ЧАСТЬ 1. СТРАДАНИЯ МАТЕРИ СОСО (ИОСИФА).
Изданные в сталинские времена воспоминания друзей и родственников Сталина тщательно просматривались цензорами и после корректуры запускались в печать. Все они должны были следовать официальной версии его биографии, из которой были вычищены все какие-либо порочащие, по мнению членов ЦК партии, факты из его жизни. В 30-е годы за рубежом, а затем в конце 80-х годов в советское время появились публикации, в которых авторы основное внимание уделяли негативным моментам из его биографии. Некоторые «историки» в погоне за сенсацией выдавали за достоверные надуманные, ничем не подтвержденные или опирающиеся на сфальсифицированные документы данные. Подобных легенд, начиная с его рождения, множество, и они кочуют из одной книги в другую со ссылками на их авторов, выдающихся первооткрывателей исторической истины.
В повести А. Адамовича «Каратели» (глава «Дублер») высказывается предположение, Иосиф был сыном царя Александра III. Сама идея, согласно замыслу автора, рождается в воспаленном мозгу вождя. Логическими размышлениями вождь пришел к выводу, что во время пребывания в Тифлисе Александр III обратил внимание на молоденькую служанку во дворце наместника. По прошествии некоторого времени эту услужливую служанку «внезапно сплавили в глухое Гори» и торопливо выдали «замуж за незаметного осетина сапожника» и у них родился сын, которого назвали Иосиф.
В справочниках находим информацию, что Александр III был в Тифлисе дважды. Первый раз вместе с государем императором Александр II, будучи еще цесаревичем, осенью 1871 г., а второй раз вместе со своей супругой императрицей Марией Федоровной и сыновьями: цесаревичем Николаем Александровичем и великим князем Георгием Александровичем в 1888 г.
Согласно записи в метрической книге горийского Успенского собора, Иосиф (Сосо) Джугашвили появился на свет 6/18 декабря 1878 г. Его родителями были сапожник Виссарион (Бесо) Иванович Джугашвили и дочь крепостного крестьянина из села Гамбареули Екатерина (Кеке) Геладзе. Сосо был крещен 17/29 декабря того же года. Какое-либо возможное влияние императорской особы на рождение Сосо никак не прослеживается ни после визита в 1871 г., ни в 1888 г. Более того, молоденькая Кеке, мать Сосо, вышла замуж не в 1871 г. или 1872 г., а 17 мая 1874 г., как следует из записи в метрической книги горийского Успенского собора. Обряд венчания был совершен протоиереем Хахановым, запись о бракосочетании сделал священник Николай Яковлевич Касрадзе. Более того, до появления Сосо в этой семье родились еще два мальчика. Первый ребенок появился на свет 14 февраля 1875 г., его окрестили Михаилом. Первенец прожил лишь одну неделю и 21 февраля умер. Второй ребенок родился 24 декабря 1876 г., его окрестили Георгием. Он, к великому горю родителей, тоже прожил недолго и 19 июня 1877 г. умер от кори. Иосиф (Сосо) был третьим ребенком. Мысль, что отцом Иосифа был император, могла родиться только в воспаленном мозгу.
«Историкам» не нравился отец-сапожник у вождя народов, поэтому на эту ответственную роль выдвигались разные именитые и солидные люди, среди них известный исследователь Центральной Азии М. Н. Пржевальский, фабрикант Г. Г. Адельханова, виноторговец Яков Егнатошвили, некий «зажиточный князь» и «даже купец-еврей».
Николай Пржевальский никогда не был не только в Гори, но даже в Грузии. Если заглянуть в его подробные дневники, которые Пржевальский вел как профессиональный путешественник, то увидим, что с января 1878 г. и до конца 1881 г. он находился в длительном путешествии по Китаю и Тибету. Правда, еще в начале этого путешествия он был вынужден его прервать из-за смерти матери. Печальное известие он получил в марте 1878 г., находясь в Зайсане, возле озера Иссык-Куль. В начале апреля Пржевальский отбыл из Зайсана с верблюжьим караваном. В Петербург прибыл 23 мая. Ни при каких обстоятельствах Пржевальский не мог оказаться в Грузии, в Гори по той простой причине, что дорога в Китай в те времена пролегала через Южный Урал и Среднюю Азию, а. Грузия находилась далеко в стороне от этого маршрута.
Антонов-Овсеенко в книге «Сталин без маски» пишет: «Отцом Сталина был Яков Егнаташвили, купец 2-й гильдии. Он жил в Гори и нанял прачкой юную Екатерину Геладзе из села Гамбареули. Чтобы покрыть грех, Егнаташвили выдал Кето замуж за сапожника Виссариона Джугашвили из села Диди-Лило». Яков Егнатошвили был богатым виноторговцем, любителем кулачных боев, богатырем-грузином. А тщедушный, болезненный Сосо не был похож на силача и здоровяка Якова. До сих пор известна только одна фотография Бесо, которая демонстрируется в Доме-музее И. В. Сталина в Гори. Фотография однозначно свидетельствует о сходстве отца и сына. Так что в целом крест на этих мифах уже давно поставлен.
Екатерина Геладзе не работала у Якова Егнаташвили до замужества, а подрабатывала позже, когда Сосо было уже 4 года. Чтобы это установить, нам придется остановиться на биографии Екатерины (Кеке) Георгиевны Геладзе, на ее молодости. Она родилась в 1856 г и росла до 9 лет в селении Свенети в семье крепостного крестьянина. По некоторым данным, ее отец, Глах Геладзе, был гончаром или кирпичником. Его женой была Мелания Хомезурашвили, бывшая крепостной князей. От брака с Меланией он имел двух сыновей (Глаха и Сандала) и дочь Кеке, (Екатерину). По воспоминаниям матери Сосо ее родители покинули родные места в поисках заработка в 1864 г. и остановились в селении Гамбареули (предместье Гори), которое славилось своими садами. Одним из садовников стал Глах Геладзе, но прожил он здесь недолго, оставив вдову с тремя детьми на руках. Мелания была вынуждена обратиться за помощью к своему брату Петру, жившему в Гори. Мелания вскоре умерла, дети остались на попечении брата. Екатерина получила домашнее образование: научилась читать и писать по-грузински. В середине XIX века в России редкостью был грамотный крестьянин, еще большей редкостью - грамотная крестьянка. Это свидетельствует о том, что семья Петра Хомезурашвили была образованной и обеспеченной – могли не привлекать к работам 11-летнюю девочку. Его единственная дочь Мария стала женой владельца местной харчевни Михаила Мамулашвили, семья которого находилась в родстве с семьей горийских дворян Алхазовых, которые в свою очередь были связаны родственными узами с князьями Эристави.
В 1872 г. Кеке исполнилось 16 лет, и ей стали искать жениха. За дело взялись свахи, которые сосватали ее за Бесо Джугашвили. «Он был среднего роста, смуглый, с большими черными усами и длинными бровями, выражение лица у него было строгое, он ходил всегда мрачный <…>, носил короткий карачогельский архалук и длинную карачогельскую черкеску, опоясывался узким кожаным поясом, надевал сапоги, заправляя шаровары в голенища, шапку носил с козырьком» - вспоминал Нико Тлашадзе, сверстник Сосо. Имеются сведения, что Бесо умел читать по-грузински и на память цитировал целые фрагменты из поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». По данным переписи 1897 г., в Тифлисской губернии только 16 % всего населения знало грамоту, в сельской местности этот показатель опускался до 8 %. Имеются также свидетельства, что на бытовом уровне он мог общаться на четырех языках: армянском, грузинском, русском и тюркском, освоенных им самостоятельно, что характеризует его как человека способного.
Крестьянин Виссарион (Бесо) Иванович Джугашвили родился в 1850 г. в селении Диди Лило. Фамилия Джугашвили буквально означает «сын Джуги». По мнению академика И. Джавахашвили, предки И. В. Сталина жили в кахетинском селении Джугаани и по его названию получили фамилию Джугашвили. Имеется иное объяснение происхождения его фамилии: «По рассказу крестьян из селения Лило, их прадед жил в горах Мтиулетии (современная Южная Осетия) и служил пастухом. Он очень любил животных, ревностно оберегал стадо от всяких невзгод и печалей, и поэтому ему дали прозвище Джогисшвили (что означает „сын стада“)». Это прозвище позднее трансформировалось в фамилию Джугашвили.
Селение Лило располагалось на расстоянии примерно 15 км от Тифлиса. В ведомости 1802 г. о разделении Грузии на уезды оно значится как казенное, а о его жителях сказано: «окрещенные из осетин». Со временем это селение расстроилось, часть его жителей перебралась на новое место, в результате чего возникло два селения: одно стало называться Диди Лило, что означает Большое Лило, другое — Патара Лило, т. е. Малое Лило. По сведениям грузинского историка А. Г. Матиашвили, первого Джугашвили, упоминавшегося в документах селения Диди Лило, звали Иосиф (прадед Сталина). У него были два сына, Вано или Иван (дед Сталина) и Николо (Сандро). «Среди поселившихся в Лило Джугашвили, — вспоминал А. М. Цихитатришвили, — выдвинулся Вано, у которого родились два сына: Бесо и Георгий. Вано развел виноградники и установил связь с городом, куда возил и своего сына». Вано Джугашвили не только обеспечивал виноградом себя, но и занимался его продажей в городе. Сын Вано Георгий владел харчевней на проезжей дороге в селении Манглис (одно из мест отдыха грузинской аристократии). Сравнительно молодым (ему еще не было 50 лет) умер Вано, и вскоре погиб Георгий. По словам Нугзара Арсошвили, он был убит грабителями, напавшими на его харчевню, после чего Бесо вынужден был покинуть Диди Лило. Первоначально он нашел убежище в Цинандали, затем перебрался в Тифлис.
Согласно источникам, на рубеже 60–70-х гг. горийский купец Иосиф Барамов (Барамянц) заключил соглашение с военным ведомством на поставку и ремонт обуви для горийского гарнизона и с этой целью открыл в Гори обувную мастерскую, в которую пригласил около 25 сапожников. Среди них был и Бесо Джугашвили. «Виссарион в Гори приехал из Тбилиси, — вспоминала мать А. М. Цихитатришвили, Мария Кирилловна, — торговец обувью Барамов выписал его из города (Тбилиси) как лучшего мастера». «Он, — вспоминала о Бесо Джугашвили Ефимия Зазашвили, — снимал комнатку в Русском квартале в доме Кулумбегиани недалеко от нас». Когда точно произошло переселение Бесо из Тифлиса в Гори, не установлено. В литературе фигурирует дата — 1870 г, когда ему было около 20 лет.
К числу лиц, составлявших ближайшее окружение Бесо и Кеке Джугашвили, принадлежали те, с кем они находились в так называемом крестном родстве. Здесь, прежде всего, следует назвать Ш. Б. Мачабелишвили, участвовавшего в крещении их первого сына, Якова Егнатошвили, крестившего их второго сына, и крестного отца Сосо, Михаила Шиоевича Цихитатришвили. В ближайшее окружение семьи Джугашвили входили также лица, присутствовавшие на свадьбе Бесо и Кеке в качестве свидетелей: И. И. Барамов, С. Г. Галустов, А. Н. Зазаев, Н. Я. Копинов, И. С. Мамасахлисов, И. Г. Мечитов.
Яков Егнатошвили имел винный погреб, «торговал главным образом белым атенским вином», М. Ш. Цихитатришвили владел бакалейной лавкой напротив духовного училища. Колониальными товарами торговал И. С. Мамасахлисов. С торговлей были связаны С. Г. Галустов и И. Г. Мечитов. Иван Иосифович Барамов являлся купцом 2-й гильдии, был сыном Иосифа Барамова, по предложению которого Бесо Джугашвили переселился из Тифлиса в Гори. Имеются сведения, что Кеке поддерживала отношения с Марией Андреевной Айвазовой, которая стала женой армянского торговца Аршака Нерсесовича Тер-Петросянца, матерью знаменитого боевика Камо. Присутствие столь почтенных в городе лиц на торжествах семьи Джугашвили, говорит о том, что молодые пользовались уважением и сами относились к сословию мещан и вращались в кругу купечества.
«Семья Бесо, — вспоминала М. К. Цихитатришвили, — жила в доме осетин, которых называли „османул“, дом был из двух комнат, оштукатуренный, под низом был подвал. В одной узкой маленькой комнате, где жила семья Кеке, пол был кирпичным». Бесо после свадьбы оставил работу у Иосифа Барамова и открыл собственную мастерскую. Есть сведения, что в это время мастерская Бесо процветала, заказы увеличивались, и наступил момент, когда он перестал справляться с ними один. Тогда в его мастерской появились помощники. Удалось установить фамилии двух его учеников: Давид Гаситашвили и Вано Хуцишвили. «Когда меня определили к Бесо, — вспоминал Давид Гаситашвили, — Сосо только начинал говорить». Следовательно, это было около 1880 г. «Среди людей нашего ремесла, — отмечал Давид Гаситашвили, — Бесо жил лучше всех. Масло дома у него было всегда. Продажу вещей он считал позором». Первые пять лет Сосо прошли в семье с достатком, уважаемой соседями и заказчиками, мастера Бесо.
В эти годы Кеке занималась только домашним хозяйством и воспитанием ребенка. Сосо рос болезненным и требовал особого внимания. Ему было около двух лет, когда он тяжело заболел. Кеке была обычной верующей до замужества, но после смерти ее двух сыновей она стала набожной. А когда родился Сосо, она стала постоянно обращаться с молитвами к Богу за его поддержкой. Кеке казалось, что Бог услышал ее мольбы и сохранил жизнь ее единственного ребенка. В пять лет, около 1884 г., Иосиф перенес оспу. А. М. Цихитатришвили вспоминал: «Сосо в детстве был очень слабым. Особый отпечаток на него наложила оспа, которой он сильно болел», «Сосо выжил, только лицо и руки у него остались рябыми». В результате у него появилась кличка «Чопур», что означает «Рябой». Так позднее не стеснялись называть его на Кавказе даже взрослые, эта кличка попала и в жандармские документы. А среди петербургских меньшевиков он был известен позднее как «Иоська Корявый». В 1885 г. Сосо попал под фаэтон, болел очень тяжело, находился почти при смерти, но выжил, только мышцы левой руки стали атрофироваться, рука стала медленно усыхать и двигалась еле-ели. В медицинском деле вождя на этот счет сказано: «Атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим длительным нагноением в области локтевого сустава».
У Бесо наступили тяжелые времена. Возможно, появились другие успешные конкуренты, возможно, на лечение сына Бесо взял деньги в кредит или из бизнеса, а заказов становилось меньше, возвращать долг было нечем. Пришлось сокращать рабочих в мастерской, доходы от которой перестали обеспечивать семью. Бесо запил, приходил пьяный, ругался, бил жену и силой укладывал ее в постель. О его буйствах заговорили соседи. Как писал И. Иремашвили, грузинский меньшевик, знавший юного Иосифа Джугашвили, « отец Сталина, сапожник-кустарь, сильно пил. Матери и Сосо часто выпадали жестокие побои. Пьяный отец, прежде чем уснуть, норовил дать затрещину своенравному мальчишке, явно не любившему отца». Врач Н.Кипшидзе вспоминал рассказы Кеке: «Однажды пьяный отец поднял сына и с силой бросил его на пол. У мальчика несколько дней шла кровавая моча».
Многие авторы обращали особое внимание на телесные наказания, которым подвергался Сосо в семье. При этом они игнорировали то обстоятельство, что такие наказания были скорее нормой, чем исключением из правила в воспитании детей в XIX столетии. В XIX веке в разных странах мира детей били их родители и родственники, пороли в школах и приютах. Суровые способы воспитания Сосо в семье вряд ли выглядели необычными.
Патриархальный уклад жизни в семье в России был естественной частью отношений в семье, село и малые города жили по правилам «Домостроя». Но в Грузии патриархальная идеология имела особый, ярко выраженный характер и, к удивлению, ее основные черты сохранились до сих пор. За мужем, согласно грузинской традиции, закреплена роль кормильца. Его способность обеспечить семью всем необходимым - главная составляющая образа «настоящего мужчины». Тот, кто не справляется с этой задачей – «не мужчина». Не удачи в деле особо болезненно воспринимаются грузинами. Домашние заботы полностью лежат на женских плечах. Даже сейчас, когда часто жена наравне с мужем занимается профессиональной деятельностью, домашние дела остаются целиком на ней. Когда в грузинской семье рождается ребенок, то мать, как правило, оставляет работу и полностью занимается воспитанием ребенка. Это ее главная задача - родить и воспитать детей - природное предназначение. Грузины придают образованию очень большое значение. Иногда семья продает последнюю корову, все ценные вещи, для того, чтобы ребенок получил образование. У каждой женщины предназначение быть женой и матерью, но у грузинок, как и у других кавказских народов, это заложено гораздо глубже. Семья всегда была самым святым для грузин. Всякие разговоры о том, что Кеке изменяла мужу, и тем более зарабатывала деньги проституцией, должны быть забыты, как лживые, абсолютно не вяжущиеся с правилами жизни в семье, которые в большей мере сохранились в Грузии до сих пор.
Бытовое насилие мужчины в доме одна из характерных черт «Домостроя». Тысячи грузинских женщин систематически подвергаются насилию в семье до сих пор. Их избивают, насилуют, в некоторых случаях даже убивают их мужья. Значительно большее число женщин подвергаются психологическому насилию и экономическому контролю. Кавказская женская консультативно- исследовательская сеть» (КЖС) привела данные проведенного опроса в Грузии, - 25,5% из опрошенных женщин заявили, что их «муж принуждал их к … сексуальной активности, к которой они в тот момент не были готовы». В Грузии насилие в отношении женщин со стороны их мужей, нынешних или бывших, охватывает целый спектр – от лишения женщин экономических средств к существованию до словесных оскорблений и психологической жестокости, физического и сексуального насилия и убийств. Во многих случаях бытовому насилию, сопутствуют алкоголизм. Зачастую женщины не обращаются за помощью к соседям из чувства стыда и страха осуждения. Многие женщины винят в насилии, направленном в отношении них, самих себя и пытаются изменить свое поведение с целью угодить своему мужчине и избежать «наказания». Домашнее насилие – беда, которую тщательно скрывают, так как она не украшает ни насильника, ни жертву. Общественное мнение молчаливо считает, что домашняя ссора – дело двоих, и вмешиваться в семейные дела не стоит.
. «Дядя Бесо, - отмечал Котэ Чарквиани, - с каждым днем сворачивал с пути, начал пить, бывали неприятности с тетей Кеке. Бедная тетя Кеке! Входила, бывало, к нам и изливала душу с бабушкой. Жаловалась, что дядя Бесо уже не содержит семью». После ссор и побоев Кеке не уходила от мужа и продолжала безропотно переносить боль и унижение. Бесо приносил в семью все меньше денег, и Кеке была вынуждена искать работу. Историкам удалось установить, что Кеке занималась уборкой в доме кума Якова Егнатошвили, в доме председателя правления и смотрителя духовного училища Василия Беляева, в доме Антона Яковлевича Зубалова
Э. С. Радзинский без ссылки на источники добавляет, что кроме этого Кеке работала в доме торговца, Давида Писмамедова, куда рекомендовала ее подруга Хана. Кеке приходила с худеньким мальчиком, пока она убиралась, малыш общался с хозяевами. Давид Писмамедов «часто давал ему деньги, покупал учебники, любил его, как родного ребенка, а он отвечал взаимностью» - вспоминала. Хана - Маленький Иосиф привык к нашей семье и был нам как родной сын. Они часто спорили - маленький и большой Иосиф». Но не всегда Кеке удавалось брать Сосо с собой, он оставался дома, больше время стал проводить на улице. Но мальчишки не упускали случая подразнить его, а, когда он ввязывался в драку, избивали его. «До того как его (Сосо) не определили в училище, — вспоминал Котэ Чарквиани, — не пробило дня, чтобы на улице кто-либо не побил его и он не возвратился бы с плачем или сам кого-либо не отколотил».
Встречаются в литературе удивительные по своей откровенной вымышленности высказывания. Например, якобы в беседе М. Хачатурова заявила: «Я жила в Тбилиси до семнадцати лет и была хорошо знакома с одной старухой, прежде жившей в Гори. Она рассказывала, что Сталин называл свою мать не иначе как проституткой. В Грузии даже самые отъявленные разбойники чтят своих матерей, а он после 1917 года, может быть, два раза навестил свою мать. Не приехал на ее похороны». Или приводится письмо Н. Гоглидзе, в котором он считает своим долгом вылить помои грязи на Кеке: «Его мать никогда не приезжала к нему в Москву. Можно ли представить грузина, который, став царем, не позовет к себе свою мать? Он никогда не писал ей. Не приехал даже на ее похороны. Говорят, открыто называл ее чуть ли не старой проституткой. Дело в том, что Бесо жил в Тифлисе и не присылал им денег - все пропивал этот пьяница. Кеке должна была сама зарабатывать на жизнь, на учение сына - она ходила по домам к богатым людям, стирала, шила. Она была совсем молодая. Дальнейшее легко представить. Даже при его жизни, когда все всего боялись, люди говорили: "Сталин не был сыном неграмотного Бесо". Называли фамилию Пржевальского».
Кеке в благодарность за спасение ее сына решила, что Сосо должен пойти учиться в духовное училище и свою жизнь посвятить своему спасителю – Господу богу, став священником. Но духовное училище было открыто только для выходцев из духовного сословия, и кроме того обучение велось в училище на русском языке. Хотя Сосо жил в русском квартале, с детства слышал русскую речь и, вполне возможно, даже понимал отдельные фразы, для поступления в училище этого было недостаточно. В 1886 г. семья Джугашвили переселилась в дом, принадлежавший священнику Христофору Чарквиани, который в это время имел приход в окрестностях Гори. «Сосо Джугашвили было около семи лет, — вспоминал сын Христофора Котэ, — когда я впервые познакомился с ним. Мы тогда жили в Гори. Мне было тогда 12 лет, учился я во втором классе духовного училища. Как раз в это время освободилась наша вторая комната. Очень скоро мы приобрели новых квартирантов — Кеке и Бесо Джугашвили со своим сыном Сосо». Кеке обратилась к детям Христофора Чарквиани с просьбой, чтобы они обучили ее сына русскому языку. Те согласились. К лету 1888 г. Сосо приобрел необходимые знания и навыки. Летом 1888 г. Христофор Чарквиани отвел Сосо в духовное училище, выдав его за сына своего дьякона. В училище в подготовительный класс Сосо приняли в возрасте десяти лет. Поскольку преподавание в училище велось на русском языке, а большинство грузинских мальчиков даже из духовного сословия не знали его или же знали очень плохо, при училище был открыт подготовительный класс. Одного года для овладения им оказалось недостаточно. В начале 80-х гг. XIX века срок предварительного обучения был увеличен до двух лет, а в конце 80-х — до трех. К 1888 г. Сосо настолько хорошо овладел русским языком, что его приняли сразу в старший подготовительный класс.
Деньги в семью Бесо не приносил, расходы на содержание Сосо и оплату за учебу полностью легли на плечи Кеке. Заработки в качестве прислуги не могли покрыть все ее затраты. Кеке решила обучиться портному делу. «В Гори, - вспоминала Анико Надирадзе, - проживали женщины-портнихи сестры Кулиджановы, которые устроили Кеке портнихой». Ефимия Зазашвили уточнила куда: «Тогда в Гори славились кройкой и шитьем женщины Чичигоговы, Кеке поступила к ним». Овладев швейным мастерством, она стала исполнять заказы сама. «Кеке себя и сына содержала шитьем, - вспоминала, например, Наталья Михайловна Азиани - Много раз она работала в нашей семье». Об этом же писала и Ольга Дидебуладзе: «С Кеке Джугашвили я встретилась в семье Джапаридзе, где она шила». Позднее как портниха или модистка Екатерина Г. Джугашвили фигурировала в полицейских и жандармских документах.
Вано Кецховели, вспоминая о своем знакомстве с Сосо, писал: «Явившись 1 сентября 1888 г. в училище, я увидел, что среди учеников стоит незнакомый мне мальчик, одетый в длинный, доходящий до колен архалук, в новых сапогах с высокими голенищами. Он был туго подпоясан широким кожаным поясом. На голове у него была черная суконная фуражка с лакированным козырьком, который блестел на солнце». «Ни одного ученика в архалуке ни в нашем, ни в каком-либо другом училище не было. Ни сапог с высокими голенищами, ни фуражек с блестящими козырьками, ни широких поясов ни у кого из наших сверстников не было. Одежда Сосо, которую он носил в то время, была совершенно непривычна для нас. Учащиеся окружили его и щупали его архалук, пояс, фуражку и сапоги с голенищами».
Особый внешний вид нового ученика отметили в своих воспоминаниях его одноклассники и учителя. Илья Размадзе: «Маленького роста, худощавый, на нем узкие брюки в сапогах, рубашка, сзади в складках собранная, на шее шарф (шарф была детская гордость), на голове карталинская круглая шапка, через правое плечо висела сшитая из материи сумка, довольно длинная, в ней книги, из сумки выделялся ломтик хлеба, а как поспешит, сумка била по левому боку». Учитель пения С. П. Гогличидзе: «Сосо был одет небогато, но все на нем было чисто и аккуратно. Летом он ходил в белом — в парусиновой рубахе и таких же брюках, а зимой в полушалевой одежде. В холодные дни он надевал пальто, он носил сапоги и простую фуражку». «Иосиф, — писал Г. Глурджидзе, — был в училище одним из самых опрятных учащихся. Любившая его до безумия мать, несмотря на свой ограниченный заработок, не скупилась на одежду Сосо. Мальчик носил хорошие сапоги, пальто из серого кастора. Помню даже его зимний башлык домашнего изготовления. Иосиф выглядел всегда чистеньким и аккуратным».
Кеке хотела, чтобы ее сын учился, не испытывая материальных лишений. Г. Глуриджидзе вспоминал: «Его заботливая мать, зарабатывавшая на жизнь кройкой, шитьем и стиркой белья, старалась, чтобы сын был одет тепло и опрятно. На Иосифе было синее пальто, сапоги, войлочная шляпа и серые вязаные рукавицы. Шея обмотана широким красным шарфом. Нравился нам его яркий шарф». Сосо выглядел богато одетым щеголем, но стоило это Кеке адских трудов. Семен Гогличидзе вспоминал: «Мать Сосо, Кеке, была прачкой. Кто не знал эту живую и трудолюбивую женщину, которая всю свою жизнь проводила в работе?! У этой одаренной от природы женщины все спорилось в руках – кройка и шитье, выпечка хлеба, расчесывание шерсти, уборка и т. п. Некоторые работы она брала сдельно. Она работала также поденно и брала шитье на дом».
В 1889 г. Сосо успешно закончил подготовительный класс и был принят в училище. 6 января 1890 г. в день Крещения возле Акопской церкви в узкой улочке собрался народ. Никто не заметил, что сверху мчится фаэтон с пассажиром. Фаэтон врезался в толпу, как раз в том месте, где стоял хор певчих. Фаэтон ударил Сосо дышлом в щеку, повалил на землю и переехал через ноги. Потерявшего сознание ребенка принесли домой, а затем, когда он пришел в сознание, пришлось везти в лечебницу, где он пробыл долго. Занятия пришлось прервать на целый год.
В 1890 г., после происшествия 6 января, между родителями Сосо произошел разрыв. Бесо, который отрицательно относился к учебе своего сына, устроившись рабочим на обувную фабрику Адельханова в Тифлисе, намеривался оставить сына при себе, решив, что тот пойдёт по его стопам и станет сапожником. Бесо в соре часто кричал жене: «Ты хочешь, чтобы мой сын стал митрополитом? Ты никогда не доживешь до этого! Я – сапожник, и мой сын тоже должен стать сапожником. Да и все равно будет он сапожником!» Бесо устроил сына на фабрику к Альдханову. По воспоминаниям С.П. Гогличидзе, «маленький Сосо работал на фабрике: помогал рабочим, мотал нитки, прислуживал старшим». В Тифлис приехала Екатерина Георгиевна, жила там несколько месяцев и забрала сына в Гори, где он продолжил образование. Из воспоминаний Котэ Хаханишвили следует, что хотя «Бесо бросил семью» и «уехал в Тбилиси», однако «несколько раз» возвращался в Гори и «пытался помириться с семьей». О подобных попытках писала также М. К. Цихитатришвили: «Бесо после переезда в Тбилиси, — отмечала она, — часто приезжал в Гори и просил Кеке примириться».
В 1890 г., когда Сосо шел двенадцатый год, он снова сел за парту в первом классе училища. Тогда же, осенью 1890 г., в училище появился сын полкового священника Петр Адамишвили, который оставил следующее описание своего одноклассника:
«Я заметил, что он очень наблюдателен, вечно носится с книгами, никогда с ними не разлучается»; «Сосо не мог быть мне товарищем, ибо на переменах никакого участия не принимал в шалостях и играх. Отдых он проводил за чтением книг. Кушал хлеб или яблоки. Он не говорил с нами. А если и заговаривали с ним, отвечал кратко, лаконично: „да“, „нет“, „не знаю“. Более этого от него нельзя было добиться»; «Сосо вообще не любил выходить во двор»; «не было случая, чтобы он пропустил урок или опоздал», а когда был дежурным, «неумолимо» отмечал опоздавших и неявившихся, никогда не подсказывал и никому не давал списывать. При этом во всем стремился быть первым».
В училище Сосо был на хорошем счету и пользовался особым доверием преподавателей. Даже учитель русского языка Владимир Андреевич Лавров, которого ученики звали «жандармом», сделал Сосо своим заместителем и разрешал ему вместо себя выдавать ученикам книги. Вспоминая школьные годы, одноклассник Сосо А. Гогебашвили писал: «В училище у нас ученики старших классов обязаны были читать в церкви псалмы, часослов, акафисты и другие молитвы. Сосо как лучший чтец пользовался большим вниманием и доверием в училище, и ему было поручено обучать нас чтению псалмов, и только после пройденной с ним тренировки нам разрешали читать в церкви. Сосо считался главным клириком, а на торжественных молебнах главным певчим и чтецом».
Завершить первый класс Сосо не удалось. В 1891 г. Сосо был исключен из училища «за невзнос денег за право учения» (25 рублей в год). Деньги взаймы дал священник Христофор Чарквиани, Сосо не только был восстановлен в училище и переведен во второй класс, но и стал получать «стипендию», по одним данным, в размере 3 руб. в месяц, по другим — 3 руб. 30 коп. Его мать стала обслуживать учителей и школу, зарабатывала до десяти рублей в месяц, и этим они жили.
К этому времени отношения между родителями Сосо вновь обострились и в 1891г. завершились окончательным разрывом. «Сосо был еще во втором классе Горийского духовного училища, — вспоминал Котэ Чарквиани, — когда дядя Бесо бросил семью и уехал в Тифлис». Но прежде чем окончательно порвать с женой, Бесо поставил сына перед выбором: или прекратить учебу и уехать с ним, или же продолжить обучение и остаться с матерью. Сосо сделал выбор в пользу матери и обучения. В ответ на это Бесо отказался помогать Кеке в содержании сына. После того как Бесо окончательно оставил семью, Сосо заболел. «Однажды, — вспоминал А. Гогебашвили об И. В. Джугашвили, - он тяжело заболел, кажется, воспалением легких, и родители чуть не потеряли его», но «Сосо спасся от смерти». «Если до болезни он получал стипендию 3 руб. 30 коп, то теперь [ее] повысили до 7 руб. Раз в год как примерному и прилежному ученику [ему] выдавали одежду».
В духовном училище Сосо первенствовал в учебе, переводясь из года в год в первых учениках, пел в церковном хоре прекрасным дискантом. Хор этот участвовал и в торжественных молебнах. Горийское духовное училище он окончил в 1894 году практически на круглые пятерки, в том числе и по поведению. Вот краткая выписка из его аттестата: «Воспитанник Горийского духовного училища Джугашвили Иосиф… поступил в сентябре 1889 года в первый класс училища и при отличном поведении (5) показал успехи:
По Священной истории Ветхого Завета - (5)
По Священной истории Нового Завета - (5)
По Православному Катехизису - (5)
Изъяснению богослужения с церковным уставом - (5)
русскому с церковнославянским - (5)
Языкам
греческому - (4) очень хорошо
грузинскому - (5) отлично
Арифметике - (4) очень хорошо
Географии - (5)
Чистописанию - (5)
Церковному пению
русскому - (5)
и грузинскому - (5)»1.
Иосиф Джугашвили был рекомендован к поступлению в духовную семинарию, куда принимали только юношей из духовного сословия, и за обучение необходимо было платить. По свидетельству Г. В. Паркадзе, когда Сосо поступал в семинарию, «за него хлопотал историк-археолог Федор Жордания», который преподавал в Тифлисской православной семинарии церковные грузинские предметы. Кроме Ф. Жордании у Сосо был еще один покровитель. Георгий Чагунава, который служил в Тифлисской духовной семинарии и занимал там должность эконома. 22 августа Сосо подал заявление о допуске его к вступительным экзаменам. В течение нескольких дней сдал восемь предметов и 2 сентября «на общих основаниях» был зачислен в семинарию. За обучение в семинарии следовало платить по 40 руб. в год. Но дело заключалось не только в плате за обучение. «Устав православной духовной семинарии» предполагал возмещение расходов за содержание семинаристов: проживание их в общежитии, питание и одежду. А поскольку не все семинаристы были способны платить за это, они подразделялись на две категории: своекоштных и казеннокоштных. Первые должны были нести расходы по обучению сами, вторые находились на содержании государства. Причем «Устав» допускал возможность как полного, так и частичного содержания воспитанников за счет государства. В нем говорилось, что «казеннокоштные, живя в семинарии, пользуются от нее полным или половинным содержанием», а «своекоштные принимаются или полными пансионерами, или в качестве полупансионеров, не получающих из полного содержания только одежды». «Плата за полных пансионеров, также и за тех, которые пользуются в семинарии только помещением и столом, определяется по представлению Правления семинарии епархиальным архиереем для каждой местности особо, сообразно с потребными на то или другое содержание расходами».
О том, как в это время определялась подобная плата в Тифлисской семинарии, можно узнать из первого номера «Духовного вестника грузинского экзархата» за 1 января 1895 г. В нем говорится: «Воспитанники, не содержащиеся на казенном содержании и не получающие пособия, вообще не поименованные в настоящем списке, но содержащиеся в общежитии, обязаны вносить за свое содержание по 100 руб. в год». Следовательно, Сосо, принятый на общих основаниях как своекоштный, должен был не только одеваться за свой счет, но и платить 40 руб. за право обучения и 100 руб. за содержание в общежитии, т. е. 140 руб. в год.
Таких денег у Кеке не было. Поэтому, несмотря на успешно сданные вступительные экзамены, ее сын уже через две-три недели после его зачисления мог оказаться за стенами семинарии. «Устав 1884 г.» разрешал принимать на казенное содержание «сирот, а также из имеющих родителей тех, которые представили надлежащее удостоверение о своем недостаточном имущественном положении и которые, кроме того, оказали лучшие успехи и поведение, преимущественно из воспитанников духовного звания». На этом основании Сосо мог быть принят на полное или половинное казенное содержание только в виде исключения при представлении убедительных доказательств своего бедственного имущественного положения.. 2 сентября 1894 г., Сосо подал прошение на имя ректора семинарии, в котором просил принять его «в пансион», хотя бы «на полуказенное содержание». «На счастье, - вспоминал С. П. Гогличидзе, - у Кеке среди преподавателей оказались знакомые, они знали, как нуждается Кеке, сказали об этом ректору, заявив также на собрании, и Сосо был принят в пансион».3 сентября он был зачислен в качестве полупансионера. Это означало бесплатное проживание в общежитии и пользование столовой. Но Сосо должен был платить 40 руб. в год за право обучения и одеваться полностью за свой счет.
В семинарии был установлен четкий распорядок дня. В 7 часов утра все собирались в часовне на длительную молитву. Уроки и молитвы чередовались. По специальному разрешению семинарист мог по окончании занятий отлучиться на два часа, но обязан был вернуться к 17 часам до закрытия ворот. Наказанием за малейшие проступки являлось одиночное заключение в темной камере-келье в подвальном помещении. Кормили скудно, объем учебный программы был обширный, не многие из семинаристов выдерживали, часто болели. Первый класс Иосиф окончил твердым «хорошистом», имея тройку лишь по гражданской истории. По окончании первого класса Сосо посетил редакцию газеты «Иверия» и принес туда свои стихи. Его принял сам Илья Чавчавадзе, которому стихи понравились, и он направил их автора к секретарю редакции Григорию Федоровичу Кипшидзе. Тот отобрал пять стихотворений, и вскоре они появились на страницах газеты. Второй класс прошел в жизни Сосо без особых событий, закончил его также по первому разряду, с оценкой «отлично» по поведению, а по итогам года передвинулся в списке класса с 8-го на 5-е место. В годовых оценках за второй класс пятерка была лишь по церковнославянскому пению и поведению, по остальным предметам - четверки.
В архиве духовной семинарии сохранился «Журнал поведения» за 1896 г., в котором есть несколько записей о чтении семинаристом Джугашвили «запрещенных книг», в частности, романов Виктора Гюго «93-й год» и «Труженики моря». За чтение запрещенной в семинарии литературы Иосифа неоднократно наказывали длительным карцером. Третий класс семинарии Сосо закончил со средним баллом – 3,5, ни одной пятерки, по церковной истории и святому писанию - тройки. В списке успевающих перешел с пятого места на 16-е (из 24). Инспектор семинарии Гермоген в марте 1897 г. записал в «Журнале поведения», что «Джугашвили уже в 13-й раз замечен за чтением книг из "Дешевой библиотеки” и у него отобрана книга "Литературное развитие народных рас"». В это время Сосо стал читать нелегальную литературу и посещать кружки марксистов. В августе 1898 г он стал членом социал-демократической организации. Четвертый класс, когда ему было уже почти двадцать лет, закончил с тройками почти по всем предметам и, как результат, двадцатое место в списке успевающих (из 23). В «Журнале» за учебный 1898-1899 год число записей о нарушении порядка Иосифом Джугашвили резко увеличилось.
«9 октября – карцер за отсутствие на утренней молитве, 11 октября – карцер за нарушение дисциплины во время литургии, 25 октября – снова карцер за опоздание из отпуска на три дня, 1 ноября – строгий выговор за то, что не поздоровался с преподавателем С.А. Мураховским, 24 ноября – строгий выговор за то, что смеялся в церкви, 16 декабря – карцер за пререкание во время обыска. 18 января – на месяц лишается права выхода в город, 31 января — карцер за уход со всенощной, 7 апреля (последняя запись в кондуитном журнале) - не поздоровался с преподавателем А. П. Альбовым, за что получил очередной выговор».
Весной 1899 г. на выпускные экзамены Иосиф не пришел, за неявку на экзамен был исключен из семинарии. Решение об исключении И.В. Джугашвили гласило: «Увольняется из семинарии за неявку на экзамены по неизвестной причине». В апреле 1899 г. Сосо вернулся в Гори. «Когда Сосо исключили из семинарии, - вспоминала Мария Махароблидзе, - мать очень рассердилась на него, и Сосо прятался несколько дней в садах селения Гамбареули. Я со своими товарищами ходила тайком к Сосо и носила ему пищу». Вполне вероятно, что прятался он от полиции, а не от матери. Исключение Сосо из семинарии для нее было тяжелым ударом. В конце лета Сосо вернулся в Тифлис.
2 октября 1899 г. ему было выдано свидетельство об окончании четырех классов. В нем говорилось, что он «при поведении отличном оказал успехи». И далее шел перечень 20 предметов. По двум из них (церковно-славянское пение и логика) значилась оценка «5», по трем — (гомилистика, основы богословия, церковная история) — оценка «3», по остальным — оценка «4». В конце свидетельства об окончании четырех классов семинарии имеются две важные записи:
1.«Означенный в сем свидетельстве Джугашвили в случае непоступления на службу по духовному ведомству обязан уплатить Правлению Тифлисской духовной семинарии по силе. Высочайше утвержденного 26 июня 1891 г. определения Святейшего Синода от 28 марта, 18 апреля того же года за обучение в семинарии двести (200) руб. Кроме того, Джугашвили обязан уплатить Правлению Тифлисской духовной семинарии восемнадцать руб. 15 коп. (18 руб. 15 коп.) за утерянные им из фундаментальной и ученической библиотек названные семнадцать книг».
2. «Вышепоименованный Джугашвили во время обучения в семинарии содержался на счет епархии, которой остался должен четыреста восемьдесят руб. (480 руб.) В случае непоступления его, Джугашвили, на службу по духовному ведомству или на учебную службу в начальных народных школах согласно параграфа 169 Высочайше утвержденного 22 августа 1884 г. Устава православных духовных семинарий он обязан возвратить сумму, употребленную на его содержание и означенную в этом свидетельстве семинарским правлением». В случае если Сосо отказывался дальше нести духовную службу или работать учителем, он должен был вернуть семинарии 680 руб. Для человека, не имевшего в кармане ни гроша, эта сумма являлась почти фантастической. Судя по всему, свой долг семинарии Иосиф Джугашвили не погасил.
Некоторое время Иосиф занимался репетиторством. В конце 1899 г. он получил работу с окладом 20 рублей в месяц и служебную квартиру в Тифлисской физической обсерватории, которая являлась обыкновенной метеорологический станцией. Сохранилась «Выписка из отчета Тифлисской Главной физической обсерватории о поступлении на службу Иосифа Джугашвили 26 декабря 1899 года». «Когда Сосо работал в обсерватории — вспоминал Г. И. Елисабедашвили, — к нему пришли неожиданно и забрали <…> в полицейский участок». В начале 1900 г. к нему в Тифлис приехала мать, некоторое время она жила вместе с сыном в обсерватории. «В конце января 1900 г., — вспоминал В. Кецховели, — приехал к нам В. Бердзеношвили», а «через некоторое время» «мать т. Сосо Екатерина Георгиевна».. 21 марта 1901 г полиция произвела обыск в физической обсерватории. Узнав об обыске, Иосиф перешел на нелегальное положение, началась жизнь профессионального революционера. Мать продолжала трудиться в Гори, а ее сын Иосиф в редких случаях на короткое время заглядывал в родной дом. Птенец из гнезда вылетел, и мать осталась одна.
Сколько потратила мать сил, чтобы дать образование сыну, сколько ночей не спала у постели больного Сосо, сколько часов в молитвах провела в церкви, умоляя Бога не брать на небеса ее сына, обещая, что он будет служить ему до конца жизни верой и правдой, и все пошло прахом. Он не захотел идти по пути, предназначенному ему – быть священником, быть посредником между людьми и Богом, помогать верующим найти опору в жизни. Он пошел своей дорогой, революционной (кровавой). Он ушел и редко возвращался в свой дом, а с 1912 г. до 1917 г. о нем вообще ничего не было слышно в Гори.
Только после революции Сталин смог помочь матери. Прежде всего, он переселил ее и не куда-нибудь, а в бывший дворец наместника Кавказа. Но она заняла только небольшую комнату, куда к ней приходили ее подруги. Ей выделили пособие. Письма, которые он посылал матери, были немногословными, однообразными, всего из двух-трех предложений. Даже такие короткие весточки писал один-два раза в году.
• "16 апреля 1922 г. Мама моя! Здравствуй, будь здорова, не допускай к сердцу печаль. Ведь сказано: "Пока жив - радовать буду свою фиалку, умру - порадуются черви могильные..."
• 1 января 1923 г. Мама - моя! Здравствуй! Живи десять тысяч лет. Целую.
Вся его забота о матери выражалась в традиционном грузинском пожелании: "Живи десять тысяч лет, дорогая мама". Позже, в конце 20-х стал высылать деньги.
• 26 февраля 1923 г. Мама - моя! Твои письма получили. Желаю здоровья, твердости. В ближайшее время увидимся. Живи тысячу лет. Целую. Привет от Нади. Твой Сосо
• 3 апреля 1924 г. Здравствуй мама - моя! Как поживаешь, как чувствуешь себя? Почему нет от тебя письма? Надя шлет привет. Целую. Твой Сосо.
• 25 января 1925 г. Здравствуй мама - моя! Знаю, ты обижена на меня, но что поделаешь, уж очень занят и часто писать тебе не могу. День и ночь занят по горло делами и поэтому не радую тебя письмами. Живи тысячу лет. Твой Сосо.
• 25 июня 1925 г. Привет маме - моей! Как живешь и здравствуешь? Тысячу лет тебе жизни, бодрости и здоровья. Я пока чувствую себя хорошо. До свидания. Привет знакомым. Твой Сосо
• 25 апреля 1929 г. Здравствуй мама - моя! Как живешь, как твое самочувствие? Давно от тебя нет писем, - видимо, обижена на меня, но что делать, ей богу очень занят. Присылаю тебе сто пятьдесят рублей, - больше не сумел. Если нужны будут деньги, сообщи мне, сколько сумею, пришлю. Привет знакомым. Надя шлет привет. Живи много лет. Твой Сосо
• 16 сентября 1930 г. Здравствуй мама - моя! Как живешь, как твое здоровье? Недавно я болел. Теперь чувствую себя хорошо. Надя уехала в Москву. И я в ближайшее время уеду в Москву. Живи тысячу лет.
В 1931 г. Екатерина Георгиевна единственный раз приехала из Грузии в Москву. Переписка с матерью продолжалась. Бабушка передавала с курьерами посылки внукам с грузинскими сладостями.
• 22 декабря 1931 г. Здравствуй мама - моя! Письмо получил. Хорошо, что не забываешь нас. Я, конечно, виноват перед тобой, что последнее время не писал тебе. Но, - что поделаешь. Много работы сваливалось мне на голову, и не сумел выкроить время для письма. Береги себя. Если в чем-нибудь нуждаешься, напиши. Лекарство пришлет Надя. Будь здорова, бодра. Я чувствую себя хорошо. Живи тысячу лет. Твой Сосо.
• 29 сентября 1933 г. Здравствуй мама - моя! Как чувствуешь себя, как живешь? Твое письмо получил. Хорошо, что не забываешь нас. Теперь я чувствую себя неплохо, здоров. Если в чем-нибудь нуждаешься - сообщи. Что поручишь - выполню. Целую. Твой Сосо
Дочь, Светлана, посетившая бабушку в 1934 г., вспоминала: «Она жила в каком-то старом красивом дворце с парком; она занимала темную низкую комнату с маленькими окнами во двор. В углу стояла железная кровать, ширма. В комнате было полно старух — все в черном, как полагается в Грузии. На кровати сидела старая женщина. Нас подвели к ней, она порывисто нас всех обнимала худыми, узловатыми руками, целовала и говорила что-то по-грузински. Я заметила, что глаза у нее — светлые на бледном лице, покрытом веснушками, и руки покрыты тоже сплошь веснушками. Голова была повязана платком, но я знала — это говорил отец, — что бабушка была в молодости рыжей, это считается в Грузии красивым».
И снова немногочисленная переписка:
• 24 марта 1934 года. Здравствуй, мама - моя! Письмо твое получил. Получил также варенье, чурчхели, инжир. Дети очень обрадовались и шлют тебе благодарность и привет. Приятно, что чувствуешь себя хорошо, бодро. Я здоров, не беспокойся обо мне. Я свою долю выдержу. Не знаю, нужны ли тебе деньги или нет. На всякий случай присылаю тебе пятьсот рублей. Присылаю также фотокарточки - свою и детей. Будь здорова, мама - моя! Не теряй бодрости духа! Целую. Твой сын Сосо. Дети кланяются тебе. После кончины Нади, конечно, тяжела моя личная жизнь. Но ничего, мужественный человек должен остаться всегда мужественным.
• 6 октября 1934 года Маме - моей привет! Как твое житье-бытье, мама - моя? Письмо твое получил. Хорошо, не забываешь меня. Здоровье мое хорошее. Если что нужно тебе - сообщи. Живи тысячу лет. Целую. Твой сын Сосо.
• 19 февраля 1935 года. Маме - моей - привет! Как жизнь, как здоровье твое, мама - моя? Нездоровится тебе или чувствуешь лучше? Давно от тебя нет писем. Не сердишься ли на меня, мама - моя? Я пока чувствую себя хорошо. Обо мне не беспокойся. Живи много лет. Целую! Твой сын Сосо.
• 11 июня 1935 года. Здравствуй, мама - моя! Знаю, что тебе нездоровится. Не следует бояться болезни, крепись, все проходит. Направляю к тебе своих детей: Приветствуй их и расцелуй. Хорошие ребята. Если сумею, и я как-нибудь заеду к тебе повидаться. Я чувствую себя хорошо. Будь здорова. Целую. Твой Сосо.
Только в 1935 г., зная, что мать сильно заболела, Иосиф приехал ее навестить. Журналист Борис Дорофеев писал в газете «Правда»; «Мы пришли в гости к матери Иосифа Виссарионовича Сталина. Три дня назад — 17 октября — здесь был Сталин, сын. 75-летняя мать Кеке приветлива, бодра. Она рассказывает нам о незабываемых минутах.
— Радость? — говорит она. — Какую радость испытала я, вы спрашиваете? Весь мир радуется, глядя на моего сына и нашу страну. Что же должна испытать я — мать? Мы садимся в просторной светлой комнате, посередине которой — круглый стол, покрытый белой скатертью. Букет цветов. Диван, кровать, стулья, над кроватью — портрет сына. Вот он с Лениным, вот молодой, в кабинете...
— Пришел неожиданно, не предупредив. Открылась дверь — вот эта — и вошел, я вижу — он. Он долго целовал меня и я тоже. — Как нравится тебе наш новый Тифлис? — спросила я. — Он сказал, что хорошо вспомнил о прошлом, как жили тогда. Я работала поденно и воспитывала сына. Трудно было. В маленьком темном домике через крышу протекал дождь, и было сыро. Питались плохо. Но никогда, никогда я не помню, чтобы сын плохо относился ко мне. Всегда забота и любовь. Примерный сын!» (Правда. 1935. 23 окт.). Светлана особо отметила в своих воспоминаниях сказанную бабушкой при этой встрече фразу: «А жаль, что ты так и не стал священником».
• 22 июля 1936 года. Маме - моей - привет! Как твое настроение, почему не пишешь? Я чувствую себя н плохо. Дети, а также Натела - чувствуют себя хорошо. От Натели - особо большой привет и поцелуй. Живи много лет. Целую. Твой сын Сосо.
• 9 октября (1936 года). Здравствуй, мама - моя! Жить тебе десять тысяч лет! Мой привет всем старым друзьям-товарищам. Целую. Твой Сосо.
• 10 марта 1937 года. Маме - моей привет! Как живет, как чувствует себя мама - моя? Передают, что ты здорова и бодра. Правда, это? Если это правда, то я бесконечно рад этому. Наш род, видимо, крепкий род. Я здоров. Мои дети тоже чувствуют себя хорошо. Желаю здоровья, живи долгие годы, мама - моя. Твой Сосо.
• Май 1937.Маме - моей - привет! Присылаю тебе шаль, жакетку и лекарства. Лекарства сперва покажи врачу, а потом прими их, потому, что дозировку лекарства должен определять врач. Живи тысячу лет, мама - моя! Я здоров. Твой сын Сосо. Дети кланяются тебе.
Это последнее письмо Сталина матери. Екатерина Георгиевна заболела 13 мая и скончалась 4 июня 1937 г. Сохранилась собственноручная записка Иосифа Виссарионовича на русском и грузинском языках - текст для ленты к венку: «Дорогой и любимой матери от сына Иосифа Джугашвили (от Сталина)». Сталин на похоронах матери не присутствовал.