из города Гусь-Хрустальный. Девушка (в данном случае женщина) может уехать из деревни, но деревня из девушки никуда и никогда не уедет. Всегда будет этот налёт, может быть совсем крошечный, почти незаметный, но всегда он будет виден городскому жителю, который родился в городе, чьи родители, бабушки и дедушки жили в городе. У неё был не налёт, а налётище, который она и не думала прятать или облагораживать. Похоже, она не знала правила, что со своим уставом в чужой монастырь не лезут. И голос чем-то был похож на нашу классную руководительницу, но более резкий, более громкий, с великороссийским акцентом, которым славится Центральная Россия, пока ещё не городская, но очень близкая к этому статусу.
Мы вошли в класс, расселись за парты, которые были сдвинуты вместе, образуя огромный стол. Так было сделано для удобной работы. Кабинет был заставлен парой шкафов, доверху набитых кастрюлями, фартуками, тканями, столовыми приборами, разной домашней утварью. По углам лежали доски и другие материалы. На стенах по всему кабинету висели наиболее удачные поделки её учеников: ковры, фигурки из соленого теста, какие-то платки, деревянные фигурки, картины, которые ребята изготовили с помощью выжигательного аппарата. Наверное, кабинет Натальи Игоревны был самым необычным среди всех кабинетов школы. Про неё саму я не возьмусь говорить, так как недели через две пойму, что в этой школе каждый учитель по своему индивидуален и неповторим. Даже сейчас, после стольких лет я не могу решить, кто же был самым необычным учителем в той школе.
Наталья Игоревна поздравила нас с началом нового учебного года.
- Вы сильно изменились за лето! Подросли! В этом году вам предстоит изучить очень много нового, так как в том году вы проходили теорию кулинарии. А как можно изучить новый материал без повторения старого? Ума не приложу. Поэтому будет проверка.
- Когда?- спросили мы.
- Сегодня - ответила она.
- Устно?
- Почему устно? Письменно, в форме теста.
- А мы будем повторять?
- Да что вы, ребята! Там так легко, что вы сейчас без повторения всё вспомните!
Все ребята уже приготовились к «лёгкому тесту», а я понял, что ни по теории, ни по практике кулинарии ничего сказать убедительного не смогу. Я поднял руку. Наталья Игоревна сразу меня увидела.
- Извините,- начал я,- я новенький, только пришёл в школу, у меня сегодня первый урок. В своей старой школе, у нас не было такого предмета, поэтому я вряд ли смогу написать тест хорошо, так как понятия не имею о кулинарии.
- Тебя как зовут?
- Казаков Виктор
- Витя, там совсем легко! Ты справишься. Ты же на кухне бываешь, маме помогаешь готовить?
- Конечно!
- Ну, вот! Сейчас этот тест легко напишешь!
На том наш разговор и закончился. Но надо сказать, что уверенности он мне немного добавил, я подумал: «А вдруг всё действительно так легко, как она говорит?». Она раздала листки бумаги, в которые нам надо было заносить свои ответы. После первых вопросов все надежды на счастливый исход улетучились. Я часто бываю на кухне, покупаю продукты в магазине, помогаю готовить, но откуда я могу знать, какие бывают виды бутербродов. Почти двенадцать лет я прожил в такой классификации: «бутерброд вкусный» и «бутерброд невкусный»- это по съедобности, «бутерброд готовый» и «бутерброд не готовый»- в зависимости от стадии приготовления. Но там не было таких ответов! Какая мне разница, как сервируется стол, по-французски или по-русски, главное, чтобы на нём лежали хоть какие-нибудь приборы и нехитрый завтрак или обед. Когда тест был закончен, то у меня закрались смутные сомнения, что у меня «двойка», да и не только у меня. Некоторые спрашивали у меня, что, например, в пятнадцатом в вопросе. Я отвечал: «Откуда я знаю? Вроде ты, а не я изучал эту муру»».
Собрав наши бумажки, Наталья Игоревна начала читать лекцию по труду. Не смейтесь, действительно она так и сказала: «А сейчас будет лекция»! Писал я старательно оставшиеся полтора урока, писал о том, что она только что давала в тесте. Писал, и с каждой новой строчкой понимал, что у меня «два» по этому тупому и непонятному предмету. Одна мысль меня утешала, что эту «двойку» я получил не из-за своего косяка, а по причине того, что этого не проходил. К тому же я предупреждал Наталью Игоревну, но она не вняла моим доводам, отмахнулась от меня, так как ей было всё равно.
История тоже запомнилась мне в эти дни. Да и я запомнился Зинаиде Алексеевне тоже. На сей раз в отличие от урока труда, с хорошей стороны. Помнится, на самом первом уроке, она начала философствовать о роли истории в жизни общества и каждого индивидуума в отдельности. Излагала хорошо, давая понять, что без истории человечество давно бы зашло в тупик и деградировало, так как постоянно совершало бы ошибки. Сформулировав этот тезис, Зинаида Алексеевна сказала, что в наше время быстрое, стремительное, когда история творится не то, что каждый день, а каждый час, изучение этого предмета становится архиважным. Она сказала, что учебники истории заканчиваются, как минимум за лет десять до сегодняшнего дня, а то и больше. Автор намекает своим читателям, что он не вправе оценивать эпоху, которая творится за окном, что должно пройти лет пятьдесят, прежде чем новое поколение, чей разум не засорён ни идеологией, ни предрассудками и предпочтениями, сможет дать трезвую оценку ушедшим десятилетиям, а то и векам. Зинаида Алексеевна предложила нам представить себя в роли авторов учебников из будущего, которые будут писать о нашем времени, то есть о девяностых годах двадцатого века и первом десятилетии века двадцать первого. Каждый из моих одноклассников, излагая свои мысли, делал упор на что-то маленькое, не существенное для хода мировой истории, привязывались к событиям, которые будут иметь интерес у узкого круга специалистов. Например:
"Я бы включил в учебники истории будущего те события, которые творятся в нашем городе: праздники, народные гуляния и так далее".
Может это покажется хвастовством, но я думал не долго. Мысль пришла почти сразу, как только я раскрыл тетрадку и коснулся ручкой бумаги. В моём учебнике истории были бы следующие события.
"Если бы я написал учебник истории, то в нём бы я обязательно упомянул о том, как применяется Оружие Массового Поражения, которое убивает всё живое на своём пути. Я бы обязательно написал бы о том, что и в наше, казалось бы, мирное время, полыхает пожар войны, который захватывает всё больше регионов и в котором гибнет всё больше и больше людей, и очень часто дети. Я бы написал о том, как в Косово убиваются тысячи сербов, для которых это родная земля".
Три предложения, которые родились в моей голове буквально за десять минут, в то время, как остальные пыжились над своими «маленькими историями» минут двадцать, а некоторые, как Дима, Саша Никонов, Илия просто списали у тех ребят, которые боялись им возразить.
Когда я сдавал тетрадь, то чувствовал, что это не только «пять», но и самая лучшая работа в классе. И чутьё не обмануло меня! Буквально через неделю, Зинаида Алексеевна вернулась к нашему «творчеству». Она говорила, что, в принципе, все справились неплохо, но один мальчик «с очень твёрдой рукой, так как его предложения пропечатались на полтетради» копнул глубже всех. Когда она начала так иносказательно говорить, то я понял, что разговор идёт обо мне, так как я очень сильно нажимаю на ручку во время письма, поэтому нередко текст пропечатывается на полтетради, а страницы загибаются, чуть ли не напополам, отчего тетрадь становится ещё толще.
Ожидания вновь меня не обманули! Зинаида Алексеевна достала мою тетрадь.
- Чья это тетрадь?
- Моя, Казакова Вити, тетрадь.
- Ты новенький?
- Да, я только недавно перешёл в вашу школу.
- Молодец! В твоей работе действительно прочувствованы проблемы современного мира. Позвольте, я прочитаю
И она читала вдумчиво каждое моё предложение, каждое написанное мной слово, как будто вся эта работа была выстрадана долгими бессонными ночами, а не написана за десять минут. Закончив чтение, Зинаида Алексеевна сказала: «Это пять!».
С тех пор я стал её любимчиком. А вообще надо сказать, что уроки у Зинаиды Алексеевны проходили своеобразно. Она почти ничего не рассказывала по материалу, да и не спрашивала никого. Её уроки можно было назвать посиделками. Только что чая или кофе не было. Она рассказывала истории из своей жизни. Приведу одну из них.
- Дело было в восьмидесятые годы. Мой сын уже был в выпускном классе. Кровь молодая, горячая, к тому же перед девчонками надо выпендриться, поэтому как-то в один из дней он принёс в школу магнитофон, довольно большой и тяжёлый сундук. Хотели с ребятами послушать, да как-то всё не удавалось: то учитель строгий, то какие-нибудь мелкие дела. И вот у них последний урок история. Решили - сейчас или никогда. А тут как раз учитель, парень лет тридцати пяти, выходит из класса. Мой сын достаёт магнитофон, включает его, а его друзья и подруги садятся рядом. Развлечение продолжалось минут десять, как вдруг в класс неожиданно врывается учитель и что есть мочи кричит: «Ну, что, козлы, не ждали!»
Примерно, такие истории ждали нас каждый урок истории (такой забавный каламбур!). Зинаида Алексеевна могла нормально излагать только несколько тем: Великая Французская Революция, Октябрьская Революция 1917 года и Гражданская Война, а также Великая Отечественная война. Как я говорил ранее, она была двинута на Артиллерийских Курсантах училища №1, чей музей был у нас в школе. Она приглашала выживших курсантов, рассказывала про их подвиг, водила в музей, который представлял собой небольшую комнату, в которой хранилось несколько касок, стреляные гильзы, разные мелкие вещи из солдатского обихода, несколько карт, а также современные модели. Через недели две, после того, как я попал в школу, благодаря Зинаиде Алексеевне, я знал всё об Артиллерийских Курсантах в мельчайших подробностях, а историю знал не благодаря ней, а потому, что много читал. Историю я тогда сильно любил. Сидеть у неё на уроках было жутко скучно, так как никакой информации она не давала. Смотря в окно, на овраг, который примыкает к нашей школе, хотелось уйти домой или просто погулять. Но так сделать мне не позволяли убеждения. Если бы я сбежал, то мне бы ничего не было. Зинаида Алексеевна не докладывала Елене Викторовне о нашей посещаемости. Хоть за это ей можно сказать спасибо. А так на её уроки ходило, наверное, человек десять, те, кто хотели учиться или, по крайней мере, делали вид, что хотят.
В шестом классе началась география. Научить ей нас должна была Румынова Юлия Павловна. Когда я впервые увидел и услышал её, то подумал, что она очень строгая учительница. Но всё дело было только в голосе, который казался строгим, на самом деле она была очень доброй и хорошей. Она и пошутить могла с нами. И материал давала хорошо. У неё двое взрослых детей, дочка училась в седьмом классе, а сын в десятом, поэтому она всегда была в теме того, чем живёт молодёжь, поэтому редко читала лекции вроде «вот мы в своё время», понимая, что сейчас другое время, другие дети и мерить нас по старым лекалам не получится. Вела она ещё и группу продлённого дня, но об этом будет сказано в своё время и в своём месте.
Русский язык и литературу вела Плахова Екатерина Сергеевна. Она почти постоянно боролась с тем болотом, в которое превратилась наша школа, где всем до всего было по барабану. Она постоянно пыталась доказать, что наших хулиганов надо изолировать от нашего класса и тогда дело пойдёт, но встречала глухое непонимание. Она никогда не делала скидок хулиганам, всегда строила их, выгоняла из класса, но это, к сожалению, ничего не меняло. После шестого класса пришлось уйти ей, но стоит сказать, что именно она обнаружила у меня зачатки литературного дара, когда пригласила в только что образованный кружок сочинений. За что теперь я могу сказать ей только спасибо.
Математику вела Алла Константиновна. Долго про неё рассказывать не буду, потому что я не люблю математику. Не потому, что плохо её знаю, просто мне не интересен мир цифр и формул. Мне он кажется каким-то безликим, искусственным, специально выдуманным. Она, как и учительница по русскому языку, пыталась приструнить хулиганов, но не карательными методами, а скорее находя для них сторонние задания, но связанные с математикой. Например, Никонову Саше Алла Константиновна давала рисовать с помощью координат красивые картинки. И ему было интересно, и урок можно было провести. Она пыталась, как-то организовать наш класс, придумывала разные мероприятия, номера, например для новогодней дискотеки, предлагала Елене Викторовне интересные экскурсии. Так мы ездили по экскурсии «Религии мира». То, что она была плохо организованна, вина классной руководительницы. Можно сказать, что Алла Константиновна была нашей второй классной руководительницей. Хоть я и не любил математику, но всегда учился хорошо. Много отвечал, поэтому Алла Константиновна всегда меня ставила в пример перед классом. Но мне это популярности не прибавляло. Меня считали блатным, стукачом. Стоило мне получить «пятёрку» за ответ у доски или за контрольную, как все начинали шептаться, что мне завысили балл, что я списал. Спорить с ними было бесполезно, они всё для себя решили. Может, им так было проще объяснять свои неудачи, но я действительно заслуживал те отметки, которые получал. Такая атмосфера не добавляла любви к предмету. Получая «пять», я не радовался, так знал, что сейчас опять начнётся сомнительный шёпот, инициатором которого мог быть, кто угодно.
Информатику вела самая молодая учительница- Марина Сергеевна, тогда ей было лет двадцать пять. Вполне симпатичная. Вообще, как такового урока не было, мы только и делали, что играли в компьютер. Можно было даже приносить свои игры, что запрещается почти везде, так как боятся вирусов. Материал давался от силы раз в четверть и это, как правило, были лекции о том, что такое монитор или системный блок. Тогда я думал, что информатика это предмет специально созданный для того, чтобы ученики отдыхали. Такие мысли у меня витали в голове до восьмого класса.
Биологию у нас вела наша классная руководительница. Всегда, почти весь урок уходил на решение организационных вопросов и чтение нотаций или разбор полётов за неделю. У неё был дар ругать. Ругала так, что стыдно было даже мне, хотя я ничего плохого не делал. Не только я испытывал подобные терзания совести. Когда в минуты нотаций, я вертел головой, чтобы посмотреть на остальных, то замечал, что все сидят, повесив головы. Предлагала она и культурную программу. Помнится, как она нас пыталась загнать за тридцать рублей на детский спектакль «Кот в сапогах». Непонятно было, неужели она всерьёз полагала, что мы с радостными воплями согласимся на её предложение и пойдём в какой-нибудь ТЮЗ, где будем сидеть и смотреть спектакль среди совсем маленьких детей. А может ей надо было создать видимость перед школьным начальством, что внеклассная работа ведётся, но у нас демократия, детишки не согласны, как же я могу переть против большинства. Иногда на уроке были и практические работы, смотрели в микроскопы. Делать это надо было аккуратно, так как микроскопы помнили двадцать пятый съезд партии, поэтому любое резкое передвижение могло сорвать у них резьбу. Биология давалась мне легко, но тех нежных чувств, которые я испытывал к ней ещё в пятом классе, не было уже и в помине. Через месяц таких уроков, мне больше не хотелось быть биологом, хотя после пятого класса я очень твёрдо стоял на этой позиции. Так что Елена Викторовна помимо того, что была плохим классным руководителем, ещё и убила мою мечту.
Английский язык в этой школе был тоже не на уровне. Дарья Валентиновна, наша учительница была в этом не виновата, всё дело было в учениках. Наш класс делился на две группы, слабая и сильная. В слабой группе был полный провал в изучении иностранного языка: они учили почти целый год алфавит и самую-самую простую грамматику. Наша группа была более продвинутой: мы знали где-то о трёх-четырёх временах, учили неправильные глаголы и даже читали интересные и иногда сложные тексты. Но даже такой щадящий режим не способствовал образованию моих одногруппников. У меня, конечно, всё получалось, но тогда я не думал, что английский мне понадобится в дальнейшем, что буду использовать его в своей жизни. Он у меня учился на автомате, где-то что-то получалось, где-то откровенно везло, но мне не хотелось заседать за него плотнее, чем я занимался им тогда. Хотя иногда посещали мысли, что может всё-таки стоит, но потом они сами куда-то пропадали. Были у нас и дополнительные занятия, но они не сильно отличались от уроков, только тем, что приходить в школу надо было к четырём и, что на них мы много читали, писали и делали другие практические задания. Как-то высиживали и этот час, а потом бежали по домам, по пути встречая Настю Горохову, которая занималась с Дарьей Валентиновной в индивидуальном порядке. А так хотелось идти вместе с Настей в школу, можно было бы сидеть там с ней час-два, а потом вместе идти домой, весело болтая обо всём…. Но реальность слишком правдива и поэтому сурова для мечтателей и романтиков.
Музыка никогда мне нравилась. Петь я не люблю, поэтому тратить время на заучивание глупых песенок, для меня контрпродуктивно. По крайней мере, в этом я сходился со всеми своими одноклассниками. Музыку вела Светлана Петровна, которая любила свой предмет намного больше, чем своих учеников. Говорили, что она отвешивала подзатыльники ученикам младшей школы. Не знаю, насколько эти слухи правдивы, так как у нас на уроке и близко такого не было. Но после седьмого класса её попросили именно по этой причине. Она пришла в школу в тот год, когда я в ней оказался, и ушла вместе со мной. Пели мы не только детские песни, но и Цоя. Не знаю только зачем, всё-таки в двенадцать-тринадцать лет тексты Цоя кажутся, чуть ли не бессмыслицей. Но кто платит, тот и музыку заказывает, а в нашем случае, кто учит, тот и выбирает.
ИЗО я не любил также, как и музыку. Рисовать я не любил, потому что не умел. Если передо мной клали один предмет, допустим яблоко, то не факт, что на моём холсте выйдет именно оно, а не мяч или граната. Чем-то я напоминал художника Шушкалова из произведения Успенского «Бизнес крокодила Гены», перед которым клали картошку, а у него получался бульдозер. Мой альбом нельзя было смотреть перед сном, так как он вызвал бы ночные кошмары. Мы рисовали девушку в кокошнике, у меня получилось какое-то чудовище в русском сарафане с пятым размером груди и губами, как у утопленницы. Мускулистый мужчина у меня перекашивался налево и больше походил на раскаченного инвалида. И так далее и тому подобное. Но за эти ужасы я всегда имел только «четвёрки», а конце четверти с помощью каких-то чудесных махинаций получал «пять». Я не протестовал.
Физкультура, физкультура. Надо сказать, что после того, что творилось со мной в пятом классе, я охладел, а где-то в глубине души даже возненавидел этот предмет. Валентина Викторовна, как и многие физруки, фанатка своего предмета. Для неё не существует других учителей, других предметов, только физкультура. У неё нельзя откосить от занятий, больной ты или притворяешься, но будешь хоть что-нибудь делать. Но нагрузки, которая она давала меня смешили: три подхода по пять приседаний, двадцать отжиманий. Это после наших «двести того, двести другого». Я думал, как так можно! Бегал я больше и быстрее всех, был намного растянутей остальных, даже девчонок, которые считаются намного пластичнее мальчиков. В общем, физическая подготовка, заложенная в спортивной школе, позволяла мне превосходить всех на голову, если не на две. Поэтому я получал заслуженные «пятёрки». Играли мы на уроке и в «перестрелку», игру очень похожую на «вышибала», но с некоторыми особенностями, из-за незнания которых меня часто «отстреливали» в самом начале игры. До урока и после, все ребята бежали в женскую раздевалку, чтобы полапать девчонок, которые ничего не подозревая, спокойно переодевались. То, что ребята достигли раздевалок можно было судить по девчачьему визгу, который разносился чуть ли не на всю школу. Ребята прорывались, девчонки их выгоняли, запирались, потом дверь опять отворялась, опять следовал визг и одобрительный хохот парней. Это продолжалось до тех пор, пока все девчонки не переоденутся, либо пока парням это не надоест. Валентина Викторовна никогда не вмешивалась и не пыталась помочь девчонкам. После урока она просто запиралась у себя в тренерской.
Вот так проходили уроки у нас в школе. Такие были учителя, которые в своём большинстве уже давно отчаялись научить кого-нибудь хоть чему-нибудь. Они ходили на работу просто потому, что за это платили деньги. Школа стала болотом, которое засосало тех, кто в ней долго находился. Это болото начинало засасывать и меня, но я пока сопротивлялся.
Новые друзья
Четвёртое сентября началось с минуты молчания в память о погибших в Беслане детях и взрослых в той злосчастной школе. Тогда мы не слишком представляли себе масштаб и последствия случившейся трагедии, но сейчас по прошествии шести лет понимаешь, что такое могло случиться где угодно, даже у нас в школе, где не было ни охраны, ни милиции, только родители, дети и учителя. После Беслана жизнь изменилась: нам впервые стали рассказывать, что такое терроризм, да и вообще открывать глаза на происходящее вокруг нас. Мы все за эти дни повзрослели на несколько лет. Наша жизнь была похожа на войну, так как в любой день, в любой точке страны могло что-нибудь взорваться. Мы не боялись террористов, но всегда были готовы, что может что-нибудь случиться.
В тот день, по какому-то приказу, во все школы страны завезли специальные книжечки, наподобие телефонных, в которых давались советы по выживанию в различных условиях: при пожаре, при обрушении здания, если возьмут в заложники. Советы были полезными, но никто не учил нас, что делать в случае, если ситуации, описанные в книжке, произойдут. «Не поддавайтесь панике». Написано хорошо, но разве это поймут дети, которые в случае малейшей опасности побегут прочь из школы. Да и некоторые учителя тоже. Человек всегда думает только о себе, такой инстинкт, который сам понесёт ноги прочь от опасности, какой бы она не была.
Паника. Паника не появляется сама по себе, нужна небольшая искра, чтобы она разгорелась. Стоит хотя бы одному глупому и трусливому человеку закричать: «Мы погибнем! Спасайся, кто может!» - как всё будет потеряно. Ещё недавно спокойные и рассудительные люди теряются и отключают сознание, поддаваясь дремавшему доселе природному инстинкту. Они бегут, ни разбирая дороги, им плевать на окружающих, главное спасти свою шкуру. Они может в нормальных условиях не трусы, но один или несколько дураков запустили в них эту программу. Как можно не поддаваться панике, когда люди знают, что это такое, но не знают, почему она возникает, кто её провоцирует. А раз этого никто не знает, то это будет происходить постоянно, в тех ситуациях, когда дело идёт о жизни и смерти.
В первые дни я понял, что ни Дима, ни Саша Никонов, ни Илия, ни Серёжа, ни Максим мне не друзья. Мы были слишком разными во всём. Уже тогда я догадывался, что они плохая компания, которая затянет в себя, а ты этого не поймёшь и не заметишь. Даже если и поймёшь, то будет уже поздно, что-либо изменить, так как вас свяжет общее дело. А из общего дела нельзя просто так выйти, нужно заплатить страшную дань: своим здоровьем, друзьями, семьёй, свободой, а может и жизнью. В общем, встал вопрос по поиску новых друзей.
Я не видел никого, с кем бы я мог общаться. У всех были совершенно другие интересы, нежели мои. Девчонки думали о парнях и о моде, ребята, говорили о компьютерных играх. Я никак не вписывался в эти схемы. Решение этой проблемы пришло неожиданно. Раньше я говорил о Жене Пороховщикове, которого я принял за второгодника и которого слегка побаивался. Но всё оказалось совсем по-другому. Женя оказался Дауном. Я удивился, когда узнал об этом или услышал от кого-то из одноклассников или учителей. Я не понимал, как он мог учиться в школе с обычными детьми, так как для него это было реально сложно: уроки длинные, материала, даже, несмотря на уровень обучения, для него было слишком много. Он старался изо всех сил, но было видно, что он работает на пределе. Вы спросите, зачем родители отдали его в такую школу? Ведь есть специальные школы для таких детей. Уважаемый читатель, не забывай, в какой стране ты живёшь. У нас в стране даже на инвалида одноногого смотрят, как на обрубок, который мешает пройти, который и умеет только побираться. Мы любим только тех людей, которые похожи на нас. Все, кто не такие, как мы, априори, либо люди опасные, либо непутёвые. Они - люди второго сорта, которые должны жить отдельно от нас, людей обычных. И не важно, что этот инвалид может быть писателем, поэтом, художником, параолимпийцем, который приносит стране медали и рвёт рекорд за рекордом. Он другой, поэтому не должен мозолить глаза своим убожеством. Так думают многие. Насчёт, умственно отсталых детей, мысли ещё страшней. Чуть ли не главный вопрос, который задают их матерям, почему вы не сделали аборт, узнав, что ваш ребёнок болен? Их считают генетическим мусором, недостойным того, чтобы жить среди нас. Считается, что убить в утробе ребёнка с синдромом Дауна не убийство, а исправление ошибки природы. С детства таких людей опускают везде: в детском саду, на улице, в школе. У них такое же положение, как у евреев в фашисткой Германии, только им ещё не повесили на рукав бирку с надписью «дурак» и не загнали в гетто. Хотя многие не против таких мер. Для них нет никаких условий для жизни. Окончив специальную школу, им негде работать, так как специализированных предприятий в нашей стране почти нет. Вот и приходится им жить на пенсию по инвалидности (беда к ним не приходит одна в виде синдрома Дауна) и на иждивении родителей. А когда умирают родители, то им становится совсем плохо. Многие ненадолго переживают их смерть.
Теперь вам понятно, почему родители Жени поступили так. Они не хотели для своего единственного сына такой судьбы, где его считали бы уродом. Родители хотели счастья для своего ребёнка, хотели, чтобы он имел будущее. Они понимали, что когда их не станет, то их сын будет иметь образование и возможность найти хоть какую-то работу, то есть сможет как-то выжить в этом жестоком мире.
Так вот, возвращаюсь к дальнейшему изложению. Ещё в первый день я заметил, как его толкали какие-то ребята, которые выглядели, как Моськи. Тогда я удивился и подумал: «Сейчас, он их повеселит, а потом в обратку пропишет». Но не прописал. Не прописывал и другим ребятам в последующие дни. Терпел и улыбался, хотя иногда, когда ребята совсем переходили все грани дозволенного, еле-еле говорил: «Хватит, зачем вы меня обижаете». Когда я узнал о его недуге, подумал: «Молодцы, ребята! Самоутверждаться за счёт человека, который до конца не понимает, что творится и не может ответить, очень по-пацански».
В один из сентябрьских дней ребята решили заняться любимой игрой «допеки Женю». Дима, Илия и Саша Никонов отняли у него портфель и начали играть им в «собачки». Женя мог смять любого из них, но он не понимал, какой силой обладает. Он охотно исполнял роль послушной «собачки» изрядно веселя организаторов игры и всех ребят, что наблюдали за этим действом. Мне это надоело, решил прекратить это игрище. Вышел из толпы одноклассников и других учеников, которые прибежали сюда для того, чтобы поглазеть на Женю. Женю знала вся школа, и вся школа над ним издевалась. Но этого он тоже не понимал, думал, что его все уважают.
Не знаю, чем тогда я руководствовался, плана не было совершенно. Я встал в круг «владельцев собак» четвёртым.
- Кидай портфель,- крикнул я Диме.
- Лови!
Дима кинул портфель Саше, а тот перекинул его мне. Женя подбежал ко мне. Тогда у меня впервые возникла мысль, что надо сделать так, будто он перехватил у меня портфель. Я приготовился к броску. Женя поднял руки вверх, как блокирующий под сеткой в волейболе.
- Давай, мне,- крикнул Илия.
- Сейчас, сделаю круче,- ответил ему я,- Саша, лови.
Свой бросок я направил по удобной для Жени траектории. Он поймал портфель и побежал вон из круга. Наверное, мой «крутой бросок» смотрелся не так убедительно, чтобы выдать его за перехват. Они посмотрели со злобой на меня, кайф я им обломал. Да и зрители были недовольны, некоторые только пришли, поэтому не успели насладиться очередным унижением. Все разошлись на уроки или по своим делам.
Женя понял, что так я сделал специально. Когда толпа начала расходиться, то я увидел, что он улыбнулся мне и поднял вверх большой палец. С того дня мы стали с ним дружить. Я пытался урезонить одноклассников, чтобы они не издевались над ним, но все смотрели на меня, как на сумасшедшего. Женя был для всей школы главным весельем. Даже для Жениных друзей, с которыми он познакомил меня на следующий день после игры в «собачки».
Это была довольно интересная компания. Их было пятеро, не считая, Жени: Саша Кисляк, Паша Махоркин, Петя Щемилин, Вова Девушкин, Алишер. Они ближе всех общались с Женей, но назвать их друзьями, я бы не решился. Над Женей не «прикалывался» только Алишер, остальные были не прочь заняться этим на переменах. Вова, как самый маленький, бил и толкал жёстче остальных. Вообще создавалось ощущение, что он самый главный трус не только в этой компании, но и во всём классе. Он что-либо делал, когда был полностью уверен, что его поддержат. Ничего самостоятельного он не предпринимал. Да и собственного мнения не имел, куда идут все, туда и он. Паша Махоркин и Саша Кисляк были самыми умными в этой компании. Они неплохо учились, но было видно, что это у них получается только оттого, что в школе нет никакого серьёзного спроса. Просто они положительно выделялись на фоне остальных учеников. Но и уроки они обычно редко прогуливали. Петя Щемилин был типичным троечником, как и Вова. Он был настолько заурядным, что о нём даже нечего сказать. У Пети старшая сестра была на два года старше нас, и даже считалась крутой в определённых школьных кругах. Петя любил компьютерные игры, но, как и все в его возрасте. Алишер был нормальным, добрым парнем. Всегда помогал, никогда не грубил и вообще вёл себя нормально. Тогда я не понимал, что это редкость в нашем классе. Его старшая сестра, по-моему, училась в одном классе с сестрой Пети, ну, или в параллельном. Вообще, стоит сказать про эту компанию, что за исключением Паши, в ней были ребята слабохарактерные, которые может и вели себя хорошо в отличие от первых моих «друзей», но было видно, что они тратят своё время, силы на мелочи, никому не нужные и даже не приносящие нормального дохода. По-моему, все два года, что я учился с ними, они собирали бутылки и цветной металл. Не скажу, что на этом «бизнесе» они подняли много денег, скорее хватало, чтобы купить очередную компьютерную игру. Одну на всех. Проблем было куда больше. Однажды гуляя по дебрям нашего района, Женя, которого они брали на промысел, натолкнулся на ржавый гараж из алюминия. Кое-как прикинув, сколько из этого сооружения можно будет выкачать денег, Женя принялся за распиливание гаража. Его друзья заметили, что Женя натолкнулся на настоящую жилу, и принялись ему помогать. Наверное, в их головах созревал уже блистательный план, как они распилят гараж на куски и, как буквально за пару дней, перетаскают куски алюминия в пункт приёма цветного металла. Но недолго музыка играла. Хозяин гаража из окна увидел, что какие-то подростки усердно копошатся вокруг его гаража. Шестое чувство подсказало ему, что что-то происходит не так. Мои друзья уже успели отпилить кусок гаража метр на метр, когда увидели, что к ним в трусах и майке бежит мужик, потрясая кулаком и матерясь. Ребята поняли, что это владелец гаража. Не сговариваясь, они кинулись врассыпную, надеясь на свою скорость и то, что смогут затеряться среди домов и дворов. На этот раз расчёт ребят сработал, но Женю, мужик чуть было не настиг и не поймал. Наверное, недели две ребята не ходили в тот двор, боясь мести мужика.
Они боялись многого. Боялись того, о чём я не знал, не слышал ранее. Когда я с ними познакомился, то предложил поиграть в футбол после школы. Придя, домой, я позвонил Стасу, с которым дружил уже очень давно и предложил присоединиться к нашей компании. Он обещал прийти. Нашу встречу, мы назначили рядом с площадкой для выгула собак, которая была рядом со школьным стадионом гимназии, которую от нашей школы отделял овраг. На нашем стадионе играть было невозможно, так как дети и собаки вырыли немало ямок, которые заросли травой и в которые можно было попасть в самый неожиданный момент. Поэтому никто там не играл на всём поле, только на одной половине. Народу там было всегда много, притом ребята намного старше нас, которые бы точно нам не уступили бы поле. А у гимназии народа либо не было вообще, либо было так мало, что их можно было бы включить в наши команды. Когда я и Стас пришли к площадке, то издалека заметил, что они уже играли. Тогда думал, что они только разминаются. Представил им Стаса. Они с ним поздоровались. Мы примкнули к разным командам.
- Все собрались. Пошли на поле,- предложил я.
- Нельзя,- ответил Петя.
- Почему нельзя?
- Там Лифт и его компания - пояснил мне Вова.
- Лифт? Кто это такой? Никогда о нём не слышал.
- Это очень злой пацан. Он запретил нам играть на поле, ещё летом. Обещал, что если увидит, то побьёт,- рассказал мне про Лифта Саша.
- Но на стадионе никого нет. Совсем никого,- пытался урезонить ребят Стас.
- Вдруг прийдёт,- испуганно сказал Вова.
Пришлось остаться рядом с этой площадкой, опасаясь какого-то мифического Лифта и его компанию. Играть было плохо. Здесь тоже были совсем маленькие ямки, вырытые собаками, но самое ужасное, что почти везде было дерьмо. Мяч попадал в него постоянно, мы тоже часто наступали на него и скользили. Матч напоминал игру сапёров на минном поле. Отыграв так минут сорок, наше со Стасом терпение лопнуло. Особо не сговариваясь, мы вышли из игры, сказав ребятам, что у нас дела. Они попрощались с нами и продолжили игру.
- Странные у тебя друзья,- начал Стас, когда мы отошли от них на почтительное расстояние,- столько лет учусь в этой гимназии, но никогда не слышал про Лифта.
- Я тоже. Но мало ли кто их знает. Такие ребята…- неуверенно пробормотал я.
Мы ещё где-то час играли в футбол на нормальном поле. Я стоял на воротах, а он пытался меня пробить. Никакого Лифта мы так и не увидели, и спокойно разошлись по домам.
Настя Горохова.
В Настю Горохову я влюбился с первого взгляда, ещё первого сентября. Да и как можно было не влюбиться? Стройная, не то, что для двенадцати лет, она могла бы дать фору и девушкам постарше. Её красота была ещё какой-то детской, непосредственной. Все наши девчонки уже тогда выглядели как-то по взрослому, как будто они такими и родились, а Настя была похожа лишь на немного повзрослевшую девочку. Её лицо, словно лик Богоматери притягивал к себе взгляд. Да и как не засмотреться? Круглое, совсем маленькое личико, совсем простое, русское, как будто из старых сказок. Тонкие губы, которые постоянно мило улыбались. В её глубоких голубых глазах можно было полностью утонуть и пропасть. Даже не верилось, что она ещё так мала. Что её красота год от года будет расти и расти. В это верили все. Она всегда модно одевалась, в красивые и эффектные платья, которые иногда привозились из-за границы. Одни её наряды, даже надетые на не очень красивую девушку могли заставить сердце биться сильней и чаще.
Гламур начал проникать в нашу жизнь. «Дом-2» начинал свой разгон. Настя, да и другие наши девчонками были детьми гламура, который давал шанс обычным молодым девушкам шанс выглядеть модно, стать популярными. И для этого оказывается не надо делать что-то сверхъестественное, просто тусоваться в правильных местах, общаться с нужными людьми, быть всегда в теме происходящих событий, модно одеваться. В наших окраинных реалиях это тоже находило своё применение. У нас в школе появлялись свои звёзды, свои герои, к которым стремились те, кто ещё не успел обзавестись славой. Среди последних была и Настя. И ей удалось прорваться в модную тусовку нашей школы. Не знаю, правда, какой ценой. Слухи ходили разные, но я не собираюсь их плодить и перемывать.
Говорят, учение- свет, а неучение - тьма. Настя была настолько красива, настолько и глупа. В шестом классе она не знала таблицы умножения, да и по другим предметам постоянно плавала. Я не любил и не люблю тупых девушек, но на Настю это не распространялось никогда. Наверное, её детская красота, её невинный взгляд обезоруживали и заставляли подумать про себя: «Зачем ей знать, где находится Гондурас? Она такая маленькая, такая красивая, что ум только испортит весь эффект от этой девушки». Может, такие мысли звучат как-то странно, особенно в наш век феминизма.
Каждому в этой жизни сверху или как-то генетически заложена программа жизни. Кто-то станет учёным, и поэтому с детства у такого ребёнка нет проблем с образованием. Кому-то суждено стать великим спортсменом, такие дети непоседливы, не могут заниматься таким скучным делом, как чтение учебников. Спорт им куда приятней и идёт он у них проще. Они получают удовольствие от тренировок, сборов, соревнований. Я таким не был никогда, спорт всегда меня угнетал. Вот почему я не мог бы стать спортсменом, даже, несмотря на то, что по некоторым параметрам превосходил всех своих одноклассников, например, в гибкости. Назначение Насти тоже не в учёбе и не в спорте. Она красива, наивно глупа. Не знаю, как у неё обстоят дела с артистизмом, но вполне могла бы стать танцовщицей, артисткой, моделью. Наверное, это её жизненная программа. А может я и ошибаюсь.
Все ребята были в неё влюблены. Каждый хотел с ней сидеть за одной партой. Почти на каждой перемене шли бои за «место под солнцем», драк не было. Кто не успевал сесть с Настей, садились за соседние парты, лишь бы быть рядом с ней. На переменах ей не давали прохода, постоянно пытались заговорить. Настя могла поговорить, если, например, стоял Паша, а могла и пройти мимо, не обратив никакого внимания, если это были Вова или Женя. Девчонки наверняка завидовали ей, но никогда не оскорбляли её, не игнорировали, как это часто принято в их кругу. Скорее, предпочитали быть её подругами, полагая, что Настя своих несостоявшихся кавалеров будет отправлять им. В общем, все всегда на что-то надеялись, когда рядом была Настя. Обычно говорят, что парень разбил девушке сердце. Но про Настю можно было сказать, что она разбила парням сердца на маленькие кусочки. Мы забывали обо всём, когда она была рядом. Через две недели я и думать забыл о Кате Рыжковой, Лизе Ворониной, Насте Мышкиной, которые на протяжении всего пятого класса владели моим сердцем и чувствами, а я ними. Сейчас я думаю, как же мы были глупы! Все парни провожали Настю до её подъезда, который, о чудо, соседствовал с моим. Она просто шла, а мы были, как свита, шутили, носили её сумочку, сумочки её подруг. Мы пытались привлечь её внимание, но она только мило улыбалась и продолжала думать о своём, то чего мы не могли понять, а может и не пытались. Она пропадала в дверях своего подъезда, а нам оставалось только разойтись. Каждый из нас думал о том, что уж завтра он один проводит Настю, будет с ней всю дорогу до её дома, занимавшую по времени от силы минут десять, говорить обо всём на свете. Настя будет смеяться, что-то лепетать приятным голоском, неважно что, главное, что она будет говорить с тобой. И может в конце пути она скажет заветные пять слов: «Не хочешь зайти ко мне?». Так думали все, поэтому назавтра ситуация опять повторялась, все ребята провожали Настю. Каждый из парней был зол на себя, что у него не хватило духу пригласить Настю и зол на своих одноклассников, которые навязались к ним. Ведь каждый из нас не то, что думал, а был уверен, что Настя обращает внимание только на него. Такая общеклассная любовь к Насте у нас царила в шестом классе!
Первый конфликт с хулиганами
Такое бывает и в природе. Когда встречаются горячие и холодные потоки воздуха, то возникает ураган. Этот ураган может быть настолько сильным, что моря и океаны начнут захлёстывать своими водами прибрежные города, городки и деревни. Реки, которые за тысячи лет проточили себе русло в горной породе или в долине могут под влиянием урагана изменить своё течение буквально за несколько дней и не факт, что после окончания стихийного бедствия всё вернётся на круги своя. Даже горы и то не выдерживают ураган, стряхивая с себя снежную шапку и теряя целые утёсы, которые с грохотом несутся вниз, увлекая за собой всё, что встречают по пути.
Тоже самое случилось и со мной. Когда я встретил Диму, Сашу Никонова, Максима Мышкина, Илию и Серёжу Полозова, то я понял, что это совсем другие люди не то, что по сравнению со мной, но даже по сравнению с другими учениками нашего класса. Не возникало сомнений, что какой-то конфликт, какое-то недопонимание должно было возникнуть рано или поздно. Скорее рано, так как дети и подростки не любят долго ждать.
Была вторая, максимум третья неделя моего пребывания в школе. Хоть школа располагалась и не далеко от моего дома, но просыпаться приходилось рано, так как родители уходили на работу, поэтому приходилось завтракать вместе с ними. Да и дела перед уроками никто не отменял. Естественно, что в такой ранний час учеников в школе было очень мало, в основном совсем мелкота из начальных классов. В тот день первым уроком должна была быть история. Я поднялся по лестнице на третий этаж, повернул направо и пошёл по пока ещё тихому и пустынному коридору. Учителя сидели в своих кабинетах и готовились к предстоящим урокам. Выйдя из коридора, и оказавшись на обширной площадке, на которую выходили двери двух кабинетов: истории и математики (учительница- Галина Анатольевна), я с удивлением обнаружил Илию, который, по-видимому, стоял у кабинета и смотрел в окно минут десять. Судя по всему, он ждал именно меня, так как только я попал в поле его зрения, как его лицо изменилось и из задумчивого превратилось в более весёлое. Мы поприветствовали друг друга.
- Вить, а ты сделал математику?
- Сделал.
- А там сложно?
- Не особо.
- А много?
- Нет, всего три номера.
Я уже понимал, к чему он ведёт. Но всё-таки было интересно послушать, как он придёт к цели своего любопытства. Пришёл банально.
- Вить, дай списать.
- Нет
- Почему нет?
- Потому, что я сам делал домашку. Потратил на неё минут сорок. Мне будет неприятно, если ты, не приложив никаких усилий, спишешь её за десять минут.
- Да, ладно, чего ты заливаешь «сам сделал». Небось списал откуда-нибудь.
- Ничего не списал. Сам сделал. Если не веришь, то это твои проблемы. Тебе надо списывать, а не мне.
Я уже собирался уйти, но он схватил меня за рукав кофты и умоляюще попросил.
- Дай списать.
Глядя на его жалкий вид, подумал, а почему бы не дать. Ни мне, ни ему математика не нужна. К тому же, я человек в классе новый, порядков и законов поведения не знаю, кто есть кто в классе, тоже слабо представляю. Зачем мне с кем-то ссориться в первые дни?
- Хорошо, я согласен.
- Отлично, спасибо,- ответил Илия, и начал доставать свою тетрадь, ручку, и тянуть руки к моему портфелю, где лежали мои вещи. Я перехватил его руку.
- Постой. Не здесь переписывай, а пошли в туалет, там безопаснее.
- Зачем? Здесь же вроде никого нет.
- Это пока. А скоро подойдёт Зинаида Алексеевна, другие учителя. Зачем нам лишние свидетели?
- Ладно, пошли,- согласился он.
Я достал из портфеля тетрадь по математике и направился в сторону мужского туалета, который находился в другом конце этажа, неподалёку от кабинета Аллы Константиновны. Мы шли по коридору вдвоём: я шёл впереди, а Илия замыкал эту печальную процессию. Мы уже почти дошли до места назначения, как вдруг из кабинета вышла Алла Константиновна. Пальцем она подозвала меня к себе.
- Куда направляетесь?
- В туалет,- как можно спокойнее и естественнее ответил я, стараясь не смотреть ей в глаза.
- С тетрадью?
- Да, нет,- замялся я и принялся убирать тетрадь,- так получилось случайно. Не умею я врать, тем более учителю, которая и раскусила весь наш план.
- Списать просит?
- Да
- А ты не давай.
- Хорошо.
Алла Константиновна пошла по своим делам. Илия во время нашего разговора стоял в метрах трёх от нас и так как мы разговаривали почти шёпотом, то не слышал ни единого слова.
- Ну, что пошли,- окликнул меня он.
- Нет.
- Что «нет»?
- Нет, в том смысле, что я тебе списать не дам.
- Мы же договорились.
- А теперь нашим договорённостям пришёл конец. Ищи кого-нибудь другого,- сказал я эту фразу, развернулся и пошёл вниз по лестнице на первый этаж. Там уже наверняка собрались мои друзья, которые в ожидании звонка сидели под лестницей, на нашем месте и болтали.
- Ты, урод,- бросил мне вслед Илия,- встретимся после школы.
Тогда я не придал его словам никакого значения. На нашем месте собралась вся компания, поэтому оставшиеся минут пятнадцать до урока я провёл в нормальной среде.
Прозвенел звонок, начинался урок, поэтому следовало идти к кабинету. За пять минут до урока собралось уже достаточно народу. Илия болтал с Димой, Сашей и Максимом. Иногда они поглядывали на меня и как-то загадочно улыбались, а потом отворачивались и вновь болтали между собой. На уроке, когда я оборачивался посмотреть на задние парты, то мой взгляд сталкивался с взглядом Илии. Глядя на меня, он нарочно сжимал руки в кулаки и махал ими в воздухе. Вот тогда-то мне и стало не по себе. Я слышал их разговоры о том, как они кого-то били на днях. Мне не хотелось становиться очередной жертвой. На этой встрече после школы их было бы как минимум четверо. А я? Кого я мог позвать? Ни Саша Кисляк, ни Петя, ни Вова, ни Алишер не осмелились бы пойти против них, да и не стали они мне тогда такими друзьями, которые готовы ради дружбы на такие радикальные меры. В общем, не мог я на них положиться. Женя Пороховщиков стал мне очень хорошим другом, но за эти дни я полностью убедился в его несостоятельности в рукопашном бое. Приходилось уповать только на себя. Помощи было ждать неоткуда. Убежать со «стрелки», после школы был не вариант. На следующий день я прослыл бы трусом в глазах всего класса, даже моих друзей. А это много хуже, чем быть побитым.
Впервые в жизни я хотел, чтобы уроки шли помедленнее, но они неслись, как почтовая тройка с бубенцами, быстро и весело. Вот прошёл первый урок, не успел оглянуться, уже четвёртый подходит к концу. До развязки оставалось всего два урока. Прошли и они.
Был тёплый сентябрьский день. Солнце было так высоко, но светило так ярко, что не верилось, что уже осень. На школьном дворе дети весело играли в «салки», «прятки», «вышибалы», «классики». Ученики постарше, включив первую космическую скорость, спешили домой, к друзьям, в общем, подальше от школы. Всем было хорошо, все были счастливы. Только один я, опустив голову в пол, брёл с третьего этажа вниз, считая каждую ступеньку, присматриваясь к каждой трещине, к каждому зазору на стене. Я трогал каждую занавеску на окнах, располагавшихся на лестничном пролёте. Все они были пыльными. Я цокал, качал головой, но продолжал движение на заклание. На что я мог надеяться? Только на то, что я быстрее, умнее их и то, что изучал хоть какие-то боевые искусства. Мой план был прост, но и опасен. Как только я встречаю их, то не даю им себя окружить, а первым делом бью Илию, как наименее опасного из их шайки и бегу, что есть силы прочь, не важно куда, главное, не к своему дому. Не надо им знать, где я живу. Может быть, кто-то останется помогать Илие встать, остальные кинутся за мной. Бежать вместе они не смогут, их строй распадётся и тогда поодиночке, я смогу их перебить, ну или убежать, так далеко, что они потеряют меня из виду.
Я вышел из школы. На пяточке перед школой их не было. «Наверное, они рядом с ДЮЦем»,- подумал я и пошёл к белому двухэтажному зданию, наподобие детского сада, которое соседствовало с нами. Но и возле него их не было. «Не может быть!»- подумал я. Всё внутри меня ликовало. Врагов не было, больше не надо было придумывать планы, как их перехитрить. Можно было идти домой, радоваться жизни, петь, танцевать. Весь мир в те минуты, казался намного милее, даже Полина Ковалёва, очень толстая и вредная девочка, казалось просто широкой в кости.
- Я свободен,- прокричал я. Мой крик, потонул в звуках, доносившихся со школьного двора.
До дома я добрался благополучно. На следующий день ни Илия, ни его друзья не вспоминали эту «стрелку».
Лыжи
Медленно, но верно зима приходила в наши края. Ночами в ноябре было морозно. На утро трава была покрыта инеем, а земля смерзалась так крепко, что напоминала камень. Было тихо, даже птицы, которые не улетали из города в тёплые края, не кричали по утрам, чтобы разбудить заспавшихся горожан. Вороны справляются с этой задачей не хуже, чем петухи в деревне.
В один из ноябрьских дней выпал первый снег. Огромные снежные хлопья, кружась, опускались на землю. В тот день коммунальным службам повезло, так как снег падал от силы часа два, поэтому не успели возникнуть пробки на дорогах, вызванные снежными заносами, которые никто не чистил. Да и к концу дня снег начал таять. Но это был знак, что зима скоро вступит в свои права. Это означало только одно, скоро начнутся лыжи. Этого я и боялся. Если в первой четверти, я за счёт своей физической подготовки мог спокойно превосходить всех своих одноклассников, то здесь, в лыжах, меня ждал провал. Дело в том, что я никогда не то, что на них не катался, а даже не одевал. Отговорки на этот счёт Валентина Викторовна не приняла бы, ей было бы всё равно, и учить бы меня кататься она не стала. Оставалось надеяться только на себя.
Снег лёг в самом конце ноября. Занятия на стадионе должны были начаться через две недели. На балконе я разыскал старые советские, деревянные лыжи. Где-то на антресолях нашлись такие же страшные и старые лыжные ботинки. Я был готов к своему дебюту.
Надо было тренироваться и учиться самому. Вышел в овраг. Был небольшой морозец, снег покрыл все склоны оврагов, которые стали похожими на фон картины Кустодиева «Шаляпин». Только не было торговых рядов и такого обилия людей, а так один в один. Было раннее утро, когда день ещё молодой. Район ещё не проснулся, было субботнее утро. Никто бы мне не помешал. Тогда я решил, что, катаясь со склонов оврага, мне будет легче освоить эту науку. Как-то доскользил до края склона. Склон был некрутым, но всё равно пришлось бы скользить метров пятнадцать-двадцать. Усилился ветер, который как будто нарочно заносил глаза мелкими снежинками, которые застревали на ресницах и бровях. Было страшно. Закрыл глаза. Досчитал до трёх. Оттолкнулся палками и поехал. Как только я тронулся, то открыл глаза. Первые метров пять ехал нормально. «Неужели, получается?»- подумал я. Эта мысль была последней. Я тут же упал и оставшееся расстояние до дна оврага скользил на животе, разбросав в стороны палки, одна лыжа слетела и теперь быстрее меня скользила вниз. Очутившись на дне, я еле-еле встал, собрал потерянные лыжные принадлежности. Решил съехать ещё раз. Получилось не лучше первого раза. Потом съезжал ещё и ещё, но продолжал падать, только получалось это всегда неожиданно и совершенно непохоже на предыдущие падения. Если бы кто-то снимал меня, то получилось бы очень весёлое видео, которое могло тогда стать бы хитом Интернета. Упав, наверное, в двадцать пятый раз, решил, что всё-таки я начал своё обучение не с того. «Начинать следует с бега на лыжах по ровной местности»- подумал я, лёжа на дне оврага и смотря в небо. Снег падал мне на лицо. Было приятно. Порядком избитый и уставший, я поднялся и пошёл на стадион гимназии, который был рядом с оврагом.
Начал я свой кросс также неудачно, как и спуск с горы. Пробежав метров десять, я упал на бок в сугроб. Еле встал, пробежал ещё метров двадцать, опять упал. Трёхсотметровый круг я пробежал минут за восемь, упав ещё раз пять. Я был истощён, коленки и локти разбиты в кровь. Ноги уже тряслись от перенапряга. Район стал оживать. Скоро на стадионе появились Саша Кисляк, Паша, Петя, Вова. Они тоже были на лыжах. Они предложили мне с ними покататься по кругу. Я согласился, хотя понимал, что они катаются лучше меня, что сил почти не осталось и, соответственно, шансы на победу были равны нулю. Гонка началась. Саша и Паша быстро умчались вперёд. Вова приотстал от них, но и нас достаточно опережал. Петя хоть ехал и медленно, но всё-таки ехал в отличие от меня. Я продолжал падать, даже в тех же местах, что и раньше. Гонка длилась три круга. Стоило мне приблизиться к Пете, как я тут же падал. Да, на последнем круге мы стали с ним совсем отстающими, Саша и Паша обогнали нас, но так хотелось и мне не быть последним в этот первый день. Последний круг. Все уже финишировали и ждали нас. Нас разделяет пять метров. Теперь два. Чувствовалось, что Петю силы оставили, а у меня открылось второе дыхание. Вот он уже на расстоянии вытянутой руки, можно даже сорвать с него шапку. До финиша оставалось двадцать метров, можно было не сомневаться, что я обгоню его. Но.… В самый важный момент, когда оставалось сделать последнее усилие, чтобы вырваться вперёд, мои колени затряслись, и я в очередной раз упал. Петю это ободрило, он ускорился и в итоге финишировал четвёртым. А я так и остался лежать на снегу, не в силах встать. Ребята помогли мне подняться. Они поехали дальше, а я, сняв лыжи, побрёл домой.
Я тренировался каждый день. Дня через три уже стало что-то получаться, я падал уже совсем редко и даже мог съезжать с горки. Меня это ободрило, придало сил и уверенности в себе. Мама купила мне новые лыжи и ботинки и дело совсем пошло хорошо, так как всё подходило по моему росту. Старые лыжи были слишком длинные и тяжёлые. От одного разгона я уже уставал.
День ото дня мои результаты улучшались. В один из таких тренировочных дней, я встретил Катю Рыжкову, которая гуляла с бабушкой и сестрой в овраге. Вернее, её увидела моя мама, которая и позвала меня. С ней мне поговорить очень хотелось. Всё-таки к ней я тоже имел определённые чувства в своё время. Я снял лыжи, и мы начали гулять по стадиону.
- Привет, Катя.
- Привет, Витя. Как дела?
- Нормально. Вот в школе учусь,- и показал рукой на свою школу.
- И как оно?
- Знаешь, вполне нормально. Хорошие одноклассники, учителя. Всё не так, как пугали нас тренеры,- соврал я.
- А, понятно.
- А у вас, что в классе творится? Кто староста?- спросил я, так как в пятом классе именно я был старостой. И вроде неплохо справлялся, народ был доволен.
- У нас всё по-старому, очень много ребят ушло после пятого класса. Нас перевели в соседний кабинет. Семён Стругачёв сломал там музыкальный центр, а Никита Рыжов случайно уронил телевизор.
- Ну, вы даёте!
- Всё вышло случайно,- оправдываясь и улыбаясь, отвечала Катя,- а старостой стал Ваня Королёв.
-Ваня? Почему? Я думал, что станет старостой Никита Рыжов. Он более дисциплинированный, основательный, а Ваня и в школе не всегда бывает. Вот это действительно новость!
- Да.… А ты, скучаешь по нам?
- Конечно, очень сильно,- тут я сказал правду, глядя на Катю. Вроде прошло совсем немного времени с того дня, как я оставил ту школу, тех ребят. Катя стала намного красивее, чем была перед летом. Хотя и тогда она была симпатичной девчонкой. Мне нравились всегда высокие девчонки, а она в классе была самой высокой. Простое, широкое лицо без каких-либо запоминающихся черт, которые цепляли, как Настя Горохова. В ней мне нравилась, какая-то простая красота. Что-то естественное. Да и вела она себя всегда естественно, как у Грибоедова.
— Когда в делах, я от веселий прячусь,
Когда дурачиться: дурачусь;
А смешивать два эти ремесла —
Есть тьма искусников, я не из их числа.
Вот мы прошли круг по стадиону. Так не хотелось с ней расставаться, хотелось так много ей сказать, о многом спросить. Но ей надо было идти. Её бабушка, которая всегда ко мне нормально относилась, на этот раз разговаривала со мной очень строго.
- Поговорили?
- Поговорили…
- Катя будет здесь ещё неделю, поэтому ещё успеете и погулять, и на лыжах покататься, и наговориться. У тебя наш телефон есть?
- Да, был записан где-то в записной книжке. Так что позвоню.
- Хорошо, звони. Катя будет ждать.
Мы попрощались. Знал ли я тогда, что та встреча станет последней? Нет, конечно. Я действительно думал, что её телефон был записан в моей телефонной книжке. И сейчас и тогда я помнил, что в середине её номера два ноля, а предпоследняя цифра «шесть». Но номера нигде не было. Я перерыл всю книжку, все тетради, блокноты, бумажки. Нигде ничего не было. Наверное, номер остался в старой квартире. А его выкинули новые жильцы, которые туда въехали. Я не позвонил, не выполнил данного обещания. Чувствовал себя от того очень паршиво, так как обманул Катю, которая, может быть, сидела у телефона все эти дни, её бабушку, которая наверняка утешала свою внучку. Но я надеялся, что встречу её вновь. Каждый день я ходил в овраг не столько, чтобы кататься на лыжах, а чтобы найти Катю, чтобы взять этот номер телефона, чтобы исправить свою ошибку. Но не встретил. Прошла неделя, затем другая. Катя уже уехала от своей бабушки. Так всё и закончилось. Потом я найду её на просторах Интернета, после окончания первого курса. Напишу ей сообщение, которое уже многим набивает оскомину
- Привет! Как дела?
Она не ответит. Она добавила меня в «друзья», но через три месяца удалила. Вот так я поплатился за то, что дал обещание, которое не исполнил. Товарищи, выполняйте то, что обещаете, особенно в отношении девушек, они запомнят ваши косяки надолго, можете не сомневаться.
Начались занятия на лыжах. Мы катались вокруг нашей и соседней школы, у нас был общий стадион. Надо было проехать пять кругов. Выходило около трёх километров. Ещё катались с горки в овраге. Я не падал и даже научился тормозить сам. Раньше я ждал, когда движение прекратится или приходилось падать, чтобы не сбить какого-нибудь зазевавшегося гражданина. Мои тренировки дали определённый результат. Я был не самым лучшим, но и не самым худшим, как я мог предполагать, когда я только начинал. Валентина Викторовна даже хвалила меня иногда. Это было приятно. Неприятно было, что я потерял Катю, притом так глупо. Наверное, в жизни так всегда, где-то прибывает, а где-то убывает. Обидно, что убыло в таком месте.
Продлёнка
Группа продлённого дня была светом в конце тоннеля, в который я попал и из которого искал выход. Её вела учительница по географии, Юлия Павловна. Здесь можно было и уроки сделать, и поговорить нормально, и ещё телевизор посмотреть в хорошей компании.
Ходило на продлёнку совсем мало народу. Я имею в виду постоянный состав. Иногда, конечно, добавлялись люди на пару дней. Но это не носило системного характера. «Пришельцы» оставались, чтобы сделать уроки, так как можно было консультироваться с учителями, даже которые задавали домашнее задание. Многих это устраивало, так как очень часто учителя помогали делать всё правильно. Некоторые сюда ходили, потому что домашку можно было списать и при этом не опасаться, что тебя запалят и поставят «двойку». Так поступал Илия.
Иногда делание домашних работ доходило до скандалов. Вспоминается один случай. Мы делали математику. В тот день на продлёнке остались Саша Галкин и Володя Чистов, которые были очень дружны. В тот день, они почему-то решили задержаться в школе, хотя после уроков обычно всегда шли вместе домой. Володю Чистова я не любил. Он был какой-то злой, всё время цеплялся к тем, кто мог потревожить его авторитет самого умного ученика нашего класса. Почти сразу, как только я пришёл в эту школу, он начал подначивать меня, говорить, что я всё списываю, поэтому и получаю хорошие оценки, в отличие от него, от Володи, который всегда всё учит, поэтому у него всё честно. Плюс у него были проблемы со здоровьем. У него на губе был шрам, за который его называли Губастым, что его бесило и выводило из себя. Лично я называл его Карликом Нос, потому что маленький ростом и нос у него большой и горбатый, как у Багратиона.
Ваше Сиятельство, враг на носу!
Багратион: На чьём носу? Если на вашем, то нам надо спешить, а если на моём, то мы ещё успеем отобедать.
В тот день математика у Володи не пошла. Сколько он не решал примеры, всё равно не получалось, как в ответах. Он решал и раз, и два, и три, и всё равно ничего не выходило. Вся его тетрадь была несколько раз перечёркнута ручкой, некоторые листы уже валялись изрисованными, смятыми на полу. Володя нервничал. Он начинал срываться на всех окружающих: на Галкина, на девчонок, которые просили его помочь им. У меня ситуация была обратной. Математика в тот день пошла у меня замечательно. Буквально за каких-то двадцать минут, я решил домашние примеры, над которыми Володя корпел уже минут сорок. Сверил с ответами. Всё сходилось. Мне бы тихо радоваться, но моя общественная натура не давала мне покоя. Я решил помочь девчонкам. Катя Огурцова и Вика Цветкова зарылись в примерах, как Володя, но в отличие от него не истерили.
- Катя, Вика, вам помочь?
- Помоги, Витя.
Я объяснил им, что делать минут за десять. Девчонки схватили всё на лету и довольно скоро закончили с домашней работой по математике. Володя всё ёщё копался, у него ровным счётом ничего не выходило. Услышав, что девчонки уже закончили, он начал приматываться ко мне.
- Ты уже сделал примеры?
- Да, уже давно. Там всё легко,- ответил я.
- Легко!?
- А разве нет? Решил минут за пятнадцать, и с ответами сошлось.
- С ответами!? Ты всё и подогнал под ответы.
- Ничего я не подгонял. Если не веришь, то можешь мою домашку посмотреть и девчонок спросить, которым я и объяснил, как решать примеры,- ответил я и кинул ему свою тетрадь.
Он не стал смотреть мою тетрадь, а кинул её мне назад.
- Ты всё списал.
- Не списал. Докажи. Я всё сделал сам. Я сидел рядом с тобой и всё делал сам.
Володя ничего не ответил, а раскрыл портфель, забросил туда тетрадь, учебник по математики, и ни с кем не прощаясь, вышел вон из класса. Саша Галкин последовал за ним.
- Вот придурок!- только и оставалось мне подытожить этой фразой всю ситуацию.
Но этот случай был тем редким исключением, когда и на продлёнку прорывались негативные элементы нашей классной жизни. В основном же, царила гармония и взаимопонимание. Сделав уроки, мы шли вместе с Юлией Павловной в школьную столовую, в которой могли спокойно пообедать. Хочется несколько слов сказать и про столовую, которую я ещё не упомянул на страницах своей тетради. По сравнению со столовой из старой школы, здесь всё было убого. И мебель была страшная, и продукты, из которых готовились завтраки и обеды, иногда казались далеко не первой свежести. Когда в первый день я зашёл в столовую, чтобы позавтракать, то народу было так много, что казалось, будто скоро людская масса выплеснется из окон на улицу. Тогда я так и не позавтракал. Второй опыт был ненамного лучше первого. Народ уже не испугал меня, но пища была ужасна. Как я глотал то, что подавали в тот день, до сих пор меня удивляет. Но концовка того завтрака надолго отбила у меня охоту заходить в столовую. Второе блюдо нужно было приправлять кетчупом. Марка этого кетчупа была мне неизвестна, и вы, дорогой читатель, не ищите такой кетчуп в магазинах. Наверное, он поставляется в школы по какому-то особому заказу. Вкус его напоминал раздавленные и слегка подгнившие помидоры, которые специально затолкали в пакетики. Облив все сосиски и макароны, я неожиданно для себя, лишился второго. Попробовав сосисочку, приправленную этим «кетчупом», меня чуть не вывернуло наизнанку. В ту секунду меня бросало и в жар и холод. Я терял землю под ногами, мой взгляд затуманивался. Срочно на воздух! Прочь из столовой! Не знаю, как я дошёл до двери со спасительной табличкой «выход». Больше я никогда не завтракал. Если и забегал в столовую, то только ради того, чтобы купить какую-нибудь сладость в буфете. Буфет в первой школе носил случайный характер, он то появлялся, то его убирали по какому-нибудь взбалмошному решению Дмитрия Александровича, нашего директора, до лучших времён. Обеды в этой школе выгодно отличались от завтраков. Они были теплыми. Компот был действительно компотом, а не мочёнными в тёплой воде ягодами какого-то непонятного фрукта или овоща. В общем, ни пойми чего. Был нормальный суп. Был хлеб, которого невозможно было допроситься с утра. Хотя картошку пюре, разломать было невозможно, она как-то прилипала к ложке или вилке, поэтому её приходилось проглатывать целиком. Наверное, повара школьных столовых учатся готовить по каким-то неведомым таблицам и рецептам, которые существовали в сталинских и немецких лагерях. По другому их «кулинарные» достижения я объяснить не могу.
После обеда, мы шли назад в класс, где играли в шахматы. Проигрывал я постоянно, а так как вела продлёнку учительница географии, то приходилось на карте мира находить какую-нибудь страну. И ладно это было какая-нибудь Словакия или Сирия, а ведь как нарочно попадались какие-то непонятные страны, о существовании которых большинство россиян и не подозревает: Вануату, Кабо-Верде, Антигуа и Барбуда, Монтсеррат, Маврикий и многие другие. В общем, благодаря шахматам я подтянул географию.
Играли и в карты. Продлёнка была единственной возможностью вполне законно в стенах школы порезаться в «дурака». У нас в школе, как во времена Екатерины Второй, было запрещено не то что играть в карты, а просто держать их при себе. Говорили, что карты приучают детей к азарту, что в школе неприемлемо. Такие глупые порядки и правила существовали в наше время, а, может, существуют и сейчас. Девчонки гадали на картах. Юлия Павловна снисходительно смотрела на наши карточные забавы, а чаще всего принимала в них участие.
Смотрели и мультики по телевизору. Кто-то приносил кассеты с мультиками. Иногда даже современными. Помнится, тогда вышел «Алёша Попович и Тугарин Змей». Просмотр начинался примерно в одно и тоже время и домой я шёл каждый день тоже в одни и те же часы, поэтому мультик у меня заканчивался всегда на одном и том же месте. Так продолжалось недели две. Потом я специально задержался на продлёнке, и мне удалось досмотреть этот мультик. Радости было немеренно!
Так и проходили наши вечера в группе продлённого дня. Наверное, это те единственные часы и дни, когда я действительно был счастлив, находясь в стенах этой школы. Даже не верилось, что может существовать такой водораздел в одном коллективе. Не верилось, что стоит убрать всего несколько паршивых овец, как все вдруг становятся вполне нормальными людьми, с которыми приятно и даже интересно общаться.
Драка с Войновым
Как я и говорил раньше, я продолжал поддерживать образ крутого пацана, который всегда готов постоять за себя. Не скажу, что это сработало на сто процентов, но те, кто были послабее меня и потрусливей, не лезли. Конечно, это мне уважения не добавило, но всё-таки можно было вполне сносно существовать. Никто не хотел со мной драться. Именно драться, по-настоящему махаться кулаками, а не так, как Илия, который только обещал встречать меня после школы, но дальше пустых обещаний дело и не двинулось.
Дима всегда пытался меня, как типо крутого, развести на какое-нибудь дело, которое мне было бы неприятно, например, побить Женю, чтобы я доказал свои притязания, если уж не на корону, то на то, чтобы находиться в свите избранных. Я всегда отказывался. Дима ничего не говорил.
Драка, говорят, это плохо. А что плохого в том, что люди выясняют свои отношения? Толерантные люди начнут говорить, что любое разногласие можно решить разговором. Это в теории. Я тоже не любитель лишний раз махаться кулаками, но есть люди, которые не понимают слов, либо потому, что не хотят, либо потому, что тупы. А в школе драка- это не просто бой, а намного больше. Если ты победил в драке, то ты уважаемый человек в классе, если проиграл, но бился до последнего, то тебя поддержат друзья и девушки полюбят, как невинно пострадавшего. А если ты проиграл и даже не сопротивлялся, был, как боксёрская груша, то уважение к тебе будет потеряно навсегда. Чтобы ты потом не говорил и не делал, ничем тебе не смыть этот позор. Он будет с тобой до конца школы. Драки показательны, по дерущимся ребятам можно понять, кто, что представляет из себя в жизни, кто злодей, трус, честный. Всё становится понятно, когда ты видишь стиль драки. Говорят, что лучшая драка- это та, которой не было. Но это же невозможно! В детстве дрались все, синяки и ссадины у нас были также естественны, как родинки. Мне везло в драках, мне никогда не прилетало в лицо от моих оппонентов. Я в футболе от мяча пострадал больше, чем в уличных и школьных баталиях.
В один из дней между мной и Димой перед уроком русского языка состоялся следующий диалог.
- Витя, а ты крутой?
- Ну, да
- А драться умеешь?
- Умею. Всё-таки ушу занимался.
- Что это такое?
- Китайское боевое искусство.
- Круто. А ты думаешь, кто из нас сильнее: ты или я?
- Не знаю. Это проверять надо.
- Давай проверим.
- Как? – не поняв сути, спросил я.
- Давай подерёмся.
- Прямо здесь и сейчас?
- Да. А что, боишься?
- Да нет, я ничего не боюсь,- ответил я.
- Тогда погнали.
Наш бой начался. Одноклассники, которые любили дешёвые развлечения, обступили нас со всех сторон. Все стояли и молча смотрели на то, как мы пинаем друг друга, бьём кулаками, пытаясь попасть в солнечное сплетение, чтобы сбить оппоненту дыхание, чтобы пока он будет заново набирать воздух, провести серию ударов, которая его успокоит. По крайней мере, мой расчёт был таким. Дима просто махался, благо он крепко сбитый парень, поэтому угодить под его кулаки не хотелось. Наша драка длилась уже минуты две, но ни у одной из сторон не было перевеса. Схватка могла затянуться до самого урока. Я подумал, что пора ставить жирную точку. Решил против Димы применить приём, который не раз помогал мне в старой школе, в частности, против Стаса Малова. Задумка была такая: я пропускаю Диму к себе за спину, он кладёт мне руку на плечо или пытается схватить меня за горло, я крепко её хватаю и бросаю его через себя. Должно было быть больно, либо оттого, что рука на мгновение неестественно извернётся или от падения, которого Дима совершенно не ожидал. Первая часть плана сработала. Я уже перехватил его руку и с криком «банзай» собирался бросить его на пыльный и заплёванный жвачкой пол средней школы. Но я забыл учесть вес Димы, который оказался намного больше моего. Я дёргаю его руку раз, он немного отрывается от земли и больше ничего. Второй раз дёрнуть не удалось. Дима раскусил мой план и уже дёрнул рукой сам, отчего я тут же полетел на пол. Оказавшись на земле, я пару раз получил ногой по бокам. Драка была окончена. Я проиграл. Мысль о поражении, о том, что я больше не буду крутым, убивала меня больше чем, то, что я неплохо получил в бою, что лежу на полу, что кто-то смеётся надо мной. Я заплакал. Не от боли физической, а душевной. Плакал долго и горько, почти пол-урока. В тот день нас должны были фотографировать. Надо было приводить себя в порядок.
Прошло много лет, а фотография осталась. На ней совсем маленький мальчик, покрасневший от стыда, слёз, напряжения от драки. Глаза кристально чистые от слёз. Но мешки, которые нависли под ними, выдают меня с головой, что я плакал. Да и выражение лица, какое-то жалостливое, как у ребёнка, которого лишили любимой игрушки. Это самый грустный портрет в моей фотогалерее.
Тогда мне уже было всё равно, что моя мама говорила Диме, что я изучал приёмы, которые не имею права применять вне спорта, так как тренер взял с меня обещание. Мне было всё равно, что Елена Викторовна вызывала маму Димы в школы. Мне было на всё наплевать. Главное, что я проиграл. Проиграл бой, который мог заткнуть хулиганов надолго. А в итоге этот проигрыш задвинул меня на задворки класса. Но тогда я не понимал до конца всю глубину этой проблемы.
Наши девочки и парни
Жизнь в нашем классе шла, как и у всех подростков. Мы ссорились, дрались, потом мирились, чтобы через две недели предать друг друга вновь. Наши девочки жили своей, непохожей на нашу жизнью. Они влюблялись. Пока мы выясняли отношения, они искали любви и понимания на стороне. И они находили её. Наверное, в каждой школе всегда есть парень, по которому сохнут и сходят с ума все девчонки. В нашей школе это был Анзор, который учился в восьмом классе. В нём не было ничего необычного, просто парень, которого никогда не заметишь в толпе. Он не умел ни играть на гитаре, ни писать песни и стихи, не умел прекрасно рисовать. Да и комплименты девушкам делал не такие блестящие, как могло бы показаться, глядя на его популярность. Он просто шутил. Умел вовремя почувствовать ситуацию, когда нужно вставить свой язвительный комментарий. Ну и конечно он любил всё прекрасное. Поэтому его тянуло ко всем мало-мальски красивым девушкам нашей школы, которые были младше него. Диапазон его пассий был разбросан от пятого до восьмого класса. Анзор не искал любви, ему было приятно, когда вокруг него красивые девушки. Он не использовал их, как могут подумать некоторые, он был больше, чем друг, но и до молодого человека не дотягивал. Он мог и до дома проводить, и поцеловать, и подарок на день рождение сделать. Назавтра он мог тоже самое проделывать с другой девушкой.
Наши девочки, в силу возраста искали любви, отношений. Ребята из нашего класса, которых постоянно раздирали противоречия и разборки, пока не обращали внимание на девушек. У нас были другие проблемы. Мы могли их провожать до дома, как это происходило с Настей Гороховой, а потом бежать разбираться со своими обидчиками. Это не устраивало наших девочек. Им хотелось стабильности. И они нашли её в лице Анзора. А может, Анзор нашёл их. Первой его «девушкой» в нашем классе, стала Катя Разумовская, высокая, крупная, темноволосая, которая всегда хотела доказать всем, что о парнях она знает всё. Они вместе гуляли, общались, но это не мешало Анзору заглядываться и увлекаться другими девушками, в том числе из нашего класса, даже лучшей подругой Кати, Викой Цветковой, чем-то похожей на неё внешне, когда я увидел их, то подумал, что они сёстры. Как ни странно, у девушек не было какой-либо ревности друг к другу из-за Анзора. Красивые девушки нашего класса рассматривали его, как общественное достояние, которым не возбраняется пользоваться всем. Никто не выяснял друг у друга, что дарит Анзор, что говорит. В общем, отношения носили довольно странный характер. Они ни к чему не обязывали, ни к чему не вели, никого не обременяли, но всем было приятно и хорошо, от такой иллюзии любви.
Были и какие-то другие парни, которых тоже любили наши девочки. Там уж точно всё было по-настоящему. Некоторые из этих парней были намного старше наших девочек, года на три-четыре. Они не считали это дикостью. Они думали, что это нормально. Да и родители были не против, ну и что, что дочери двенадцать лет, а её парню шестнадцать, зато он хороший и о дочери заботится и не предаёт и матери комплимент может сделать. Наши девочки, только выйдя из начальной школы, почувствовали себя в одночасье взрослыми, красивыми. Они думали, что уже можно не просто любить, встречаться с парнем, писать ему записки на уроках, а перейти многие грани, уйти так далеко, куда некоторые девушки и постарше не решаются. В те годы по этому поводу, у них была популярна песенка, которую они пели своими милыми голосками почти постоянно, на переменах, в столовой, по пути домой.
У меня болит живот,
Значит, кто-то в нём живёт.
Если это не глисты,
Значит, это сделал ты.
Все об этом знали, все одноклассники, друзья. Иногда складывалось ощущение, что знали и учителя и родители. Но никто ничего не делал, никто не сказал этим увлёкшимся девушкам: «Остановитесь! Что вы делаете!». Наверное, думали, что пронесёт, что такой возраст. Думали, что девочки взрослеют, что это нормально, что это как грипп или простуда, переболев которыми у организма появляется иммунитет. А может, всё проще? Девочки, в своём большинстве были из неблагополучных семей, где им никто никогда не рассказывал, что есть действительно Любовь. Эти девочки, воспитанные на улицах, часто при полном безразличии родителей знали любовь, которая имела только животное начало, удовлетворение только одного инстинкта, инстинкта размножения, который, по мнению дедушки Фрейда, толкает нашу цивилизацию вперёд. Они и жили по Фрейду. И через каких-то пять лет некоторые стали матерями. Интересно, сейчас, нянча своих детишек, они помнят свою песенку.
У меня болит живот,
Значит, кто-то в нём живёт.
Если это не глисты,
Значит, это сделал ты.
Если и помнят, то интересно они думают, что поступили правильно или был другой выход. Что можно было не спешить. Я не против детей, материнства, но зачем же спешить с этим? Взять хотя бы Вику Цветкову, которая была моей соседкой по парте. Красивая, умная девушка, которая своим умом могла выбиться в люди, поступить в университет, найти потом интересную работу, встретить действительно мужчину своей мечты. Но она забеременела и родила в восемнадцать лет от мужчины, которому не нужен ни ребёнок, ни Вика, которая стала его женой. Котёнок, с которым можно играться целый день и который ничего не требует взамен намного лучше и интереснее. Разве о такой любви мечтала Вика и другие девушки, которые тоже стали матерями? Мужья рассматривают их только в роли самок, но никак не женщин, у которых есть своя душа и потребности.
Они стали жертвами разложения общества, которое не заметило, как маленькие девочки потерялись в тёмной чащобе взрослой жизни, как они утонули в ней, не зная и не имея средств, чтобы выбраться оттуда.
«Стрелки» с хулиганами.
После той памятной «стрелки» и ссоры с Илиёй было бы наивно полагать, что наши противоречия уладятся, и мы подружимся. Мы продолжали, чуть ли не каждодневно, оскорблять друг друга, толкаться. Но Илия стал иметь поддержку в пикировке со мной, когда я проиграл бой Диме. Наверное, они решили, что я лёгкая жертва, которую будет легко сломить, так как у меня нет поддержки со стороны моих друзей, которые боялись Димы и компании.
Мы стали выяснять отношения почти каждый день. Поводы были разными: начиная тем, что я не давал им списывать домашние работы и контрольные и, кончая тем, что я был любимчиком учителей и не считал нужным считаться с их правилами, порядками и развлечениями. Я привык, что они обзывали меня, я отвечал им в ответ. Это стало настолько привычным и типичным, как то, что парень и девушка, любящие друг друга, целуются при встрече. Только нам до любви было также далеко, как до Луны ползти на карачках.
Они постоянно мне назначали «стрелки». После первой своей «разборки» я уже так не боялся, как в тот день. Чем больше они назначали встреч после школы, тем больше во мне росла уверенность, что делают они это не для того, чтобы побить меня, а чтобы сломить психологически. Говорят, боль временна - слава вечна. Наверное, они тоже где-то в глубине души понимали, что я не сломаюсь, сколько бы они меня били. Они понятия не имели, через что я прошёл в пятом классе, когда я знал, что, сколько бы и как бы сильно не били, человек до тех пор жив и способен сражаться, пока он находит в себе силы подняться. Я находил силы не только встать с колен, но и продолжать борьбу с новой силой. Я готов был драться постоянно, при любых условиях. Пусть их будет четверо, а я один. Если веришь – победишь. Я верил, что прав, что не могу, не хочу и никогда не захочу жить, как они. Помню, как-то на перемене ко мне подошла Лиля Котова. Между нами случился следующий разговор.
- Витя, а что ты не бесишься, как все?
- Потому, что я не такой придурок, как вы.
Наверное, не надо было так отвечать ей в глаза, она мне ничего плохого до того дня не делала. Но всё так накипело, что я не выдержал и сказал ей в глаза то, что в принципе, ей не предназначалось. С тех пор она тоже встала на сторону тех, кто травил меня за то, что я «не такой придурок», как они, что живу не как они. Они травили меня, а я находил в себе силы не сломаться, не прогнуться.
Их психологическая атака затягивалась. Я держался, как крепость, и вёл сопротивление один. Они не поняли мой секрет, зато я понял их. Они слабы. Каждый из них по отдельности мало что представляет из себя. Это затравленные с детства, трусливые дети, которые только сильны физически, но у них нет мозгов. По одиночке они бы не выжили в этом жестоком мире. Вместе они сила, которая способна напугать и заставить работать на себя людей с малоустойчивой психикой. Так и происходило у нас в классе, каких-то пять-шесть человек держали в страхе и деморализовали человек двадцать. Хотели и меня нагнуть, но я оказался крепким орешком. Я стал опасен для их авторитета, надо было сломать меня, но они не знали, как, они никогда не встречали таких людей. Я был для них, как инопланетянин.
Они назначали «стрелки» на которые не приходили, рассчитывая, что я испугаюсь и сдамся. Но я не выбрасывал белый флаг. Крепость держалась, несмотря на то, что стены обуглились от огня, которым пытались выжечь обороняющихся, что кончались припасы, что подкрепление не шло. Но у атакующих ничего не получалось. Красное знамя свободы реяло над крепостью, любой натиск отражался, а обороняющиеся нередко переходили в контратаки.
Но и мне не удавалось переломить общественное мнение в свою пользу. Все до сих пор боялись, хотя стоило нам объединиться, то мы бы свернули шею этой гидре, загнали бы их самих в подневольное положение, чтобы они почувствовали то, чему они подвергали остальных на протяжении стольких лет. Но ничего не менялось и не хотело меняться. Витя оставался в поле единственным воином.
Оставалось радоваться только маленьким победам, которые, я верил, приближали мой триумф. Даже если они достигались не моими руками. Помнится, весной проводился турнир по мини-футболу. Школа была разделена на несколько возрастных категорий, в которых и разыгрывались трофеи. Наш класс был посеян в группу с четвёртым, пятым и седьмым классами. Таких групп было две. Две первые команды группы выходили в полуфинал. Оставалось сформировать команду. Дима и компания взяли этот процесс в свои руки. Я играл с ними в футбол и летом и на осенних каникулах. Играть в футбол они не умели совершенно. Ни видения поля, ни техники, ни игры в пас у них не было и в помине. Только сильный, но неточный удар. Конечно, если снаряд, пущенный Димой, летел в сторону створа ворот, то это почти наверняка гол, так как его удар пробивал даже руки вратаря. Но попадал он редко, его либо накрывали, либо удар шёл далеко мимо ворот. Тогда ещё не было глагола «кержакнуть», то есть пробить сильно мимо ворот, но основания для его появления уже были. Его друзья тоже были такими же «футболистами», если не хуже. Естественно, Дима набрал в команду своих ребят: Илия (вратарь), Саша Никонов, Максим, Андрей Комов, Серёжа. Никого они не допустили в команду. Ни Пашу Махоркина, который играл на приличном уровне, ни меня. Да я далеко не лучший полевой игрок, скорее вратарь, но даже я накручивал их на каникулах. Но нас они прогнали, заявив, что их команда сформирована и что им не нужны такие футболисты, как мы.
- Как ты думаешь, они выиграют?- спросил меня Паша.
- Опозорятся, не выйдя даже из группы,- ответил я.
Мой прогноз сбылся на все сто процентов. Первый матч наши играли с семиклассниками. Они довольно скоро повели в счёте, но под занавес матча пропустили глупейший гол, из-за несогласованных действий защиты и вратаря. Да защиты и не было. Наша команда действовала по глупой тактике «все в атаку- все в защиту». Только благодаря тому, что соперник играл также, счёт не изменился, 1:1. Следующий матч наши играли с пятиклассниками, которые тоже сыграли вничью с четвероклассниками. Тот матч закончился со счётом 2:2, хотя четвероклассники вели в счёте. Второй тур начинался на следующий день. Наши думали, что самый сложный противник пройден, поэтому считали, что победят ещё до того, как вышли на поле. Но футбол справедлив. Порядок бьёт класс. Пятиклассники играли организованней семиклассников. У них была тактика, чёткое распределение ролей на поле. Они знали, что слабее нашего класса физически, поэтому играли на контратаках, забрасывая мяч на какого-то юркого парнишку, который нередко оставлял защитников в дураках. Первый гол пришёл неожиданно. Наши насели на ворота пятого класса, обстреливая их бронебойным оружием, но вратарь и защита справлялись. Неожиданно мяч попал к защитнику пятого класса, который, недолго думая, отпасовал его форварду, который стоял в гордом одиночестве почти в центре площадки. Такого не ожидал никто. Паренёк быстро сориентировался. Илия выходил из ворот встречать форварда, но выходил бездумно, ничего не закрывая. Пятиклассник, пробежав метра три, точнёхонько послал снаряд в правый нижний угол. Илия только проводил мяч взглядом. Форвард побежал доставать мяч из сетки и ставить на центр, чтобы продолжить игру. За это он получил подзатыльник и порцию мата от Илии. А Илия получил жёлтую карточку за неспортивное поведение. Второй гол был ещё глупее первого. Пятиклассники отпасовали мяч своему голкиперу, который должен был выбить мяч подальше, в борьбу, так как наши защитники стали уже терять не только автора первого гола, но и других игроков. Гол назревал. Но никто не ожидал, что он получится таким: вратарь пятого класса, наверное, сильно разозлился и вдарил по мячу, что есть мочи. Казалось, что мяч летит слишком высоко и слишком мимо ворот, но неожиданно он стал снижаться и опустился за шиворот Илии, который только и смог, что поднять руки вверх. Вот мячик трепыхается в сетке, Дима чуть ли не пинает Илию, за что получает жёлтую карточку, а пятиклассники обнимают своего чудо-вратаря, который и сам не понял, что произошло. А случилось чудо. 2:0 не в пользу шестого класса. В параллельном матче седьмой класс камня на камне не оставил от четвёртого класса, разгромив их со счётом 8:0. Перед последним туром существовал теоретический шанс, что наша команда сможет пролезть в плей-офф. Но для этого нужно было ряд условий. Во-первых, нужно было побеждать самим четвёртый класс, желательно отгрузив им в сетку побольше голов и надеяться, что седьмой класс продолжит свою феерию против пятого класса. Поражение ничему не научило наших футболистов, которые считали, что уж четвёртый класс они точно одолеют. Когда Войнов через пять минут вынимал мяч из сетки ворот четвёртого класса, то уверенность переросла в самоуверенность. Дима и компания финтили, когда этого не требовала ситуация, теряли мяч и только оттого, что четвероклассники не верили в такие подарки судьбы, ворота Илии не были распечатаны. Но вот, какой-то совсем маленький четвероклассник, пробросив мяч между ног Диме и уйдя от подката со стороны Саши, ушёл на рандеву с Илией, который опять неуверенно вышел из ворот. Он ударил по мячу со всей силы, которая накопилась в этом маленьком тельце. Илия бухнулся на колени и поднял правую руку, пытаясь закрыть угол ворот. Мяч только облизнул его пальцы и, не изменив, своей траектории, угодил в самый угол. 1:1! Наши опять стали предъявлять претензии к вратарю, хотя сами накосячили в центре поля. Второй гол пришёл минут через десять. Подача углового. Наши даже не удосужились закрывать четвероклассников, которых достаточно набежало в штрафную. Вот подача! Мяч взмывает над штрафной. Он летит на голову автору ответного гола четвёртого класса. Он выпрыгивает. Всё получается! Илия летит не на мяч, а на форварда четвёртого класса. Тот просто перекидывает головой мяч через голкипера. 2:1 в пользу четвёртого класса! Оставшееся время наш класс проводит в атаках, но забить не удаётся. Более того, с поля изгоняются Саша и Дима, которые уже откровенно ломали соперников. Звучит свисток! Радости четвероклассников нет предела, как будто только что они выиграли Лигу Чемпионов. Они не вышли из группы, но они показали игру в настоящий футбол, просто они ещё слишком маленькие, чтобы тягаться на равных с соперниками на протяжении всего турнира. Наши перешли на взаимные обвинения и сведение счётов. На следующий день Илия пришёл с фингалом под глазом. Второй матч третьего тура закончился со счётом 1:1. Девчонки утешали наших «кудесников мяча». Но это ещё раз доказало мне, что их можно и должно бить. Главное, не сдаваться и верить в себя.
Никонов и Вика.
Моей соседкой по парте была Вика. Сел я с ней почти сразу после того, как пришёл в эту школу. Она была очень умной девочкой, которая постоянно училась, не прогуливала уроки. Но и ничто человеческое ей было не чуждо, она могла и посмеяться, и пошутить, и петь. Она была ботаником с человеческим лицом. Да и была довольно привлекательной. Восточный лик, как у фресочных красавиц, длинные чёрные волосы, длинные, как крылья бабочки, ресницы. Но была часть тела, которая приносила ей проблемы. Это грудь. Нет, она не была маленькой, скорее наоборот, учитывая, что ей тогда было всего двенадцать лет. Это был третий размер. Это доставляло проблемы в связи с тем, что Саша Никонов и Дима постоянно издевались над ней, называя Памелой Андерсон. Они чуть ли не каждодневно интересовались у неё, дорого ли стоит закачать силикон, где это можно проделать, больно ли это. Вика всегда молчала, но вид у неё был таким, будто она скоро заплачет. Её можно понять, так как такое происходило при полном попустительстве друзей, подруг, учителей, как будто, так и надо было. Когда я начал сидеть с ней, то Дима не придумал ничего лучше, как объявить нас женихом и невестой. Конечно, перспектива была заманчивой, всё-таки Вика была красивой, но сердце моё билось учащённо, когда мимо меня проходила Настя. Не думаю, что это нравилось бы Вике, если бы мы стали встречаться. Да и она вроде не горела особым желанием. Довольно скоро, видя, что мы не реагируем на прозвища «жениха и невесты», они отказались от этой шутки. Но не отказались от приставаний к ней. Мне тогда стоило заступиться за неё. Во-первых, так должен поступать любой нормальный парень. Во-вторых, мне нечего было бояться, так как я и так дошёл до такой точки конфликта, что надеяться на то, что он угаснет глупо. В-третьих, заступившись, я мог подать пример, как следует поступать с хулиганами, их выходками. Хотя третья позиция довольно спорная: похоже, всех устраивало, как идут дела в нашем классе. Никто не хотел перемен. Но я не вступился, испугался чего-то. Мне стыдно за своё поведение, но что уже поделаешь. Прошло столько времени, мы все изменились. Может, участники тех дней и не помнят того, что происходило. Если бы я вступился, то, может, и не произошло того случая, о котором я хочу рассказать.
Дело произошло на уроке математики. Вернее, сам урок ещё не начался. Мы зашли в класс, дожидаясь второго звонка. Мы сидели с Викой за четвёртой партой третьего ряда, то есть почти в самом конце класса, где обычно любили сидеть хулиганы. Никонов сидел за нами, но в соседнем ряду, хотя дотянуться до Вики было легко, она находилась от него в полутора метрах.
Прозвенел второй звонок, учитель зашёл в класс. Мы встали, чтобы поприветствовать его. Дело заняло несколько секунд, но за столь короткий срок Саша успел сделать своё гнусное и дикое дело. Всю перемену он показывал друзьям зажигалку, которую где-то украл. Зажигалка не представляла какой-нибудь ценности, такая есть у каждого курильщика. Мы стояли несколько секунд, ожидая, когда учитель разрешит нам сесть. Саша зажёг огонёк и поднёс к волосам Вики, которые были расплетены рядом с ним. Не знаю, чем он думал, если вообще думал. Может, это был порыв души, захотелось лишний раз выпендриться перед своей компанией, да и перед классом. Когда огонь облизнул её волосы, она закричала от страха. Весь класс обернулся посмотреть, что происходит. Резкий, неприятный, кислый запах жжёных волос разнёсся по классу в течение нескольких секунд. Мы потушили Вику. Продолжать урок было невозможно. Вика плакала и не могла нормально говорить, у неё был шок. Ещё бы! Она чуть не сгорела. Открыли окна, чтобы проветрить класс. Позвали Елену Викторовну, которая, конечно, поругала Сашу, всё-таки она классный руководитель. Потом она увела его куда-то, наверное, к социальному педагогу, библиотекарю, Вере Петровне.
Вера Петровна была довольно глупой и крикливой бабкой, которая целый год только и делала, что ходила по школе, предлагая ученикам различные секции и кружки, у нас в школе и в соседнем ДЮЦе. Как она говорила, «всего-то шестьсот рублей в месяц», не понимая, что большинство детей из семей не самых состоятельных, для которых отдавать шестьсот рублей в месяц и оплачивать дополнительные расходы на занятия, было опасно для их финансовой состоятельности. Сама Вера Петровна, была довольно состоятельной пенсионеркой. У неё был дачный домик в Ватутинках. Дети у неё неплохо зарабатывали. Да и сама она была не промах, помимо того, что она была библиотекарем, ещё вдобавок прихватила должность социального педагога. В её задачи входили и воспитательные беседы с хулиганами, вроде наших. Но такой «ерундой» она никогда не занималась, так как не хотела тратить на это своё драгоценное время и просто не умела этого делать. Она наивно полагала, что все дети в школе хорошие, просто в силу своего непоседливого характера, некоторые «ангелочки» шалят. Хулиганы и нарушители школьных порядков, которых учителя отправляли на беседы к Вере Петровне, просто перебирали и переставляли книги в библиотеке, пили чай. Естественно, для них было радостью попасть в руки Веры Петровны, у которой всегда есть работа, которую можно делать весь день. Она никогда не торопила ребят, чтобы они шли на уроки. Делу - время, а потехе – час. У Веры Петровны потехой выступала учёба.
Тоже самое произошло с Сашей. Он в тот день отбирал в библиотеке книги, которые от времени и небрежного обращения, стали совсем ветхими и не подлежащими починке. Эти книги Вера Петровна собиралась сдать на макулатуру, которую из её библиотеки будем таскать мы, нормальные ребята, а Дима и компания будут спать дома. Этот случай довольно скоро забылся: Вика постриглась покороче, а Елена Викторовна опять потратила целый урок на воспитательные беседы. Это становилось системным явлением.
Андрей Комов
Андрей Комов тоже был другом Димы. Встретил я его только недели через три после того, как пошёл в школу. Вызвано это было тем, что Андрей лечился. Он был очень больным мальчиком. Причины его хворей и болей были очень таинственными. Сам он говорил, что он упал на бордюр. Теперь сами судите, как надо упасть на этот злосчастный бордюр, чтобы сломать ребро, отбить селезёнку, почки, поджелудочную железу. Я ещё не говорю про такие мелочи, как синяки царапины. Я не особо верил в эту легенду, ещё и потому, что как говорил Андрей вся эта история с падением, произошла возле школы. Но на школьном дворе бордюр был очень маленьких размеров и уже почти врос в землю. Упав на него, можно было отделаться парой синяков. У меня была другая версия, которая объясняла эти увечья.
Хоть все эти ребята и держались вместе, но конфликты между ними происходили часто. Спорили по разным причинам, начиная оттого, что Илия молдаванин и заканчивая тем, что кто-то зажал деньги от компании. Они не могли спорить на словах, всегда переходили на кулаки, притом дрались серьёзно и отчаянно. Хоть они и были друзьями, но лупили друг друга нещадно, пока кровь не пойдёт или поверженный наземь противник не признает, что был неправ. Андрей был довольно самодостаточным парнем, в их компании он как-то не очень органично смотрелся из-за своего материального положения. Его мама, конечно, не была богатой, но и не бедствовала, поэтому могла покупать единственному сыну модную одежду. Купила ему и собаку, даже нет, волкодава какого-то, который стоя на четырёх лапах был уже почти ростом с Андрея. А если бы собаке вздумалось встать на задние лапы, то она спокойно бы завалила на землю двухметрового человека. Эта псина ела четыре раза в день. Я не разбираюсь в породах, но по цвету шкуры она была похоже на дворнягу. Не дай вам Бог встретиться с этим животным на узкой дорожке, особенно, когда этот зверь будет голодным и злым. Андрей всегда был при деньгах, он ими не хвалился, но у него никогда не было проблемы, где их добыть. С Димой он ходил только ради компании, после их промыслов он деньги обычно не брал, может, только самую малость. Наверное, в тот роковой для Андрея и бордюра у школы день, между ребятами случилась очередная ссора. Причина могла быть любой. Андрей резко не понравился всей компании, поэтому получил от каждого по заслугам. Дима со товарищи видимо сильно увлеклись, избивая Андрея, поэтому не сразу поняли, что уже чуть не убили своего друга. Андрей потерял сознание и перестал сопротивляться. Дима испугался, приказал своим ребятам прекратить экзекуцию. Приведя Андрея в чувства, они вытерли кровь, и повели, а вернее, понесли его домой. Мама Андрея, увидев сына в столь жалком виде, испуганно спросила сына
- Андрюша, что с тобой?
- У школы с ребятами бегали, я бежал и споткнулся обо что-то и упал на бордюр. Спасибо ребятам, до дома донесли.
- Так всё и было,- ответил Дима.
Мама поблагодарила ребят и вызвала «скорую», которая и отвезла Андрея в больницу. Там он пролежал недели три. Выйдя из больницы, он опять стал ходить по району в обществе Димы и компании. Всё опять стало по-старому. Что всегда удивляло в этой школе, так это то, что даже кого-то опускали в грязь лицом, то он делал вид, будто это нормально и правильно.
Андрей шутил всегда одинаково, какими-то двустишиями, окончания которых из-за специфики русского языка, могли вывести из себя. Например:
Твоя мама на углу сало (он говорил, как «сала»)
Делал паузу. Всегда после первой строчки делалась пауза в две-три секунды.
На рынке продавала.
Такой это был персонаж нашей классной жизни.
Настя и Войнов
Дима, подчинив своей воле и напугав весь класс, решил приобщиться к прекрасному. Конечно же, я говорю о Насте Гороховой, которая была для нас сокровищем, которая жила в наших мечтах. Если бы среди нас тогда были писатели, поэты, художники, то она стала бы нашей музой. Мы мечтали о том, как станем её парнями. Дима пошёл дальше он решил завладеть ей, как будто это какая-то красивая вещь, которая валяется на улице, никому не нужная.
Это были годы, когда девчонок нашего класса охватила мания писать записки на уроках друг другу. Они писали обо всём: от самых серьёзных вещей, до обычных бытовых вещей.
- Привет, чем занимаешься?
- Привет, на уроке сижу, а ты?
- Да вот, записку тебе пишу
- Понятно. Как думаешь, есть смысл уйти с последнего урока?
Тогда Интернет не так глубоко проник в нашу жизнь. Такого понятия, как «социальная сеть» не было, телефоны слишком медлительны, чтобы передавать текстовые сообщения. Даже «аська» ещё не успела распространиться в широкие массы. А общаться хочется всегда, особенно на уроке, когда учитель у доски рассказывает очередную ерунду. Выход был найден быстро. Он оказался прост. Девчонки начали писать друг другу записочки, которые хранили у сердца и боялись, что какой-нибудь нежелательный элемент перехватит и прочтёт то сокровенное, что она хочет сообщить своей подруге, о себе, своём парне, планах. Чтобы избежать этого, записки бросались по воздуху, в надежде на то, что крошечный клочок бумаги, смятый в шарик, долетит до нужного адресата. Правда, существовала большая вероятность того, что учитель заметит, что по воздуху летит какая-то бумажка и заставит незадачливого «почтальона» поднять бумажку и выкинуть её в мусорное ведро. Второй минус этой системы заключался в том, что бумажка, брошенная легкой девичьей рукой, может не долететь до адресата, упасть раньше. Конечно, можно мило улыбнуться и попросить передать записку нужному адресату. Но это работало, только если, записка падала рядом с сознательным одноклассником, которому было совершенно всё равно, что пишут девчонки друг другу. Если же записка падала рядом с Димой, Илией, Андреем, Максимом, Сашей Никоновым, то отправительнице приходилось, чуть ли не со слезами на глазах, умолять их не читать их переписку. Эта система изжила себя после одной пренеприятной истории.
До начала урока ИЗО оставалось минут десять, но мы уже сидели в классе, надо было готовить краски, наливать воду в стаканчики. Закончив все эти мелкие, но необходимые дела, девчонки принялись переписываться записочным способом. Воздух заполнился комками бумажек, летавших с ряда на ряд, словно воробьи ранней весной, когда их пригреет солнце. Войнов сидел на задней парте с друзьями и что-то громко обсуждал. Вдруг прямо перед его носом пролетает записка и падает на его парту. Настя писала её своей подруге, Маше Сороковой, но промахнулась и записка пошла вбок, а не по прямой линии. Дима, не долго думая, развернул бумажку.
- Дима, не надо это личное,- взмолилась Настя, складывая руки на груди
- Да, ладно! Чего тебе скрывать?
- Есть что
- О, уже интересно! Сейчас почитаю
- Прошу, не надо. Отдай, пожалуйста
- Зачем?
- Это моя записка. Она для Маши, а не для тебя
- А для меня, когда будет?
- Скоро, Дима.
- Буду ждать. Но раз эта прилетела ко мне, то это знак судьбы. Я должен прочитать её.
- Не надо, прошу
- Надо,- сказал Дима и стал вчитываться в размашистый, слегка наклонённый направо Настин почерк.
- Она сравнивает тебя,- обратился он ко мне,- с Дедом Морозом. Интересно, а что дальше?
- Не читай, Дима, там личное.
- А вот возьму и прочитаю!
- Я сделаю для тебя всё что угодно, только не читай!
- Я требую поцелуй!
- Хорошо, после школы.
- Нет, после урока,- отрезал Дима.
- Увидят, как-то неловко,- замялась Настя.
- Не хочешь, как хочешь. Тогда я читаю дальше
- Ладно, я согласна. После урока.
- Бери свою записку и в следующий раз кидай её точнее, а то одним поцелуем не отделаешься.
После урока, я думал, что Насте удастся убежать от Димы, но он поймал её, как ловят птиц в силки. У кабинета было довольно темно, но я видел, как покраснела Настя, когда Дима своими ручищами прижал её к себе, как она замялась, когда целовала его. Закончив это постыдное дело, Дима отпустил Настю, которая совсем красная от стыда, плача побежала в туалет. Дима же гордый тем, что его поцеловала самая красивая девочка класса, хвалился перед друзьями. С тех пор девчонки стали передавать записки через множество надёжных рук, которые уж точно не развернут эти послания. Конечно, скорость передачи упала, зато стало надёжно. Лучше было повременить с получением записки, чем целовать Диму или его друзей, которые ещё хуже. А Насте стало совсем плохо, так как Дима после того поцелуя решил, что она стала если уж не его девушкой, то, по крайней мере, не будет отказывать ему в поцелуях. Он не давал ей прохода в коридорах, поэтому ей приходилось всё время ходить с подругами. Так было безопасней.
Секция баскетбола
Баскетбол покорил меня сразу и надолго. Эта игра стала близка мне, как футбол, а, может, даже больше. Я начал играть ещё летом, когда купил мяч. Играл везде и с каждым, кто хотел выйти против меня на площадку. Я не скажу, что был великим баскетболистом. Я не выбивал десять из десяти, у меня не было феноменальной техники. Моя функция на поле была одновременно и сложна и трудна. Во-первых, я должен был гасить атаки противника в случае, если моя команда теряла мяч. Я должен был повиснуть на нападающем другой команды, чтобы он не мог разбежаться, не мог сбросить меня, не смог отдать передачу партнёру. Даже если мне и не удавалось перехватить мяч, то, по крайней мере, игроки моей команды успевали вернуться на свою половину, и тогда атака уж точно захлёбывалась. Во-вторых, если я перехватывал мяч, то должен был сразу снабжать передачей наших бомбардиров. Пасы у меня всегда получались хорошо: точные и почти не берущиеся для игроков другой команды. Так я и играл. Забивал я мало, от силы набирал два, иногда четыре очка. Но меня всегда брали в команду, потому что я был полезен своими командными действиями, которые позволяли закрывать глаза на техническую бедность.
Играл я в баскетбол и против своих друзей. Их моя игра, наверное, не восхитила, но однажды Петя сказал мне
- А ты не хочешь заниматься баскетболом в секции?
- Было бы неплохо,- ответил я.
- Тогда в понедельник приходи к четырём часам в зал
- А что, там, что ли секция?- удивился я
- Да, ведут два парня из физкультурного колледжа, который у супермаркета, знаешь?
- Конечно, знаю! Хорошо, я приду.
В понедельник, придя после школы, наскоро сделав кое-какие уроки, я бросил форму в сумку и побежал в школьный зал. Там я встретил Сашу Кисляка, Пашу, Вову, Петю, Алишера. Вели секцию действительно два парня, по виду, студенты четвёртого курса. Дома, когда я собирал форму, то мечтал, что, придя на секцию, меня научат каким-то финтам, хитрым броскам, пасам, тактическим изыскам. Но всё оказалось намного банальней и прозаичней. Войдя в зал и немного размявшись, тренеры дали нам мячик и сказали: «Играйте!». Игра шла без ограничений времени, перерывов между четвертями. Счёт почти не менялся, так как забить было очень сложно: корзина была слишком высоко, броски, как правило, неточными, да и сопротивление защиты и технические огрехи никто не отменял. Иногда тренеры говорили, какому-нибудь игроку, например, Вове: «Присядь, отдохни пять минут». Вова садился, а его место занимал тренер, который был инициатором замены. Иногда замены делались в двух командах и два тренера вступали в игру в разных командах. В такие моменты игра, можно сказать, заканчивалась, так как они играли против друг друга, а наша задача была лишь подносить снаряды и не давать это сделать другим, да и просто не мешать их игре, не путаться под ногами.
Когда тренер подзывал кого-нибудь на замену, то я боялся, что следующим буду я. Мне так не хотелось выходить из игры в этот первый день! Я старался изо всех сил: отрабатывал и в атаке и в обороне, подбирал все мячи, даже, казалось бы, безнадёжные, удачно опекал противников. В тот вечер я набрал целых шесть очков. Меня так и не заменили на протяжении тех двух часов, что длилась игра. Не знаю, с чем это было связано. Может, им понравился мой напор, моя страсть, с которой я отдавался игре. Может, они видели во мне потенциал для дальнейшего роста. А может, причина слишком банальна, просто они увидели, что в секцию пришёл новый мальчик, и решили дать мне уверенности, что я, если уж не самый важный игрок, то, по крайней мере, борозды, то есть игры не порчу. Эти два часа пролетели незаметно. От постоянной беготни я устал, вспотел, всё моё тело горело. Да и зал в отличие от улицы, не самое приятное место для игры в баскетбол. Воздуха, именно свежего воздуха, мне не всегда хватало.
Переодеваясь, я спросил Пашу
- У вас так занятия проходят каждый понедельник?
- Да, постоянно.
- И всегда идёт игра, никаким финтам не учат?
- Нет, а зачем. Всё познаётся в игре.
- А тактика?
- Да тоже как-то так…
- Понятно.
- Ты придёшь на следующей неделе,- спросил меня Петя.
- Нет
- Почему?- в один голос спросили Петя и Паша.
- Играть так же в баскетбол я могу и на улице. И времени у меня там будет намного больше. И воздуха свежего в достатке.
Больше мы не говорили о баскетболе. Да и на секцию я больше не ходил никогда. Шли месяцы, и я чувствовал, что пресытился баскетболом, что я больше не ловлю кайф от того, что выхожу на площадку, получаю мяч, отдаю передачи, бегаю, как челнок вперёд-назад. Я не могу заниматься каким-либо делом, если не отдаюсь ему всей душой. Получается как-то неискренне, потому и плохо. Если я чувствую внутреннюю пустоту, то я предпочитаю не приступать, чтобы ничего не испортить. Баскетбольный мяч я положил на балкон. До лучших времён.
Кружок сочинений
В те годы я совсем не любил писать сочинений. Считал, что нет хуже домашнего задания, чем написание этих письменных работ объемом в сто- сто двадцать слов. Не понимал я тогда, зачем это нужно, что мне это даст. Очень часто я пользовался такими прекрасными книжками из серии «Пятьсот сочинений», «Сто сочинений», которые всегда были в моей библиотеке. Все произведения школьной программы попадались в этих книжках, поэтому не составляло особого труда написать, вроде своё сочинения, которое получалось путём выдирания абзацев то из одной, то из другой книги, то из предисловия автора к произведению. Такая «работа» занимала от силы минут сорок, но ставили за неё исключительно «пятёрки», поэтому я всегда был на хорошем счету у нашей учительницы русского языка и литературы.
Тяжело приходилось, когда сочинения приходилось писать в школе. Книжек-то под рукой не было, об Интернете мы даже и не слышали. Приходилось как-то изворачиваться, напрягать извилины, что-то придумывать. После такого урока из класса выходил, как выжатый лимон. Но всегда искренне удивлялся, когда за своё творчество получал «четвёрки», а иногда и «пятёрки».
Как-то учительница задала на дом стандартное сочинение на тему: «Как я провёл лето». Слава богу, что на дом! В тот день я не знаю, что на меня нашло: озарение, муза, или совесть проснулась, сказав мне: «Витя, пиши сочинение сам! Оставь в покое эти глупые книжки!». И я начал писать. Вот что родилось из-под моего пера в тот вечер.
Как я провёл лето
Свои летние каникулы я провёл, наверное, самым необычным способом. В своей старой школе в течение почти всего июня, мы должны были проходить трудовую практику. Практика была непростой. В задачу нашего класса входило сделать дорожку в китайском садике, который директор собирался разбить на школьном сквере.
Работа закипела с первого дня! Мы снимали дёрн, выдирали сорняки, таскали камешки, которые должны были стать основанием для нашей дорожки. Надо ли лишний раз говорить, что эта работа была трудна. Было жарко, солнце нещадно нас жарило. От него можно было спрятаться только под сенью растущих на школьном дворе деревьев и кустарников. Ещё одной сложностью было то, что работу очень часто приходилось начинать заново из-за того, что планы постоянно менялись. То дорожка должна была пойти прямо, то повернуть налево или направо. Иногда директору не нравилось, как положены и вкопаны в землю камни, поэтому их приходилось очень долго выкапывать и перекладывать по новой.
Но вот работа была закончена! Три недели трудов не прошли даром! Ещё недавно дикая, заросшая полянка превратилась в прекрасный, цветущий сад. Самой главной изюминкой, визитной его карточкой стала наша дорожка, к которой я приложил немало усилий. Да и мои друзья тоже приложили немало усилий.
Обстоятельства сложились таким образом, что мне пришлось уйти из школы. И сейчас я думаю, что когда мои бывшие одноклассники проходят мимо китайского сада, видят нашу дорожку, то они вспоминают обо мне и говорят: «Это Витина дорожка!»
Конечно, моя мама тоже кое-что редактировала, но всё-таки процентов на восемьдесят это было полностью моим сочинением. Надо сказать, что оно произвело такой же эффект, как в своё время мой виртуальный учебник истории. Я получил «пять» за эту работу. Но это не так важно. Во-первых, моё сочинение было опубликована и вывешено на доску, которая висела при входе в школу. Может до сих пор этот листочек валяется где-то в дебрях средней школы. Но то, что опубликовался, было безумно приятно для меня. Теперь я, как настоящий писатель! Печатаюсь, меня читают. Это ли не приятно, каждому, кто занят творчеством? Во-вторых, меня пригласили в кружок сочинений, который тогда только открылся. Было приятно быть в первом составе сочинителей. Мы даже делали групповую фотографию, которая тоже где-то валяется, никем не замечаемая и никому не нужная.
Кружок сочинений чем-то напоминал работу в газете. Учительница была, как главный редактор. Она давала нам задания к каким-нибудь знаменательным событиям: Новому году, Восьмому марта, Дню Победы и к другим праздникам. Мы, ученики, как журналисты выполняли её задания, лучшие сочинения публиковались в школьной стенгазете. Хочется лишний раз похвастаться и сказать, что я публиковался чаще всех своих коллег по кружку, что приносило мне авторитет среди учителей, но совершенно не замечалось моими одноклассниками.
Важно другое. Я научился и полюбил писать сочинения, да и вообще полюбил литературную работу. Мне стало нравиться выражать себя, свои мысли, переживания через бумагу. Стало нравиться быть слегка сатириком, выражаться аллегорично, иносказательно, символично. Я начал развиваться, а это уже немалая победа.
Я был членом кружка сочинений на протяжении двух лет. Он раскрыл во мне литературный дар, который будет шлифоваться и ограняться уже в другой школе. Но это уже другая история.
Первые Олимпиады
Олимпиада…. Раньше, когда я слышал это слово, то всегда представлял забитый под завязку стадион, который жужжит, как улей. Вспышки фотокамер, как звёзды на чёрном, ночном небе, фиксируют каждое событие соревновательного дня. Олимпиада- это красочная церемония открытия, соревнования, новые рекорды, триумфы и неудачи, маленькие и большие победы, преодоление человеком себя, своих слабостей, своих комплексов. Весь мир замирает, когда атлеты соревнуются между собой на легкоатлетической дорожке. Так я понимал это слово.
Но оказывается, всё может быть совсем по-другому. Придя в эту школу, я узнал, что бывают школьные олимпиады. Моя старая школа жила по своим законам. Мы всегда шли собственным путём, считая, что только мы самые крутые, а все остальные лишь сборище колхозников. Наша школьная администрация полагала, что надо отгородить учеников от жестокостей окружающего мира, придумывать мифы, которые будут объяснять любопытствующим, причины такого решения. Так рождались легенды про то, что во всех школах, кроме нашей, дети пьют, курят, употребляют наркотики, чуть ли не с первого класса. Никого не интересовало, правда, это или нет. Все просто верили или делали вид, что верят. Но Дмитрий Александрович, директор школы, не понимал или не хотел понять, что изоляция хороша только для особо опасных преступников. Те, кто отгораживается от окружающего мира, его проблем, только деградирует. Невозможно познать мир, если ты ушёл из него, отказался от его законов и правил. А мы добровольно отгородились, не принимая участия ни в межшкольных соревнованиях, ни в олимпиадах. Хотя талантливые ученики у нас были, но из-за этого глупого бойкота, они варились в собственном соку, у них не было стимула расти, развиваться. Они не знали, на что способны, на кого можно равняться. А это паршиво, когда ты не знаешь, что ты можешь, а что нет. Эта неизвестность может подвести в самый ответственный момент.
Я не знал школьных олимпиад на протяжении пяти классов. Только в шестом классе я познакомился с этим удивительным и увлекательным явлением. В тот год у меня отлично пошла география, поэтому никого не удивляло, что от нашего класса на олимпиаду в составе сборной школы поехал я.
Уже была весна, снег почти растаял, но вода была везде. Нельзя было и трёх метров пройти, не замочив ног. Уже распускались почки, птицы весело пели. Солнце светило ярко-ярко. Скоро, совсем скоро прийдёт настоящая весна! Можно будет убрать уже надоевшие зимние куртки в шкаф.
Олимпиада проходила по многоступенчатой системе. Вначале был районный тур, затем окружной, затем общегородской, а венчала эту пирамиду общероссийская олимпиада по географии. Красиво звучит, не правда ли? Должен был пройти и школьный тур, то есть этап, по результатам которого формировалась сборная, но ввиду того, что соперников внутри стен родного учебного заведения не было, то Юлия Павловна подала заявку сборной, которая была якобы сформирована благодаря честному отбору.
Я бы сразился с тобой в интеллектуальной дуэли, но смотрю, ты без оружия.
Эта фраза вполне характеризует ситуацию, почему школьный тур был не нужен.
Районный тур проходил в какой-то гимназии неподалёку от нашей школы. В тот день у меня был сильный мандраж. Эта олимпиада была для меня, как прыжок в неизвестность, в темноту. Ты прыгаешь неизвестно куда и боишься, удастся ли приземлиться благополучно или всё завершится сломанной ногой. Этот прыжок предстояло сделать и мне.
От нашей школы мы шли пешком. Во дворах таявший снег не убирали, поэтому мы постоянно тонули в этой размякшей снежной массе. Летом идти до этой школы совсем недолго, минут пятнадцать, но в тот день мы шли где-то полчаса.
В здании школы Юлия Павловна оставила нас, так как ей надлежало быть в комиссии, которая должна была проверять работы учеников. Мы тоже разошлись по классам, которые указали нам дежурные учителя, когда мы регистрировались. Школа была намного больше нашей, да и планировка была совсем другой. Если взглянуть на неё с высоту птичьего полёта, то она напоминала букву «О», тогда такие школы пугали меня своими размерами.
Я слегка заблудился и, наверное, не попал бы в свой класс, если бы не дежурные, которые стояли в каждом коридоре. Какая-то восьмиклассница любезно проводила меня до нужного кабинета. Странно и дико, когда девушка провожает парня. Но что поделаешь!
Класс был очень хорошим. Светлый, прекрасно отремонтирован. Парты новые, как в фильме «Большая перемена». На них не было надписей вроде
«Локомотив» - чемпион!
Децл – лох
Не было и стихов
Слева - молот,
Справа – серп
Это наш советский герб.
Хочешь, жни, а хочешь, куй.
Всё равно получишь х*й
Такая вот нехитрая лирика! Даже не верилось тогда, что бывают такие школы, такие классы, такие дежурные, которые действительно исполняют свои обязанности, а не отбывают номер.
Для шестого класса давалось всего пять вопросов. Чтобы на них ответить отводилось два с половиной часа. Вопросы были…. А, сами решайте сложными или нет!
Средняя температура в июле в городе Алжир составляет +45 градусов по Цельсию. Средняя температура в пригородах Алжира составляет +37,4 градуса по Цельсию. Приведите пять причин, почему так происходит.
Я сидел до самого конца, пока наблюдатели не стали говорить, что время вышло и пора сдавать работы. Я чувствовал, что, может, и не все вопросы до конца раскрыл, но ответил достойно.
Да я не вошёл в пятёрку тех, кто проходил в окружной тур Олимпиады по географии. Я занял лишь восьмое место. Но я попробовал свои силы. Совершил прыжок в неизвестность, сделал сальто и приземлился. Да были небольшие помарки, как говорят гимнасты, но всё исправимо. В следующем году на олимпиаду я приду другим.
Конец года
Учебный год подходил к концу. Учителя уже определились кому, какие оценки ставить за четверть и за год. Весна уже вступила в свои права. Было совсем тепло, и сидеть в душной и пыльной школе стало очень тяжело. Хотелось гулять, кататься на велосипеде, играть в футбол, а приходилось сидеть на уроках, слушая условную биологию.
Но это ещё было полбеды. К сожалению, учебный год не заканчивался двадцатого мая. Нужно было ещё в течение полутора недель ходить в школу на два-три часа, чтобы исполнить свой трудовой долг. Я против работы, которую ты выполняешь против своей воли и ещё не получаешь за это достойного вознаграждения. Я считаю, что любая деятельность должна оплачиваться, особенно, когда нам, ученикам, приходится после окончания учебного года выполнять то, что не входит в наши обязанности.
Год закончился блестяще, всего-то получил две или три «четвёрки», а остальные оценки это «пятёрочный» массив. Надо ли говорить, что Володя Чистов, который до моего прихода считался самым умным учеником в классе, не мог и не хотел мириться с тем, что он стал вторым, и по оценкам и по общему развитию. Но мне было всё равно, что он там говорит. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не калечилось!
Это были счастливые дни! Мне казалось, что меня наконец-то приняли все ребята: Дима и его компания перестали каждодневно приставать ко мне, с Серёжей я отлично общался, мы стали с ним в эти дни чуть ли не лучшими друзьями. Да и трудовая практика проходила весело. Когда мы отмывали школьную лестницу, то обливались водой из пульверизаторов, которыми нас снабдила школьный завхоз. Было и весело, и жара легче переносилась! При мытье полов мы выливали так много воды, что можно было скользить, как на коньках. Мы играли в хоккей, где клюшками были швабры, а шайбой бутылка или алюминиевая баночка из-под «Кока - Колы». Книги, которые нам давала Вера Петровна, чтобы мы их выбросили, мы разрывали на самолётики, которые пускали с третьего этажа. Самолётики, сделанные из ветхих уже пожелтевших страниц, летели недалеко, но очень плавно, как лебеди. Этими самолётиками мы забрасывали весь школьный двор. Уборщица, которая каждые полчаса, была вынуждена сметать всю эту «эскадрилью» метлой, не могла взять в толк, откуда это берётся. Когда надоедало пускать самолётики, то мы просто пинали книги, представляя, что это мяч из американского футбола и что нужно забить важный гол. Когда, разбежавшись и пнув книгу со всего размаха, она летела в стену, то мы кричали: «Тачдаун!», хотя слабо представляли, что это такое. Просто это хорошо звучало.
В один из дней нам надо было перенести из сырого школьного подвала в сырой школьный склад на улице, использованные в течение года лампы. Мы брали их побольше и несли. Как только мы удалялись от завхоза, то тут же начинали сражаться лампами, как световыми мечами. Били аккуратно, стараясь не разбить. И всё равно разбивали одну или две лампы, или «клинка», как мы их тогда называли! Какая разница, думали мы, они всё равно не горят! Не важно, кто их уничтожит мы или специальные службы. Те лампы, что переживали «бой на мечах» мы засовывали в какую-то сырую коробку, по которой ползали мокрицы. В общем, из-за этих ламп приходилось постоянно иметь дело с сыростью, запах которой уже чудился везде, даже на солнце.
Год заканчивался блестяще. Я верил или мне хотелось в это верить, что то, через что я прошёл на протяжении шестого класса, было лишь испытанием, жизненным этапом, проверкой. В те дни я верил, что всё самое страшное и неприятное позади, что крепость выдержала оборону, и подкрепление уже движется в нашу сторону. Но враг только переводил дух: пополнял запасы провизии, восполнял потерянные силы. А мы, в крепости, устраивали пир, празднуя победу, которой ещё не было. Человеку легче жить, когда он верит, что всё хорошо, всё замечательно. Всё на свете становится милым, когда ты убеждаешь себя, что всё нормально, что ничего не случилось. Главное, не заниматься самообманом, не забывать, что люди могут маскироваться, прятать своё истинное лицо. Тогда я забыл об этом или просто не хотел об этом думать, забивать голову перед летними каникулами. В те дни я даже не мог представить, что всё, что случилось со мной в течение этого года – цветочки, вершина айсберга. Что ещё ничего не закончилось, а всё самое интересное только начинается.
Первое сентября 2005 года
Год, целый год я провел в этой школе. Именно такие мысли посещали меня первого сентября 2005 года, когда я вновь стоял на уже до боли знакомом школьном дворе и слушал очередную вступительную речь уже нового директора. Валентина Петровна, благодаря которой я оказался в этом удивительном, сумасшедшем 6 "А", благополучно ушла из нашей школы в департамент образования на повышение. Интересно, за что таким никчемным руководителям даются такие подарки судьбы? Чего она такого великого достигла в нашей школе, что её чуть ли не в приказном порядке выдергивают наверх, естественно, повышая зарплату. Ну, да ладно, что мне думать о чужих карьерных успехах, когда у меня своих проблем выше крыши. Кстати, новым директором стала Сухова Лидия Семёновна, которая раньше была учителем в начальных классах, и ещё по совместительству завучем начальной школы. Какая головокружительная карьера! Раньше Лидия Семёновна рассекала просторы начальной школы в простой акриловой кофточке, купленной чёрт знает когда на рынке. Но за лето она преобразилась очень сильно. Весь свой старый гардероб она или выкинула на помойку или раздала подругам и родственницам победнее. Выступая перед нами на торжественной линейке, мне было сложно представить, что ещё полгода назад это была серая мышка, которая скользила по школьным коридорам, стараясь, лишний раз никому не попадаться на глаза. Теперь она совсем преобразилась: голос стал громче и более чеканным, как и должен быть у руководителей, да и осанка из сутулой превратилась в прямую, как спицу. Совсем другой человек! Вот, что власть, пусть даже самая маленькая, делает с людьми.
Летние каникулы прошли у меня слишком обыденно. Я ездил на море, где купался и грелся на тёплом причерноморском солнышке две недели. Было хорошо! Не хотелось думать, что там, в Москве, остались какие-то проблемы в школе с одноклассниками. Не хотелось думать, что я слишком обманывал себя во время практики, когда считал, что всё наладится, всё будет совершенно по-новому с началом учёбы в седьмом классе.
Седьмой класс….. Как мне было приятно произносить слова: «Я - семиклассник» или «Я перешёл в седьмой класс». Произнося эти фразы, мне не верилось, что осталось учиться четыре года, не верилось, что в сентябре исполнится тринадцать лет, не верилось…. Да, много во что не верилось и что было трудно в те летние дни, вообразить. Кроме одного. Когда прошла эйфория от летней практики, когда мы разошлись по домам окончательно, то я понял, что ничегошеньки не изменилось. Встречая, к примеру, на улице Сашу Кисляка, мы только и говорили друг другу.
- Привет, Витёк.
- Привет, Саша.
Дальше наш разговор абсолютно не клеился. Если мы шли в разные стороны, то мы расходились до завтрашнего дня, чтобы эта история повторилась вновь. А если нам везло идти в одну сторону или, о чудо, в одно место, то нам опять же не о чем было разговаривать.
- Как дела?
- Нормально. А у тебя?
- И у меня ничего.
Потом следовала длинная пауза. Потом Саша вставлял, что-то вроде.
- А ты слышал, что Женя на дачу уехал.
- Да, кто-то мне говорил об этом,- отвечал я.
Наступала пауза опять. Когда мы шли вдоль дороги и видели, что случилась какая-нибудь авария или злой водитель сигналит старушке, которая еле-еле переходит улицу, то я, пытаясь вывести Сашу на более обстоятельный диалог, говорил
- Вот гад, не видит, что старушка еле идёт! Чего сигналит?
- Да,- только и отвечал он.
После таких словесных пассажей диалог прекращался насовсем. Придя к месту назначения, нам оставалось только попрощаться.
Если у меня было такое общение с друзьями, с которыми я постоянно разговаривал в стенах школы, то, что говорить о тех, кто относился ко мне нейтрально или ненавидел и презирал меня? Ничего не менялось, не меняется и никогда не изменится. Наверное, так устроен мир. Нельзя человека изменить так, как тебе удобно. Пока он не захочет этого сам, каждой клеточкой своего организма, ничего не получится. Никто не хотел меняться в этом классе. А у меня одного было слишком мало сил, чтобы переломать всем хребты по моему хотению.
Истории свойственно повторяться. Мне это не нравится. Но почему, почему при таком большом количестве людей, каждый из которых не похож ни на кого, история идёт по спирали? Почему история настолько прямолинейна, почему нельзя придумать другие исходы, другие события? Почему в этой жизни всё так похоже, всё так идентично? Я хочу, нет, я требую, чтобы каждый день был непохожим на предыдущий, я хочу, чтобы 2002 год можно было легко отличать от 2004, при этом, не напрягая память, пытаясь вспомнить события, которые могли произойти только в этом году, такие, как Чемпионат Мира по футболу и Чемпионат Европы. Я хочу, чтобы каждый день давал дополнительную пищу для ума, а не так, чтобы дни терялись в потоке недель, месяцев. Я хочу, чтобы каждый человек имел свою изюминку, был индивидуальным, чтобы его можно было познавать, а не читать, как открытую книгу. Но одного моего желания, к сожалению, мало, чтобы изменить ход истории, ход жизни. Наша жизнь идёт по законам, которые невозможно понять человеческому уму, даже если забросить все дела, если жить лет двести, то всё равно не проникнешь в эту тайну. А так хочется! Человек по своей природе животное любопытное, которое не любит, когда вокруг него, что-то остаётся неизвестным и непонятым. Мы погрузились на дно океана, улетели на Луну, а самого важного, так и не поняли и даже не стремимся понять. А поймём ли? Возможно ли это? Каждый индивидуум в отдельности должен решить для себя, зачем он живёт, к чему идёт, что его ждёт. Многие, очень многие уклоняются от ответов на эти вопросы, поэтому нередко их жизнь выбрасывает на обочину, как отработанный материал.
«Линейка» шла по намеченному лет двадцать назад сценарию, с той лишь разницей, что меняются действующие лица, одежда, характер речей, но суть остаётся такой же канцелярски-избитой и стандартной. Те же речи, тот же порядок выступления, что и был в том году, с той лишь разницей, что при декламировании стихов первоклассникам, не нашлось очередной Наташи, которая бы сказала: «Во, бл*!», как бы подводя итог под всем праздником и всему тому, что творится в школе. Кажется, нехитрых два слова, которые нередко слетают с наших уст в течение одного дня, стали для меня неким девизом этой школы, всей сложившейся со мной ситуации. Вот она роль случайно сказанной фразы в истории! Наверное, всё гениальное появляется случайно. Невозможно сесть за рабочий стол и сказать: « Сегодня я напишу гениальный роман»,- ничего не получится, а если что-то и вылезет из-под пера, то это будет халтура, издевательством над литературой. Ведь даже Менделеев, сколько не бился над периодической таблицей, сколько вариантов не перепробовал и ни отверг и не разгромил в пух и прах, а блестящее решение пришло ему во сне. А «Война и мир»! Ведь изначально Лев Николаевич задумал написать роман о декабристах, но, пытаясь проникнуть к истокам этого движения, он пришёл к наполеоновским войнам, к Аустерлицкому сражению, которое болью отозвалось в сердцах всех россиян. И ведь он оставил первоначальный замысел, увлёкшись этим временем. Лишь в самом конце романа, он намекает нам, что Пьер занимается «делом», которое заставляет сделать нам, читателям, вывод, что граф Безухов стал декабристом. Толстой отказался от первоначального замысла, но кто возразит, что вышло не гениально?
Опять в небо полетели голуби. Глядя на них, казалось, что это были те же самые птицы, что уже улетали отсюда в прошлом году. Если бы мне сказали, что это так, то я бы, признаться, нисколько бы не удивился. Вообще, проучившись в этой школе год, я перестал удивляться всему происходящему вокруг. Именно тогда я пришёл к мысли, что в этом мире, в этой жизни, при таком стечении людей, при таких обстоятельствах может произойти всё, что угодно и в любой момент.
Праздник закончился в то же время, что и в прошлом году. Только дожидались мы своей очереди, чтобы попасть в нутро школы чуть дольше. Всё-таки стали на год взрослей! Подросли! Изменились до неузнаваемости! В классе опять были дежурные речи Елены Викторовны и дежурные обещания Димы и компании вести себя лучше и наконец-то начать учиться. Обещания, которые они нарушат уже на следующий день, если не раньше. Мы опять взяли свои учебники и опять пошли по домам.
История решила опять повториться, чтобы не напрягать нас, смертных, своим разнообразием. Пожалела нас в очередной раз.
«Стрелка» у моих друзей
Все счастливые семьи счастливы одинаково, все несчастливые семьи несчастливы по-своему. Великий Толстой, начиная этими словами роман "Анна Каренина", даже не подозревал, что эти слова идеально подойдут к ситуации, которая сложилась у моих друзей. Прошло уже почти восемь лет, но до сих пор я не могу понять, почему в нашей, доселе дружной компании, сложился этот глупый конфликт, жертвой которого стал Алишер.
Начало их ссоры я прозевал. Всё случилось как-то внезапно. Алишер внезапно встал изгоем в нашей компании. Никто кроме меня не общался с ним. Наверное, что-то случилось с ними вне стен школы, поэтому я был не в курсе. Может, они не поделили цветной металл или бутылки, может, не могли договориться на чьи деньги покупать новую игру, а, может, Алишер обыграл всю компанию разом в «контру». А, может, причина была надуманной, может, ребятам просто хотелось помахать лишний раз руками. Женю Пороховщикова так же, как и меня в глубины конфликта не посвящали.
Как-то на эту тему я решил переговорить с Сашей Кисляком.
- Чего вы с Алишером не общаетесь?
- Да, ну его!
- Чего так? Вы же друзья.
- Были друзьями
- А теперь что изменилось?
- Всё изменилось. Борзым стал.
- Да, ладно! По-моему, Алишер нисколько не изменился. Может, вам кажется?
- Ничего нам не кажется.
Наш разговор был окончен. На уроке русского языка я специально сел рядом с Алишером, чтобы у него узнать причины разногласий в нашей доселе дружной компании.
- Алишер, а что случилось-то? Почему все на тебя резко взъелись
- Не знаю.
- По-моему, без причины человека не будут игнорировать
- Не будут. Витя, но я им ничего плохого не делал. Ты мне веришь?
- Верю. Но всё-таки мне интересно, почему сложилась такая ситуация.
- Мне самому это интересно. Пару дней назад ко мне стал Вова цепляться.
- По поводу?
- Почему это я вдруг общаюсь с его сестрой
- Это с Олей-то?
- Да.
- Он думает, что у нас с ней что-то есть. Но она на три года младше нас. У нас просто дружеские разговоры.
- А ты об этом Вове говорил?
- Говорил, но он мне не верит.
- А ты через Олю попытался. Пусть она брату скажет, что всё нормально, что у вас ничего нет.
- Не хочу её впутывать. Да и вряд ли он её послушает. Она для него не авторитет, малявка.
- Может, само всё рассосётся. Может, Вова поймёт, что зря быкует.
- Надеюсь, а то он уже всем рассказал, что я типо с Олей. Да, даже бы, если бы мы с ней вдруг начали встречаться. Что в этом такого? Мы, в конце концов, с Вовой с первого класса дружим. Я не какой-нибудь непонятный парень. Мне Оля, как младшая сестра. А он всех против меня настроил, гадости какие-то говорит.
- Надеюсь, что всё хорошо разрешится. Вы обо всём договоритесь.
- Я тоже на это надеюсь
Но нашим надеждам было не суждено сбыться. Буквально через два дня после нашего с Алишером разговора, Вова забил ему «стрелку». Алишер не стал отговариваться и согласился остаться после школы и «перетереть тёрки». Вова собирал всех своих друзей. Саша, Паша и Петя уже согласились его поддержать. Звал Вова и меня.
- Витя, пойдёшь на «стрелку» с Алишером?
- Нет, не пойду
- Почему?
- Мне Алишер ничего плохого не сделал
- А мне сделал.
- Что же такого он тебе сделал?
- Он с моей сестрой гуляет
- Он с ней просто общается.
- Это он тебе сказал?
- Да, об этом мне рассказал Алишер.
- И ты ему веришь?
- Своим друзьям я всегда верю. И тебе желаю того же. Ты хоть с Олей говорил, спрашивал об Алишере?
- Нет! Ей всего десять лет, она ещё ничего не понимает. Она маленькая.
- Я думаю, в своих чувствах она способна разобраться.
- Значит, на «стрелку» ты не пойдёшь?
- Сказал же, что нет
- Ты за Алишера?
- Я за то, чтобы вы нормально поговорили и во всём разобрались
- Посмотрим.
На следующий день «стрелка» состоялась на школьном стадионе после пятого урока. Началась она вполне благополучно. Ребята просто общались и наверняка бы по-мирному разошлись. Даже уже начали расходиться, как вдруг Вова накинулся на Алишера, когда тот повернулся к нему спиной и уже пошёл домой.
- Вот тебе за сестру!- закричал Вова и прыгнул ногой вперёд.
Алишер упал на землю. Вова сел на него и стал бить кулаками по лицу. Алишер даже не пытался сопротивляться и закрыться. Вова делал, что хотел. Он встал и стал со всего размаха бить ногами по рёбрам Алишера. Через три минуты экзекуция была закончена. Надо сказать, что Саша, Петя и Паша просто смотрели за тем, как Вова избивает беззащитного друга. Они оттащили его, когда Вова закончил избиение.
- Хватит с него.
Они подняли Алишера и понесли его домой. Испуганные родители вызвали «скорую помощь». Они знали, кто избил их сына, но в милицию обращаться не стали. Врачи сказали, что через полторы недели Алишер выйдет из больницы.
В один из дней я шёл домой из школы. Вдруг невдалеке я увидел сестру Алишера, Лейлу. Мы были немного знакомы, поэтому она не удивилась, когда я нагнал её и начал разговор.
- Привет. Как Алишер?
- Привет. Нормально. Врач сказал, что синяки скоро отойдут. Просто будет ходить с гипсом на левой кисти некоторое время.
- Передавай «привет» от меня.
- Хорошо передам. Я не могу понять, почему Вова избил его. Они же друзья и никогда не ссорились
- Вова думал, что Алишер встречается с его сестрой. Вот и приревновал
- Что за ерунда? Его сестре только десять лет! Какая любовь!
- Я ему пытался сказать тоже самое. Он с Олей даже не говорил об этом до драки.
- Тогда я сегодня позвоню ей. Расскажу ей всю ситуацию. Пусть поговорит с братом, скажет, что они только друзья.
- Это неплохая идея! Только будет ли Вова слушать сестру? Он её считает малявкой и не особенно слушает.
- Тогда мы с ней будем вместе говорить. А если не получится, то тогда я подключу своих друзей. Пусть с ним разбираются…. Я за своего брата на всё готова!
- Надеюсь, что до кровной мести не дойдёт
- Я тоже этого не хочу, но и не хочу, чтобы над моим братом издевались его друзья.
- Я думаю, что всё наладится и разрешится.
- Будем ждать.
Мы распрощались. Наверное, она всё-таки дозвонилась до сестры Оли и та объяснила, что он был неправ. А, может, пригрозила ему своими суровыми друзьями, которых бы Вова точно бы испугался. Факт остаётся фактом, но когда Алишер вернулся в школу, то они общались, будто ничего и не случилось, будто и не было «стрелки», будто и не лежал Алишер в больнице полторы недели и не ходил с гипсом. Опять все обо всём позабыли. Как и было принято.
Юра Григорьевич
До того, как я попал в эту школу, к новому относился с опаской. Не сказать, что я боялся новизны, скорее не понимал, зачем она мне нужна, когда всё хорошо. Зачем мне нужны новые одноклассники, когда и со старыми я неплохо общаюсь? Ещё этот новенький нарушит всю сложившуюся гармонию, порушит авторитеты, начнёт устанавливать свои порядки. Зачем мне нужны были новые учителя, когда и старые ставили хорошие оценки, уважали меня?
Я не был против новизны, она нужна, но тогда, когда с помощью старых средств и механизмов нельзя преодолеть сложившуюся проблему. Я не горел большим желанием менять свою школу, уезжать, и как потом показала жизнь, забывать своих старых одноклассников, старых друзей. Но ситуация сложилась таким образом, что по-другому просто нельзя было поступить. Спортивная школа уже ничего не давала: учителя разбегались, тренировки напрягали и травмировали душу и тело, да и класс стал сокращаться почти каждый месяц. Оставаться в старых условиях было нельзя, а по-новому жить бы не получилось. Змея тоже должна сбрасывать с себя старую и уже маленькую шкуру, чтобы жить и расти дальше. И мне тоже пришлось сбросить с себя «шкуру», где остались мои друзья, приятели. Осталось моё детство. Приходилось заново писать историю своей жизни, новые главы, а то и целые тома. На старом багаже это было сделать невозможно. Можно сказать, что моя старая жизнь была чересчур консервативной: я прожил много лет бок о бок с одними и теми же людьми, перемены были незначительны и вызывали искренне удивление скорее самим фактом своего происхождения. За пять лет учебы к нам в класс пришли только два новых ученика: Катя Рыжкова, во втором классе, и Влад Ващук, в четвёртом. Влада можно даже и не учитывать, так как он проучился у нас всего пару месяцев, а затем пропал из поля нашего зрения надолго. Можно даже и Катю не учитывать, так как она пришла в момент, когда класс, все межличностные связи только формируются. Ей удалось вписаться в наш коллектив совершенно безболезненно, как будто она училась с нами с самого начала.
В новой же школе всё происходило совсем по-другому. Когда я только пришёл, то был не единственным новеньким в классе. Считая меня, нас было трое. И никого это не удивляло. Когда нас представляли классу, то я не замечал каких-то удивлённых и восторженных взглядов. Всё происходило слишком обыденно. Мне казалось, что я мог прочитать у многих во взгляде: «А, в этом году их трое. Ну, что ж посмотрим, надолго ли они к нам или так, залётные». Тоже самое происходило, когда нам представляли нового учителя истории и граждановедения Погосяна Юру Григорьевича. Ему было лет двадцать пять – двадцать семь, но он уже был лысоват. Небольшого роста, даже очень небольшого, если бы не лысина, то он легко мог затеряться в толпе старшеклассников. Всегда был одет в костюм, свежевыглаженный и чистый, и чёрные мокасины. В пиджаке у нас в школе из учеников ходили только отщепенцы, вроде Жени Пороховщикова. Они не были плохими ребятами, хотели выглядеть хорошо внешне, но эта их «мода», о которой никто из них не сговаривался, скорее, обозначала к кому надо относиться с презрением.
Но Юра Григорьевич с первого урока, с первых минут смог поставить себя перед классом. Он не был строгим. Он никогда не повышал голос, ничем не кидался, не бегал по классу, как сумасшедший. Юра Григорьевич был способен держать дисциплину и без этих глупых методов. Если он что-то требовал, то потом всегда проверял исполнение. Не было деления класса на сильных учеников и отстающих. Требования были едины для всех, то, что делал, допустим, Паша, должен был делать и Дима.
- За что вы поставили Диме «два» по истории?- спрашивала Елена Викторовна на большой перемене.
- Он не выучил параграф,- буднично отвечал Юра Григорьевич.
- Весь?- удивлённо спрашивала классная руководительница.
- Весь. А что вам здесь кажется удивительным? Я задал домашнее задание, он его не выполнил. Что мне ему за это памятник ставить?
- Но Дима учится не очень. Может, его не стоит спрашивать, как всех. Пусть отвечает часть параграфа, но это, по крайней мере, его заинтересует. А так он скоро в школу перестанет ходить.
- Елена Викторовна, это школа. Здесь требования едины для всех. Почему Дима должен быть особенным? Почему Витя, Паша, Женя должны учить весь параграф, а он будет только часть готовить и получать оценки, как за полноценный ответ. По-моему, это несправедливо. Если он не хочет учиться, то это его проблемы. Ему жить после школы.
На этой ноте обычно их разговор заканчивался. Надо сказать, что Юра Григорьевич, в отличие от многих учителей, не считал зазорным обсуждать с нами действительно серьёзные проблемы.
- Вы уже взрослые, а не дети. Поэтому на наших уроках мы будем дискутировать, пытаться прийти к каким-нибудь определённым выводам. И не бойтесь, если ваша точка зрения не совпадёт с моей. Не подстраивайтесь под меня, да и вообще под кого-нибудь. А вдруг я ошибаюсь, а вы правы?
И мы спорили. Если на истории это было проблематично, так как Юра Григорьевич был подкован различными фактами и научными точками зрения, то на граждановедении это выходило вполне неплохо.
Как-то речь на уроке зашла о тюрьмах, о заключённых. Весь класс, в том числе и я, говорили прописными истинами из учебника. Это продолжалось минут десять. Наверное, это ему надоело, и он ни с того ни с сего сказал.
- А вы знаете, что по статистике в России каждый четвёртый либо сидел, либо может стать потенциальным преступником.
Мы начали озираться по сторонам. Саша Никонов решил вступить в дискуссию.
- Юра Григорьевич, то есть вы хотите сказать, что и из нашего класса кто- то сядет на нары?
- Как это ни печально, но, скорее всего да. Есть такая вероятность. Ведь статистика знает всё.
- Но ведь она может и ошибаться?
- Конечно, может произойти и погрешность. Надеюсь, что в вашем классе она и произойдёт.
На этом разговор был и окончен. Верил ли Юра Григорьевич в то, что в этой статистической формуле произойдёт погрешность? Может быть, где-то в глубине души верил. Хотя…. Дальнейшая жизнь показала, что статистика всё-таки ошибается нечасто.
Был и другой случай на уроке граждановедения. На этот раз мы рассуждали о личности. Какая обширная и многогранная тема, но на неё отводится лишь два урока по сорок пять минут. То, что на протяжении стольких веков пытаются понять лучшие умы человечества, нам пытались уложить в полтора часа, которые размазывали на две недели. И мы опять не пытались спорить, просто цитировали учебник. Юра Григорьевич слушал нас, ставил хорошие оценки, хвалил. За десять минут до конца, когда уже самые нетерпеливые побросали учебники и тетради в портфели и сумки, он взял слово.
- Вообще люди никогда не меняются. Человек может подделать своё поведение, придумать о себе красивую историю, но своей сущности он не изменит никогда. Ни в двадцать лет, ни в сорок, ни в семьдесят семь. Если человек подлец, то он и умрёт подлецом. Если наивный и романтик в семнадцать лет, таким же останется и в сорок.
- А как же жизненные обстоятельства, опыт, в конце концов? – поднял руку я.
- Да никак. У каждого человека есть определённый стержень, какие-то определённые жизненные правила, устои, на которые он и нанизывает весь свой жизненный опыт, как новогодние игрушки на ёлку. Просто кто-то умеет играть весёлого добряка, хотя в душе одна мерзость и чёрствость, а кому-то это не дано. Кому это не дано обычно называют или правдорубом или глупым человеком. Смотря, кто его окружает. И никогда человек не отступает от своей внутренней конституции, как бы его не убеждали люди или сама жизнь.
- Даже если этот вариант жизни тупиковый?
- Даже если и тупиковый. Вы не замечали, сколько людей выкидывается на обочину жизни, хотя они ничего плохого никому не делают? Всё именно из-за противоречий между реальной жизнью и внутренней конституцией, которую невозможно переписать. Подумайте об этом.
Урок был окончен. Надо сказать, что с Юрой Григорьевичем я был в корне не согласен. «Как это люди не меняются? Меняются даже сильно. Я-то изменился». Только через много лет я пойму, что не менялся никогда. Я придумывал красивые истории, легенды, пытался подстроиться под окружающих меня людей, чтобы не казаться белой вороной, но своей внутренней конституции не изменял никогда. Я понимал, что то, во что играю это неправда, что это осознанная необходимость, но не самоцель. Я оказался тем, кто умеет правдиво играть роль.
У Юры Григорьевича была одна слабость. Он любил, когда при ответах по истории упоминалась Армения и армяне. Рассказывал я ему параграф про Арабский Халифат. Уже подходил к концу своего рассказа.
- Культура Арабского Халифата впитала в себя наследие многих народов Ближнего Востока, Европы, Африки. Еврейская, египетская, грузинская, азербайджанская,- сделал небольшую паузу,- и армянская культуры не просто вписались в арабскую историю, но и обогатили её. Был налажен, некий симбиоз.
Рассказ мой двигался далее, но на слове «армянский» Юра Григорьевич ожил и даже кивнул головой. Естественно, я получил «пять».
Хотелось бы сказать, что каждый урок Юра Григорьевич повторял одну и туже мысль, в принципе простую, но очень важную. О ней многие знают, но почему-то почти никогда не следуют.
- Запомните, что вы уже не маленькие. Теперь вы, а не родители, несёте ответственность за сделанный выбор, за свои поступки. Чтобы бы вы не делали, лишний раз подумайте: «А стоит ли? Правильный ли будет выбор? Может, лучше воздержаться?» Запомните, что жизнь это не контрольная работа, где учитель может исправить ошибки красной ручкой, поставить правильные ответы, написать советы на полях. Жизнь запоминает все наши промахи, но не исправляет их, а конспектирует, как старательный студент. Исправлять наши ошибки надлежит нам. Ошибки будут всегда, но, может, стоит воздержаться от глупых и необоснованных проколов? Подумайте об этом.
Жизнь двигается дальше. Она преподносит новые контрольные работы, которые нужно решать быстро, почти не думая, и при этом не допускать ошибок. Кто-то давно срезался и получил «неуд», а некоторые всё ещё продолжают свой путь. Продолжаем его и мы: я и Юра Григорьевич. Я всё ещё борюсь за правду, а он учит детей в другой школе. Надеюсь, наши дороги верные и приведут к счастливому финалу.
Никита и наркотики
С Шумейко Никитой я был знаком ещё задолго до поступления в школу. Когда я был совсем маленьким, наверное, мне было года три-четыре, мы вместе играли в песочнице, на детской площадке, у четырнадцатого подъезда. Наша дружба распространялась только на время, когда я был у бабушки. Стоило мне только уехать, как мы забывали друг о друге. Наши мамы тоже дружили, скорее из-за того, что приходилось вместе гулять, соответственно, надо было хоть как-нибудь общаться. Не знаю, долго ли коротко ли продолжалось это общение, но скоро маму Никиты поймали за торговлю наркотиками. Маленького Никиту отдали на воспитание бабушке, а мама пошла по этапу. Мы же стали приезжать к бабушке только на выходные, и скоро наша дружба с Никитой закончилось. Прошло очень много лет, и мы давно забыли о том, что когда-то в сопливом детстве общались, чуть ли не каждый день. Когда я пришёл к ним в класс, то мне пришлось знакомиться с Никитой, как с совершенно новым человеком. Да, в принципе так оно и было, всё-таки я не общался с ним девять лет. Срок изрядный, особенно, если он касается детей. Никита всё так же жил в четырнадцатом подъезде. Его мама вышла из тюрьмы и вроде бы вернулась к нормальной жизни.
Ближе всего Никита общался с Мининым Васей, почти, что своим соседом. Вася жил в соседнем доме. Меня как-то не тянуло общаться с этим бледным, худым, высоким парнем, с длинными, подстриженными под горшок, волосами каштанового цвета. Никита всё время чувствовал себя плохо: то у него болит голова, то он падает в обморок, то крутит живот. Да и разговор ему всегда давался тяжело, складывалось такое ощущение из последних сил: тихий голос, немногословный, как будто, сказав на слово больше, он упадёт без сил. В общем, он напоминал мумию, одетую в чёрную футболку и старые, поношенные джинсы. Он был так слаб, что иногда засыпал на уроках, даже если в классе было очень шумно. Ему стоило положить голову на парту, засмотреться в окно и уже буквально через пять минут сон смаривал его наповал. И если его не замечали, то он мог так спать до конца урока. Потом развлекаться на перемене, и на следующем уроке опять спать.
На протяжении первого года обучения я не сказал ему ни слова. Наш разговор начинался и заканчивался банально
- Привет, Витя
- Привет, Никита.
Таким образом, мы проговорили целый год. Мы ничего друг о друге не знали, как будто только что познакомились и только искали общие точки соприкосновения. Одно меня в Никите радовало. По крайней мере, он не присоединился к тем, кто отравлял мою жизнь каждодневно. Они с Васей всегда были на своей волне. Они и не цеплялись ко мне, но и дружбы не искали. Меня это даже устраивало.
Как-то на уроке труда, Никита сел рядом со мной. Я не обратил на это никакого внимания. «Если хочет, пусть сидит»,- подумал я. Я никогда не относился к разряду тех людей, которые из-за мелочей способны на конфликт. У меня никогда не было «моих» мест, мест моих друзей. Мне было всё равно, кто куда сядет. Я всегда старался по возможности избегать конфликтов из-за мест в классе.
- Здесь занято,- кричит визгливо-противным голосом Полина
- Кем? Стул пустой,- удивлялся я.
- Это место Ксюши
- По-моему, мы не в театре. Здесь места не по билетам распределяются. Кто успел, тот и съел.
- Чего ты такой наглый? Мы здесь всегда сидим
- Садитесь на другие места. Стульев что ли мало?
- Ты чего такой борзый? Со своим уставом в чужой монастырь лезешь? Сказано тебе, это наши места.
С глупым человеком спорить бессмысленно. Какие бы аргументы ты ему не приводил, он всегда найдёт, что возразить. Обычно эти возражения будут направлены на унижение твоего достоинства, так как из-за отсутствия достаточного количества серого вещества, спорить в рамках приличия такому человеку сложно. Можно даже сказать невозможно. Зачем подставлять себя под потоки грязи, которая могла вылить на меня Полина? А вылить она могла достаточно, в этом сомневаться не приходилось. Пришлось пересесть на другое место. Мои друзья, в большинстве своём оказались, на другой половине класса, рядом со мной были лишь Никита, Вася, по левую руку, и Ваня Левченко и Женя, по правую руку. С Ваней общаться было не очень удобно, так как Женя сидел между нами. Разговор начал Никита.
- Привет. У тебя нет лишнего картона?
- Да, конечно есть. Вот, бери
- Спасибо большое.
- Да, не за что!
- Ты пойдёшь сегодня на Юру? – спросил он
- Да. Он вполне интересный учитель.
- Согласен. Но, я как-то плохо себя чувствую.
- А что такое?
- Не знаю. Тошнит, голова кружится.
- Лучше уж действительно не ходить.
- Надо лечиться. А так, мне нравится, как он ведёт
Целый урок мы обсуждали с Никитой преимущества уроков у Юры Григорьевича перед Зинаидой Алексеевной. Потом перешли к нашим локальным проблемам и новостям. Вот и звонок прозвенел! За хорошей беседой время урока пролетело незаметно.
- Спасибо, Витя за беседу. Я понял, что ты очень интересный собеседник и человек.
- Я старался!
- Я хотел тебя спросить…
- Спрашивай
- Вот,- немного замялся Никита и полез в портфель. Оттуда он достал небольшой бумажный свёрток. Развернув его, Никита ссыпал себе на ладонь две таблетки серого цвета.
- Что это? – спросил я.
- Это вещь, которая позволяет летать. Очень забористая. Не хочешь попробовать?
- Нет, спасибо
- Всё бесплатно. Ты не думай. Как другу. Если понравится, то потом ещё принесу.
- Нет, Никита, спасибо. Я не по этой части,- немного рассмеявшись, ответил я.
- Не хочешь, как хочешь,- обидевшись, ответил Никита,- только никому не говори, что я тебе показывал.
- Хорошо, не скажу.
После урока труда, я стал пристально смотреть за Никитой. Вначале, он говорил с Васей на эту тему, но тот не согласился. Затем пошёл к Диме и Саше Никонову. Было видно, что они заинтересовались, брали таблетки в руки, вертели, смотрели через них на солнце, будто надеялись увидеть скрытые водяные знаки. Но, в конце концов, и они отказались от «колёс». Никита пропал минут на десять. Я искал его глазами в толпе учеников, которые сновали по коридору туда-сюда, пытаясь добраться до своего класса. Но его нигде не было. Я решил, что он наверняка решил впарить таблетки ребятам постарше. У них и деньги были и многие были в теме. Но, похоже, до этих ребят Никита не дошёл.
Он подбежал к нам. Его глаза были широко раскрыты. Взгляд был страшным. Он истошно кричал на весь коридор. От его вялости не осталось и следа: он бегал, прыгал, приставал к любому, кто попадался на его пути. Все хвори отпустили Никиту, он чувствовал себя прекрасно. Он был под кайфом. Вдруг он кинулся ко мне. Этого я и боялся, так как впервые в жизни видел обдолбанного человека. Не знал, как себя вести. Никита подошёл ко мне вплотную, схватил за грудки и закричал что есть силы мне в лицо. Я не разобрал ничего, просто оттолкнул его. Никита отлетел метра на два, но не упал. Казалось, что он забыл о том, что случилось секунду назад. Он продолжил своё броуновское движение по коридору. Вася, взяв его портфель и поймав друга, пошёл вместе с ним на первый этаж к гардеробу. Он понял, что Никита не в адеквате и способен натворить дел.
- Скажите Юре, что Никите плохо, и я проводил его до дома
- Хорошо
Приобняв Никиту, Вася, тем не менее, настойчиво повёл его вниз, на улицу. Никита всё ещё орал, но не сопротивлялся. Через минуту они уже вышли из школы. Всё разрешилось благополучно. Учитель нам поверил и даже не сказал об этом классному руководителю. Все в школе знали, что Никита больной. На следующий день Никита даже ничего и не вспомнил. С тех пор я с ним и не общался.
Кража куртки
В гардеробе каждый день была суета и беспорядок. Каждое утро сотни учеников осаждали гардеробщицу и двух дежурных, которые прятались от огромной толпы за железным барьером, напоминавшим тюремную решётку. Всегда работало три окошка. Школьники, толкаясь, пинаясь, пытались прорваться к ним, как можно быстрее, чтобы сдать или получить свою куртку раньше всех. Не знаю, что это давало, выигрывалось от силы пару минут, но это было приятно быть впереди своего класса, а если повезёт, то и всей школы. Надо ли говорить, что у гардероба стоял постоянный шум и гам, через который было сложно услышать даже себя, не говоря уже о своём соседе.
Одежду гардеробщица и дежурные вешали бессистемно, ориентируясь на свободные крючки. Номерков не было и в помине. Когда кто-то из этих трёх забирал твою верхнюю одежду, то просто называли номер, на который повесили твоё пальто. Когда народу почти не было, что обычно случалось рано утром, то всё было нормально. Номер можно было отчётливо услышать. Но когда дети шумною толпой затекали в школу, то расслышать свой номер, не перепутать его с чужим, было сложно. Номера были трёхзначными, поэтому нередко бывали случаи, что проглатывался, либо десяток, либо сотня. Если терялся десяток, то это было не так страшно, потому что можно было зайти в гардероб и довольно быстро найти свою куртку. Район поисков был известен. Но когда терялась в шуме сотня, то это была уже серьёзная проблема. Невозможно было отследить, в какую часть гардероба, отнесёт твою куртку гардеробщица или дежурный, толпа просто выдавливала тебя от окошка. Приходилось подчиняться толпе, становиться похожим на щепку, которую подхватывала морская волна и несла куда подальше. После тяжёлого учебного дня, приходилось долго и сложно искать свою куртку в огромном массиве других сотен единиц верхней одежды, которые были, как правило, одной цветовой гаммы и очень часто одного фасона. Только у девчонок куртки были другими, что хоть немного, но облегчало поиск.
Надо также сказать, что очень часто дежурные и гардеробщица ленились. Им не хотелось стоять у окошек и терпеливо ждать, когда какая-нибудь третьеклассница вспомнит свой номер, который был двухзначным (начальным классам вешали одежду до первой сотни, единственное системное явление в гардеробе). Эти «деятели крючка и номерка» делали просто: открывали дверь в гардероб. Это было страшное зрелище: десятки учеников за какие-то пару секунд затекали, за страшный барьер, в поисках своей куртки и сменки. Дверь была совсем узкая, при нормальных условиях в неё мог пройти только один человек. А в нашей ситуации, как-то протискивались три человека, притом любого пола, возраста и комплекции. Кого-то прижимали дверью к решётке. Приходилось ждать несколько минут, чтобы выбраться из этой ловушки. Оттаптывали ноги, щемили пальцы, толкали, пинали. Это ещё были мелочи. Не было никакого уважения к чужим вещам. Каждый искал только свою куртку. Нередко срывали крючки, роняли мешки со сменкой, пытаясь извлечь на свет Божий именно свою куртку. После таких «заливов» куртки десятками лежали но полу, истоптанные и пыльные. Гардеробщица и дежурные вешали их, куда придётся и куда удобней. Часто из-за этого «удобства» куртка, допустим, с 308 номера перемещалась на 263, так как именно туда её отпинала охваченная азартом толпа. Естественно, ты об этом узнавал только непосредственно перед гардеробом.
- Какой номер?
- 308
- Он пуст.
- Не может быть! Вы вешали куртку именно туда. Может, на соседних посмотрите?
- На соседних тоже ничего нет
- Можно мне зайти, посмотреть? Может, она упала, и её перевесили на другой номер.
Минутное раздумье. Гардеробщица или дежурные осматривают тебя, словно, ты какой-нибудь хулиган, который только и мечтает о том, чтобы посрывать у всех крючки, украсть из карманов и рукавов шапки, шарфы, перчатки. Такое тоже иногда случалось. Но наконец-то тебе поверили! Со скрипом открывается дверь в гардероб.
- Ладно, заходи, ищи,- снисходительно говорят тебе.
- Спасибо, я быстро.
И через минуту ты находишь свою куртку на 263 номере. Сменка переместилась на 456 номер. Вроде всё и собрал. Одеваешься и уходишь домой.
Но в тот день всё сложилось не так радостно. Уроки закончились, как и у всей школы, но у нас был классный час, поэтому мы задержались и не попали в общий поток. После тяжёлой беседы с Еленой Викторовной мы шли к гардеробу. Он был открыт. Гардеробщица сидела у себя в подсобке, а две девочки дежурные из одиннадцатого класса весело болтали. Мои одноклассники расхватали свою одежду и уже стали убегать домой. Один я не находил своей куртки. Я обежал гардероб три раза, но в упор не видел своей тёмно-синей куртки с белыми полосами, на рукавах и подоле. Из-за таких полос я называл её «пожарной». На своём номере я нашёл сменку. Шапка и перчатки были у меня в портфеле, но самого важного не было. Петя, Саша, Вова помогали мне искать куртку минут пятнадцать, но потом и они ушли. У них были дела. Я остался один. Я продолжал бегать туда- сюда. Надо было звать на помощь.
- Не могли бы Вы мне помочь, - обратился я к рыжеволосой девчонке.
- Да. А что случилось?
- Да, куртку свою не могу найти.
- Как она выглядит?
Я описал её. Через пару минут поисков она нашла точно такую же куртку, как я описал. Один в один. Только белые полосы на моей куртке были намного грязнее, чем на найденной. Но тогда я решил, что мне так кажется. Я уже собирался одеть её и идти домой, как вдруг моя рука что-то нашла в правом рукаве. Оказалось, что это шапка и шарф.
- Это не моя куртка
- Ты же сказал только что, что твоя.
- Она похоже на мою, но не моя. Вот,- показал я на шарф и шапку,- это не мои вещи.
- Вспомнила!- впервые заговорила вторая девчонка, такая же миниатюрная, как и первая, но брюнетка,- помнишь, какой-то мальчик после пятого урока тоже искал куртку, мы ему помогали. И нашли такую же куртку. Он только сказал, что шарф и шапка потерялись.
- Вы, похоже, отдали ему мою куртку.
- Получается так,- подытожили они.
- Что же мне делать?
- Не знаю. У тебя дома никого нет?
- Дома есть все, но у меня нет мобильника, чтобы им позвонить и попросить принести другую куртку.
- Как же ты домой без куртки пойдёшь? На улице мороз двадцать градусов.
Этого я боялся с самого начала. Когда мне предъявили брата-близнеца моей куртки и сказали, что другой нет, то я понял, что придётся выходить на мороз в одной кофте, перчатках и шапке. Уже здесь, в гардеробе, начал чувствовать этот холод. Но делать было нечего. Не сидеть же в школе до закрытия. Оставалось только бежать до дома. Я натянул перчатки и шапку, надел портфель, чтобы он хоть как-то грел спину.
- Спасибо, за помощь. Я пошёл домой. Надеюсь, завтра этот парень вернёт мою куртку.
- Прямо так! Но там же холодно! Подожди, может, мы чего-нибудь придумаем,- запротестовали они.
- Мне недалеко, минут десять идти до дома. Не волнуйтесь, не замёрзну. До свидания!
И побежал. Все прохожие, которых нелёгкая судьба выгнала на мороз, смотрели на меня, как на умалишённого. Ещё бы! Какой-то мальчик с портфелем на спине, в тонкой красной кофте совершает беспримерный кросс. Я не чувствовал холода, не обращал на него внимание. Мне было тепло, даже жарко от мыслей, что какой-то неизвестный парень попросту украл мою куртку. Конечно, без умысла, но я его ненавидел в те минуты даже больше, чем Диму и его компанию. Злоба грела меня.
Я прибежал домой. Родители отогрели меня. Они утешали меня, говорили, что завтра этот парень вернёт куртку, ну а если нет, то можно купить новую. Делов-то. Но покупать куртку не пришлось. На следующий день этот мальчик принёс куртку в учительскую. Его родители дома заругали за то, что он взял чужую вещь. Так моя куртка вновь вернулась ко мне. Кстати, в лицо этого парня я так и не увидел.
Падение со стула
Дело двигалось к Новому году. Школа медленно, но верно украшалась. Учителя старались тоже не отставать от общешкольной тенденции и тоже ринулись в бой за звание самого красивого и новогоднего класса. Конечно же, учителя не сами украшали свои кабинеты, а привлекали учеников, свои классы, где были классным руководителями или классы, у которых в тот день был урок. Нам "повезло", в тот день у нас был английский, у Дарьи Валентиновны. Классным руководителем она не была, поэтому могла надеяться на помощь только учеников, приходящих к ней на уроки. Честь украсить её совсем маленький класс выпала нам. Учитывая, что масштаб работ был небольшим, то мы намеревались управиться за урок.
Мы начали очень лихо и бодро: развесили мишуру на окна, дверь, тумбочку за столом учительницы, стены, вырезали снежинки, которые рисовал класс, занимавшийся здесь на предыдущем уроке, и приклеили их на окна. Постоянно приходилось работать на высоте, поэтому мы часто вставали на стулья, которые брали прямо здесь же, в классе. В первый раз, я встал на стул, который нашел на последней парте третьего ряда (парта, кстати, тоже была третьей). Повесив очередную игрушку, я слез со стула и заметил, что испачкал его обивку своими ботинками. Я был скромным мальчиком, поэтому отряхнул стул, я поставил его на место, как будто так оно и было. Не хотелось пачкать другие стулья, всё-таки это класс, учебное заведение, а я здесь с пыльной сменкой! Выход нашелся сразу. Возле шкафа с учебниками и методических пособиями стоял точно такой же стул, как и тот с которого я только что слез. Его никто никогда не использовал, никто на нём не сидел. Решил, что этот стул будет не так совестно пачкать.
Первый подъем должен был насторожить меня. Я никогда не был толстым, но стоило мне встать на стул и поднять руки вверх, чтобы повесить мишуру, как ножки заходили ходуном, и я чуть не упал. Но нет, я не обратил внимание на это, списав всё на то, что я слишком резко вскочил на стул. А это был первый и как выяснится, через три минуты последний знак.
Дарья Валентиновна дала мне картонные, новогодние часы и попросила повесить их над доской. Я притащил свой стул, взял часы и полез на верхотуру. В стену был прибит небольшой гвоздик, на который мне и следовало повесить эти злосчастные часы. Я поднял правую руку, в которой у меня были часы, вверх. Дальше всё случилось неожиданно. Две ножки с правого края стула подгибаются. Стул наклоняется и падает в сторону шкафа. Я чувствую, что падаю. Кажется, что с такой небольшой высоты падение должно продлиться меньше секунды, но я до сих пор помню всё в мельчайших подробностях, как будто была включена замедленной съемка. Я помню, как слетел со стула, как выставил руки, пытаясь схватиться за стену и за шкаф, в который я летел. Помню, что визжали девчонки. Помню, что левой ногой зацепился и ударился об стул. Я упал на пол и только через пару секунд почувствовал острую, расходящуюся по всей ноге боль. Встать я не мог, меня подняли ребята. Меня посадили за парту, я закатал штанину, и мы все вместе стали осматривать мою рану. Удар пришелся на кость на десять сантиметров выше щиколотки. Видимо при падении стул отодрал немного тканей и сместил их чуть ниже, образовал небольшой бугорок под кожей, который врачи в травпункте примут за гематому. Вокруг этого места нога опухла и болела.
- Ты как?
- Нормально, только нога ужасно болит.
- Дарья Валентиновна, смотрите, по-моему, у него кость от удара прогнулась вовнутрь,- неуверенно сказал Саша Галкин.
- Сплюнь,- глухим, упавшим голосом ответила Дарья Валентиновна.
Больше в классе было делать нечего. В тот день у моей мамы был выходной день. Меня взяли под руки Саша и Паша, и повели на первый этаж к гардеробу. Дарья Валентиновна звонила моей маме, чтобы рассказать о том, что приключилось. Идти было очень больно, каждый шаг отливался болью, как будто мне отрезали по кусочку мяса с ноги. Мы спускались, наверное, минут пять, но для меня это время казалось вечностью. У гардероба меня посадили, а ребята пошли брать мои вещи. Одеваться было тяжело: сидя куртку одевать не очень удобно, а ботинки было одевать просто больно. Кое-как справившись с этим, я сидел, ожидая своей участи. Идти я не мог. Вернее, смог бы, но пришлось бы сжать всю волю в кулак, собрать все силы и терпеть боль, сжав зубы. Начал решаться вопрос, кто поведёт меня домой.
- Кто из вас живёт рядом с Витей?- спросила Дарья Васильевна группу.
- Я живу в соседнем подъезде,- живо и весело сказала Настя Горохова.
Эта весть обрадовала меня. «Наконец-то мы пойдём до дома вдвоём!». Мог ли я об этом мечтать ещё с утра?
- Хорошо, Настя, иди. Ты сможешь его довести или тебе дать ещё кого-нибудь в провожающие?
- Я не буду на неё сильно опираться. Пусть она меня просто держит за руку, чтобы я не упал. Я справлюсь,- сказал я.
Настя и Дарья Валентиновна посмотрели на меня с сомнением.
- Честно, я справлюсь. Насте ничего не придётся предпринимать сверхъестественного. Я её не вымотаю. Ты мне веришь, Настя?
- Верю
- Хорошо. Идите,- подытожила Дарья Валентиновна.
Потихоньку, вымеряя каждый шаг, мы шли до дома. Было холодно и скользко, что только усложняло нам дорогу. Пройдя половину пути, я почувствовал, что боль стала утихать, что я могу идти сам, не держась за руку Насти.
- Настя, кажется, ногу отпустило. Можешь, не держать меня
- Но тебе больно. Не храбрись передо мной. Я сильная, я справлюсь,- возражала она.
- Я знаю, что ты сильная. Но мне, правда, стало лучше. Не хочу тебя обременять, просто иди рядом, если что-то случится, я тебе скажу. Обещаю.
- Точно скажешь?
- Точно, поверь мне.
Мой первый шаг без поддержки Насти был неуверенным, боялся, что упаду, а она испугается и упадёт в обморок рядом со мной. Я был готов терпеть любую боль, но Насте я желал только добра. Каждый новый шаг становился всё уверенней и уверенней, а Настя всё спокойней и спокойней, больше она не закрывала глаза левой рукой.
Так мы и дошли до дома. Мы поднялись вместе на лифте. Она молчала, но я видел по её глазам, как она напугана. Я должен был её успокоить.
- Не волнуйся, всё будет хорошо
- А вдруг травма серьёзная, вдруг ты будешь хромать, - сбивчиво верещала Настя
- Я уверен, что ничего серьёзного нет, ведь я же смог дойти до дома. Да и врачи у нас хорошие, подлатают.
- Витя… ты такой сильный и смелый.
Мы вышли из лифта, и на лестничной клетке она кинулась мне на шею и поцеловала. Это было неожиданно, но всё же приятно. Поцелуй длился пару секунд, но какие это были блаженные мгновения! Как долго я мечтал об этой минуте. Я обнимал её, стряхивал с капюшона снег, касался её лица, которое раскраснелось от мороза. Любая боль мира мне была не страшна в эти секунды!
Вскоре она отпрянула от меня. Она взяла меня за руку и подвела к двери моей квартиры и нажала на звонок. Нам открыла дверь мама, которая в тот день не работала. Дарья Валентиновна видимо ей уже дозвонилась, так как она не задавала лишних вопросов и просто провела меня в мою комнату и положила на диван.
- Настя, хочешь чаю? А то ты, наверное, замёрзла
- Спасибо большое
Мама побежала на кухню готовить чай мне и Насте. Она села рядом со мной на диван. Мне было стыдно перед ней за тот беспорядок, что был у меня в комнате. Хотелось убрать лишние книги, тетради и бумажки. Я постоянно ёрзал, когда её взгляд гулял по моим книжным шкафам. Скоро и чай был готов.
- Спасибо большое,- сказала Настя, принимая в свои руки горячую кружку чая
- Тебе, Настя, спасибо, что проводила Витю до дома, помогла ему подняться
Мы с Настей покраснели, так как воспоминания о поцелуе на лестничной клетке были свежи, но моя мама подумала, что во всём виноват горячий чай.
- Наверное, мне пора,- сказала Настя, поставив пустую кружку на стол,- Вам ведь в травпункт надо.
- Да, мы сейчас поедем. Ты заходи к нам в гости.
- Постараюсь. Витя, выздоравливай
- Спасибо, Настя. Уж постараюсь!
Настя ушла.
- Хорошая она девочка!
- Не то слово!- мечтательно закатил я глаза
Дома я отдыхал недолго: полежав на кровати полчаса, мы с мамой поехали в травпункт. Мы поймали какого-то частника, который и довёз нас до нужного места. Слава Богу, очереди к доктору почти не было: нога уже так сильно не болела, как первые полчаса после падения, но дискомфорт я продолжал испытывать. Да и ожидание в неизвестности настроения и смелости не прибавляло.
Я зашёл в кабинет и сел на кушетку. Доктор немного поковырялась над моей ногой и вынесла вердикт «гематома». Обещала, что уже в понедельник я буду, как новенький. Больничный она мне и написала на три дня.
В аптеке мы купили грелку, сухой лёд, мази, чтобы лечить эту травму. День подходил к концу, я лежал на кровати с сухим льдом на ноге. В комнате было уже темно, хотелось спать. Вдруг раздался телефонный звонок. Я дохромал до аппарата и поднял трубку. Вначале, я даже не узнал, что на той стороне провода говорит Дарья Валентиновна. Такой у неё был тихий и тяжёлый голос, как будто с ней случилось что-то страшное.
- Витя, как ты?
- Нормально, Дарья Валентиновна
- А как нога?
- Тоже ничего. Немного болит. Гематома. Говорят, что в понедельник отпустит, и я смогу пойти в школу.
- Слава Богу! Прости меня за эти часы, не следовало их вешать.
- Да, ничего страшного, Дарья Валентиновна! Всё же обошлось!
- Выздоравливай! До свидания!
- До свидания, Дарья Валентиновна.
Я положил трубку и опять лёг на кровать в своей комнате. Наверное, я бы точно заснул, но вдруг снова раздался телефонный звонок. Я опять кое-как добрался до телефона и снял трубку.
- Алло, здравствуйте,- начал я.
- Алло, Вить, привет, это Алишер
- Привет!
- Витёк, ты как, нормально?
- Да вообще отлично! В понедельник, наверное, в школу уже приду.
- У тебя с ногой что? Ушиб, перелом?
- Да, нет! Врачи говорят у меня эта… как её, чёрт забыл. Гебатоба, что ли. В общем, фигня!
- А, понятно…. Тогда выздоравливай!
- Спасибо,Алишер. До понедельника!
- Пока, Вить!
Больше мне в тот день никто не звонил, да и все выходные тоже. В понедельник я действительно пошёл в школу, так как опухоль спала, да и боль почти унялась. Никакого разговора с Настей по поводу того поцелуя не состоялось. Она вела себя как обычно, будто ничего и не произошло. А сам я боялся к ней подойти и заговорить. Боялся, что она не поймёт меня, скажет, что между нами ничего нет и быть не может, что это был просто поцелуй. Наверное, мне хотелось и дальше жить в своих мечтах, где у нас с Настей всё получилось.
Тогда я не подозревал, что это ещё не последняя травма моей левой ноги, которая к одиннадцатому классу станет самой многострадальной частью моего тела. Да и от этой первой травмы остались следы: можно легко нащупать кость и часть ткани, которую стулом сдвинуло вбок, от чего врачи подумали, что это гематома, которая не рассосалась до сих пор. Прошло уже почти восемь лет, а травма эта иногда болит, особенно когда много хожу. Не всё можно забыть, не каждая травма зарубцовывается, некоторые остаются с нами до конца жизни, как напоминание и назидание впредь.
Новогодняя дискотека
Новый Год приближался неумолимо. Школа была уже давно украшена снаружи и внутри. Четверть подходила к концу. Все уже знали расклады своих оценок, ничего нельзя было исправить. Оставалось только сдать дневники и ждать, когда Елена Викторовна старательно занесёт туда заработанные честным трудом оценки. Намечалась дискотека, на которую звали весь класс, но всегда есть те, кому общее веселье неинтересно. Не пришёл Дима и его компания, исключениями стали Максим и Серёжа, Ксюша, Катя Огурцова тоже не пришли. Остальные, в том числе и я изъявляли своё желание участвовать в дискотеке. Надо было готовить какой-нибудь номер. Неизвестно, кому это было надо, вроде никому это было неинтересным. Но, как говорится, партия сказала «надо», комсомол ответил «есть».
Идея номера возникла внезапно и неожиданно. Я и Паша убирались в классе Аллы Константиновны, как вдруг услышали, что из кабинета географии несутся слова песни «Ночной дозор», фильма, который вышел на экраны не так давно и потому жутко популярный. Мы, не сговариваясь, решили, это то, что надо для дискотеки.
Начался утомительный и приятный процесс репетиций, создания макета номера, из которого и вырастет представление. Дома я записал на кассету песню. Благо, тогда она лидировала во всевозможных музыкальных чартах и поэтому её часто гнали на разных радиостанциях. Фонограмма была готова. Оставалось спеться.
Жил-был на свете Антон Городецкий,
Бросила жена, он грустил не по-детски.
Пришёл к колдунье: "А ну-ка наколдуй мне!"
"Легко, мой хороший, только хлопну в ладоши,
И жена вернётся, от того отвернётся,
И маленькая жизнь внутри неё оборвётся."
Но вдруг налетели на ведьму тени
Привидений, говорят: "Не бывать преступленью"
Ну что же ты, что ты потупила взор?
Сдавайся, ведьма – «Ночной Дозор».
И треснул мир напополам, дымит разлом,
И льётся кровь, идёт война добра со злом.
И меркнет свет, в углах паук плетёт узор,
По тёмным улицам летит «ночной дозор».
И понял Антоха, что поступил плохо,
И то, что развела его колдунья, как лоха.
Но сила «иного» в антоновом взоре,
А значит, он будет работать в «дозоре».
Годы прошли, Городецкий не тужит,
Водочку глушит, с вампирами дружит.
Начальник хороший – мудрейший Гесер
Был зам. министром in USSR.
Но вот вызывают, нужно ехать скорее,
Вампир-парикмахер с подружкой своею
В логово к себе заманили подростка,
Решили поужинать подло и просто.
Антоха успел, завязалась драка,
С огромным трудом, но всё ж убил вурдалака,
Ножницами был тяжело ранен в бою,
При смерти был, можно сказать на краю.
Но добрый Гесер его вылечил быстро,
Еще бы, абы кого не берут в замминистры.
И треснул мир напополам, дымит разлом,
И льётся кровь, идёт война добра со злом.
И меркнет свет, в углах паук плетёт узор,
По тёмным улицам летит «ночной дозор».
А дальше - беда за бедой, как по нотам:
Ворона залетела в турбину самолёта,
На теплоцентрали чего-то взорвалось,
А Света виновна во всём оказалась,
Но, встретив красавца Антона, влюбилась,
И разрушение остановилось.
Но злой Завулон из «дозора дневного»
Сделал из сына Антона «иного».
И как с этим справится наш герой?
Все на просмотр картины второй!
И треснул мир напополам, дымит разлом,
И льётся кровь, идёт война добра со злом.
И меркнет свет, в углах паук плетёт узор,
По тёмным улицам летит «ночной дозор».
И треснул мир напополам, дымит разлом,
И льётся кровь, идёт война добра со злом.
И меркнет свет, в углах паук плетёт узор,
По тёмным улицам летит «ночной дозор».
И треснул мир напополам, дымит разлом,
И льётся кровь, идёт война добра со злом.
И меркнет свет, в углах паук плетёт узор,
По тёмным улицам летит «ночной дозор».
Каждый день, после уроков мы оставались в школе примерно на час, чтобы спеть эту песню бессчётное количество раз. Слова стали такими родными, что разбуди нас ночью, то мы бы без музыкального сопровождения спели бы не хуже, чем группа «Уматурман». Наши репетиции длились недели три. Тяжело было танцевать и одновременно петь. Вначале выдыхались где-то на середине песни, но потом освоились. Всё-таки тяжела профессия певца! Физическая форма и дыхалка нужна отменная. К дискотеке было решительно всё готово. Мы проводили несколько открытых репетиций, на которые мог прийти любой желающий. Сделано это было для того, чтобы в решающий момент, на дискотеке, не потеряться, когда на нас будут смотреть двадцать восторженных глаз, которые будут ждать, когда мы их зажгём.
Вот и пришёл день новогодней дискотеки. Было 22 декабря. Было четыре часа вечера. На улице уже начало смеркаться. Шёл снег. Почти весь класс был на дискотеке. Женя Пороховщиков нацепил на голову колпак Деда Мороза, Лиля Котова была одета, словно, Пиковая дама: чёрные перчатки до локтей, «пики» на груди и сплошной красный цвет. Зловещий костюм!
Все ждали нашего выхода. Елена Викторовна объявила нас.
- А сейчас с песней «Ночной дозор» выступят главные звёзды нашего класса: Паша и Витя
Мы очень пафосно вошли в класс: широкими шагами, но не быстро шли к своему месту посреди класса, отвешивали «пятёры» всем, кто тянул к нам руки, пальцы веером. Не хватало только золотых цепей и солнечных очков. Да и модных лейблов на нас не наблюдалось. Но в образ суперзвёзд мы влились на все сто процентов! Девочки восторженно визжали, ребята хлопали.
- Вы готовы к вечеринке?
- Да! – закричали все
- Берегите ваши уши от нашего неистового ритма!
И мы запели! Это было круто! Весь класс двигался вместе с нами в едином порыве. Нам это нравилось. Где-то на середине песни к нам выскочили Вика, Катя Разумовская и Маша Сорокова. Они зажигали вместе с нами. Казалось, что к нам прорвались наши поклонницы. Как не хотелось заканчивать петь! Это был такой экстаз! Но музыка закончилась, нам пришлось замолкнуть. Аплодисменты были настолько громкими, что казалось, что школа не выдержит и развалится на мелкие куски. Одобрительные крики и хлопки по спине были достаточной наградой за наши старания.
Затем начались какие-то весёлые конкурсы, например, с завязанными глазами надо было прикрепить хвост к ослу. Я не принимал в нём участия. Всё ещё был под впечатлением от песни. Но в следующем конкурсе участие принял. Затея была такая: два тазика наполнялись водой, и в них бросалось по яблоку, побеждал тот, кто сгрызал свой плод быстрее. Естественно, руки были завязаны за спиной. Я соревновался вместе с Ваней. Выход я нашёл довольно быстро. Ловко насадив яблоко на верхние зубы, языком я крутил его и одновременно сгрызал нижними зубами. Когда время вышло, то оказалось, что таким нехитрым способом я съел ровно половину яблока. Естественно, я победил, так как Ваня только и делал, что гонял яблоко по тазику, почти ничего не выкусив, но обрызгавшись с ног до головы. Было ещё много других конкурсов, но в них я уже участия не принимал. Не хотелось.
После последнего конкурса, который к слову выиграл Женя Пороховщиков. Елена Викторовна махнула рукой и вышла из класса в учительскую, предоставив нас самим себе. Как только она вышла, мы в ту же секунду погасили в классе свет. Катя Разумовская забралась на парту и начала танцевать. Ребята хватали её за ноги, пытаясь стащить вниз, но она тоже была не промах и предлагала ребятам лезть наверх.
- Катя, слезай вниз, давай потанцуем!
- Лучше ты лезь наверх! Здесь клёво!
И ребята лезли. Лезли и девчонки. Скоро уже весь класс был наверху. Мы танцевали что-то из репертуара индейцев мумба-юмбо. Продолжалось это до тех пор, пока в класс не вернулась Елена Викторовна. Увидев нас, на партах, она остановила нашу музыку.
- Объявляется «белый танец». Девочки приглашают мальчиков,- торжественно объявила она.
Ребята и девчонки разошлись по разным углам класса. Никто не хотел быть первой парой, которая начнёт танец. Ожидание продолжалось минуту. Настя Горохова неожиданно отделилась от кучки девчонок и уверенно двинулась к нам. Все ребята замерли, ожидая, кого Настя возьмёт в свои партнёры на весь вечер. Надо сложить пальцы за спиной! Но, нет! Сегодня был не мой день. Она пригласила Пашу. Они вместе вышли на центр класса и медленно, неуверенно начали свой танец. Чёрт, как мне было неприятно смотреть на это! Их две фигуры стояли у меня перед глазами. Я ничего не видел и не слышал вокруг. А Вика дёргала меня за рукав.
- Витя, Витя,- чуть ли не на ухо кричала она
- А, что?- не понял я.
- Танцевать не хочешь?
- С тобой?
- Со мной,- утвердительно покачала головой она и улыбнулась.
- Нет, прости. Мне как-то нездоровится. Поищи какого-нибудь другого кавалера. Прости
- Да, нет, ничего страшного,- сказала она и, развернувшись на каблуках, вышла из класса.
Скоро она вернулась вместе с Леной Писаревой, рыжеволосой девчонкой из шестого класса. Она у них была первой красавицей. Они начали танцевать вместе. Мы ещё были в таком возрасте, когда это не казалось чем-то предосудительным. Хотя, конечно, смотрелось это со стороны необычно. Играла первая мелодия, все танцевали. Один я сидел на парте и смотрел на пары. Теперь я был чужим на этом празднике жизни. Мне было обидно, что Настя выбрала Пашу, а не меня. Глазами я искал их и видел, что танцевать они собираются ещё долго, и Настя явно не будет менять своего кавалера. Мелодии сменяли одна другую. Танцующих пар становилось всё меньше и меньше. Кое-кто уже стал расходиться по домам. Я сидел на своём месте до самого конца. Другие девчонки приглашали меня, но им я тоже отказывал по той же причине, что и Вике. Для меня существовала только Настя. Я всегда думал, что если любить, то самую красивую девочку, если драться, то с самым сильным противником, если дружба, то до конца. Мне было непонятно, как можно прощать какие-то недостатки, мириться с ними, не обращать на них внимание. Для меня это было сродни лицемерию.
Я ушёл одним из последних. Стайками, кучками ребята растекались по своим домам. Я шёл один, замыкая это шествие. Было уже поздно, около десяти вечера. Снег превратился в метель, которая заносила улицы, дворы, парадные подъездов. Мелкий, холодный снег проникал во все щели в одежде. Снежинки таяли, но я не чувствовал этого. Я был в апатии. То, что ещё пару часов назад я был «главной звездой класса», казалось чьей-то глупой шуткой. Было ощущение, что мне отвесили пощечину на глазах у всего класса, но я не ответил, промолчал.
Ещё часа полтора я страдал ерундой дома. Долго не мог заснуть. Закрывая глаза, я представлял себе Настю, которая мило мне улыбалась, целовала меня на лестничной клетке, потом появлялся Паша и нагло уводил её у меня из-под носа. Они вместе танцевали, а потом целовались. Вокруг них лихо отплясывали Вика и Лена. Полночи я не мог заснуть, забылся беспокойным сном только под утро. Начались новогодние каникулы.
Вот, засранец!
В тот год к нам пришла новая учительница русского языка и литературы Черенкова Анна Витальевна. Она приехала в Москву из Саранска, где преподавала ещё и мордовский язык. Надо сказать, что наш класс невзлюбил её сразу, так как она была слишком строгой: постоянно кричала на хулиганов, выгоняла их из класса, ставила «двойки», вызывала Елену Викторовну. Дима и его компания отвечали ей, если можно так выразиться, адекватно: хамили на уроках, не делали назло домашние работы, плевались из трубочек по портретам писателей и поэтов, которые висели на стенах кабинета, плевались в Анну Витальевну. Она была довольно толстой женщиной и когда она поворачивалась к ним спиной, ребята тут же в неё плевали. Она совершенно не чувствовала плевка. Уже только пройдя пару метров в сторону своего рабочего стола, она иногда замечала, что на её юбке есть плевки. Она краснела от злобы, которая её наполняла изнутри. Буквально за две секунды она добегала до Саши Никонова, нависала над ним и начала орать ему в ухо.
- Это ты сделал?
- Нет, Анна Витальевна, не я,- как ни в чём не бывало, отвечал Саша.
- А кто тогда?
- Откуда я знаю?
- Нет, это сделал ты!
- Почему?
- Только ты мог так поступить.
- Анна Витальевна, а доказательства?
- Какие доказательства?
- Доказательства, что это я плюнул в вас. Нет! Тогда и не смейте на меня клеветать!
Ей только и оставалось, что замолчать и продолжать вести урок дальше, будто ничего страшного и не произошло. А Саша, который и плюнул в неё, с довольным видом переглядывался с Димой и Илией.
Однажды на уроке, Вася из листа бумаги сделал огромный ком, который уже было невозможно впихнуть в трубочку для плевков. Ком был настолько большим, что занимал всю его ладонь. Он уже был готов к броску, но Анна Витальевна продолжала своим зорким взглядом мониторить класс, уже ожидая какой-нибудь пакости. Но вечно она не могла исполнять роль Цербера. Стоило ей на минуту отвлечься на Ксюшу, которая писала на доске, как Вася, почти не целясь, бросил свой ком в сторону портретов. На сей раз, не повезло Михаилу Юрьевичу Лермонтову. Обычно бумажные заряды попадали либо в рот писателям, либо в глаз. Такая вот мистика, но в тот день Лермонтова накрыло всего. Да и удар был настолько сильным, что портрет сорвался со своего крючка и полетел вниз навстречу с грязным полом. Анна Витальевна не видела, кто это сделал, но её крик, наверное, слышала вся школа. Она выбежала из класса и побежала к Елене Викторовне, чтобы она в очередной, уже в двадцать пятый раз обругала нас. Пока она бегала вниз, весь класс хвалил Васю
- Молодец, Вася!
- Классный бросок!
- А вы видели, как она покраснела? Как чайник!
- Это же надо так попасть!
- Очень красиво портрет упал!
- В следующий раз надо ей в лицо зарядить. Возьмёшься, Вася?
- А от чего бы и не взяться! – радостно кричал он.
Скоро вернулась и Анна Витальевна с нашей классной руководительницей. Она не кричала, просто спросила: «Кто это сделал?». Ещё минуту назад громкий, как улей, класс превратился в общество глухонемых. Можно было услышать, как за окном колышутся ветром берёзы и ивы, как Настя Горохова закрывает косметичку. Можно было услышать всё, но не то, что было нужно Елене Викторовне, а самое главное, Анне Витальевне.
- Поговорим на классном часе,- подытожила молчание Елена Викторовна.
- А когда он будет?- спросил Вася, чуть ли не сгибаясь пополам от беззвучного смеха.
- Сегодня после уроков.
- Хорошо, мы придём.
На классном часе правда так и не вскрылась. Елена Викторовна просто попросила дежурных помочь Анне Витальевне достать портрет Лермонтова из-за шкафа, а потом очистить его от кома, который заставил Михаила Юрьевича так низко пасть на уроке русского языка. За чужой косяк, как всегда расплачивались люди, которые не имели никакого отношения к произошедшей истории. Это становилось традицией, что кто-то таскает рояль, а кто-то на нём играет.
Этот случай стал забываться, прошёл месяц. Я отвечал у доски. Отвечал очень хорошо, всё писал правильно, все правила отвечал без запинки. «Пятёрку», которую я заслужил, смотрелась очень логично.
- Давай дневник. «Пять»!
Я принёс дневник на подпись и уже воспарил где-то высоко и далеко в своих мечтах. Я ничего не слышал, что творилось вокруг. А творилось следующее. Ксюша, которая отвечала до меня и получила только «четыре», хотя всегда имела претензии только на самые высокие оценки, почти шёпотом сказала: «Вот, засранец!». Так как она сидела на первой парте вместе с Полиной, то её негодование донеслось до ушей Анны Витальевны. У них началась небольшая словесная перепалка, которая закончилась тем, что Ксюша получила «два» и была удалена из класса. Да даже бы, если бы я и услышал, то, чтобы я мог сделать? Начать на уроке ругаться с Ксюшей, требовать, чтобы она взяла свои слова назад. Это глупо. Да и потом бы она настучала своим драгоценным родителям и своей красавице сестре, что я оскорбил её. Они даже бы не стали проверять, действительно ли, я её обзывал или доченька врёт. Начался бы скандал, они бы подключили Елену Викторовну, директора, других родителей, которые не сказать, чтобы очень сильно меня любили. И даже, если бы потом вся правда вскрылась бы, то ничего бы не изменилось. Они бы просто извинились. А я никогда в извинения не верил. Я считаю, что извинение – это показуха для других, ссорящиеся для себя всё давно решили. Таких отношений, как до ссоры уже не будет. Слишком много было сказано в лицо.
Уже после урока Анна Витальевна подозвала меня.
- Что такое? – спросил я.
- Ты ничего не будешь делать после этой ситуации? Не сделаешь никаких выводов?
- Выводы я сделал ещё в том году, и именно поэтому ничего не буду делать.
- Почему?
- Это бессмысленно. Их слишком много, а я один. Меня никто не поддержит, а один я не смогу их переломать так, как мне это будет удобно. В классе шесть паршивых овец, которые запугали всех остальных. Все пляшут под их дудку, только я как-то сопротивляюсь и поэтому являюсь их главным врагом. «Засранец», это не самое страшное чему меня они подвергали. Переживу.
- То есть проглотишь обиду?
- Можете назвать это как угодно. Ситуации это не меняет.
- А если им ответить, использовать их методы.
- Я один, а их много. Моё восстание изначально обречено на поражение. Использовать их методы? Не знаю, я ещё уважаю себя, уважаю своих одноклассников. Многие, очень многие из них неплохие ребята, но они слишком напуганы силой и наглостью Димы и его компании. А опускаться до их уровня я не хочу. Я себя ещё сильно уважаю. Надо просто забыть и двигаться дальше.
- А как же своё достоинство, справедливость. Ведь, правда, на твоей стороне.
- Пока правда меня сильно бьёт и не сильно помогает. Скорее, даёт силы, чтобы продолжать борьбу. А себя я уважаю, вот почему и не прогнулся под них ещё в том году. Если бы покорился, то было бы легче жить в этом обществе, но тяжело было бы на душе. Я нахожу себе оправдания, это самое главное. Значит, я прав, значит, я жив. А кому-то что-то доказывать это бессмысленно. Извините, Анна Витальевна, но у меня сейчас урок, надо спешить. До свидания!
- До свидания.
И я побежал в класс на следующий урок. На уроках русского языка и литературы всё продолжалось по-старому на протяжении всего учебного года.
Даша
Мы взрослели слишком быстро. Либо мы хотели скорее стать взрослыми, либо взрослая жизнь беспардонно и бесцеремонно врывалась в наше сознание. Каждый день мы обсуждали «взрослые» проблемы, пытались их решить по-взрослому. Ребята обсуждали девчонок, а девчонки обсуждали своих ухажёров, которые стали у них появляться. Многие девчонки начали прогуливать занятия, сбегать с последних уроков ради того, чтобы прийти на свидание. Они обсуждали подарки, совместные прогулки. Уже нельзя было просто так пройти мимо кучек, где собирались девчонки, они постоянно шушукались.
- Он подарил мне такой замечательный букет тюльпанов!
- Как думаешь, какие духи лучше?
- По-моему эта блузка не слишком вызывающая. Вполне в рамках приличия. Ведь ничего особо не видно.
- Я тоже так думаю.
Каждый день я слышал эти разговоры. Было непонятно, откуда они ещё черпают темы для разговоров, ведь, кажется, уже всё обсудили, все кости перемыли, кого надо оскорбили. Пора уже замолчать, но нет, они находили темы для обсуждений снова и снова. Это просто невозможно! Даже на необитаемом острове девушка найдёт себе собеседницу, чтобы обсудить с ней новый фасон набедренной повязки или почему из леса пропали красивые птички.
Почти с самого начала года Даша не приходила в школу. Вначале все, в том числе и учителя думали, что она просто заболела. Мама Даши просила её не отмечать, как отсутствующую, обещая, что скоро дочь придёт в школу. Мама Даши была председательницей родительского комитета школы, то есть человеком очень влиятельным и которому лучше не перечить. Именно она постоянно отстаивала Сашу Никонова, Диму и всю их компанию перед учителями и директором.
- Саша, он же несчастный ребёнок! Родители у него немые, пьют, воспитанием не занимаются. Одна бабушка его тянет. Вот он немного и отбился от рук. А так он добрый парень, всегда поможет, всегда «спасибо», «пожалуйста» скажет.
- А то, что он постоянно в школу не ходит и не учится, а когда всё-таки и попадает в класс, то постоянно дерётся, это тоже, по-вашему, нормально. Его надо изолировать от других детей, он мешает учиться,- возражали ей.
- Вы же не знаете всей ситуации! Он же хороший! Ну, как его можно прогнать, он же хороший!
- Этот «хороший» мальчик уже давно стоит на учёте в детской комнате милиции.
- Ну и что! Работа у них такая, наших детей ловить за пустяки на учёт ставить, чтобы свои планы выполнять. Сашу воспитывать надо, ему внимание нужно.
- И кто этим заниматься будет? Вы? Его бабушка?
- Я не знаю. Кто-нибудь…
- Тогда почему от его неуправляемости должны страдать наши дети, наша школа?
На этом разговор заканчивался.
Сестра Даши, которая была на два года младше нас, не говорил ничего. Когда девочки спрашивали её, болеет ли Даша, то она отнекивалась и быстро уходила. Скоро уже набежал месяц, как Даши не было в школе, а её мама кормила учителей пустыми обещаниями. Елена Викторовна звонила ей домой. Трубку сняла мама.
- Елена Васильевна, почему Даша не ходит в школу?
- Она болеет.
- Месяц!? Что с ней такое?
- Очень тяжёлая форма гриппа. Но она скоро поправится. Я гарантирую. Она придёт в школу и со всеми долгами рассчитается. Прошу вас только не отмечайте её, как отсутствующую
- Хорошо, Елена Васильевна. Пусть Даша выздоравливает поскорей и приходит в наш дружный класс. Все её заждались.
- Спасибо, Елена Викторовна. Я передам ей ваш привет. До свидания
- До свидания.
Через неделю Даша вернулась в наш «дружный» класс. Раньше она хорошо общалась со всеми девчонками, но теперь стала какой-то нелюдимой. Ей было неинтересно слушать детские разговоры своих одноклассниц. В её взгляде читалось какое-то презрение к их детским проблемам, как Даше казалось. Начали ходить разные слухи, будто она не болела какой-то мистической формой гриппа, а зависала в разных компаниях. Притом не обязательно среди своих сверстников, но и ребят постарше. В школу она ходила недели полторы. Потом опять пропала на пару месяцев из-за мистической болезни. Иногда она появлялась, когда Елена Викторовна звонила ей домой и говорила, что будет какая-нибудь важная контрольная работа, присутствие на которой обязательно. Она приходила, получала за контрольную дежурную «двойку» и опять пропадала до конца четверти. В конце четверти она мистическим образом получала «тройки» почти по всем предметам. Как правило, за такими превращениями стояла Елена Васильевна, которая звонила классной руководительнице и говорила, что дочь сильно больна и не может учиться, а вылетать из школы за «двойки» не хочет. Елена Викторовна входила в положение и, пользуясь тем, что она была завучем по воспитательной работе, давила на других учителей, чтобы они поставили те оценки, которые были выгодны для хорошей отчётности. Именно из-за отчётности Дашу отмечали в течение всего года, как присутствующую. Если и были прогулы, то их было так мало, что к этому бы не придралась ни одна комиссия из департамента образования. В школе всё для Даши складывалось благополучно, что не мешало ей преспокойно гулять, где она хочет и с кем хочет. Её сестра тоже начала следовать дурному примеру, ведь мама всегда прикроет своих дочерей. Ведь у них никого, кроме матери нет. Вот мать и изливала свою чрезмерную любовь на дочерей, которые пользовались этим в своих целях. Всё-таки чрезмерная любовь способна погубить объект страсти.
Ваня Левченко
Диму и компанию всегда тянуло на разговор с новенькими учениками. Так было и со мной, когда я только пришёл к ним. С самого первого дня они сидели рядом со мной, много говорили. Казалось, что они могут стать моими друзьями, но я по простоте душевной ошибся в этих людях, принимая их внимание за чистую монету. Я их интересовал только, как потенциальный член банды, но не как полноценная личность, которая способна думать, которая имеет своё мнение. Такие ребята были не нужны Диме, да и я не собирался терять свою индивидуальность. Мы разошлись по-тихому, все конфликты начались чуть позднее.
С Ваней Левченко, который только пришёл к нам они тоже постарались сразу сойтись. Ваня вышел перед классом, и Елена Викторовна представила его нам.
- Это Ваня Левченко. Он теперь будет учиться у нас в классе. Его папа военный.
Мы смотрели на него молча. Только Дима и его компания оживились при представлении. Когда официальная часть была закончена, то Дима взглядом указал Ване, что место рядом с ним свободно. Они вместе общались первые урока четыре, шутили, смеялись. Тогда, глядя на всю эту сцену, продумал: «О, в полку негодяев прибавление. Посмотрим, что из себя представляет этот Ваня». Это обстоятельство сильно удручало меня, число моих врагов увеличивалось. Оставалось только догадываться, сообщили ли Ване его новые друзья о наших взаимоотношениях. Пугала неизвестность, так как я не представлял, кто такой Ваня. Может, он безынициативный исполнитель, который не имеет собственного мнения и которого всегда можно развести или напугать. Если бы Ваня был, как Илия, то ничего бы страшного мне не грозило. Подумаешь, одним придурком больше, одним меньше. Всё равно мозгов у них нет, поэтому они не так и страшны. А если бы Ваня оказался человеком с претензией на лидерство, наподобие Саши Никонова, Димы или Серёжи, тогда стало бы действительно плохо. Таких ребят было довольно сложно отговорить. Если им что-нибудь втемяшивалось в голову, то они можно не сомневаться, землю будут грызть, людей ломать, лишь бы добиться своей цели. Да и не хотелось, чтобы появлялась ещё одна боевая единица, которая будет настроена против меня. Вообще, было так обидно! Почему только плохим людям благоволит судьба, почему она только им подкидывает людей, а я остаюсь в одиночестве бороться против их засилья? Такие мысли вертелись в моей голове на протяжении четырёх уроков. В тот день четвёртым уроком была физкультура. Валентина Викторовна была очень добра, что было для неё несвойственно, и разрешила нам весь урок резаться в «перестрелку». Надо сказать, что с шестого класса мой класс игры не сильно вырос. Правила я не очень понимал, ввиду того, что они постоянно менялись, в угоду сильных и проворных учеников. Да и не стремился я постичь правила этой великой игры! Мне было всё равно. Подумаешь, что проиграю в зале, главное, в жизни сражений не проигрывать.
Довольно быстро я перешёл в разряд выбивающих. Я метко бросал мяч и уже «отстрелил» довольно много своих одноклассников, которые теперь сидели на лавке и ожидали начала новой партии. Остался один Ваня. Как же я хотел его тогда выбить! Он злил меня своими прыжками и ужимками, злил тем, что вроде как сошёлся с моими врагами, злил тем, что его приняли намного лучше, чем меня. Короче, Ваня бесил меня самим фактом своего существования. Паше, который тоже был выбивающим, я постоянно кричал.
- Кидай сильней!
- Я и так кидаю изо всех сил!- злился он.
- Точнее!
- Я пытаюсь! Он уворачивается.
- Пас! Быстрее! Я его выбью!
Паша делал мне передачу, я почти без раздумий кидал мяч, но Ваня уворачивался, и снаряд улетал совсем в другую часть зала. Пока Паша добегал до мяча, Ваня успевал перевести дыхание и даже дразнить меня.
- Точнее, Витя, точнее. Не бойся по мне попасть!
- Не сильно радуйся! Скоро допрыгаешься!
- Я буду ждать.
- Напрасно.
И опять он оставлял меня в дураках. Опять прыгал и падал, а я не мог его настигнуть. Я злился, когда кидал мяч, то чуть ли не падал на колени, так сильно я хотел победить Ваню. Через семь минут на моём правом колене уже красовался синяк, а Ваня всё ещё держался. Все сидящие одноклассники, особенно девчонки, скандировали: «Ваня! Ваня!». Вот она, слава! То, чего у меня никогда не было.
Наконец, Паша выбил его. Не успел Ваня переложить своё тело, когда я заставил его сложиться в прыжке. Глухой звук удара мяча об его спину возвещал о том, что партия окончена. Было двоякое чувство: с одной стороны, я был счастлив, что этот хвастун вылетел из игры, с другой стороны, это сделал не я, поэтому было немного грустно, что он ушёл от моего возмездия, хотя именно меня он дразнил на протяжении всей партии.
Мы переоделись и уже давно стояли у кабинета истории, как вдруг я заметил, что Ваня и его новые друзья пропали. «Неужели сбежали»,- подумал я. Но вдруг после первого звонка я и мои друзья, с которыми я общался всю перемену, увидели, что Ваня бежит в нашу сторону. Мы не сразу поняли, но он плакал. Он пробежал мимо нас, забился в угол, рядом с дверью, и стал громко навзрыд плакать. Плач его был настолько громким, что заглушал весь коридор. Все мы столпились вокруг него. Лиля подошла к нему, положила руку на плечо и спросила.
- Ваня, что с тобой случилось? Почему ты плачешь?
- Ничего, совсем ничего.
Она пожала плечами и собиралась продолжить свои расспросы, как вдруг к нам подбежал Саша Никонов. Лиля уже обратилась к нему.
- Саша, что с ним такое?
- Откуда я знаю?
- Ну, вы же с ним общаетесь?
- Мы много с кем общаемся. И что из этого?
- Ну, вы должны же знать причину его слёз.
- Он плачет, потому что вы,- обратился Саша ко мне и компании,- с ним не общаетесь и не хотите знать.
- Всё не так, мы его не игнорируем, если хочет, то пусть с нами общается. Мы не против,- ответил Паша.
- Вот и замечательно,- подытожил Саша.
На уроке истории Ваня сидел рядом со мной. Он так и не сказал, почему он плакал, не хотел говорить на эту тему и потом, когда я его спрашивал. В тот день я понял, что он не враг мне, а точно такой же, как и я, то есть пострадавший от действий Димы и его ребят. Общая беда объединяет. С того дня мы стали лучшими друзьями. Конечно, Ваня общался и с Женей, и с Алишером, и с Пашей, и с Петей, и с Сашей, но всё-таки это скорее было общение на каком-то школьно-бытовом уровне. После школы они забывали друг о друге, как будто никогда и не были знакомы. Я помогал Ване делать домашние задания, иногда давал списывать контрольные работы. Мы вместе ходили на продлёнку, где резались в шахматы. Надо сказать, что если я не проигрывал, то сводил матч к ничейному исходу. Мы вместе обедали, вместе смотрели мультики. Мы никогда не играли в карты друг против друга.
Зря, очень зря я обижался на то, что жизнь несправедлива. Вместо нового врага, она дала мне лучшего друга, который всегда мне помогал. Если было бы нужно, он даже бы составил мне компанию на «стрелке», просто к тому времени я понял, что разбираться со мной после школы никто не будет. Он стал не просто другом, с которым можно обсуждать какие-нибудь локальные проблемы. Ваня мог помочь решить их. Жизнь опять оказалась умнее нас, доказав мне, что всё происходит по справедливости, где-то прибывает, а где-то убывает. Так сохраняется баланс. Теперь стало хоть немного приятнее ходить в школу, так как я знал, что я не один, что у меня есть друг.
К осаждённой крепости наконец-то подошло подкрепление, которое пополнило запасы провизии и восполнило выбывший гарнизон. Можно было дальше держать оборону.
Варфоломеевский вечер
В овраге у церкви, между «Отшельником» и «Бермудами» давным-давно жили бомжи. Постоянного населения в овраге не было никогда. Кто-то приходил, кто-то уходил. Люди, жившие здесь, очень часто умирали. Тела умерших бомжей находили уже через много лет, когда начались работы по рекультивации оврага. Вместе с бомжами жили собаки, которые выполняли функции сторожей, охранявшие их нехитрый скарб и отпугивавшие несмелых людей, которых нелёгкая судьба занесла в овраг. Природа в овраге была девственной. Какой гербарий я здесь собирал, когда был совсем маленьким! Сколько видов насекомых, птиц и животных было мною идентифицировано по книгам и справочникам! Наверное, даже и рыба водилась в этом грязном пруду, где на поверхности плавали какие-то чёрные пятна, похожие не то на жжёную резину, не то на пролитую нефть. Пруд издалека напоминал реку Лимпопо. Вода имела такой же оранжево-чёрный цвет. По всему оврагу валялся различный мусор, от бытового до строительного. Из этих отходов городской цивилизации, бомжи строили свои небольшие шалаши, где и жили круглый год. На зиму рыли землянки, в которых вполне недурно переживали морозы и снегопады. Остовы машин иногда выполняли функции убежища. Но в них в основном жили те, кто только прибыл в овраг и ещё не были знакомы со здешними порядками. Ресурсов оврага вполне хватало, чтобы бомжи жили здесь в полном достатке, не беспокоя жителей прилегающих домов. Из соседних домов сюда сбрасывали мусор, иногда мёртвых животных, которых заботливо пеленали, словно грудных детей, в использованную и старую простыню или наволочку. Такие «подарки» доставляли мало радости, когда с ними сталкивались совершенно неподготовленные люди, маленькие дети, например.
Всем было хорошо. Никто никого не трогал. Такая гармония просуществовала бы много лет, если бы наших ребят не заинтересовали, проживавшие в овраге люди. Дима всегда хвалился тем, что избил какого-нибудь слабого человека, который не мог ответить.
- Он визжал, как поросёнок, когда я его хотел ударить кулаком по морде. «Не трогай меня! Я сделаю всё, что угодно!»,- пищал этот слизняк,- рассказывал Дима.
- А ты, что?- спрашивал Илия.
- А, что? Дал ему в рыло и кошелёк из кармана достал. Два косаря нашёл.
- Молоток!
- А я вчера гулял между ДЮЦем и гаражным кооперативом,- начинал рассказ Саша Никонов.
- А что там интересного? Один мусор,- осадил его Дима.
- Согласен. Но иногда в этом мусоре попадаются довольно интересные предметы.
- Какие, например?- спросил Андрей.
- Всякая мелочь, которую можно загнать. Цветной металл. Бижутерия.
- И стоит ради этого в грязи мараться?- спросил Илия.
- Иногда стоит. Вот, рассказываю, вчера иду вдоль забора. Смотрю, между камнями валяется какая-то книжечка.
- Что за книжка-то. Уж не сберегательная ли? – спросил Дима
- Я тоже вначале так подумал. Подошёл поближе. Нагнулся. Смотрю, паспорт.
- Да, ладно! Там же никто не ходит, как там можно паспорт потерять? – не поверил Дима
- А почему обязательно там терять? Может, его украли и туда заныкали,- предположил Максим
- Я тоже так подумал,- поддержал друга Саша.
- А чей паспорт-то? – спросил Серёжа.
- Да какая-то Петрова Нина Сергеевна, 1952 года рождения.
- Всё это, конечно, интересно, но какую пользу можно получить от этого паспорта? – спросил Дима.
- Да, никакой! Просто круто вот так иметь чужой паспорт! – ответил Саша
- И всё? – иронично спросил Дима.
- И всё! – отрезал Саша.
- А вы знаете, что в овраге у церкви бомжи живут? – спросил Серёжа.
- Да, ладно! Как же мы могли забыть! Да, ты, Серый, великий первооткрыватель!- сказал Илия
- Да, я не об этом.
- А о чём?
- А о том, что они всё, что плохо лежит, тащат к себе в шалаши и землянки, и когда есть возможность, то продают чуркам на рынке.
- И что ты предлагаешь?- спросил Дима.
- А что если нам налететь на них и отобрать их запасы, а потом слить через корешей. Нехилый навар получается! – засиял Серёжа.
- Опасно. Сколько их там? – спросил Саша.
- Человек десять. Но они почти все либо бухие, либо больные, так что мы их легко задавим.
- А ментов они не вызовут? – спросил Андрей.
- Нет, они же все без паспортов. Зачем им проблемы с ментами?
- Вроде легко всё. Но они могут нас запомнить, а потом поодиночке и покрошить. Не самый лучший метод ты предложил, Серый,- засомневался Дима.
- Не запомнят. Надо ближе к ночи идти. Лишних людей на улице не будет. Их опять же врасплох можно будет застать и прогнать в темноте.
- А мы их, что кулаками будем мочить? Они же покрупнее нас будут,- насторожился Максим
- Да, найдём какие-нибудь биты, палки. Камнями закидаем. Шалаши подожжём. Непосредственного контакта не будет,- убеждал товарищей Серёжа,- ну что, пойдёте? Риска никакого. Если боитесь, так и скажите, я своих корешей подключу, только тогда не рассчитывайте, что мы с вами поделимся.
- Ладно-ладно, убедил. Пойдём сегодня часов в десять вечера,- подытожил диспозицию Дима.
- Хорошо, тогда встречаемся у «Отшельника». Кто опоздает, тот трус. Ждать никого не будем,- предупредил Серёжа.
- А легенда, чтобы в случае чего прикрыться? – забеспокоился Илия.
- У меня сегодня мамка в ночную смену работает. Скажу ей, что вы ко мне придёте. Она точно не будет против,- спас ситуацию Андрей.
- Отлично!- подхватила толпа.
- А мне хорошо. Нет такого, как у вас: «Доложи папочке, позвони мамочке». Моим предкам всё по барабану, а бабушка уже старая склерозница. Я сам по себе и доволен этим,- завершил разговор Саша.
После школы Андрей сказал своей маме, что к нему сегодня на ночь придут ребята, и они будут смотреть фильмы на новом DVD- плеере.
- А их родители не будут против,- спросила мама.
- Нет, они не возражают,- не краснея, ответил Андрей.
- Тогда пусть приходят. Только ведите себя тихо, в доме не грязните. В общем, будь хозяином. Ты понял меня, Андрей?
- Понял, мама. Всё будет в лучшем виде, ты не волнуйся. Спокойно работай.
- Какой ты у меня хороший и самостоятельный ребёнок!
Всё было на мази. План работал исправно, как швейцарские часы. Друзья собрались у «Отшельника» в условленное время. Андрей достал несколько зажигалок, которые его мама принесла с работы. В тот вечер кто-то выкинул в овраг пять табуреток. Все ребята укомплектовались ножками, которые можно было использовать, как дубинки. Они были очень удобные: лёгкие и небольшие, но крепкие, поэтому били очень больно.
- Все готовы? – спросил Серёжа.
- Готовы!
- Все на месте?
- Да, все! Пошли уже! Раньше начнём – раньше закончим!
И ребята двинулись за Серёжой в глубины оврага, где жили бомжи. Ночью овраг напоминал южноамериканские джунгли. Пруд и прилегающее болото издавали какие-то странные булькающие звуки. Где-то в кустах кричали птицы. Гавкали и выли собаки, как будто предчувствуя приближающуюся беду. Но насекомые донимали ребят больше всего. Комары нещадно жалили во все открытые части тела.
- Надо было сетку на лицо накинуть,- жаловался Максим.
- Надень на лицо бандану. Что она у тебя на шее без дела висит?- посоветовал Андрей.
Через пять минут они уже прятались в кустах неподалёку от трёх шалашей, где спали бомжи. Дима шепотом стал раздавать указания своему боевому отряду.
- Андрей, Илия, зайдите справа. Серёжа, Максим, вы зайдёте слева. Саша, оставайся со мной. Когда я крикну: «Зажигай!»,- вы немедленно поджигаете шалаши.
- А если кто-то начнёт выбегать?- спросил Илия
- А дубинка тебе на что? Бей по морде. Понял?
- Понял.
- Тогда все по местам.
Отряд, разделившись на три кучки, рассредоточился по своим флангам. Дима, как полководец, взирал на место будущего сражения. Городская ночь очень светлая и не совсем тихая. Дима видел всех своих бойцов, а бомжи не слышали их перемещений. Всё было готово.
- Зажигай!
Почти одновременно лагерь бомжей был подожжён. Ночь была безветренной. Сухие шалаши, построенные из фанеры и прикрытые прошлогодними листьями для лучшей теплоизоляции, очень скоро занялись огнём. Они начали разваливаться, и горящие конструкции стали падать на спящих людей. Бомжи не сразу поняли, что произошло. Они крепко спали. Вдруг раздались страшные крики людей, которых прижигает огнём. Три человека, объятые пламенем, выпрыгнули из шалашей и начали кататься по земле, пытаясь затушить огонь. Наши бравые ребята только этого и ждали. Они били бомжей по лицу, пинали ногами. Бомжи потухли, но потеряли сознание. Четыре других бомжа, увидев, что случилось с их товарищами, просто убежали в сторону станции и церкви.
- Вот крысы! Даже и не помогли своим,- сказал Саша и плюнул в лицо, лежавшему у его ног бомжу.
- Всё закончили! Бросайте дубинки в огонь и ходу даём!- скомандовал Дима.
Они уже были почти дома у Андрея, как услышали сирену. Наверное, кто-то из жильцов соседних с оврагом домов вызвали пожарных. Скоро должны были появиться и милиционеры. Ребята только у Андрея в квартире смогли перевести дух. Они вышли на балкон и стали смотреть на то, как пожарные тушат место, где недавно был лагерь бомжей. Как в машину «скорой помощи» грузят три тела.
- Интересно, эти «синяки» хоть поняли, кто их отделал? – спросил Андрей.
- Да вряд ли. Было темно, мы налетели неожиданно. Всё обойдётся,- ответил Саша.
Через час всё закончилось. Пожар потушили. Милиционеры отогнали всех любопытствующих от места преступления. Врачи уехали. Ребята решили посмотреть кино, просмотр которого Андрей анонсировал своей матери.
Под утро киносеанс был закончен. Ребята разлеглись на полу в большой комнате. Перед тем, как отойти ко сну, они решили немного поговорить.
- Славная была охота! – мечтательно проговорил Серёжа
- Да, почаще бы так выбираться,- в полусне проговорил Дима.
- Какие наши годы! Ведь ещё столько недобитых бомжей в районе осталось! – потянулся Андрей.
И ребята заснули в хорошем расположении духа и проспали до полудня, когда домой пришла мама Андрея и разбудила их. Ведь выходные, надо отдыхать!
Подозрительный мужик
В тот год декабрь был очень холодным. Морозы под двадцать градусов ниже ноля установились с середины месяца. Короткими перебежками мы добирались до школы и там ещё долго отогревались у водопроводных труб. В некоторых классах было очень холодно: мёрзли пальцы, краснели носы. Но школа жила по-старому, ничего не менялось. Администрация делала вид, что всё работает в штатном режиме.
Из-за мороза в соседней школе, и гимназии, отменили занятия на лыжах. Учителя физкультуры не хотели мёрзнуть сами и не хотели издеваться над детьми. Но Валентина Викторовна ничего не собиралась менять. Энтузиаста не напугать холодами и снегопадами. Она считала, что урок физкультуры состоится в любую погоду. Было тяжело. Когда мы бежали, то пар, выходивший из носа и рта, кристаллизовывался и превращался в лёд на ресницах, бровях, шарфе. Холод наполнял лёгкие, было тяжело бежать, мы кашляли, плевались, но всё равно продолжали движение по дистанции. Но нам было хоть немного, но тепло, мы двигались. Ребята, в основном девчонки, освобождённые от физкультуры, вынуждены были стоять на этом морозе все два урока. Им нельзя было зайти в школу, чтобы отогреть окоченевшие пальцы, ноги, носы. Было жалко смотреть на девчонок, которые ходили по стадиону туда-сюда, пытаясь согреться, сбивались в кучки, прыгали, обматывали шарфом всё лицо, но холод не жалел их. Странно, что в те дни никто из них не заболел.
В тот день мы опять должны были пробежать свою дежурную дистанцию в пять кругов, а затем ехать в овраг. Уже на первом круге я заметил, что какой-то непонятный мужик стоит около дырки в заборе, через которую мы выезжали в овраг. Мне показалось странным, почему он в разгар рабочего и учебного дня стоит у школы, почти неподвижно, в такой сильный мороз. Неподалеку от него, в метрах семи стояла кучка наших девчонок, которые сидели на брусьях. Было видно, что мужик смотрит на девчонок. Даже в движении мне было видно, что он широко улыбается, его взгляд наполнен каким-то ненормальным счастьем. Он стоял почти вплотную к забору и правой рукой копошился в штанах. Тогда я ещё мало понимал, что он делает, лишь догадывался. На втором круге я опять увидел его всё в той же позе и за тем же занятием. Девчонки, кажется, тоже его заметили и ретировались поближе к турникам, которые почти вплотную примыкали к школе. Я нагнал Ваню
- Смотри, мужик какой-то непонятный у забора,- начал я.
- Вижу
- По ходу, он какой-то извращенец.
- Да. Помню, месяц назад мы тоже его встречали. У нас тогда с пацанами игра была «Подбеги к мужику и сдёрни с него шапку». Он пугливый. Только я побежал в его сторону, как он тут же кинулся прочь от меня.
Наш разговор был закончен, мы побежали дальше. Валентина Викторовна либо не видела, либо не хотела видеть этого мужика. Она старалась не смотреть в ту сторону, когда пробегала мимо. Может, верила, что это просто какой-нибудь пенсионер или бомж, которому просто интересны школьные уроки физкультуры? А, может, просто не знала, что предпринять и надеялась, что мужик просто уйдёт. Хотя можно было бы послать за охранником, просто чего-нибудь сказать этому пугливому мужику. Но нет, она продолжала дальше своё движение.
Пять кругов были пройдены. Кто-то сел, кто-то лёг на снег, чтобы отряхнуть лыжи, немного перевести дыхание перед предстоящими спусками. Девчонки, чувствуя, что в такой компании им больше ничего не угрожает, подошли к нам. Настя Горохова показала Диме пальцем на этого улыбающегося мужика, который уже прекратил все движения рукой и просто смотрел на нас.
- Дима, видишь этого мужика?
- Вижу
- Он какой-то странный. Он всё время смотрел на нас каким-то страшным взглядом и улыбался. Вдруг это какой-нибудь маньяк или извращенец.
- А я сейчас подойду к нему и спрошу, что ему нужно. Может, он вполне нормальный.
- Не подходи к нему! Вдруг он убийца! Я боюсь за тебя!
- Не бойся, я пойду вместе с Сашей.
- Аккуратнее ребята,- напутствовала Настя.
Саша и Дима, оставил лыжи под присмотр Насти, двинулись в сторону дырки в заборе. Улыбка на лице мужика пропала. Саша двинулся дальше, как будто ему надо на горку, а Дима начал разговор с мужиком. Так они придумали, как только поговорили с Настей. Разговор Димы с мужиком был недолгим, буквально полминуты, они обменялись буквально двумя фразами. Мужик быстрым шагом, а потом бегом начал удаляться от школы. Через минуту он уже был рядом с гимназией, находившейся на другой стороне оврага. Настя, которую уже съедал не страх, а любопытство, подошла к Диме.
- О чём вы говорили?
- Я спросил, что ему надо.
- И что он ответил?
- Он сказал, что ждёт свою дочь, которая учится в пятом классе.
- Дочь?
- Да, дочь. Но я сказал ему, что уроки у них закончатся только через час. Он поблагодарил меня и ушёл, сказав, что придёт через час и то, что произошла ошибка с расписанием.
- А чего же он стоял все два урока физры у забора?
- Я у него не успел спросить.
- А вдруг он вернётся?
- Вряд ли. По-моему он меня испугался. Вам нечего бояться.
- Спасибо, Дима.
- Не за что.
Мы катались с горки весь второй урок физкультуры, то есть целых сорок пять минут. Этот мужик, так и не пришёл в школу за своей «дочерью». Валентина Викторовна была довольна нами, хвалила после каждого спуска, даже если кто-нибудь падал. Она даже не ругала девчонок, которые катались на картонках с горки, хотя раньше всегда это запрещала. Может, она была рада, что проблема с мужиком так легко и быстро разрешилась и что самое главное без её вмешательства.
Больше я этого мужика не видел. Он не приходил ни на наши уроки физкультуры, ни на уроки других классов. Оказывается, он так ходил за «дочерью» несколько дней, до нашего урока. Так Диме рассказывали знакомые ребята из шестого и восьмого классов. Видимо, мужик испугался, что его могут поймать, и решил найти место намного безопаснее, чтобы удовлетворять свои скотские наклонности. Интересно, его поймали или он до сих пор бродит по району и широко улыбается?
Дима, Максим и труп
Дело было в апреле. Снег уже давно растаял. Было ещё не слишком тепло, но трава уже зеленела, птички пели, листья на деревьях уже распустились. Весна вступила в свои права. Мы уже недели две, как переоделись в весенние наряды: куртки сменили на толстовки, а самые смелые и закаленные уже ходили в футболках. Погода была прекрасной: ещё было не жарко, но и не холодно.
Когда в город приходит весна, а особенно такая ранняя и теплая, то в школу ходить совсем не хочется. Мои одноклассники, а особенно Дима и его компания, стали особенно редкими гостями в школе. Каждое утро они выходили со школьным портфелем из дома, но шли не учиться, как думали их родители, а гулять по району. Они курили, мусорили, в общем, не приносили пользу нашему и без того страшному и разбитом временем и людьми району. Особенно часто они любили гулять возле дома, который местные жители называли "Отшельником". Сейчас расскажу почему.
Все дома в нашем районе расположены компактно и скученно. Каждая группа домов, образовывает какую-нибудь геометрических фигуру. Например, дома 7-1, 7-2, 7-3 по своему расположению напоминают равнобедренный треугольник, основанием которого является второй корпус. Местные жители дали нашим домам меткое прозвище "Бермуды". Даже целые легенды сложились о наших домах. Мне нравится эта, даже не легенда, а рассказ о том, что жителей "Бермуд" сложно обмануть, переубедить, навязать свою точку зрения. Мы, бермудцы, сами сожрём кого угодно, но никогда не поступимся своими интересами. А "Отшельник " потому так и назвали, что рядом с ним нет никаких строений. Посудите сами, от церкви его отделяет овраг, так же, как и от дома 7 корпус 3, от основного жилого массива его отделяет улица. Этот дом остался один, как единственный седой волос на лысой голове. Репутация у "Отшельника " очень плохая: почти постоянно там что-то происходит, то ограбят, то изобьют, то устроят пьяный дебош, то изнасилуют, а могут и убить. Притом убивали так, что потом милиция и следов не находила. Через пару лет, после описываемых событий, происходила очистка пруда в овраге. За один месяц работ подняли восемь трупов. Вот такие дела творились у этого одинокого дома. К нему вплотную примыкали гаражи, ржавые, грязные коробки, в которых нередко работали какие-то подпольные производства, за которые постоянно шла грызня между жильцами дома, владельцами гаражей и какими-то сомнительными ребятами на крутых иномарках. Неудобные люди без вести пропадали, производство в гараже на некоторое время прекращалось, пока "братки" не ставили нужного им человека. Такие перемены случались очень часто. Да и местная молодежь любила "культурно" отдохнуть у "Отшельника". Милиция была нередки гостем у этого дома. Наши ребята здесь тоже отдыхали.
В один из апрельский деньков Максим гулял возле этого дома. Ему вдруг приспичило в туалет. До своего дома он бы не дошел, но не растерялся и решил сделать свои дела за бойлерной, которую окружали кусты, деревья, а также многочисленные машины жильцов дома. Максим уже заканчивал свои дела, как вдруг его внимание привлек старый холодильник "ЗИЛ" из-под которого торчали ноги. Вначале он испугался и уже хотел дать дёру, но любопытство всё же взяло верх, и он решил посмотреть что, а вернее, кто лежит под холодильником. Перевернуть холодильник и сдвинуть его в сторону не составило труда: Максим был сильным парнем. Его взгляду открылась страшная картина: под холодильником лежал труп женщины с проломленной головой. По её внешнему виду было трудно определить, сколько ей лет, она была алкоголичкой, притом запойной, сложно было сказать двадцать пять ей лет или уже все тридцать семь. В руке она сжимала бутылку водки, которую пила незадолго до своей гибели. Убийца или убийцы стащили с неё туфли и уж точно вывернули все карманы, но Максим надеялся на чудо, думая, что, быть может, убийцы спешили и не всё забрали. Он ощупал карманы, но они были пустыми. Лезть в нижнее бельё он побрезговал, хотя расстегнул пуговицы зелёного платья, чтобы осмотреть её более тщательно. Добычи не было, но Максим не собирался уходить. Он нашёл какую-то палку и стал тыкать ею в труп женщины. Его удивляло, что тело, казавшееся со стороны таким мягким, было, как камень. Скорее всего, эта женщина пролежала здесь, как минимум, одну ночь, прежде чем её нашёл Максим. Он продолжал оставаться рядом с телом ещё полчаса, даже не думая о том, что его могут заметить и поймать за этим столь нелицеприятном занятии. Смерть всегда привлекает человеческое внимание, но в таком возрасте– это любопытство было крайне необычным. Но всё-таки пришлось уйти: рабочий день заканчивался, и людей на улице становилось больше. Он накрыл женщину холодильником, забросал прошлогодними листьями, ветками и каким-то мусором и с чувством выполненного долга пошёл домой.
На следующий день он пришёл в школу, где встретил Диму и сразу открыл ему свою душу по поводу увиденного вчера.
- Дим, я вчера гулял у «Отшельника» и за бойлерной под холодильником нашёл труп женщины.
- Да, ладно!- не поверил Дима.
- Честное слово! Хочешь, сегодня после школы покажу.
- Хорошо давай, пойдём после четвёртого урока посмотрим…. Кстати, твой труп мужчина или женщина?
- Женщина.
- Симпатичная?
- Да, нет, бомжиха или алкоголичка какая-то.
- Ладно, разберёмся
После четвёртого урока ребята сбежали из школы. Максим показал Диме место, где он вчера оставил труп. Разобрав вчерашнюю «маскировку», Максим поднял холодильник, и ребята опять увидели эту женщину. Но Дима смотрел не на неё, он ходил вокруг тела и что-то искал.
- Всё ценное забрали убийцы,- сказал Диме Максим. Но тот, как будто, его не слышал и продолжал поиски.
- Смотри, Макс, кажется, я нашёл паспорт. Надо сравнить её это или нет.
- Зачем?
- Просто интересно, кто она такая. Есть ли у неё семья, дети.
Дима открыл страницу с фотографией, сел на корточки рядом с ней и стал пристально вглядываться в черты лица на фотографии, где она была ещё живой и на забрызганное кровью, опухшее лицо. Вроде бы, фотография и оригинал совпадали.
- Её зовут Веселина Маргарита Ильинична, 1973 года рождения, проживает в «Отшельнике». Вроде одна живёт, семьи нет. Ты, кстати, ключей у неё в карманах не находил?
- Нет, а зачем тебе?
- Да, так…на всякий пожарный случай, любопытство меня распирает.
Повисло неловкое молчание. Дима возобновил свои поиски вокруг тела Веселиной Маргариты, но, на сей раз, удача отвернулась от него. Больше он ничего не нашёл. Ключей, которые открыли бы ему доступ в её квартиру, не было нигде. Он рыскал по её карманам, залез даже в нижнее бельё, но ничего не нашёл. В ближайших кустах тоже ничего не было.
Отряхнувшись, Дима собрался уходить.
- Пошли, Макс
- Давай ещё чуть-чуть останемся, интересно ведь.
- Чего в ней интересного? Это труп, никому не нужная и вонючая вещь. Или ты на неё запал, а?
- Ничего я не запал! Я, что, на извращенца похож?
- Не знаю. Извращенцы разные бывают, и многие из них очень похожи на обычных, порядочных людей. Всякое бывает…
- Да пошёл ты!
- С радостью пойду и тебе советую, пока сюда менты не нагрянули. Или ты ещё не все свои дела закончил, а, Максим?
- Всё пошли отсюда!- закончил разговор Максим.
На следующий день труп нашёл какой-то дед, который и сообщил в милицию. Через двадцать минут после звонка следственная бригада уже работала на месте. Они нашли паспорт, который Дима неосмотрительно бросил в кусты. Но орудие убийства, так и не было найдено. Жильцы окрестных домов в огромном количестве сбежались посмотреть на работу следователей. Мы шли после школы домой, когда увидели, что у бойлерной стоит огромная толпа. Стояли там и два наших героя, но большого удовольствия не испытывали. Наверное, впервые в жизни им хотелось быть подальше от общей движухи. Они бы не пошли сюда, но их затащил Саша, которого они не посвятили в свою тайну. Даже я узнал об этой истории совершенно случайно: Максим и Дима обсуждали её в общем гаме физкультурной раздевалки, надеясь, что их никто не слышит.
- Никому не говори, понял,- грозно сказал Дима.
- Хорошо, понял,- еле мямля ответил Максим.
Илья – мутный ученик
Как часто мы сталкиваемся с чем-то непонятным, не поддающимся объяснению. Иногда, люди ведут себя так странно, с нашей точки зрения, что хочется задать им самый идиотский вопрос: «Зачем?». Зачем они себя так ведут в сложившейся ситуации? Зачем идут именно этой дорогой, а других путей не видят в упор? Целых два года подобного рода вопросы терзали меня каждодневно. Я смотрел на своих одноклассников и друзей и не понимал, почему они поступали так, как поступали. Они, как будто, не знали, что всегда есть другой выход, запасной, если можно так сказать. Нет, они упрямо, как бараны шли напролом, совершали ошибки, от которых можно было застраховаться, стоило бы хоть чуть-чуть подумать. Я удивлялся их безразличию ко всему, что их окружало. Мне было удивительно, что они живут лишь сегодняшним днём, совершенно не думая о своём будущем. Они не понимали, что даёт учёба, для них школа была лишь каким-то неприятным и длинным этапом их жизни. Каждый из них мечтал окончить школу поскорее, наивно полагая, что станет свободным, что может делать всё, что заблагорассудится. Ещё с детства я чётко представлял, что после одиннадцати лет в школе, буду поступать в университет, отучусь там пять лет, затем найду хорошую работу, создам семью, начну налаживать свою жизнь и так далее и тому подобное. У меня был хотя бы какой-то план, который я пытался воплотить в жизнь. У остальных не было и этого. Как-то раз на эту тему я неожиданно разговорился с Сашей Никоновым.
- Витя, а что ты собираешься делать после школы?
- В университет поступать
- А на кого?
- Не знаю пока. Может быть, на биолога.
- А затем что, работать по специальности, стать профессором?
- А почему бы и нет?
- Не знаю, по-моему, глупо себя запирать в лаборатории ради копеечной зарплаты.
- А что, по-твоему, лучше?
- Сразу после школы идти работать и не терять чёрт знает сколько лет на ещё одну клетку.
- Интересно, а кем работать? Слесарем каким-нибудь.
- Почему, можно в автосервис.
- Думаешь, там люди много получают?
- Вначале нет, а затем можно выбиться
- Саша, и много ты знаешь людей, которые хоть куда-то выбились из автосервиса?
- У меня сосед лет десять работал в автосервисе. Сейчас у него машина, начальником каким-то стал. Всё нормально. В университете времени не терял.
- Зато те же десять лет не очень богато жил. Сейчас повезло, прорвался. А то, мог и ещё десять лет за копейки горбатиться. После университета шансов попасть сразу в хорошее место намного больше, чем после автосервиса.
Саша не нашёл, что возразить. Нет, он не согласился с моей точкой зрения, просто решил закончить разговор на более-менее выгодной для себя позиции.
В третьей четверти к нам пришли сразу двое новеньких: Ира Конюхова и Илья Лопухин. Ира была очень красивой: стройная, с длинными тёмными волосами, тоненькое личико, которое украшали голубые глаза, пухленькие губы, нос был, как у греческих богинь на скульптурах, стройные ноги, гибкая талия. Ира могла соперничать с Настей за корону самой красивой девочки в классе. Но у них соперничества не получилось. Они начали дружить. Надо сказать, что девчонки в классе между собой общались очень хорошо, не в пример нам, ребятам. Они никогда не ссорились и не дрались, в других классах бывало, что и девчонки махались кулаками. Зрелище было и странным и страшным. Вообразите, две девчонки со страшным криком, переходящим в визг бросались в рукопашную, стараясь выдернуть друг у друга волосы, размазать макияж. Эта драка носила странный характер. Основная цель была завалить свою соперницу на пол и обзывать её и при этом дёргать за волосы. Побеждала та, которая не заплачет во время драки или после её окончания. Что удивительно, обычно дрались между собой далеко не самые привлекательные девчонки. Красавицы до таких разборок не опускались, только если они не становились жертвами разборок.
Так вот, Ира была умной девчонкой. Не в пример Насте, которая, может, и хотела учиться, но не могла. Ира просто не хотела. Ей это было неинтересно, встречаться с парнями, вот, что её заводило. С первого дня в нашей школе она начала крутить хвостом, включать свои обольстительные чары. Причём, она сознательно старалась заманить в свои сети ребят постарше. Стоило кому-нибудь из наших парней, даже Диме, начать подкатывать к Ире, как она весело смеясь, сводило всё к какой-то детской игре, в которой было бессмысленно участвовать. Через неделю, она уже гуляла с Анзором и в отличие от остальных наших девчонок, у них всё было серьёзно. Они сбегали с уроков и целовались за ДЮЦем, окрестными домами. Мы часто их видели, когда возвращались из школы домой. Они и не прятались, как будто хотели сказать нам: «Вы ещё дети и ничего не понимаете. А мы уже любим друг друга. Нам с вами не по пути». Действительно, нам было не по пути. Мы были людьми разных ценностей.
Илья Лопухин был просто странным парнем. Своей наружностью он был похож на Сашу Никонова. Когда они стояли рядом, то казалось, что они братья. Только Илья был чуть повыше и сложен плотнее. Он не стремился интегрироваться в класс. В первый день мы с ним немного разговорились.
- Илюша, а ты из какой школы к нам пришёл?
- Из …- назвал он школу, которую мы и не знали,- ваша школа для меня уже седьмая
- Седьмая!?- опешили мы.
- Да, мы часто с семьёй переезжаем
- Бывает
Чуть позже за него принялся Дима. Но, как ни странно, их разговор тоже получился коротким. Они его не били, ничего ему не сделали. Поговорив с Илюшей, Дима сделал свой вывод об этом новичке.
- По-моему, он извращенец
- Почему?
- Он сказал, что ему мальчики нравятся.
Мы ему не поверили, зная, что Дима нередко придумывает факты, чтобы придать себе значимости. Решили, что и на этот раз он выдумал всё про Илью. Хотя, если бы это оказалось правдой, то я бы не удивился. Я вообще уже тогда перестал удивляться, чему бы то ни было, как это было со мной ещё в первые месяцы моего обучения. Уже тогда я пришёл к выводу, что в этой жизни бывает всё, даже то, чего трудно себе представить и вообразить.
Илья сознательно не шёл на контакт. Он всегда садился один за парту, если была возможность. Если же такой шанс не выпадал, то со своим соседом он совсем не общался. Даже если заканчивались чернила у него в ручке, то он не просил новую, а просто сидел и смотрел в окно. На переменах он забивался в какой-нибудь дальний угол и просто наблюдал за нами. За две недели, что он проучился у нас мы так толком и не узнали, кто такой Илья.
Учился он совсем неважно. Даже было непонятно почему, то ли он просто не учил уроки, либо просто ввиду своих интеллектуальных недостатков не мог воспринять материал. Те две недели, что он ходил в школу, постоянно, каждый день получал «двойки». По две-три в день. Даже Дима не мог перебить этот рекорд.
Отучившись с нами две недели, он пропал ещё недели на три. Никто его не видел в школе, Елена Викторовна звонила ему домой, но ей никто не отвечал. По классу поползли страшные слухи, что Илью похитили, а с его родителями жестоко расправились.
В один из мартовских дней у дверей директора появился странный мужчина. Он был высоким, прилично одет. Охранники без лишних вопросов пропустили его в школу. Как он говорил охранникам, ему срочно надо переговорить с директором. Его проводили к Лидии Семёновне.
- Здравствуйте, Лидия Семёновна,- улыбаясь, начал он
- Здравствуйте…- замялась директор
- Игорь Васильевич,- всё так же весело продолжил мужчина.
- Да, спасибо, Игорь Васильевич.
- Лидия Семёновна, я к вам по срочному делу.
- По какому?
- Да, вот недавно, буквально месяц назад, к вам в школу, в седьмой класс, пришёл мальчик. Илья Лопухин. Может быть, знаете?
- У меня в школе шестьсот учеников. Всех я знать не могу.
- Ну, это неважно. Так вот, его родители переезжают, поэтому они хотят перевести его в другую школу. Меня они попросили забрать документы из школы. Я, собственно, по этому делу и пришёл.
- А вы, собственно, кто?
- Я, собственно сказать, дядя Илюши.
- Всё это очень хорошо, но пусть приходит кто-нибудь из родителей и забирает документы сына.
- Они не могут. Они очень занятые люди.
- А кем они работают?
- А вам, не всё ли равно? Это ничего не изменит
- По закону, только они могут забрать сына из школы.
- А я, что ли, не могу определять судьбу своего племянника?
- Только родители и законные представители
- Это неслыханно! Вы знаете, кто я такой?
- К сожалению, нет
- Я не последний человек в управе. Вот, моё удостоверение
Он передал Лидии Семёновне небольшую книжечку красного цвета. Директриса открыла её, сравнила портрет на фотографии с лицом этого «влиятельного человека» и, убедившись в тождестве, передала документ его обладателю
- Вам нужны проблемы? Я их устрою,- начал убеждать её Игорь Васильевич
- Нет, не нужны. Просто, я хотела по закону…
- Иногда надо поступиться некоторыми принципами, ради спасения человека. Так что, вы отдадите мне документы Ильи?
- Да, отдам
- Вот и чудно.
Через десять минут этот странный человек вышел из школы, держа подмышкой личное дело Лопухина Ильи. Эта непонятная история обсуждалась у нас в классе, ещё недели две. Выдвигались такие странные версии, которые могли хоть как-то пролить свет на этот неожиданный уход Ильи, что мог бы получиться остросюжетный детектив или приключенческий роман. Некоторые девчонки всерьёз утверждали, что Илья тайный агент какого-то непонятного детского отдела ФСБ. И таких версий было выдвинуто немало за эти две недели. А потом все по старой, доброй традиции всё забыли. Ильи Лопухина среди нас, как будто и не было.
Школьные концерты
В нашей школе всегда проводилось много мероприятий. Если в шестом классе, мне ещё не доверяли, потому что был новеньким, то в седьмом начали активно привлекать к участию в этих мероприятиях. Наверное, Елену Викторовну убедило наше выступление на новогодней дискотеке, где мы вполне неплохо спели. Решила, что я вполне артистичный и музыкальный и, соответственно, буду вполне органично смотреться на школьной сцене.
Первым таким мероприятием стал концерт, посвящённый странам СНГ. Не знаю, кому и зачем пришла в голову идея организовать подобный концерт. Может, как всегда преследовались красивые цели, вроде, «воспитания толерантности и терпимого отношения к другим народам и культурам». Тогда, да и сейчас это модно. Хотя сами организаторы редко понимают значение слова «толерантность». Конечно, нужно воспитывать в детях уважение к другим народам, но многие ученики не знали элементарной географии. Помнится, на уроке географии Алёна Сомова пыталась найти Францию в Атлантическом океане. По жребию нам достался Таджикистан. Елена Викторовна взяла инициативу на себя, как и подобает классному руководителю. Буквально за два дня она накропала сценарий. Нет, сценарием это назвать трудно. В Интернете она просто скачала информацию о Таджикистане: география, экономика, культура, история. Распечатала каждому листочек со словами, которые мы должны были прочитать в микрофон. Затем нашла какую-то таджикскую мелодию и танец, который должна была танцевать Алёна, белобрысая стройная девочка, чем-то похожая на прославленную волейболистку Екатерину Гамову. Вот и все задумки, которые смог придумать разум Елены Викторовны. Начались репетиции. Я, Паша и Саша Кисляк старательно выходили на сцену и с серьёзным лицом читали то, что нам давала Елена Викторовна. Первые две репетиции мы привыкали к микрофонам. Было непривычно от ощущения, когда твой голос разносится по всему актовому залу. Это смешило и сбивало при чтении. Немного попрактиковавшись, привыкли. Ничего страшного. Мне достался блок истории Таджикистана. Мой текст занимал четыре листа и был примерно следующего содержания:
«Саманиды (892—999). Название получила от имени Саман-худата из селения Саман близ Балха. За помощь, оказанную при подавлении антиарабского восстания Рафи ибн Лейса (806—810), сыновья и внуки Самана получили в 872 году в управление все наиболее важные области Мавераннахра. В 892 году Исмаил Самани становится основателем (эмиром) Саманидского государства, объединившим земли предков таджиков Мавераннахра и Хорасана (Среднюю Азию, Афганистан, Восточный Иран) в единое централизованное государство.
Впоследствии Саманидским эмирам подчинялся и Хорасан, подконтрольный Аббасидскому халифату. Вскоре Саманидам удалось установить полную независимость от Багдада (875—999 гг.). Государство Саманидов перестало существовать в 999/1005 г. в результате нашествия тюркоязычных племен Караханидского и Газневидского государств
Гуриды (1148—1215). Правящая династия происходила из рода Сури, от имени Сури ибн Мухаммада, вождя племени Гур в местности Мандеш. Центром государства была земля Гур (отсюда название). Основателем династии является Изз уд-Дин Хусайн ибн Сам, эмир хаджиб двора Газневидов. В 1150 году Гуриды во главе с Алауддином Хусейном (Джахансузом), основателем государства Гуридов, разгромили Газневидов, захватили Газни и весь Хорасан. Столицей государства стал город Газни. С 1186—1187 гг. начинается завоевание Северной Индии гуридами. Ещё одной столицей государства Гуридов в Индии становится город Лахор. Гуриды положили начало Делийскому султанату. В начале XII века Государство Гуридов в результате внутренних распрей была политически раздроблена и завоевана государством Хорезмшахов.
В 1924 году Таджикистан вошёл в состав СССР в качестве автономной республики в составе Узбекской ССР. Город Душанбе стал её столицей. Душанбе образовался в 1924 году в результате слияния трёх селений: Сари-Осиё, Шохмансур и Душанбе.
16 октября 1929 года была образована Таджикская ССР, которая 5 декабря того же года вошла в состав СССР на правах союзной республики. Инициатором самостоятельной республики Таджикская ССР, был политический деятель Шириншо Шотемур.
В 1930-е годы и во время Второй мировой войны в стране проводилась плановая индустриализация, которая сопровождалась перестройкой национальной экономики и притоком квалифицированной рабочей силы из России и других республик СССР.
С 1946 по 1956 год 1-м секретарём ЦК КП Таджикской ССР был политик и учёный-историк Б. Гафуров.
В середине 1950-х верх в руководстве Таджикской ССР взяли выходцы из Ленинабада, что имело свои последствия (все последующие руководители ЦК КП ТССР Ульджабаев, Расулов, Набиев, Махкамов были родом или работали ранее в Ленинабадской области). Для 1970-х и 80-х годов был также характерен кадровый застой.
Главной специализацией Таджикской ССР была хлопковая промышленность. Между тем, в 60-70-е годы были созданы новые отрасли экономики — машиностроительная, текстильная, электротехническая, химическая промышленность, а также гидроэнергетика.
В 1991 году Таджикская ССР в результате распада СССР стала независимым государством».
Примерно тоже самое, но по своим блокам читали мои соведущие. Надеюсь, вы представляете, что творилось на концерте, когда мы начали это читать. Зал смотрел на нас, как на прокажённых. Никто не понимал, что мы делаем, зачем мы это читаем на концерте. Оптимисты надеялись, что это небольшая вступительная и часть, после которой и начнётся всё самое интересное. Минут двадцать мы втроём делали наши доклады. Я видел, что нас никто не слушает, мы не интересны ни залу, ни жюри. Все ждут, когда мы закончим, чтобы своими аплодисментами согнать нас со сцены. Наконец, мы отчитали свои бумажки, ушли за кулисы. На сцену выскочила Алёна. Она выступала без туфель. Это была главная ошибка. Сцену никто не мыл долгие недели, а то и месяцы. Пыли и грязи было очень много. Её танец длился недолго, минуты две-три, но за столь короткий срок, её ноги из молочно-белых, превратились в чёрные, словно она весь день провела за окучиванием грядок.
- Молодцы, ребята,- хвалила нас Елена Викторовна.
- Да не за что! – понурив головы, отвечали мы. Нам было понятно, что это было не выступление на концерте, а что-то очень похожее на научную конференцию, с небольшими элементами шоу. У нас даже не было никаких национальных костюмов. Докладчики были одеты в белые рубашки и джинсы. Только у Алёны была какая-то шаль, да в белые волосы вплетены ленты.
Другие классы были намного лучше. Были костюмы, может и самодельные, но это же лучше, чем ничего. Например, девчонки-шестиклассницы сделали себе платья из старых занавесок. Конечно, до модных брендов по качеству исполнения и ткани, платья не дотягивали, но жюри видело, что всё сделано своими руками. А это огромный плюс. Пятый класс зажигал на Узбекистане: песни, танцы, стихотворения. Естественно, они победили, а мы заняли последнее место. Зал и жюри надо удивлять, а не шокировать.
Через три недели, чтобы закрепить в наших головах понятие «толерантности» Елена Викторовна повезла нас на экскурсию «Религии мира». Мне впервые в жизни было стыдно за учителя: она вечно куда-то спешила, перебивала служителей различных культов. Мы приехали в мечеть. Мы сидели на ковре и мулла, добродушный дедушка, похожий на старика Хоттабыча, рассказывал нам об устройстве мира. Весь класс расположился к нему. Мы отсидели буквально минут десять. Елена Викторовна начала зачем-то спешить.
- Всё, ребята, время вышло.
Мы с удивлением посмотрели на неё. Мы только приехали, а теперь уже надо уезжать.
- Но вы только приехали,- спокойно возразил мулла.
- У нас строгий график
- Ребятам же интересно. Разве вы не видите?
- Нам надо ехать. Всё, ребята, поднимайтесь и идите на выход.
Было ужасно неловко, стыдно за неё. В конце концов, если действительно график поджимает, то можно было бы обставить уход как-то более цивилизованно, а не просто срывать нас с места, перебивать муллу и его помощника, который тоже сидел с нами.
Такая же ситуация повторилась и у баптистов. Мы посидели у них в церкви буквально минут пятнадцать, послушали одну песню, получили в подарок Псалтыри и, подгоняемые Еленой Викторовной, запрыгнули в автобус, который повёз нас в школу.
Через час автобус высадил нас напротив супермаркета, до школы надо было идти пешком. Был зимний вечер, уже стемнело. Елена Викторовна и Валентина Викторовна, которая была взята на экскурсию в качестве сопровождающего учителя, вылезли из автобуса и принялись считать деньги у себя в кошельках. Как только автобус уехал прочь, эти «организаторы» обратились к нам с краткой речью
- Ребята, вы уже взрослые, поэтому сами можете дойти до дома. К школе идти бессмысленно. Зачем вам делать лишний крюк? Ребята проводите девчонок, ну или идите кучками до своих домов. А нам с Валентиной Викторовной надо сходить по делам.
Все ребята начали расходиться. Я немного закопался, поэтому смог увидеть, что «дела» наших учителей, судя по всему, начинались и заканчивались в супермаркете, наверное, этим и был обусловлен такой «жёсткий» график экскурсии и осмотра культовых сооружений. До дома все добрались благополучно. В очередной раз им повезло.
В марте должен был проводиться КВН. И опять Елена Викторовна принялась за написание «сценария». Я отказался участвовать, ссылаясь на то, что болен. Ване она пока особо не доверяла. Нам следовало стать Фан-сектором нашего класса, своими криками поддерживать кэвээнщиков. Хотя бы нам не надо было ходить на репетиции. Кричать без подготовки мы неплохо умели, но, зная, что логика редко присутствует в действиях Елены Викторовны, то ожидать от неё можно было чего угодно.
Пришёл день игры. Мы с Ваней заняли места в первом ряду, как раз за жюри, в которое входили Наталья Игоревна, какая-то одиннадцатиклассница, директор, бывший ученик, Зинаида Алексеевна. Незадолго до начала игры, к нам подбежала Елена Викторовна и вручила самодельный плакат, на котором было написано «Седьмой класс вперёд!»
- Будете поднимать его, когда жюри будет выставлять оценки и после каждой миниатюрки. Понятно?
- Всё понятно, Елена Викторовна,- ответили мы
Наш класс выступал самым первым. Нет, выступал, это сказано слишком громко. Мучались, подойдёт лучше. Мучались сами, мучили зал. Темы игры была «Что день грядущий нам готовит?».
- Так что же день грядущий нам готовит? – вопрошал Володя Чистов
- Володя, Володя, это же мы!- кричали ему в ответ девчонки
- Так что же день грядущий нам готовит? – заложив руки за спину, опять вопрошал Володя. И опять девчонки пытались обратить внимание на себя. Эта фантасмагория продолжалась минут десять. Из всего зала кричали только я и Ваня.
- Вперёд, седьмой класс!
- Мы – короли юмора!
- Браво!
- Давай, на бис!
Смеялись только над нами. Мы смешили больше, чем наши хвалёные «короли юмора». Мы поднимали плакат, вертели им по сторонам, чтобы все зрители могли его прочитать. Ответом на наш саппорт был смех.
- Надо бросать это дело,- сказал я шёпотом Ване.
- Почему?
- Послушай, смеются не над ними, а над нами. Оно нам надо?
- Нет, не надо, но что делать?
- Дай плакат
Ваня передал мне плакат. Я свернул его в трубочку и пнул ногой под стул, да так сильно, что он проскользил по полу до ряда третьего.
- Елена Викторовна же просила, чтобы мы поддерживали класс,- испугался Ваня.
- Это убожество стыдно поддерживать. Это не КВН, а шестая палата Кащенко. Давай просто сидеть, если появится возможность, то надо сваливать отсюда.
- Хорошо.
Но, к сожалению, такой шанс не выпал. Елена Викторовна всё время была рядом и смотрела на нас, видно недовольная тем, что мы прекратили поддерживать класс и выкинули плакат, который она рисовала весь вечер.
Жюри было добрым. В тот день ни у одного класса не было шуток, скорее какие-то акробатические номера и танцы, которые к КВНу имели довольно отдалённое отношение. Они ставили неплохие оценки, и поэтому наш класс даже занял третье место, Володя, который так и не узнал у девчонок, что же нам готовит грядущий день, получил грамоту из рук директора, которая была председателем коллегии судей. Первым стал пятый класс «Б», которые даже и не пытались шутить, вышли и танцевали брейк. Непонятно, как это относилось к теме игры, но танцевали неплохо, зал завели.
Затем в нашем кабинете состоялся праздничный фуршет, с которого я и Ваня смылись.
К Девятому Мая намечался праздничный концерт, посвящённый Артиллерийским Курсантам, которые каждый год приходили к нам в школу. Пять ветеранов обещали прийти и в этом году. Надо было готовиться. Нельзя ударить в грязь лицом перед ветеранами, это совсем не то же самое, что было на странах СНГ и КВНе. Мы репетировали долго и упорно. В качестве песни мы взяли стихи Расула Гамзатова «Журавли»
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Летит, летит по небу клин усталый,
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый,
Быть может, это место для меня.
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей...
Папа Вани был ректором какого-то военного училища, поэтому он смог достать для нас военную форму, в которой мы и исполняли песню. Солистов было трое: я, Паша и Ваня. Остальные ребята были хором. Женя Пороховщиков вместе с Еленой Викторовной смонтировали клип, который должен был служить фоном нашего выступления.
Зал был забит под завязку. Многие толпились в проходах, в дверях, сидели на подоконниках. Сказать, что мы волновались, это значит не сказать ничего. Волновались не от того, что плохо знали слова или плохо пели, волновались от лежащего на нас груза ответственности. Мы понимали задолго до выступления, что нельзя ударить лицом в грязь перед ветеранами. Стыдно будет перед ними, стыдно будет перед школой. Отмыться от провала бы не получилось. Мы не имели права фальшивить. Надо было выйти и спеть, как будто это последний раз, последний шанс. Нас трясло, пока мы ждали своего выхода. Фуражки, которые до этих мгновений казались такими удобными и крутыми, вдруг стали какими-то громоздкими, начали жать в висках.
- А сейчас с песней «Журавли» выступит седьмой класс,- объявила Зинаида Алексеевна.
И мы пошли. Ноги тряслись и не слушались. Дрожащими пальцами мы включили микрофоны. Заиграла музыка. И, о чудо, страх испарился! Начали петь. Каждое слово, каждая строчка, каждый новый куплет прибавляли сил и уверенности. Когда наше пение подошло к концу, мы заметили, что ветераны плачут, наша песня тронула их сердца. Зал аплодировал стоя, кричал «браво». Мы смогли, мы сделали это! Как был сладостен миг победы, а в тот день мы заняли первое место. Да, и был ли смысл устаивать распределение классов по местам накануне такого знаменательного дня? Это совсем другая история. Все были молодцы! Никто не подвёл ни себя, ни школу, ни ветеранов. Пели все как могли, но от чистого сердца. Это и подкупило зал. В тот день я был на седьмом небе от счастья. Никогда в стенах этой школы я не испытывал такого душевного подъёма.
Неужели конец?
Учебный год 2005/2006 подходил к концу. Апрель заканчивался впереди были майские праздники. Уверенность в том, что этот месяц для меня последний в этой школе укреплялась день ото дня, но радости это почему-то не приносило. Мне не верилось, что можно просто так взять и уйти из этой школы, что она оставит и отпустит меня. Казалось, что в последние недели что-нибудь не склеится, пазл не сойдётся.
Двадцать восьмого апреля мама отпросилась с работы, а я просто не пошёл на учёбу. Мы поехали смотреть новую школу. Мы узнали о ней совершенно случайно, но решили, а вдруг повезёт. Я, можно сказать, и знал её и в то же время и не знал. Вы спросите, как это может быть? В пятом классе я уже был в этом районе, когда Лиза Воронина приглашала всех своих друзей на день рождения к себе домой. Она жила в высокой, кирпичной многоэтажке, которая была соседом этой гимназии. В тот день Лиза запланировала обширную программу: поздравления дома, потом мы ехали в боулинг, затем возвращались к ней, и поедали праздничный торт. Мы уже вышли на улицу, в то время, как родители Лизы задерживались дома. Было начало апреля, но снег ещё был. Мы начали играть в снежки, правда, недолго, так как заметили на пустынном школьном дворе двух ребят. Мы, не сговариваясь, слепили новые снаряды и пальнули по этим двум несчастным. Почти все наши снежки попали в цель. Они даже отвечать не стали, ввиду бесперспективности, и просто сбежали. Полная победа! Тогда у меня возникла мысль, что это за школа. Появилась на пару секунд, а затем испарилась прочь.
Прошло два года. Я снова здесь. Увидев школу, вспомнил, тот праздничный апрельский день. «Интересно, те ребята, случайно, не мои ли будущие одноклассники?»- подумалось тогда мне. Я уже так привык к тому, что все, кто меня окружает такие злопамятные, что даже не сообразил, что прошло два года, что они просто не видели моего лица, что это могли быть другие ребята, которые просто забежали на школьный двор, но на самом деле учились в другом месте или ещё не учились. Страх сковывает наши движения, мешает думать. Я боялся.
Мы зашли в здание гимназии, похожей на ту, где я писал олимпиаду по географии в прошлом году. Она поражала с самого начала. Огромных размеров здание, окна, внутренний школьный двор. Казалось, что ты утонешь в этих каменных джунглях. Внутри школа так же поражала, как и снаружи. Длинные, широкие и светлые коридоры разбегались во все стороны. На стенах висели звёзды, на которых были написаны имена золотых медалистов, окончивших эту школы, с начала девяностых годов. «Хотел бы и я оказаться на одной из этих звёзд» - размечтался я. Мягкая мебель, цветы, герб, флаг встречали нас по пути к кабинету директора, который нам указали охранники при входе.
Кабинет Голиковой Надежды Константиновны располагался на первом этаже и состоял из двух комнат: приёмной, где сидела секретарь, и, собственно, кабинета, где за длинным столом восседала директриса. Она была на своём месте, и поэтому нам не пришлось долго ждать, когда она соизволит нас принять.
На её длинном столе было много еды. Это мне казалось странным, что на рабочем месте директора стоят блюда с виноградом, газированная вода, различная нарезка, какие-то конфеты. Вроде бы рабочий день, учебный год заканчивается, но всё-таки ещё осталось учиться две недели. Вроде бы рано для праздников. В общем, первое впечатление от Надежды Константиновны было довольно противоречивым: с одной стороны было видно, что она держит нити управления школой, а с другой, этот непонятный фуршет во время работы, как-то расхолаживал. Хотя потом подумал, что может она, балует не себя, а какую-нибудь комиссию, которая проверяет школу. Надежда Константиновна рукой указала нам с мамой место у своего стола. Мы сидели в метрах двух от неё. Наверное, руководители специально заводят себе в кабинетах такие длинные столы, чтобы отгородиться от подчинённых и просителей. Дистанция, зона отчуждения, быть может, не такая большая, но вполне удобная, чтобы держать в руках нити разговора, чувствовать, куда может завести беседа. Директор начала разговор.
- По какому вопросу вы пришли ко мне?
- Да вот хочу сына устроить в вашу школу,- ответила мама.
- Что ж это неплохо! А что это ваш сын сам не приехал, ему ведь здесь учиться. Неужели, сам ничего не может?
- Да, Витя у меня послушный и самостоятельный. Сам всё может.
- Это замечательно! Я просто пошутила, захотела обстановку разрядить, а то вы так напряжены. Конечно, мама должна ездить с сыном в новую школу.
- Сын мой сможет перейти в вашу школу?
- Конечно, сможет! Просто надо будет сдать экзамены по русскому языку, математике и английскому. Если выдержит вступительные испытания, то милости просим к нашему шалашу!
Я заволновался, услышав о вступительных испытаниях. Чувствовал, что здесь, в гимназии уровень знаний намного выше, чем в моей школе. Хоть там я и являюсь отличником, но это не значит, что мои «пятёрки» будут котироваться здесь. Тогда я приуныл. «Неужели мне не суждено выбраться из школы? Неужели не буду учиться здесь, ходить по этим широким и длинным коридорам?». Наверное, мои тяжёлые думы отразились на моём лице. Надежда Константиновна заметила, что я приуныл.
- Как сына-то зовут? – спросила она у моей мамы.
- Витя,- ответила она.
- Витя, чего ты так напрягся! Возьми виноград. Поешь. Расслабься.
- Нет, спасибо большое! Просто задумался об экзаменах.
- А что о них думать! Их сдавать надо!
- Я и думаю о сдаче.
- Хочу заметить, что Витя является отличником. Одним из лучших учеников,- как бы, между прочим, вставила моя мама.
- Тогда вам и карты в руки! Сдадите в лёгкую экзамены и добро пожаловать в школу! Сходите сейчас к Веронике Николаевне, учительнице математике, и поговорите с ней об экзамене. Она сможет более конкретно ответить на ваши вопросы. Её кабинет № 22 находится на третьем этаже. Сейчас выйдите из моего кабинета, пойдёте налево, подниметесь по лестнице на третий этаж, пойдёте прямо. Кабинет Вероники Николаевны будет почти в самом конце коридора, перед библиотекой. Попросить, чтобы вас проводили?
- Нет, спасибо! Вы очень подробно объяснили дорогу. Найдём.
- Желаю Вите удачной сдачи экзаменов и жду его первого сентября на линейке.
- Спасибо, вам, Надежда Константиновна! До свидания!
- До свидания!
Мы вышли из кабинета директора в хорошем расположении духа. Мне директор очень понравился. Было видно, что она не пытается обмануть, представить школу, её учителей в лучшем свете. Надежда Константиновна говорила от души, от самого сердца. Она хороший управленец, который может отвечать перед кем угодно за вверенный объект.
Довольно скоро мы уже стояли рядом с кабинетом Вероники Николаевны. Над дверью висели какие-то геометрические фигуры, функции. Тогда я так волновался, что даже не пытался вдумываться в картинки. Именно за математику я боялся больше всего. В кабинете, судя по звукам, шёл урок. Оказалось, там сидел мой потенциально новый класс и пытался вникнуть в глубину геометрических формул. Вероника Николаевна заметила, что два каких-то непонятных, с её точки зрения, человека сидят на подоконнике во время урока. Она вышла из класса и закрыла за собой дверь.
- Что вам нужно? – обратилась она к моей маме.
- Мы от Надежды Константиновны. Хотим перейти к вам в школу. Вот мой сын Витя, он сейчас учится в седьмом классе. Мы хотели узнать насчёт экзаменов по математике.
- Очень хорошо. Я являюсь классным руководителем седьмого класса «Г». Они сейчас как раз сидят у меня. Если вы твёрдо решили переходить, то советую вам переходить именно к нам в класс, так как в седьмом «Д» девчонки очень сильно влияют на микроклимат в коллективе.
- Понятно. Спасибо за информации.
- А как у вашего сына с математикой, да и вообще с успеваемостью?
- Очень хорошо. Он отличник. Хотите, мы покажем вам дневник?
- Да, очень бы хотелось увидеть.
Я до того тихо стоявший чуть поодаль и скорее слушавший класс, который в отсутствие Вероники Николаевны молчал, теперь снял портфель со спины, достал дневник и передал его ей. Она недолго искала нужные ей страницы.
- Очень хорошо! Я думаю, что Витя прекрасно впишется в наш класс.
- А что по поводу экзаменов? – спросила мама.
- А какой смысл мне его проверять, когда я и так вижу, что и по алгебре и по геометрии он хорошо подкован. Зачем мне тратить ваше время, своё время на бессмысленную проверку? Если вы всё-таки решили переходить в нашу школу, то я скажу Надежде Константиновне, что вы выдержали испытание.
- Спасибо вам.
- Мне-то за что? Ваш сын молодец, хорошо учится.
- Я хотела узнать, а как класс? Какие взаимоотношения внутри?
- Тут я могу поручиться, что в классе всё хорошо. Все хорошо общаются. В этом году у нас пополнение, к нам пришёл новенький, Влад Ващук.
- Влад Ващук? – переспросил я.
- Да, Влад Ващук. Он приехал к нам из Протвино. По-моему ничего необычного нет.
- А это не брат ли Лизы Ворониной?- спросила меня мама.
- Да, вроде всё сходится. Мне бы его увидеть.
- Это несложно. Хотите, я позову его?- спросила, немного замявшись, Вероника Николаевна.
- Если действительно несложно.
Она на мгновение зашла в класс и вышла оттуда вместе с рыжеволосым веснушчатым мальчиком. Он почти не изменился с четвёртого класса, только вырос. Совпадение было стопроцентным. Это был тот самый Влад Ващук, двоюродный брат Лизы. С ним я учился в четвёртом классе, теперь получалось, что мне с ним придётся опять быть в одном классе.
- Привет, Влад,- сказал я и пожал ему руку.
- Привет.
- Это он?- спросила Вероника Николаевна.
- Он-он,- радостно отвечал я.
- Всё, иди в класс
Влад вернулся в кабинет. Интересно, говорил ли он своим друзьям о причине своего вызова. И если да, то какова была их реакция.
- Даже до сих пор не верится! Как так возможно? Какова была вероятность, что мы с ним опять будем учиться в одном классе?- поражался я.
- Раз вы знакомы, то полагаю вам и карты в руки. Вместе с Владом тебе будет намного легче адоптироваться и влиться в наш класс.
- Я тоже так думаю
- Тогда я думаю, что вам надо поговорить с другими учителями по поводу экзаменов. С Марией Ивановной по поводу английского языка, её кабинет, на нашем этаже. Сейчас пойдёте по коридору, повернёте направо, третья дверь будет вашей. А потом с Маргаритой Сергеевной, учительницей русского языка и литературы. Её класс находится на втором этаже, кабинет №11. Кабинет почти что под нами, так что не заблудитесь. Лично я не против того, чтобы Витя учился в моём классе. Надеюсь, и другие учителя вам не откажут. До свидания.
- Спасибо, Вероника Николаевна. До свидания!
Как всё прекрасно складывалось! Ни директор, ни моя будущая классная руководительница не были против того, чтобы я учился в гимназии. Всё складывалось идеально. Даже Влад, которого мы в своё время всем классом опускали, учился здесь. Таких случайностей просто не бывает. И это неспроста.
Скоро мы были у кабинета Марии Ивановны. У неё урока не было, но она ещё не уходила домой, а занималась какими-то делами в кабинете. Что-то писала в классном журнале, переставляла книги, складывала в стопки тетради. Страх ушёл, мы уже смело входили в кабинеты, будто так и надо. Мария Ивановна не была удивлена нашему визиту. На её лице не было и тени испуга оттого, что к ней в кабинет зашли какие-то неизвестные ей люди. Наоборот, казалось, что она ждала нас уже давно, будто знала об этой встрече ещё неделю назад.
Моя мама кратко обрисовало ситуацию. Мария Ивановна не стала тянуть и сразу перешла к моему опросу. Наша беседа была простой, и мне не составило труда поддерживать разговор на английском языке.
- Как тебя зовут?
- Меня зовут Виктор Казаков.
- Сколько тебе лет?
- Мне тринадцать.
- Расскажи о своей семье.
- Моя семья не очень большая. У меня есть мама, папа и старший брат.
- У тебя есть хобби?
- Да, есть
- Чем ты увлекаешься?
- Мне нравится история, литература, футбол.
- Тебе понравилась наша школа?
- Да, школа очень хорошая.
- Я считаю,- перешла Мария Ивановна на русский язык,- что Витя вполне мог бы учиться у нас в школе. Так, ему есть в чём прибавить, но в принципе, у него вполне неплохой уровень понимания языка и владения устной речью.
- Спасибо, вам,- сказала мама.
- Да не за что! Надеюсь, что мы встретимся первого сентября
- Я тоже на это надеюсь.
- Тогда, до встречи, Витя!
- До свидания!
Два из трёх учителей сказали мне «да». Уже одной ногой я был в гимназии. Оставалось только переговорить с Маргаритой Сергеевной. Русский язык меня не волновал, так как я всегда писал грамотно. Самые пугающие меня предметы были пройдены мной на «ура». Когда мы шли к Маргарите Сергеевне, моя мама спросила меня
- О чём вы говорили?
- Мария Ивановна спрашивала меня о семье и моих увлечениях
- И как, нормально ответил?
- Как видишь, очень даже недурно.
Кабинет Маргариты Сергеевны был залит солнечным светом. Каждый угол, каждая полка шкафов были освещены. Она была не одна, вместе с ней чай пила какая-то другая учительница. На вид ей было столько же лет, сколько и Маргарите Сергеевне. Теперь, в этом залитом солнцем кабинете, решалась моя судьба. Как она сложится? Поставит ли эта учительница точку в моих мечтах, которые с каждой минутой становились всё явственней и явственней, и мне придётся забыть о гимназии, как о послеобеденном сне. Или Маргарита Сергеевна поставит восклицательный знак, откроет шлагбаум, и я попаду в эту школу, буду ходить по коридорам, которые уже стали мне такими родными. Всё решалось в эти минуты.
- Здравствуйте. Вы, по какому делу?- спросила Маргарита Сергеевна
Моя мама уже в третий раз рассказала историю о том, что хочет устроить меня в эту школу.
- А учится Витя хорошо?
- Вроде, неплохо,- немного замялся я,- вот дневник.
Маргарита Сергеевна даже и не собиралась его смотреть.
- Верю. А пишешь как, грамотно?
- Да, вроде редко ошибки допускаю в диктантах и сочинениях. Такая природная грамотность.
- Это очень хорошо.
Солнце светило мне прямо в глаза. Приходилось морщить лоб, наклонять голову, чтобы не поймать солнечных зайчиков.
- Чего хмуришься?- спросила меня Маргарита Сергеевна.
- Солнце в глаза светит,- простодушно ответил я.
- А я думала, что боишься.
- Меня сложно чем-нибудь испугать.
- Это хорошо.
- Я тоже так думаю.
Теперь в разговор включилась вторая учительница, которая до этого только слушала нас.
- Раз вы собираетесь переходить к нам в школу, то вам надо знать, что у нас два иностранных языка.
- Какие у вас изучают языки,- спросила мама.
- Французский и немецкий.
- Нет, французский как-то не очень, а немецкий мне больше нравится. А ты, Вить, как думаешь?
- Мне тоже немецкий нравится. А у французов картавить, шепелявить надо. Это не по мне.
- Вот и хорошо! Я как раз учительница немецкого языка. Белова Екатерина Владимировна.
- О, какое совпадение!
- Вы раньше изучали немецкий язык?
- Нет, никогда.
- Если надумаете поступать к нам в школу, то я могу позаниматься с вашим сыном.
- Это было бы неплохо!
- Вот мой номер телефона. Если надумаете, то звоните, обговорим детали.
- Спасибо, мы будем думать и решать.
Маргарита Сергеевна опять вступила в разговор.
- Я ничего против зачисления Вити не имею. Думаю, что он сможет обойтись без экзаменов.
- Замечательно!
- Надеюсь, что с первого сентября он станет учеником нашей школы. Вы ещё не надумали, в какой класс пойдёте?
- Думаем в 8 «Г», к Веронике Николаевне
- О, очень хорошо! Теперь там двое Вить будет
- Очень неплохо!
На этом наш разговор был окончен. Три из трёх сказали «да». Не было никаких препятствий, чтобы учиться в этой школе. Дело было за нами. Оставалось нам сказать «да» и уйти из этого ада, где я учился два года. Уже стоя на остановке, я представлял себе хорошего управленца, но приятную Надежду Константиновну, строгую и немного надменную Веронику Николаевну, немного смешливую Марию Ивановну и уже старых учителей Маргариту Сергеевну и Екатерину Владимировну. Был солнечный день. Было очень жарко и душно. Небо было безоблачным. Машины, грузовики, автобусы неслись мимо нас по шоссе с огромной скоростью. Ночь, которая окружала меня два года, заканчивалась. Начинался новый день. Каким он будет, я узнаю через каких-то три месяца. Но давно у меня не было такого хорошего предчувствия. Жизнь двигалась дальше.
Их судьбы
Я ушёл из этой школы, но она упорно не хотела покидать меня. Все мои, уже бывшие одноклассники, жили в моём районе, поэтому мне с ними приходилось волей-неволей сталкиваться. Не скажу, что всегда мне это доставляло удовольствия. Но, что поделаешь, одноклассников не выбирают. Хотя все они разом выпали из моей жизни: я перестал звонить им, а они мне. Мы забыли обо всём, будто мы никогда друг о друге не знали и не слышали. Два года, которые мы вместе прошли, казались страшным сном, вымыслом, фантазией. Я опять остался без прошлого, как будто только что появился на свет. Все мои знания о своих одноклассниках строились на слухах. Поэтому за многие сведения я не смогу поручиться и проверить. И анализировать непроверенные данные я тоже не собираюсь. Пусть будет просто краткий рассказ.
Дима Войнов после девятого класса пошёл в какой-то колледж или техникум общественного питания, который как-то закончил и сейчас работает или в магазине продавцом или в какой-то столовой поваром. Говорят, сильно отъелся. Вроде собирается жениться.
Саша Никонов по окончанию девятого класса загремел в тюрьму по знаменитой, воспетой многими рэперами 228 статье УК РФ. По-моему ему дали четыре года, так что по идее он уже должен был выйти.
Саша Кисляк мог перейти со мной в гимназию, но его мама не захотела менять привычное место на что-то новое и неизвестное. В итоге он остался в школе до одиннадцатого класса. Затем он пошёл в какой-то колледж на электрика или что-то вроде того. Учится там и сейчас.
Паша Махоркин, отучившись одиннадцать классов, пошёл служить в армию. Меня удивляет, почему он не поступал в университет, хотя способности были. Насколько я слышал, даже не пытался.
Скорее, я слышал не о Пете Щемилине, а об его сестре, которая стала недавно матерью, а Петя, соответственно, дядей.
Вова Девушкин тоже закончил школу в одиннадцатом классе. Начал встречаться с Олей Петровой, говорили, что у них там всё серьёзно, чуть ли не до свадьбы дело дошло. Вова тоже не поступал в университет, а пошёл работать в милицию.
Женя Пороховщиков, как бы над ним не издевались, всё-таки вытянул счастливый билет. Поступил в университет на актёра. Он учится, ему это нравится. Разве это не прекрасно, что он смог устроить свою жизнь намного лучше, чем те, кто над ним смеялся. Даже, если он не станет известным актёром, то он всё равно сможет устроить свою жизнь хорошо, в отличие от своих «друзей».
Володя Чистов тоже смог мобилизовать свои силы и поступить в физико-математический институт. Хоть я его и не любил, но всё-таки пожелаю ему удачной учёбы и успешной карьеры.
А вот его друг, Саша Галкин, говорят, после девятого класса, изменился до неузнаваемости. Тихий, умный мальчик превратился в сорвиголову, который плюнул на всё. Говорят, он хотел стать певцом. Не получилось. Отзвенел «последний звонок» и единственное, что у него получилось, так это заскочить на подножку поезда, который увёз его на службу в армию. Отслужив, он женился на Алёне, которая скоро должна родить. Ни он, ни она не работают. Их родители им не особо помогают, поэтому Алёна вынуждена просить детскую одежду у своих подруг.
Левченко Ваня проучился все одиннадцать классов. Сдал ЕГЭ просто ужасно: за три предмета он набрал девяносто с чем-то баллов. Поступал он в индустриальный университет. И прошёл! Он оказался льготником и поэтому даже попал на бюджет. Ах, Россия! Когда я учился на первом курсе, то очень часто с ним сталкивался, но особого разговора как-то не получалось. Встречал я его и на стадионе возле гимназии, где я играл в футбол. Вроде со второго курса его выгнали, но в армию он не попал из-за здоровья. Иногда вижу его, гуляющим по району.
Теперь перехожу к прекрасному полу.
Даша Гончарова всё-таки догулялась. В семнадцать лет она родила. Мужа у неё нет. Наверное, даже сама не знает, от кого залетела. Видел её за эти годы всего один раз: шла по улице с коляской. Если бы мама не сказала, что это Даша, то никогда бы не узнал. Стала намного толще, страшнее.
Лиля Котова ушла из школы после девятого класса. Тогда же и родила.
Настя Горохова окончила все одиннадцать классов и даже поступила в какой-то левый университет. Проучилась она там, правда, один курс. Вылетела Настя оттуда не из-за академической неуспеваемости, а из-за того, что забеременела.Родители были рады, что выдали дочь замуж. Но, говорят, что муж совершенно индифферентно относится к воспитанию своего ребёнка, так же, как и Настя, которая ещё не совсем понимает, что стала матерью.
Её подругу, Машу Сорокову, я видел совсем недавно. Она и раньше была не очень красивой. А теперь стала похожа на какого-то мужика. Девушки, никогда не курите. Маша из-за сигарет стала совсем плохой: белые волосы пожелтели, стали ломкими, сухими, как солома, лицо стало бледным, губы совершенно бесцветными, глаза тусклые, как у воблы, щёки впали, как будто она не ела месяц. А целоваться с ней, наверное, так же неприятно, как и с урной.
Полина оказалось феноменом. Обычно люди едут из Подольска учиться в Москву в университет. Она проследовала в обратном направлении.
Вика Цветкова, моя соседка по парте, не смогла реализовать свои лучшие качества на сто процентов. Ей надо было учиться, но она стала матерью в восемнадцать лет. Прощай, университет! Прощай, высшее образование! Её муж безработный. Ему помогают родители. Он совершенно не занимается воспитанием ребёнка, целыми днями играясь с котёнком. Бедная, Вика! Неужели ты об этом мечтала в седьмом классе?
Об остальных я ничего не слышал, да и не видел их с тех пор, как ушёл из школы. Испытываю ли я сожаление по этому поводу? Признаюсь честно, нет. Они не стали мне второй семьёй, вторыми сёстрами, братьями. Мы изначально были слишком разными, а я не хотел снисходить до их уровня. Моя жизнь, которая только начинается, только выходит на разгон, доказывает, что я был прав.
Эпилог
- Когда чайки летят за траулером, то они думают, что сардины будут выброшены в море.
- Эрик Кантона, известный футболист
Тьма всегда вокруг нас. Тьма и свет в равной степени окружают нас всю жизнь. Мы рождаемся, выходя из тьмы на свет. Когда мы спим, то тоже погружаемся во тьму. Даже Космос, который окружает нашу планету и тот тёмный. Темно в пещерах, подвалах, чердаках, даже в комнате и то темно. Иногда, кажется, что тьма всемогуща, что она везде. Во тьму легко погрузить, стоит только выключить свет, закрыть шторы, жалюзи, портьеры, сомкнуть глаза. Как легко пасть во тьму! Тьма всепоглощающая, всепобеждающая, всеуравнивающая. Кажется, что тьма всегда побеждает в споре со светом. Зимний день намного короче ночи. Летние ночи самые тёмные в году. Ведь нет никакой надежды на то, что свет победит.
Но так кажется только с первого взгляда. И тьму можно побеждать. Много ли для этого надо? Как оказалось, совсем чуть-чуть. Тьму легко победить, легко прогнать. Когда в ночи мы видим страшный сон, то мы просыпаемся, открываем глаза, включаем свет. Тьма ушла. Ночь прошла, мы проснулись, но наша комната ещё в полумраке из-за штор, которыми мы на ночь отгораживаемся от внешнего мира, его проблем и опасностей. Мы раскрываем чуть шторы и утренний солнечный лучик, как зайчик заскакивает в нашу комнату, как меч, разрезая темноту напополам. Мы открываем штору ещё больше, и маленький зайчик превращается в огромный солнечный поток, заливающий комнату светом. Тьма побеждена, от неё не осталось и следа!
Но бывает так, что мы оказываемся в незнакомом месте, помещении. Мы не знаем, как выйти из него, как рассеять тьму, которая окружает нас. Если запаниковать, то можно пропасть навсегда: заблудиться, попасть в тупик, остаться здесь навсегда. Без паники! Ведь вы оказались предусмотрительным человеком, в вашем кармане оказался коробок спичек или зажигалка. Чирк! Маленький огонёк уже победил тьму, она бежит от вас. Вам это и нужно, поддерживая этот маленький спасительный огонёк, вы освещаете каждый угол, каждый поворот этого незнакомого коридора и после долгих страхов и мучений всё-таки выбираетесь на божий свет. Огонёк стал не просто оружием против тьмы, но ещё и путеводной звездой выведшей вас к жизни, к свету.
Не бойтесь тьмы. Это часть нашей жизни, да неприятная, но и через неё надо проходить с гордо поднятой головой. Когда вас окружает тьма, то смотрите под ноги, а то вдруг спотыкнётесь, упадёте в неизвестность и костей не соберёте. Чтобы пройти через тьму сомнений к звёздам, всегда держите ваши спички в сухом месте, чтобы они загорелись в нужный момент и указали вам дорогу. Тьма тоже учит, как надо встречать свет, как жить в нём. В тёмной комнате можно найти чёрную кошку и вывести её на белый свет. Я смог, а сможете ли вы сделать тоже самое?