Часть III Отвеет молчания. Помнить — значит жить.
Глава 7
Быть на крючке у такой женщины как инструктор подразделения «Гамма», это значило быть всё время в состоянии напряжения. Совершенно непонятно в какой момент предстояло стать очередным подопытным кроликом в руках не ведающих жалости. А она – эта самая жалость – и не полагалась в ходе мероприятий связанных с деятельностью группы «Гамма». Но если кто-то, на кого работает Прокудова, хочет сделать Огнева «кротом», если допустить саму вероятность такого расклада, то гран пардон, накось выкуси. Огнев скорее пустит себе пулю в лоб, а шестёркой не станет.
Встреча предстояла не простая. Целей у Прокудовой могло быть несколько, но это по логике, а в принципе можно было только догадываться, зачем ей понадобилось устраивать встречу тому, кто и так у неё под колпаком. Всё тот же кабинет, та же обстановка, и тем не менее что-то не так. Что-то не так в самой хозяйке, слишком не типична для своего образа, взгляд, лицо, даже одежда. Одежда особенно. От туалета инструктора-куратора веяло явной опасностью. Данное одеяние как-то плохо вязалось с официальным положением Миланы Уваровны.
Руки дрожали, как у больного болезнью Паркинсона, при всём том, они покрылись потом. По телу то и дело пробегал озноб, колени тоже дрожали. Даже в васюганских топях не было так страшно, как под проникновенным и – о, страсти-мордасти – ласковым взглядом полковницы. Взгляд голодного питона увидевшего жертву.
- Григорий Аверьянович, вы выглядите очень уставшим. – Начала пытку полковник Прокудова с ничего не значащей, банальной реплики.
Невероятные интонации передаваемые её голосом, просто изматывали. Слушать их, ощущать их было невыносимо. В брошенной фразе был подтекст, но что он означал, об этом даже догадаться было невозможно. Глядеть в её глаза – задача не из простых вообще, а при нынешней встрече становилась, до ужаса, непосильной. Но и не смотреть, тоже невозможно. Эта телепатка видела насквозь и глубже и знала абсолютно всё-всё. Мелафон ей-то уж точно был не нужен. Сочувствующий, нежный взгляд, обрадовавший бы раньше, теперь что-то вроде приговора.
- Да, друг мой, вы приговариваетесь, – вслед за этими словами, вызвавшими приступ острого страха от которого закружилась голова, Прокудова поднялась с кресла, совершенно спокойно села на стол.
Боковой разрез, длинного, чёрного, блестящего платья, раскрыл страшную тайну прокудовских ног.
– Вы приговариваетесь к принудительной реабилитации в закрытом комплексе. Отчёт на стол! – Последовал короткий, нежный приказ.
Листы словно сами собой впорхнули в ящик стола, который, полковник резко выдвинула и так же резко задвинула отработанным ударом. Проделывая эти манипуляции, она положила полностью ноги на стол, демонстрируя свою обувь: чёрные матовые сапоги в блёстках как от конфетти. Не вставая со стола, она вяла с кресла чернобурую шубу и накинула её себе на ослепительно белые плечи.
- Пациент Огнев, сегодня у вас первая процедура, следуйте за мной и не задавайте вопросов.
Новогодняя неделя уже прошла, но всё ещё жило, дышало воздухом праздника. Город был украшен, ёлка на центральной площади вызывающе радостно сверкала. Вокруг неё шумно бегали, играли дети. Сквозь матовые тонированные стёкла «Волги» родной город казался сказочным, удивительно красивым, картина навевала тихую грусть. Любимые места детства сейчас с трудом узнавались, да и то только потому, что были связаны с Вероникой.
Плечо ощутило сильное давление, сидящая рядом, женщина напомнила о себе прикосновением плеча, плотно придвинувшись. Опять толчок, резкий, требовательный, вызывающий.
- Тов-ва..
- Просто Милана. – Мягко и бестактно перебила полковница. - Милана. – Настойчиво произнесла она своим невозможным голосом. Девочка-водитель, провела рукой по панели, зазвучала музыка. - Вам, Гриша, должно нравиться моё имя. Оно ведь красивое и достаточно редкое. Правда?
- Д-да, конечно, редкое и… к… красивое - Милана. Да - Милана. Очень к-красиво.
- Я рада, что вам нравится. – Сквозь умопомрачительную нежность прозвучала не менее умопомрачительная ирония.
Рука полковницы властно легла на руку и сжала её в мощном пожатии. Просто трудно было предположить в женской руке такую силу.
– Не надо думать, о том, что никогда не вернётся. Память не должна истязать душу, память не палач, Гришенька.
Зачем она так говорит?! Зачем она говорит таким голосом!?! Это пытка!!! Я больше не могу! Я! Чёрт побери, я не могу, не могу, не могу! Что я ей плохого сделал?! За что она меня так мучает?!! Милана, ты, ты – палач! Что ты со мной делаешь!
Рыдания разорвали грудь, слёзы – первые в жизни! - свидетельство позорной слабости – обожгли щёки. Лицо само собой уткнулось в мягкий ворс её шубы. Полковничья рука обхватила шею, прижав голову, как выяснялось, к высокой налитой, чрезвычайно упругой, груди. Горячий женский вздох пробрал до костей.
- Гришенька, мальчик мой! Славный мой мальчик, до-обрый, ми-илый, умный, хоро-оший…
Слова лились безудержным потоком, обжигающим, дурманящим, дразнящим. С каждым сполохом рыданий, с каждой вытекшей слезой, душу отпускало, сознание становилось яснее и яснее, чувства сильнее. Страшный, обжигающий, долгий, поцелуй Миланы, лишил способности не только дышать. Он сумела вобрать в себя, растворить в себе, заставил жить. Раскрыл неудержимую жажду обладания, ответил на все вопросы, научил видеть невидимое, стал наградой, мукой, силой, властью, радостью, светом, тьмой – богом!
В нем пропала ночь, исчез день, расплескалось время, слились звуки, запахи, вкус. Всё это стало одним именем – Милана.
- Гриша, твоё горе было в твоей девственности. Девственник ты мой горемычный, верный идеалу рыцарь! Тебе-то при твоих нескромных, совершенно не девственных запросах, нужна ненасытная женщина, только такая способна сделать тебя счастливым! Глупенький, я сразу тебя увидела какой ты! Ну, кому ты хранил верность! Тому, кто в ней не нуждался!! Ведь ты же страстное существо, пылкое с вечной потребностью в любви, живой, а не консервированной. Милый ты мой, не говори, не говори, я знаю всё! Всё! Всего тебя, всю твою суть. Ты – счастье для любой женщины, радость. Чистый, добрый, светлый ма-альчик.
От её губ было невозможно оторваться, невозможно было оторваться от её тела, глаз, слов, рук. Плен её любви не был жертвенной жалостью, сочувствием, или состраданием и потому был целительным, животворящим – счастьем. Жажда женской любви, вот сила способная оживить и вопреки, и благодаря. Да, она права, не нужно слов, любовь не нуждается в них хотя и рождает их от своего переизбытка. Достаточно одного говорящего, видящего, знающего, умеющего. Можно только выразить одно слово, одну мысль с именем – Милана. Объятия, сковавшие по рукам и ногам, приблизили к себе миг исполнения всех желаний и стали наградой долгим годам призрачного существования. Что было в тех насыщенных и перенасыщенных буднях? Чем они были насыщены? Что в них было? Только одно – желание забыться, уйти от себя, через себя, к себе же.
В это трудно было поверить, но это было так: на Григория Огнева положила глаз всемогущая женщина, женщина прекрасная, женщина опасная. Очень-очень не простая: с тёмным прошлым, мрачным настоящим и туманным будущим. Её выход на запредельный план общения с Истоминым, делал её недоступной обычному пониманию. Сценарий личных взаимоотношений был достаточно экстремален как и вообще, всё, что окутывало её. Это было похоже на хождение по краю пропасти, или по лезвию ножа. Впервые в жизни узнал про себя много неизвестного. Узнал, например, что такое ревность, томление ожидания близости, радость – настоящая, человеческая, не профессиональная. Восхищение ею мешалось с чувством зависти, не то чтобы хотелось быть таким же как и она, просто хотелось соответствовать, быть достойным её в собственных глазах. А ещё, приходилось скрывать взаимоотношения.
Это было не сложно и мучительно-прекрасно. Милана была необходима как наркотик, даже необходимость тайны во взаимоотношениях воспринималась с чувством всепоглощающей страсти. Постоянное осязание её присутствия в себе стало необходимой данностью. Даже грусть о ней приобретала привкус сладкой остроты, которую хотелось чувствовать. Впрочем, грустить особо не приходилось, связь была неразрывна, коммуникация бесперебойной.
Курс реабилитации, пройденный под её чутким руководством, приобрёл продолжение в пространстве и времени. Непредсказуемая, всегда разная, неожиданная, подобная Фортуне, она как из рога изобилия изливала, то ли из себя, то ли из ниоткуда, потоки многообразных идей. Иногда казалось, её саму эта любовь застала врасплох, и она творит, сама не понимая что. Всё делаемое ею было похоже на игру – заставить её мужчину всё время удивляться ею. Неожиданные встречи, непредвиденные ситуации, невероятные, потрясающие воображение импровизации, она словно бы задалась целью запутать в себе. В неё затягивало как в водоворот, безудержно. Она врывалась как вихрь в любую бытовую ситуацию, и всё становилось с ног на голову. Кто она была на самом деле ангел-хранитель или демон-искуситель, определить было невозможно. Как бы там ни было, она всегда появлялась вовремя.
В тот день, на задержании, в перестрелке кончились патроны. Событие не из приятных. Такое случалось время от времени, но ситуации были, несколько другими, всегда находился рядом тот, кто мог прикрыть, или подкинуть в трудный момент обойму, в крайнем случае, патрончик. А тут, ко всему прочему ещё, получалось и один на один.
Главарь банды, опытный матёрый беспредельщик, служивший когда-то сам в органах, с полной обоймой в стволе, неизбежно должен был уйти. Но дать ему уйти, значило провалить операцию, на этом отморозке замыкалась цепь целого теневого рынка. Его надо было, или брать, или ликвидировать, во что бы то ни стало, пусть даже и ценой собственной жизни. После истоминского синдрома, данная ситуация казалась просто детским садом. И вот: попёр на ствол, с ножом. Можно сказать, с голыми руками. Бандит, как ни странно, опешил: мент с ножом! Такое видимо не вязалось в его сознании. Будучи сам когда-то ментом, отморозок такой ситуации и представить себе даже не мог.
Нож, правда, был внушительных размеров, боевой, но что он значил в сравнении с бандитской «береттой»? Однако, боевик стрелять медлил, уж и не понятно почему. И за счет этого, удалось сократить расстояние. Брошенный нож впился головорезу в плечо по самую рукоятку и боль отрезвила того – бандит начал стрелять. Он ревел как зверь и поливал из своей «беретты» огнём чуть ли не в упор. То ли судьба, то ли защитные рефлексы помогли, но только ни одного прямого попадания, сплошь царапины. Скоро всё должно было кончиться: вместе с патронами, бандит потеряет определённое количество крови, и его можно будет брать. В его стволе оставалось ещё пять или шесть зарядов. Закусив губу, этот душегуб, превозмогая боль, старательно целился, пытаясь добить точным выстрелом. Двор был тесный, пытаться спрятаться, означало получить пулю в спину, можно было только уклоняться, но это было чертовски сложно.
Дело, видимо, шло к тому, что задержание будет стоить Огневу посмертной награды, на каком-нибудь выстреле точно не повезёт. В голове мелькнула, неожиданно шальная, весёлая, прощальная мысль о Милане. Что-то вроде: «ищи, душечка, мне замену».
Петля, удавки сдавила бандиту шею, и, тот рухнул на колени как подкошенный. Выстрел прозвучал вверх. Бросок вперёд, захват руки с оружием, наручники…
Она появилась буквально из воздуха. В камуфляже, из-под краплёной защитной косынки выбивались завитки ярко-рыжих волос. Бросив на «упакованного» мимолётный взгляд, она быстро проговорила в рацию какие-то непонятные слова: её весёлый, бойкий голос, который она, видимо, пыталась изменить, прозвучал дурманяще. Со словами: «у нас мало времени», она буквально схватила за шкирку и потащила с совершенно не женской, не человеческой силой в какой-то подвал. Кажется, она знала город великолепно не только снаружи, но и изнутри.
От её тела исходил умопомрачительный аромат, её руки, губы, горящие, в темноте, глаза сводили с ума. Через полчаса, она подарила прощальный поцелуй, двадцатизарядный АПС и исчезла непонятно как, и непонятно куда. Совершенно вымотанный, и морально, и физически, сидел, совершенно одуревший в темноте, без одной мысли в голове. Со двора раздавались звуки голосов, напарники звали, но отозваться не было сил. Еле передвигая ногами, буквально выполз наружу и упал, уже совершенно без сил, на руки товарищей.
Незначительная потеря крови была окуплена с лихвой получасовым знойным свиданием. Поздним вечером, сидя у себя на квартире, полностью оглушённый событиями дня, пытался смотреть телевизор, но расслабиться как-то не получалось. Осязание её мешало сосредоточиться на любимой картине, она шла как бы вторым планом. На столике среди газет и журналов, лежал подарочный АПС и его присутствие говорило о том, что дневное явление во плоти не было галлюцинацией. Но и принять эту данность как-то не получалось.
Происшествие оглушило капитально. Водка тоже не пошла впрок. Она вообще не пошла, даже внутрь, не захотела, отказалась. Достал сигареты с намерением закурить, чиркнул зажигалкой, та тут же благополучно сломалась. Поиски спичек окончились провалом, их просто не было в доме.
Попытка прикурить от плиточной зажигалки, огорчила основательно, электроплитка была сломана, всё руки не доходили починить. Можно было прикурить от газа, но это только днём, газопровод в доме был на профилактике, по вечерам газ, на ночь, отключали. Патрон что ли разобрать? От пороха прикурить? Однако, видимо закурить в тот вечер оперуполномоченному Огневу было не суждено. Лёгкий, еле заметный звук в замочной скважине, полностью отвлёк от этой мысли. Сняв «макаров» с предохранителя, встал боком у самой двери в полной готовности. Значит «подельники» с воли решили идти до конца. Что ж, операция по ликвидации майора Огнева, будет стоить им очень дорого.
Двое, ворвавшиеся в квартиру, упали сразу — «макаров» сработал безотказно. Укрыв себя бандитским трупом, сделал ещё три выстрела в сторону двери. Мёртвый бандит, используемый как щит, был одного роста и не слишком тяжёл. Кстати, он так и не выпустил из руки свой «кольт». Три выстрела оказались небезрезультатны, в дверях получился солидный «завал» из мёртвых тел. Но какова по численности группа, прибывшая на место, понять было невозможно. С трудом достав из руки бандита его «кольт», засунул себе его за пояс и, не выпуская тела, отступил в комнату, там, на столике ждал ещё АПС. В бандитских карманах оказались патроны и сотовый телефон. Не плохо бы сделать вызов бригады на дом. На лестничной клетке раздались выстрелы и резкий звонкий знакомый ашгибесовский хлёсткий выкрик: «Напол с-суки! Всем лежать!!!» Одиночный выстрел, видимо, успокоил непослушного.
- Огнев, отзовись!
- Я здесь, тов-полковник. Всё в порядке.
- Г-гриш-ка! – Ашгибесовские объятия – испытание серьёзное.
Разговор начался сумбурно. - - Сегодня днём, на нашу волну пришла информация о предстоящей твоей ликвидации! Представляешь! Но самое жуткое – мы не знаем источника информации. Хотя говорили кодом. Мы пробили всех своих информаторов, но никто… Представляешь, никто! Ни ухом, ни рылом! Мы тут тебя с восьми часов пасём, а они на сон грядущий решили, дескать, на дневной операции вымотался, так мы его в постельке… - Ашгибесов загнул крутой мат.
- Сколько их было Агиль?
- Пять БМВ и один «мерс».
- Ого! Пол-роты на одного майора…
- Ну, ты же не баран! К тому же ты уже не майор, товарищ подполковник. Ну, чего уставился? Ты представлен. Благодари информатора, а то ещё неизвестно какой был бы расклад. Ты бы, конечно, не плохо им нервы, попортил и один, но мне не хотелось бы, чтобы ты стал подполковником посмертно. Это мой каприз! Между прочим, если не ошибаюсь, мы эту группировку взяли подчистую. Так что, с нас причитается, вот только не знаю кому. Ты не догадываешься?
- Н-нет, Агиль, как-то в голове не вяжется. День сегодня сумасшедший какой-то…
Ашгибесов покивал головой вздыхая: - М-да уж… Ладно, «полукапкан», размялся ты перед сном неплохо. Кстати, подумай в уединении, кому нам магарыч ставить. Ну, будь здоров, не хворай.
Бандитский «кольт» стал неплохим подарком при представлении и всё-таки на душе неспокойно, тянуло, было как-то не по себе. То ли не хватало чего-то, то ли наоборот – перебор. Маята, в общем. Замок на двери был испорчен, предстояло ставить другой. Единственное утешение - с бандой покончено. Спать не хотелось, телевизор смотреть тоже. Не тянуло напиться, курить тоже расхотелось, в сердцах скомкал пачку сигарет, швырнул её в угол. Ладно, придётся заняться дверью. Кажется, на антресолях есть запасные замки.
Поставить замок дело минутное, тем более заменить, давно ничего не делал в доме по хозяйству. Что ж, нет худа без добра. Новый замок недолго порадовал, хотя и приятно было его закрывать, щёлкать ключом в сердечнике. Ремонт отвлёк ненадолго, но тоска, оскорблённая, невниманием к своей особе, с новой силой вгрызлась в сердце. Тоска о чём? Тоска к чему? Совершенно непонятно. Вот только совсем недавно был на краю, два раза за сутки с глазу на глаз со смертью и хоть бы что. Нет, это не тоска, другое – без названия. Этому пока названия нет, и что с этим делать – непонятно.
Из кухни вдруг потянуло холодом, рука на автомате сняла пистолет с предохранителя. Ночь ужасов вступала в свои права. Так-так, стало быть, не в двери так в окно. Но пятый этаж! Эх, неймётся кому-то. Отлично! Ну что ж, милости просим. Шагов, правда, никаких. Никаких движений вообще. Может, просто ветер? Но кухонное окно, хорошо закрыто, это точно. Сюрприз, так сказать. Тихо. Присутствия инородного предмета в квартире не ощущается, вот хотя бы наполовину владеть тем, чем владеет Милана. Сейчас знал бы, в чём дело. Остаётся стоять у дверного проёма и ждать, идти на кухню глупо. Попасть в невыгодную ситуацию, проще, чем выпутаться из неё. Коридор просматривался достаточно хорошо, не смотря на чуть приоткрытую дверь. Вполне вероятно кто-то очень ловкий из банды отсиживался на чердаке или крыше, а теперь, хочет наверстать упущенное. Не исключено, в прошлом скалолаз, или имеющий опыт работы на высоте. Неплохой психолог: хозяин устал, заменил испорченный замок и расслабился. Да, растёт бандит, умнеет прямо на глазах, не по дням, а по часам.
Дверь вдруг резко распахнулась, непонятная чудовищная сила схватила за ноги и опрокинула навзничь, грохнувший выстрелом «макаров», разбил люстру. Запястье руки, ощутило мёртвую хватку, а лицо знакомое дыхание свежести и смертельный поцелуй. Она сидела верхом всё в том же камуфляжном костюме и беззвучно хохотала, сотрясаясь всем телом, призывно елозя бёдрами. Рыжие завитки волос из-под косынки, дрожали, словно дразнили. «Макаров» в её руке выглядел как игрушка, не имеющая цены.
- Ах, подполковник, какой вы негостеприимный, однако. - Игривым шёпотом, наконец, произнесла она. - Вы не сдали зачёт, а потому, окно на кухне придётся закрывать вам.
Закрытие окна, не бог весть какое наказание, но чувство личной несостоятельности, допущенная промашка, вызвали досаду на себя и признание её высшего права. Оставалось пенять только на себя. Веронике такое бы не удалось это точно.
- Я, между прочим, замёрзла, сидя на крыше, и меня надо погреть. Вам понятно, милый хозяин? – разыгрывала из себя недотрогу Милана, водя губами по шее.
- Но как ты?..
- Вопросы задаю только я-а… – Её долгий поцелуй опять обжёг губы.
- Тебе понравилось сегодня днём? - спросила она, сдёргивая со своей головы косынку.
- Во дворе, или в подвале?
- А где больше? – выдохнула она прямо в лицо и расстегнула свой комбинезон.
- Вы были неподражаемы и там и там – губы жадно коснулись её оголённых плеч.
Она прижала голову к своей груди, тяжёлый комбинезон на меховой подкладке скользнул вниз, целиком открывая её всю.
- Любимый. Мой любимый Гришенька, мальчик мой. Ничего не говори, я всё знаю! Иди ко мне. Ещё, ещё ближе… Ещё! Ещё!
Только в её объятьях стало понятно, отчего мучился весь вечер, только с ней стало всё предельно ясно. И то, как она вошла в дом, сказало больше, чем могли сказать любые слова – это ворвалась любовь. Это она пришла, пришла как хозяйка, как госпожа, как владычица, нежданная и незваная, но желанная и сильная, непобедимая в своей силе.
- Милый, мы с тобой никогда не сможем быть так как все, мы с тобой не создадим семью, но у нас с тобой… У меня. Я рожу от тебя. Я так хочу! Своего… Нашего сына, я назову Аверьяном. Да, нашего первого сына, я назову именно так. Тебе нужно много наверстать, я помогу тебе, ты будешь настоящим мужчиной, отцом и мужем, но об этом будем знать только мы с тобой. Ты не пройдёшь бесследно по своему пути, продолжение будет. Тебя продолжат твои дети… Мой дорогой, мой славный… Нет, успокойся, я до тебя никому этих слов не говорила – клянусь. Ты – мой самый первый любимый мужчина, первый и последний. Я тебя сразу узнала, давно. Я знаю многое, я многое умею и всё что я говорю, было, есть и будет. Но тебе об этом не обязательно знать, я сделаю тебя по-настоящему счастливым. Тебе бы хотелось знать, какой я была раньше. Твоё желание законно, но зачем тебе мой груз? Лучше, я твой груз возьму на себя, я очень сильная, я смогу его нести. Я всё вынесу, перетерплю, сумею защитить тебя, мой дорогой, мой ласковый, желанный…
* * * Конец третьей части * * *