ЧАСТЬ 2. ЖЕНЩИНЫ ДЖУГАШВИЛИ.
Глава 1. Прасковья Георгиевна Михайловская – дочь или миф?
О Сталине (Джугашвили) написано историй больше, чем обо всех императорах России вместе взятых: подобострастных, одиозных, сенсационных, ненавистнических и откровенно лживых. Из этого бездонного ящика со всевозможными записями и воспоминаниями о вожде историкам приходится выуживать ценное и находить зерна истины, как крупинки золота в сибирской реке. С некоторыми данными долго не соглашалась официальная наука, иногда признавая факты лишь частично, В 90-е годы информации о вожде исчезнувшего с карты государства вылилось такое громадное количество, что трудно даже понять, а какова она сегодня официальная точка зрения. Будем объективными, как обычно, оценим имеющиеся данные в области, которую мы ограничили заголовком: « Джугашвили и его женщины».
Есть очень серьезное основание утверждать, что первой дочерью Иосифа была некая Прасковья Георгиевна. Прежде всего, оно базируется на отношении органов к письму, направленного на имя И.В. Сталина.
16 апреля 1938 года секретарь Сталина А. Поскребышев получил конверт из НКВД, в котором лежали сопроводительное письмо, написанное одним из крупных работников НКВД и письмо на нескольких тетрадных страницах в косую линейку от гражданки М. Михайловской, которая была теткой мужа Прасковьи Георгиевны
«Служебная записка.
В ЦК ВКП(б)
Тов. Поскребышеву.
Посылаю вам письмо Михайловской М., полученное нами на имя тов. Сталина.
Прилож.: упомянутое.
В. Иванов»
« Многоуважаемый товарищ Сталин.
Игрой судьбы, или игрой стечения обстоятельств я являюсь родной теткой мужа очень близкого Вам по крови человека. Если вы помните Вашу юность и раннюю молодость, (а это никогда не забывается)*, то Вы, конечно, помните маленькую черноглазую девочку, которую звали Пашей. Она Вас хорошо помнит. Мать Ваша говорила по-грузински и эта Паша эти слова запомнила: Милая дорогая детка.
Я познакомилась с Пашей и ее матерью в первые годы Революции. Это была высокая стройная черноокая красавица грузинка, смелым и открытым взглядом. На мой вопрос к ее матери — почему Паша такая черненькая, т.к. мать ее была светлая, мать Паши ответила, отец ее грузин. Но почему же Вы одни? На этот вопрос мать Паши ответила, что отец Паши посвятил себя служению народа, и Вы это Сталин. Эта Паша послала свои детские карточки через секретариат Вам, но они кажется, к Вам не попали.
Откуда я все это знаю? Позавчера ко мне приходит высокая женщина в платочке скромно одетая. Паша как Вы изменились, похудели? На эти мои вопросы она ответила: муж умер, ребенок мой умер, мать, которая была единственным близким человеком и ту недавно похоронила. Я одна, одна, на целом свете, и заплакала. Я приехала в Москву, чтобы выполнить завет матери, передать свои детские карточки т. Сталину. На мой удивленный вопрос, — а разве он Вас знает? — она ответила, — даже очень хорошо, когда я была маленькая. Я внимательно взглянула на Пашу и вижу, что у ней Ваше лицо т. Сталин. То же общее выражение открытого смелого лица, те же глаза, рот, лоб. Мне стало ясно, что Паша близка Вам по крови. Сестра, или дочь, или племянница. Но оставлять ее в таком положении нельзя. В дни молодости Вы пережили не мало, и поймете, что значит нужда. А Паша, потеряв мать, впала в такое отчаяние, что забросила работу, она машинистка. Забросила свои дела, и лишилась даже площади. Я сказала Паше, что попасть к тов. Сталину трудно. Паша сказала, я хочу на него только взглянуть, чтобы мне вернули мою площадь. Паша как- то умудрилась ее потерять.
Она тщетно пытается добиться с Вами свидания с 20 марта и ее письмо к Вам, т. Сталин, и ее детские карточки, до сего времени находятся в секретариате. Она значится под фамилией моего племянника: Прасковья Георгиевна Михайловская.
Но вот несчастье, она пропала. Она вчера ушла от меня в 10 утра, и не вернулась. Весь день и всю ночь я прождала ее. Страшно беспокоюсь, не случилось ли несчастье с ней. Она могла попасть под трамвай, желая добиться свидания к Вам, она доведенная тщетностью этого могла покончить собой. Что с Пашей, где она, помогите разыскать ее. В Вашем секретариате с ее детскими карточками, может быть указан ее адрес, где она проживала в Москве. Там ее дальше без прописки не держат. Я предложила ей временно поселиться ко мне. Ходила в домоуправление в 6 вечера - домоуправ. на замке. На следующий день несу ее паспорт в 10 утра — опять та же картина, заперто. Днем не могла потому предъявить, что Паша ушла с паспортом и не вернулась. Она всегда живет в Рудни Саратовской губ.
Ради Вашей матери, которой была близка эта девочка в прошлом, нужно найти, куда она пропала. Очень жаль, что Вы не видели Пашу, когда я ее увидела первый раз — 18 летняя красавица. Смерть ее матери очень ее изменила. Кто бы она Вам не была – племянница, сестра, но поразительное с Вами сходство доказывает, что она близка Вам по крови. К Вашему сведению сообщаю, что своей молодостью и красотой Паша не торговала, а всегда жила честным трудом и потому такой родственницей можно гордиться. Теперь я понимаю, почему мне всегда казалось, что где-то раньше я знала Вас. Это выражение смелого открытого лица и есть выражение Ваше и Паши, если в прошлом Паше, как и Вам, пришлось пережить немало. Необходимо разыскать, где сейчас Паша и дать ей отдохнуть.
По Вашему приказанию Пашу разыскать нетрудно. Она каждый день звонит в секретариат. [Надо] предложить ей, чтобы она пришла. Если конечно она жива и с ней не случилось несчастье. У меня ее вещи, подушка и одеяло и то, что она не пришла ночевать, меня страшно беспокоит. М. Михайловская».
Следует разобраться с самим содержанием письма, которое написано малограмотной женщиной довольно сумбурно. Итак, речь в нем идет о девочке, женщине Прасковье (Паше) Георгиевне Михайловской (фамилия по мужу), которой в первые годы после революции (надо понимать 1917-1920) было 18 лет. Значит, родилась она где-то в 1899 – 1902 годах. Автор письма, в начале письма утверждает, что «отец Паши посвятил себя служению народа, и Вы это Сталин». А затем, как бы засомневавшись в таком четком определении, предположила, что «Паша близка Вам по крови. Сестра, или дочь, или племянница». У Иосифа не было ни сестер, ни братьев, ни племянниц. Родственники были. У отца Иосифа (Бесо) был брат Георгий и сестра Пелагея, у матери (Кеке) – братья Гелах и Сандал. Был ли у них дочери, не известно. Георгий был убит в 25-летнем возрасте (до 1870г.). Он не мог быть отцом Прасковьи. Какое-то сходство могло передаваться через детей Георгия и Пелагеи, но о них ничего неизвестно, и были ли они? Отчество Прасковья могла получить по имени отчима, мужа матери.
В письме ничего не говорится, где родилась Паша, кто ее мать, о которой сказано лишь вскользь, что она была грузинкой со светлыми волосами и черноокой. Из текста следует, что Иосиф видел дочь и должен ее помнить, поэтому Прасковья решила отправить свои детские фотографии. Кроме того указывается на то, что мать Иосифа (Екатерина Георгиевна) знала о существовании девочки и даже помогала ей. Но мать Сталина, Екатерина Георгиевна, умерла в 1937 г. и проверить, знала ли она Пашу, было нельзя. Приведенные в письме данные столь расплывчаты, что по ним ничего конкретного утверждать невозможно, и более того вызывают некоторое подозрение, что написаны некой самозванкой. Дети лейтенанта Шмидта появлялись во все века, и чем выше поднимался по лестнице успеха человек, тем больше появлялось у него лжедетей.
Поэтому секретариат должен был привыкнуть к разным инсинуациям и такие письма отсеивать или просто сразу уничтожать. Однако с этим письмом и приложенными фотографиями история оказалась не совсем простая - его отправили на проверку в НКВД. К удивлению, работники органов нашли что-то важное для вождя, и отправили его Поскребышеву совершенно секретным письмом, с которым Сталин был ознакомлен. Вождь отреагировал на казалось бы бредовое письмо, с нашей точки зрения, странным образом, приказал письмо отправить в личный архив. Зачем? В архиве хранят обычно что-то важное, что может пригодиться в будущем, что полезно вспомнить и снова просмотреть. По нашей логике, в любом случае, если обнаружилось что-то важное, то следовало бы все перепроверить, поговорить и что-то сделать с просителем – оказать помощь или наказать за мошенничество. Никакую резолюцию на письмо вождь не наложил, так как по тексту письма и потому, что оно прошло через НКВД, понял, что уже меры приняты. Когда Прасковья Георгиевна звонила в секретариат, ее попросили приехать на Лубянку, с ней поговорили, и она пропала. Это исчезновение и вызвало беспокойство тетки мужа Прасковьи.
Реакция НКВД и Сталина на письмо не оставляют сомнения, что речь идет о его дочери и о его связи с неизвестной женщиной, умершей в 1937-1938 году. Попытаемся установить, когда и где могла появиться Пелагея на белый свет. 5 апреля 1902 г. Иосиф был арестован, и вновь он оказался в Тифлисе после побега из ссылки только в феврале 1904 г. В письме указывается, что Сталин видел Пашу и должен помнить ее очень хорошо. «На мой удивленный вопрос, — а разве он Вас знает? — она ответила, — даже очень хорошо, когда я была маленькая». То есть он приходил к матери Паши не один раз, и ребенок уже приобрел какие-то индивидуальные черты, по которым Иосиф через годы мог сказать, что она его дочь. Надо полагать, что эти встречи происходили до ареста, и что к этому времени девочке было уже два-три года, то есть родилась она в 1899-1900 году. Из этого следует, что ухаживать Сосо начал за матерью Паши, будучи семинаристом.
Четвертый класс семинарии, когда ему было уже почти двадцать лет, Иосиф закончил с тройками почти по всем предметам и, как результат, двадцатое место в списке успевающих (из 23). В «Журнале» за учебный 1898-1899 год число записей о нарушении порядка Иосифом Джугашвили резко увеличилось. Весной 1899 г. на выпускные экзамены Иосиф не пошел, за неявку на экзамен был исключен из семинарии. Решение об исключении И.В. Джугашвили гласило: «Увольняется из семинарии за неявку на экзамены по неизвестной причине».
Имея возможность выходить в город хотя бы на два часа по воскресениям, семинарист мог познакомиться с девушкой/ женщиной и увлечься ее. И именно, столь яркие первые чувства могли и явиться причиной опозданий из отпуска на три дня, его дерзкого поведения. Хотя в официальной литературе его отчисление из духовной семинарии и плохие оценки (20 место из 23) объясняли тем, что в августе 1898 года Иосиф стал членом группы «Месаме-даси» — первой грузинской социал-демократической организации и руководил нелегальным марксистским кружком. Но вполне возможно, что причиной посредственных оценок и плохого поведения стали его первые чувства к женщине, с которой он познакомился во время своих увольнительных в город. Встречи с ней стали для него настолько важными, что он решил отказаться от предначертанного матерью пути - быть священнослужителем - епископом, архиереем, митрополитом. (Диаконы и священники могут быть как женатыми (но только первым браком), так и монашествующими, а епископы - только монашествующими). По косвенным данным, можно предположить, что Паша родилась в Тифлисе в 1899 г. или в начале 1900 г.
2 октября 1899 г. Иосифу было выдано свидетельство об окончании четырех классов. Курс обучение в духовной семинарии был шестилетним. В 5-м и 6-м классах начинали изучать богословские науки. В свидетельстве говорилось, что он «при поведении отличном оказал успехи». И далее, что в случае, если Сосо отказывался дальше нести духовную службу или работать учителем, он должен был вернуть семинарии 680 руб. Казалось бы, при наличии такого долга, Иосифу надо было, если духовная служба его не привлекала, идти работать учителем, он и попытался осуществить. Некоторое время Иосиф занимался репетиторством, но нужны были для жизни деньги не от случая к случаю, а постоянно (возможно, его женщина забеременела). В конце года 1899 г. он устроился на работу в Тифлисскую физическую обсерваторию с окладом 20 рублей в месяц, ему предоставили служебную квартиру (и это было очень важно). Тифлисская обсерватория являлась обыкновенной метеорологической станцией. В начале 1900 г. к нему в Тифлис приехала мать, некоторое время она жила вместе с сыном в обсерватории. Ее приезд вполне вероятно был вызван появлением внучки. Судя по тому, что друзья не упоминали ничего о девочке и матери, надо считать, что мать с ребенком жила отдельно, а Иосиф их навещал. 21 марта 1901 г полиция произвела обыск в физической обсерватории. Узнав об обыске, Иосиф перешел на нелегальное положение и скрылся, не только от полиции, но и от гражданской жены с ребенком. Оказавшись брошенной без средств существования, женщина вышла замуж за Георгия, и записала дочь на его имя. А когда Иосиф появился через годы, прокляла его и наговорила про него столько, что о ней и о ребенке он никогда не хотел слышать ни одного слова.
Сталин вспомнил о Паше, скорее всего, только после просмотра фотографий и прочтении письма. Но встречаться с дочерью не захотел. К судьбе дочери Прасковьи проявил вождь полное равнодушие, он очень хорошо запомнил, что говорила про него эта женщина, и этого он никому никогда не прощал.
Глава 2. ОЛЬГА ЕВГЕНЬЕВНА АЛЛИЛУЕВА ( ФЕДОРЕНКО) -БЫЛА ЛИ?
Сенсационная версия о связи Иосифа с Ольгой Евгеньевной вызвала всеобщий переполох и среди политиков, и среди официальных историков, и среди общественности. О ней заговорили шепотом после разоблачения культа личности. Авторы версии утверждали, что Надежда Аллилуева была дочерью вождя, и их дети были одновременно для Сталина внуками. В перестроечное время об этом предположении сообщила Лариса Васильева в своей книге «Кремлевские Жены». Она вспомнила рассказ, который она слышала в юности от какой-то старой большевички, просившей не называть ее имени - не из страха, а потому, что «просто стыдно». У этой женщины в юности была подруга, дружившая с Надеждой Аллилуевой. «Однажды, это было примерно за неделю до седьмого ноября, Аллилуева сказала своей подруге, что скоро с ней случится что-то страшное. Она проклята от рождения, потому что она - дочь Сталина и его жена одновременно. Сталин якобы сам сказал ей это в момент ссоры. Бросил в лицо: мол, то ли от меня, то ли от Курнатовского. А когда она остолбенела, пытался поправить положение: пошутил, мол.. Она прижала к стенке свою мать, которая в молодости хорошо погуляла, и та призналась, что действительно была близка со Сталиным и со своим мужем в одно время то ли в декабре 1900-го, то ли в январе 1901-го … и, если честно, не знает, от кого из них родилась Надя, хотя, конечно, она на законного отца похожа, значит, от него». Дальше, по рассказу старой большевички, события стали разворачиваться как снежный ком. Надежде Сергеевне стало казаться, что «она - дочь Сталина, а значит, она - сестра своих дочери и сына. В последние дни своей жизни она считала, что таким, как она, проклятым, не место на земле».
Та же самая мысль передана в разных источниках в виде рассказа:
«В 1930 году Сталин с женой возвращались с какого-то праздника и очень сильно поругались в машине, а когда машина подкатила к дому, то офицер охраны услышал, как мужчина бросил в лицо женщине, сжавшейся на заднем сидении машины:
– Ты моя дочь, поняла? Дура ты, если не понимала раньше.
Сказав это, Сталин широкой поступью пошел к двери, а Аллилуева еще долго сидела в машине, не в силах вымолвить ни слова. Впервые в жизни ей стало так страшно, что хотелось кричать».
Сотников Борис Иванович в своем сценарии для кинофильма «Личная жизнь Сталина», не сомневаясь в исторической верности выказанной версии, представил, как мог развиваться разговор во время встречи Иосифа и Ольги, который должен был закончиться постелью. (Эту сцену хочется привести полностью)
Титр:
Декабрь 1900 года
Прошёл год. По проспекту Головина идёт неузнаваемо изменившийся Иосиф, одетый в модное пальто, дорогую шапку. На деревьях нет листьев, кое-где на крышах домов и в скверах виднеется снег. В руке Иосифа портфель с книгами - он торопится, сворачивает с проспекта и направляется к дому, в котором снимает квартиру из двух комнат рабочий железнодорожного депо Сергей Яковлевич Аллилуев с тремя детьми и женой Ольгой Евгеньевной, которой всего лишь 25 лет. Сам Аллилуев - высокий, смуглый и по-цыгански черноволосый, а жена - маленького росточка, тонкая, похожая на миловидную русоголовую девушку.
Вот и нужный дом, нужная дверь. Иосиф стучится в дверь, которую открывает ему, одетая по-домашнему, Ольга Евгеньевна.
• Иосиф. Здравствуйте, Ольга Евгеньевна! Сергея Яковлевича уже третий раз не было вчера на нашей сходке, а я должен вернут ему книги, которые он давал мне. Сейчас достану... Запрещение брошюры.
• Ольга Евгеньевна. Проходите, не надо через порог.
• Иосиф. Пачиму не надо?
• Ольга Евгеньевна. Плохая примета. Да и нехорошо принимать гостей на пороге. Посидите у нас, чаю попьём... Вас прямо не узнать! Такой нарядный... Нашли новую работу, да? Снимайте пальто, рассказывайте.
• Иосиф (снимая шапку, пальто). А где Сергей Яковлевич? Куда-то вышел, нет?
• Ольга Евгеньевна. Сергей Яковлевич уехал в Баку, потому и на ваши собрания не ходит. Вот теперь давайте брошюры: я спрячу, пока детей нет. А куда подевался Виктор Алексеевич Курнатовский?
• Иосиф. Никуда не подевался. Читает нам лекции. Все на местах: и Вано Стуруа, и Михаил Иванович Калинин, и...
• Ольга Евгеньевна (перебивая). Почему-то давно не заходит к нам. То приходил... (берёт книги, уносит их и договаривает из другой комнаты) а теперь, наверное, обиделся на меня.
• Иосиф. Почему думаете, что обиделся? Он человек тихий, вежливый, ни на кого не обижался.
• Ольга Евгеньевна. Нет, обиделся. Он - почти совершенно глухой, как вы знаете, а я с ним разговаривала тихо. Стеснялась кричать... А он, наверное, обиделся. Вы садитесь, Сосо, вот стул. Можете со мной по-грузински - я свободно говорю, родилась здесь. Сергей женился на мне 11 лет назад, когда мне ещё и 14-ти не было.
(Дальше Ольга Евгеньевна и Иосиф говорят по-грузински) За кадром появляется голос автора, который рассказывает: В этот последний год старого века Иосифу повезло: на базаре он выкрал у богатого армянина кошелёк с крупными деньгами, дал часть Автандилу в "общак", но после этого в "малину" ходить почти перестал, сняв отдельную комнату недалеко от Аллилуева и приодевшись. Но в карты играть продолжал, часто выигрывая и всё более укрепляя волю и психовоздействуя на картёжников, приказывая им брать лишние карты. Теперь он пробовал новые способности на Ольге Евгеньевне, которая ему нравилась, и которой он хотел внушить благожелательное расположение к себе. Кажется, она переменила к нему своё отношение на благосклонное. Вот и сегодня Иосиф пожирал её своими пристальными взглядами, приказывая ей полюбить его. Однако полной уверенности, что она поддаётся ему, у него ещё не было, хотя... Появляется со двора за своей куклой дочь Ольги Аня, и Ольга Евгеньевна переходит на русский.
• Ольга. А кто будет за тебя здороваться, Аня? (Дочь здоровается с дядей и, забрав куклу, уходит. Но разговор продолжается всё равно на русском). Вот так, Сосо, переезжаем в Баку, к татарам. У меня сердце обливается кровью, как подумаю, что не увижу Тифлиса. Я здесь родилась, выросла. Здесь все мои подруги.
• Иосиф. Так не уезжайте!
• Ольга. Сергей уже нашёл там работу, договорился, снял квартиру. Пишет, чтобы немедленно выезжала.
• Иосиф. А почему немедленно?
• Ольга. Ревнует меня к Виктору Курнатовскому.
• Иосиф. К этому... глухому, да? Который из Сибири приехал?
• Ольга. Он - интеллигентный, образованный. Что с того, что глухой? С ним интересно. Про какого-то Ленина всё рассказывает, вместе в одной ссылке были. Похоронили там какого-то молодожёна.
• Иосиф. Вы что, его любите, нет? Разве интересно слушать про похороны незнакомого человека?
• Ольга. Нет, я его люблю не так, как вы подумали. Просто, как интересного и мягкого человека. Мой Сергей всё время молчит. Скучный мужчина, только детей делает одного за другим, чтобы не ушла от него. Я с ним жизни не видела...
• Иосиф. А зачем вы за него вышли?
• Ольга. Глупой была! 14-ти лет не было, когда убежала из дома к нему. У моей матери нас росло 9. Она - из местных колонистов, полунемка, полуеврейка. А отец - полуукраинец, полугрузин; у него мать грузинка. Вот почему я знаю грузинский - здесь родилась - и немецкий. А по вере я - лютеранка. Помогала матери в её пивном павильоне - это здесь на проспекте Головина. Скучно было, вот я и убежала из дома. Я - человек веселый, компанию люблю. А Сергей - старик в душе. Молчит и молчит. Всё время молчит! С ума можно сойти. Я же не нагулялась, девчонкой была. А потом, когда открылись глаза - мне жить захотелось! Любить...
• Иосиф. А Курнатовский? Он, по-моему, тоже не из разговорчивых.
• Ольга. Виктор - глухой. И вообще несчастный...
• Иосиф. Я тоже несчастливый.
• Ольга. Почему? Ты же молоденький совсем! Чего тебе не хватает? - переходит Ольга на "ты".
• Иосиф. Вас, разве не понятно, да?
• Ольга. А ты что, тоже любишь меня?
• Иосиф. Конечно, люблю! А вы - уезжаете...
• Ольга. Ты - далеко отсюда снимаешь квартиру?
• Иосиф. Нет, недалеко.
• Ольга. Тогда едем к тебе!
• Иосиф (растерянно). Зачем, Оля?..
• Ольга. Возьмём вина, попрощаемся. Если будешь писать мне письма в Баку, пиши по-грузински. Это - мой родной язык, как и у тебя. Зато мой Сергей ничего не поймёт! Он даже говорить не умеет по-грузински, не то, что писать.
• Иосиф. А вы будете мне отвечать?
• Ольга. Конечно! Мы же с тобой - почти ровесники. Правда, я старше на 4 года, но это неважно. Важно то, что я... стану сегодня твоей. В благодарность за твою любовь! Говори: хочешь этого, нет?
• Иосиф. Конечно, хочу!!
(Начинает звучать мелодия судьбы - всё тревожнее, громче). Голос Автора сообщает за кадром:
- Весёлая, эротическая от природы и несерьёзная, Ольга Евгеньевна отдалась в этот день тщедушному рябому Иосифу, пьяно изумляясь потом вслух: "Сама не понимаю, как я могла позабыть о детях, муже... Ничего не помню, кроме твоего сумасшедшего желания!.."
За кадром вместо Автора звучит голос Иосифа:
- А зачем вам помнит?.. Любовь возвышает человека, а не унижает. Бодиши, ту шеидзлеба!..
• Иосиф (вслух). Через 2 дня я переезжаю жить в общежитие городской обсерватории. Устроился к ним на работу. Так что приходите сюда ещё, пока есть возможность...
Это - беллетристика, и, конечно, автор здесь может писать все, что угодно, и на самом деле он имеет право на вымысел. Но все же, если автор собрался писать что-то на историческую тему, то должен хотя бы ознакомиться с биографиями реальных людей, которые будут в его произведении главными героями.
• Во-первых, Сергей Яковлевич женился на Ольге, когда ей было 18 лет, а убежала из дома к нему, когда ей было 16, он был старше ее на 9 лет.
• Во- вторых, отец Ольги, Евгений Федоренко, родился и вырос в Грузии, он был украинцем по отцу и грузином по матери, а мать Ольги – Магдалина Яковлевна Айхольц - была немкой по отцу и по матери, предки которых поселились в Грузии еще во времена Екатерины II.
• В-третьих, Сергей Яковлевич, хотя и родился в Воронежской губернии и в свои юношеские годы провел в центральной полосе России и, естественно, бегло говорил по-русски, с 1890 г., десять лет, уже жил в Тифлисе. Он овладел профессиями электрика, паровозного машиниста, работал в железнодорожных мастерских. И не мог он не понимать грузинского языка, и в силу своих профессий должен был уметь и читать по-грузински.
• В-четвертых, Иосиф Джугашвили устроился на работу в обсерваторию с окладом 20 руб. в месяц и получил там квартиру годом раньше, в декабре 1899 г.
Все эти версии были в целом построены на описании Светланой Аллилуевой своей бабушки как увлекающейся натуры: «Бабушка была очень небольшого роста, светловолосая, складная, опрятная, изящная, ловкая женщина, - и была, как говорят, невероятно соблазнительная, настолько, что от поклонников не было отбоя. Надо сказать, что ей было свойственно увлекаться, и порой она бросалась в авантюры то с каким-то поляком, то с венгром, то с болгарином, то даже с турком – она любила южан и утверждала иногда в сердцах, что «русские мужчины – хамы». «Волю, волю я люблю, волю!..» - любила восклицать бабушка, и при этом тайно и явно подразумевалось, что именно дедушка лишил ее этой самой воли и вообще «загубил» ее жизнь». Эта информация настроила любителей пофантазировать на мысль, что Ольга Евгеньевна была в некоторой степени женщиной легкого поведения, не проституткой, а эмансипированной дамой, которых в это время среди столичной публики из богатых семей и интеллигенции появилось достаточное количество. Отсюда и дальше родилась версия о посещении Иосифом Джугашвили и Виктором Курнатовским квартиры Аллилуева в отсутствие хозяина, находившегося то ли в тюрьме, то ли в Баку, и о приветливой хозяйке Ольге.
Итак, вернемся к истории, и воспользуемся фактами, данными, документами и придем к какому-то решению: действительно ли были какие-либо отношения у этой троицы и могли они как-то повлиять на рождение дочери Надежды.
«На сохранившихся фотографиях тех лет поражает бабушкино лицо, - писала Светлана - она была очень хороша. Не только большие серые глаза, правильные черты лица, маленький изящный рот,- у нее была удивительная манера держаться: прямо, гордо, открыто, "царственно", с необычайным чувством собственного достоинства. От этого как-то особенно открытыми были большие глаза, и вся ее маленькая фигура казалась больше».
Прежде всего, что нам известно об Ольге Евгеньевне и ее родителях. Ее матерью была Магдалена Айхольц, дочь Якова, приехавшего в шестилетнем возрасте вместе со своей матерью Марией Маргарет Айхольц из деревни Вольфзольден, расположенной около городка Афальтербах. Немецкие переселенцы в 1821 г. образовали колонию Мариенфильд на левом берегу Куры. Магдалена в 20 лет вышла замуж за Евгения Федоренко, который по паспорту имел украинскую фамилию, а по матери и по – жизни был грузином. Жили они на окраине Тифлиса, в поселке Дидубе. В семье Федоренко было девять детей, Ольга, старшая, родилась в 1875 г. Все дети прошли крещение в лютеранской церкви, посещали церковь, были людьми верующими и религиозными. Ольга до конца своей жизни, по свидетельствам ее близких, оставалась верующим человеком. Семья содержала небольшую пивоварню и пивную, в которой хозяйничала Магдалена. В семье говорили на немецком и грузинском языках. В доме всегда был порядок и относительный достаток. Магдалена была тихой и работящей женщиной, она стряпала, стирала и шила. Этому она обучила всех своих дочерей. Ольга окончила четыре класса в немецкой приходской школе, русский язык не знала, выучила его позже и всю жизнь говорила с типично кавказским акцентом. В 1889 г., в 14 лет она прошла конфирмацию в лютеранской церкви. Когда Ольге еще не исполнилось 16 лет, отец Федоренко решил посватать ее за старого богатого немца, владельца колбасной.
В это время во флигеле их дома поселился 25-летний Сергей Аллилуев. Ему приглянулась Ольга, и они начали тайком встречаться. В ночь, накануне помолвки, невеста Ольга, выкинув через окно узелок с девичьими вещичками, ушла к Сергею. В 1893 г. они зарегистрировали свой брак. Через год у них появился первый ребенок, Павел, через два года – девочка, Анна, и еще через два года - Федор. Сергей Яковлевич работал в Главных тифлисских железнодорожных мастерских. 9 сентября 1901 г. в городском родильном доме Баку родилась девочка, которая при крещении 27 сентября 1901 г., получила имя Надежда.
Трудно поверить, что верующая, малограмотная женщина, (окончила только четыре класса) воспитанная в строгих немецких правилах могла вести себя столь легкомысленно, как заявляют авторы версии связи Иосифа и Ольги. Вся жизнь колонистов (рождение, крещение, конфирмация, бракосочетания и смерть), их характер и нравственный облик были связаны с лютеранской церковью. Вот, что пишет Светлана о своей бабушке: «Воспитанная трудолюбивой немкой, бабушка сама была чрезвычайно работящим человеком; как и у дедушки, у нее были золотые руки – только женские. Она чудесно готовила, шила, была великолепной хозяйкой при тех скудных средствах, которые давала ей жизнь с большевиком, то и дело попадавшим в тюрьму и кочевавшим из города в город». А тот аргумент, который должен был бы подтвердить ее влюбчивость и свободолюбие, относится к более позднему периоду жизни матери Надежды. Из приведенной цитаты Светланы Аллилуевой исчезло важное предложение. «Дети, уже гимназисты, относились к этому как-то очень терпеливо; обычно все кончалось, и водворялась опять нормальная семейная жизнь». То есть тот абзац о похождениях Ольги с венгром, болгарином, турком относится к значительно более позднему времени, ко времени Первой мировой войны. Тогда вместе с раненными появились в Петербурге и болгары, и венгры. «Когда началась первая мировая война, - писала Светлана - она стала ухаживать за ранеными в госпитале, у нее всю жизнь хранились письма от этих выздоровевших и уехавших домой солдат. Она показывала их мне и хранила с любовью и умилением. В те годы она шила дома белье для солдат, и делала это мастерски».
Прожив семь лет в Петербурге, она изменила некоторые свои взгляды, да и рядом не стояли строгие церковные проповедники, и все немецкие родственники были далеко. Она рванулась на свободу, (опираемся на высказывание Светланы), когда дети уже выросли и учились в гимназии. А с Сергеем Яковлевичем отношения стали натянутыми. Что послужило тому причиной, неизвестно, может быть, те самые авантюры, но «со временем, очевидно, после переезда из Ленинграда в Москву - Сергей Яковлевич и Ольга Евгеньевна – писала Светлана - стали жить порознь. В Зубалове – в разных концах дома, в Москве – на разных квартирах. Сталинской теще нравилось больше быть одной среди старых вещей и фотографий, потертых кавказских ковриков, столетней давности сундуков и прочего барахла. У нее родственники стали все больше замечать какие-то срывы, ненормальности на нервной почве. Сталину докладывали о ее визитах в Кремлевскую клинику, где диагностировали шизофрению». И именно в последние годы своей жизни она неоднократно произносила фразу: «Волю я люблю, волю! И при этом, тайно и явно подразумевалось, что именно дедушка лишил ее этой самой воли и вообще "загубил" ее жизнь». Ольга Евгеньевна умерла в начале весны 1951 г. и была похоронена на Новодевичьем кладбище рядом со своей дочерью Надеждой.
Надежда родилась 9 сентября 1901 г., если мы отсчитаем девять месяцев назад, то попадаем на декабрь 1900 г. Постараемся уточнить, где были и что делали в это время эти трое мужчин - главные герои версии.
Сергей Яковлевич в 1893 г. вступил в рабочий кружок, и сразу обратил на себя внимание жандармов, - у него был произведен обыск. В 1896 г. Аллилуев вступил в РСДРП, а через два года стала членом партии и Ольга. Весной 1900 г. активизировалось движение рабочих, 23 апреля 1900 г. была организована рабочая маевка, на которую собралось 400 - 500 рабочих. На митинге, который открыл Чодришвили, выступил впервые перед большой аудиторией Иосиф Джугашвили. Забастовки стали проходить то в одной, то в другой мастерской. Организацией общей стачкой железнодорожных мастерских в августе занимались руководители социалисты М.И. Калинин, (член петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса») отправленный в ссылку в Тифлис, С.Я Аллилуев, М. З. Бочоридзе, А. Г. Окуашвили, В.Ф. Струа. Накануне стачки был арестован Аллилуев. Полиция заподозрила С.Я. Аллилуева в подстрекательстве к массовой забастовке рабочих. С 1 до 15 августа в забастовке приняло участие до четырех тысяч человек. Забастовка продолжалась около месяца. 1 сентября рабочие вернулись на свои места. К дознанию за участие в железнодорожной стачке были привлечены С. Я. Аллилуев, К. Гогуа, М. 3. Гурешидзе, П. А. Джапаридзе, Н. С. Ериков, М. И. Калинин, Г. 3. Лелашвили, А. Г. Окуашвили, Г. Д. Ргвеладзе, М. Д. Савченко, И. Стуруа, 3. Чодришвили, А. Н. Шатилов и некоторые другие. Через четыре месяца Сергей Яковлевич вышел на свободу и вернулся домой в начале ноября. Тех, кто участвовал в августовской стачке, на работу не приняли. Власти арестовали четыреста человек.
Товарищ Август Бургман устроил Сергея Аллилуева на небольшой механический завод господина Рукса, где он сам работал литейным мастером Ольге удалось найти работу не сразу, помогли друзья. В больнице на дом давали шить белье. С утра до ночи она сидела за швейной машиной. В начале весны 1901 г. тифлисская полиция, опасаясь многотысячных демонстраций на первое мая, арестовала Курнатовского, вместе с Джапаридзе и Франчески. Но первомайская демонстрацию на улицах Тифлиса была проведена, в ней участвовал и Сергей Яковлевич. За ним полиция начала вести постоянную слежку. Оставаться в Тифлисе стало для него опасным, партийные товарищи посоветовали ему переехать в Баку, где его примет и устроит на работу Леонид Красин, который занимал должность заместителя руководителя строительства электростанции в Баилово под Баку. В конце мая 1901 г. вся семья Аллилуевых выехала в Баку. Их поселили в доме электростанции. Из их окон были видны правильные ряды буровых вышек. Рядом начинались нефтяные промыслы Биби-Эйбата.
В версии упоминается некий Виктор Курнатовский, приходивший к Ольге и деливший ее ложе вместе с Иосифом. Кто же это был такой глуховатый любовник, рассказывавший про какого-то Ленина и про похороны молодожена?
Виктор Константинович Курнатовский - крупный теоретик, один из первых русских марксистов. Учился в Петербургском университете, был народовольцем; в 1887 г. исключен из университета, выслан из Петербурга. В 1888 г. поступил в Московский университет, руководил марксистским кружком. В 1889 г. исключен из университета и выслан в Архангельскую губернию. По окончании ссылки переехал в Тверскую губернию, откуда в сентябре 1892 г. эмигрировал. Принимал участие в Цюрихском конгрессе II Интернационала, встречался в Германии с Энгельсом, общался с Плехановым, был одним из основателей «Союза русских социал-демократов за границей». Закончил Цюрихский политехнический институт в 1896 г, при возвращении в Россию в 1897 г. арестован на границе и выслан в Восточную Сибирь. Отбывал ссылку в Енисейской губернии. В 1898 г. в Минусинске встретился с В. И. Ульяновым. Именно его полюбила Надежда Крупская, и об их романе говорила старшая сестра Анна Ильинична. По окончании ссылки он 5 сентября 1900 г. «выехал из г. Красноярска в г. Воронеж, откуда, - как сказано в одном полицейском документе, - 19 октября того же года выбыл в город Харьков». Харьков был для него лишь транзитным пунктом. В Воронеже В. К. Курнатовский встретился со своим старым знакомым О. А. Коганом (Ерманским) и, получив от него адрес И. Я. Франчески, добрался до Тифлиса к концу октября. Франчески представил Курнатовского собравшимся руководителям партии Филиппу Махарадзе, Караджану, Скорнякову, Скорняковой, Ивану Лузину, Александру Цулукидзе, Платонову, Кецховели. Обсуждали вопрос о создании комитета РСДРП, о проведении массовой пропаганды идей марксизма. По составленному плану Курнатовскому предстояло вести два кружка — в городской типографии и железнодорожных мастерских, где один кружок уже вел Джугашвили. По вечерам Виктор Константинович занимался с печатниками и железнодорожниками. В начале 1901 г. был арестован Михаил Калинин и отправлен в Метехский замок, на допрос в жандармское управление вызвали некоторых из железнодорожников. 11 марта состоялась сходка на горе Давида, на которой выступил Курнатовский. Полиция решила предотвратить майские демонстрации, 22 марта были схвачены Курнатовский, Франчески, Кецховели, Скорнякова, Лузина и другие руководители. У Караджана произвели обыск, но сам он скрылся. Два с половиной года провел Курнатовский в тифлисской бастилии, как называли Метехский замок грузинские революционеры.
Иосифу в декабре 1900 г. исполнилось 22 года, он работал посменно в обсерватории на метеорологической станции, там же ему предоставили квартиру. Полтора года назад он был исключен из духовной семинарии и вступил в политическую жизнь. Он вел кружок с рабочими железнодорожных мастерских, был одним из молодых боевиков, которые жестко выступали за активные действия и сопротивление властям вплоть до вооруженного. Даже в кругах социалистов он еще не был известен, и авторитетом у рабочих бывший семинарист (молодой поп) еще не пользовался. Несколько раз присутствовал на собраниях у Франчески, внимательно слушал корифея марксизма, Курнатовского. С Аллилуевым он там не встречался.
Историки. И Донсков и С. Морозов в книге «Из когорты несгибаемых» о жизни и деятельности С.Я. Аллилуева писали, что он познакомился со Сталиным после его первого побега из ссылки в феврале 1904 г. Тогда перед закавказскими социал-демократами стояла задача расширить существовавшую подпольную типографию. Аллилуеву и еще одному товарищу, Шелгунову, поручили привезти из Тифлиса в Баку печатный станок. Изготовили его рабочие Закомолдин, Золотарев и брат Ольги Евгеньевны И. Федоренко. Получив в Тифлисе станок, Аллилуев спрятал его в доме своей тещи Магдалины. Организовывали перевозку из Тифлиса в Баку и доставку груза к вагонам Сосо Джугашвили и Михо Бочаридзе.
Приведенные данные о месте нахождения всех героев версии в ноябре 1900 – январе 1901 г., об их деятельности и о ситуации, в которой они оказались, позволяют нам вынести вердикт нашумевшей сенсации. Ко всему прочему надо еще учесть, что семья Аллилуевых в это время была вынуждена покинуть съемную квартиру в белом доме на Батумской улице по указанию хозяина, не желавшего иметь дело с государственными преступниками. Всей семьей из пяти человек они перебрались в домик бабушки Магдалены на Понтийской улице, которая жила вместе со старшим сыном и четырьмя дочерями. Пришлось семье Аллилуевых ютиться в двух комнатах.
Версия о похождениях Иосифа и Виктор Курнатовского к легкомысленной Ольге Евгеньевне Аллилуевой не имеет никаких оснований. Она высосана из пальца. Не могла женщина, находившаяся в столь трудных материальных условиях, работавшая сутками, чтобы накормить семью из пятерых человек (муж в это время только приступил к работе после четырех месяцев тюрьмы и месяца поиска работы) стать женщиной по приему клиентов на дому, который был наполнен детьми и взрослыми. Все же в рассуждениях должна быть логика, а ее в этой версии нет. Никогда не была Ольга Евгеньевна любовницей Иосифа. Отцом родившейся в сентябре Надежды был без каких-либо сомнений Сергей Яковлевич, и дочь была похожа на своего отца. Иосиф, который позже часто останавливался у Аллилуевых, всегда относился к Ольге Евгеньевне с большим почтением и никогда не проявлял фамильярности, панибратства. Сохранилось письмо Иосифа к Аллилуевым, которое он отправил из Курейки во время ссылки в Туруханский край 25 ноября 1915 года: «Для Ольги Евгеньевны. Очень Вам благодарен, глубокоуважаемая Ольга Евгеньевна, за Ваши добрые и чистые чувства ко мне. Никогда не забуду Вашего заботливого отношения ко мне! Жду момента, когда я, освободясь из ссылки и приехав в Петербург, лично поблагодарю Вас, а также Сергея, за все». А будучи тещей, Ольга Евгеньевна обращалась к своему зятю только на «Вы, Иосиф». Он, в свою очередь, почтительно, по имени-отчеству. Хотя Ольга Евгеньевна была всего лишь на три года старше, для него она оставалась женщиной старшего поколения, главой большого семейства, матерью четырех детей, младшая из которых стала его женой.
Глава 3. НАТАЛЬЯ КИРТАВА (СИХАРУЛИДЗЕ - ФИСЕНКОВА) (1880 - ?)
В марте 1902 г. И. Джугашвили (Сосо) был арестован в Батуми, просидел в тюрьме до конца 1903 г., и выслан на три года в Восточную Сибирь, в село Новая Уда, Иркутской губернии. 5 января 1904 года Сосо бежал из ссылки, и в феврале 1904 г. вернулся в Батуми. В это время его подругой была Наталья Киртава (Киртадзе). Имеется свидетельство Серапиона Сихарулидзе, который утверждал: «До ареста тов. Сталин жил за городом в рабочем районе Барцхана. Большей частью он проживал в доме Натальи Киртава», «в настоящее время она живет в Чиатурах под фамилией Сихарулидзе». Наталья Осиповна (Иосифовна) Киртава (по другим данным, Киртадзе) родилась около 1880 г. и считалась крестьянкой селения Нагомари Озургетского уезда. Она вышла замуж и взяла фамилию мужа Фисенкова, который, как значилось в полицейских документах, находился «в безвестной отлучке». Наталья Фисенкова-Киртава-Сихарулидзе была приговорена к двум годам полицейского надзора по месту жительства в селении Барцханы, вышла из тюрьмы, в селение не поехала, а вернулась в Батуми. В это время она «получила от Сосо записку: „Меня отправляют, встречай около тюрьмы“». «Я его проводила до парохода. Это было, если не ошибаюсь, в ноябре 1903 г.». После побега из ссылки Иосиф в первую очередь пришел в дом к Наталье. «На второй день, — вспоминала она, — Сосо дал знать комитету о своем приезде и желании продолжать работу». Комитет, возглавляемый И. Рамишвили, постановил не допускать И. В. Джугашвили к партийной работе, а Наталье велел: «прогнать его из дома, в противном случае исключим тебя из наших рядов». Квартиру он покинул, но, как писала Н. Киртава «там же стали выслеживать его», и он вынужден был снова обратиться к ней, но на этот раз с просьбой найти для него убежище, кроме этого нужны были деньги на дорогу, и достать их оказалось непросто. Покинув Батуми, Иосиф вернулся в Тифлис. Как следует из воспоминаний Натальи, он «через некоторое время прислал ей письмо, в котором приглашал ее переселиться к нему в Тифлис. Она не приняла это приглашение». 1 марта 1904 г. в Батуми прошла демонстрация, за которой последовали аресты. Был разгромлен почти весь прежний комитет, Иосифа направили для восстановления связей в Батуми. В доме Илико Шарамадзе к нему подошла Наталья, «но, увидя меня, — вспоминала она, — он крикнул с озлоблением: „Уйди от меня“» и обругал при людях. Ее отказ приехать в Тифлис он расценивал как предательство по отношению нему.