Она приходила к нему, когда ей было хорошо, и приходила, когда ей было плохо. Он обнимал ее. Зимой его объятия были теплыми, летом прохладными, нежными - всегда. С ним было безопасно и как-то жалостливо. Кого жалела, что жалела – сама не знала, но плакала, прямо на его руки. А он не вытирал слезы, он их высушивал, дул на глаза. И хруст простыней, накрахмаленных мамой, и пахнущих ветром, и немного костром.
Ноги сами несли вверх по лестнице, на чердак, где всегда дурманящий запах сена и немного хвои. И лицом вниз…а потом на спину… и запах, такой сладкий и терпкий запах любимого тела.И руки такие ласковые, что она даже не заметила, как у них случилось впервые. Она была одурманена запахами, вязким ароматным воздухом, который, как пластилин, сковывал все движения. И не хотелось сопротивляться, хотелось быть вылепленной им до последнего миллиметра.Ей удалось взять оттуда полные охапки дурманящего пластилина, мысли распихать по всем закоулочкам, пропитаться вкусом и запахом, стать той, что лежала здесь когда-то.
Повторить ничего нельзя, в одну реку дважды не…А со своей рекой к нему? Надо попробовать, надо.Она чувствовала, она знала – он говорит с ней. Он знал ее лучше ее самой. Он ослабил объятия, выпустил ее – беги туда, к нему. Доверяй. А я подожду. Я буду вечно ждать тебя, тебя одну. Она всегда боялась стука в дверь или звонка. Даже если кого-то ждала, то все равно вздрагивала от неожиданности. И думала – почему он не предупредил? Если он молчал, значит, никто не должен был приходить.Дом всегда предупреждал ее о приходе гостя. У них был уговор: если у порога женщина – закрывалась форточка, если мужчина – падал предмет и неважно,какого рода был этот предмет.
Когда она училась в пятом классе пришел учитель, пришел неожиданно, а перед этим упал учебник «Математика».Учитель был математиком. А когда приходили девчонки, то резко закрывалась форточка, хотя дверь в ее комнату всегда была плотно закрыта. С тех пор она научилась понимать язык Дома, а со временем разговаривала с ним, как с лучшим другом. Мальчишка приходил все чаще и чаще – падала посуда, книги, цветочные горшки и даже картина слетела с гвоздя. Мальчишка вырос. Однажды дом не подал знак, когда он вошел. Она мыла посуду и напевала под нос любимую мелодию. Он зашел неслышно и обнял ее. Он обнял ее также нежно, как обнимал Дом. Они почти не разговаривали. Она смотрела по сторонам и удивлялась – ей улыбались стены, люстра, тарелки, зеркало умывальника и даже закопченный старый чайник кивал ей носом. Так хорошо ей еще никогда не было. Они пошли на чердак, без слов. Были лишь глаза, губы, руки. И его взрослая, зрелая нежность. Дом одобрил ее выбор.
************************
Запах дома… Когда она переступала порог Дома,запах сразу входил в нее.Возможно,она не осознавала этого, но где-то в лабиринтах атомов было написано:люблю.Запах ее дома был настолько волнующим, что кружилась голова и не хотелось думать ни о чем, а только отдыхать, отдыхать, отдыхать от мышиной возни под названием жизнь. Казалось, что в ее доме была настоящая жизнь, а за окном – придуманная или списанная из книг. Сколько бы времени не прошло между их встречами, она чувствовала запах Дома. Это был запах сосны, смешанный с запахом молочных щенков, и с запахом ванилина. И как только нога ее ступала на порог Дома, этот запах проникал в ее клетки, заполнял собой всю ее. Ей казалось, что все чувствуют этот запах, но нет, он был доступен только ей, только ей Дом доверял свое самое сокровенное.
Она не оставалась в долгу. Она топила печь, чтобы согреть и просушить Дом, доставала из погреба вино десятилетней выдержки, готовила ужин и говорила… Она говорила с ним часами. Рассказывала все, что произошло со времени их разлуки. Она смеялась и плакала. Дом внимательно слушал.Она ловила его ответы просто – то вдруг скрип раздавался, то полено в печке трещало, то в трубе завывало, то легкий ветерок ласкал ее волосы. Она так и засыпала у него на руках.А проснувшись утром, обнаруживала, что укрыта стареньким пледом в клеточку. А потом никак не могла вспомнить, когда это она достала его из шкафа.
Она скучала без него…Как она могла жить без него столько лет. Все было не так, все было не по их правилам все эти годы. Она не летала во сне, ей не улыбались цветы на обоях, и коты за окном не пели серенады. Но вот, наконец-то,Дом. Она прижимала к груди собаку Бурана, бегемотиху Фиру и медведя Мишутку. Они были теплые. Сквозь тонкую ткань пижамы она чувствовала их живые тела. Сентябрьские ночи были прохладные и соседи уже подтапливали, кое-где по вечерам был виден дымок над крышами.Дом сохранил тепло для нее. Он накапливал его солнечными летними днями и прятал где-то в деревянных балках, а может быть на чердаке, в соломе. Там было столько тепла и столько любви. Она хранилась там все эти двадцать лет.
Когда они с мужем приезжали в Дом,то будто окунались в туман этой любви. Никогда не вспоминали о размолвках и даже о делах не говорили. Дом умел ловко и незаметно переключать их сознание на свою волну. Здесь они были счастливы. Но стоило им вернуться в городскую квартиру, аура радости и взаимопонимания разрушалась. Почему так случалось? Она много думала об этом и однажды ее осенило – Дом ревновал! Потому что он любил ее и не хотел отдавать свою любовь на вынос, чтобы она грела ее где-то, вне его владений. Он скучал о ней. И она скучала о нем. Она представляла свою комнату и свой диван, на котором ее ждут Фира, Буран и Мишутка. Представляла террасу, заставленную цветами, и окошко в спальне, и лесенку, ведущую на чердак. И еще ночь. Но эта ночь была мужского рода и у нее было много рук – они полосами отсвечивали на потолке и на стенах,овладевая всем пространством вокруг.В этих объятиях Дома сон был очень глубокий и сладкий,а во сне Дом был живой, нежный, скучающий. Он был такой родной,что она с наслаждением отдавала себя его рукам.