- Ужин – крикнул человек снаружи.
Шумков даже не успел спросить, что к чему, как окошко закрылось, лязгая заржавевшими задвижками. На полочке появилась тарелка с супом и кружка с чаем. На самом же деле, это был не суп, а настоящие отбросы от недоеденных порций. Пах он отвратительно, да и есть Виктору не хотелось, жажда мучила сильнее, поэтому он залпом осушил кружку, словно туша разбушевавшийся огонь у себя внутри. Немного полегчало, но всё равно алкоголь ещё углём тлел у него в желудке, и в горле, и в голове, а сердце как будто медленно сдавливало похмелье утяжеляя его ещё и грузом стыда и наказания за свой проступок.
К тарелке Шумков так и не притронулся, но поставил её в дальний от себя угол, а сам, поджав под себя ноги, свернулся калачиком, прямо навалившись на броняшку к щёлке, откуда просачивался свежий воздух. Он уже было засыпал, сумев отбросить ненужные думы, как вдруг, услышал странный звук, который с каждой секундой нарастал. «Крыса!» - вздрогнул молодой матрос и начал инстинктивно шарить вокруг себя, чем бы её отпугнуть. Но, внезапный страх, также быстро сменился спокойствием. Крыса пищала в дальнем углу, где стояла тарелка. Хотя её не было видно, он понял, что она ела предназначенный ему (Шумкову) ужин. «Ну, сейчас поест и уйдёт» - промолвил про себя Виктор, вытирая пот со лба. И, действительно, присутствие грызуна в карцере вскоре никак не ощущалось, стих писк и шум. «Наверно поела и ушла» - подумал Шумков и вновь стал засыпать. Скоро он опять вздрогнул от душераздирающего скрежета стали.
- Чай – гавкнул тот же голос, и полоска света на мгновение осветила пространство, где находился заключённый – Где тарелка и кружка?
Виктор подорвался как ошпаренный и схватил тарелку с недоеденным крысой супом.
- Вот – радостно протянул он – Меня сюда надолго посадили.
- Не знаю – проворчал надсмотрщик – Суток на трое не меньше. Для гальюна бак стоит, понял! – и закрыл окошко.
Виктор обеими руками схватил кружку и поднёс её к трясущимся губам. Теперь он долго смаковал долгожданный напиток, набирая его в рот, долго прополаскивал его и потом уже глотал. Сейчас для него это подобие чая было настоящим спасением. «Всего два дня, два дня» - успокаивал себя молодой матрос – «Да, и чёрт с ним с этим карцером! Зато высплюсь здесь, а потом пусть будет, как будет. Уже пора приучить себя к тому, что всё временно и когда нибудь, закончится».
И вот настала ночь, коридоры корабля опустели, включили дежурное освещение. «Алтай» жил и ночью, его «сердце» неустанно работало, но уже отбивая не тот ритм. Корабль был будто человеком, страдающем аритмией. Дышал как астматик, прогоняя через свои лёгкие, раскалённый и зловонный воздух. Он как большое животное был заражён паразитами и всё слабел, слабел и слабел. Виктор видел сон. Таким он представлял «Алтай» и все его обитали, находились, словно в чреве огромного кита. Сон граничил с явью, и было непонятно, что вообще происходит. В Виктора вцепилась крыса, он закричал скорее от ужаса, чем от боли, потом вторая третья, и он понял, что это не сон. Животные бегали по нему и кусали, стараясь оторвать кусочек человеческой плоти. На «Алтае» крысы стали настоящим бичом. Ещё во время постройки судна они проникли на его борт, и нашли себе новый дом. Теперь грызуны расплодились в невиданных количествах. Их зубы брали металл не хуже автогена, и они были голодны. Продовольствия на корабле не хватало и животные превращались в охотников на всё, что двигалось. А двигались здесь только люди, значит и крысы становились людоедами. Шумков смог схватить одну из них, та, что хорошо вцепилась ему в ногу, и со всего маху ударил животное о переборку. Крыса завизжала. Матрос молотил ею переборку, пока та, наконец, не издохла. Виктора это не на шутку возбудило. Теперь он готов был убить дюжину этих тварей. Он схватил поддон и начал им бить по палубе, переборкам, по броняхе, куда попало, лишь бы удары достигали цели. Стоял дикий визг животных, и сам матрос нечеловечески орал, как загнанное испуганное животное, словно человек, в припадке безумия бился с нечистой силой, отбиваясь от самого чёрта. В Шумкова вселилась невероятная сила и после нескольких ударов, поддон разлетелся в щепки. Но, Виктор не успокаивался и с диким воплем, почти на грани сумасшествия, схватил кусок доски и продолжал им ударять по сторонам. Ноги тоже не бездействовали, он топтал этих гадов, и даже чувствовал, как они визжат и изворачиваются под прогарами. Крысы пищали от боли, изворачивались и кусали человека, который, также защищаясь, свирепел всё больше. Грызунов, было много, и Виктор понимал, что они появляются из своей лазейки, дыры, но найти её он не мог в этой темноте как, ни старался. Наконец, Шумков начал кричать и бить обломком доски по переборкам, чтобы крысы испугались шума. Животные действительно ушли. И когда, Виктор почувствовал это, то опустился на колени, чтобы прийти в себя от перенесённого шока. Его трясло. В руке он сжимал обломок доски, ещё готовый отразить нападение, но усталость брала своё. Он вновь устроился у броняшки, откуда сочился воздух и как воин уснул со своим оружием.
И вновь сквозь сон Шумков услышал звук. Такой тихий, робкий. Стучали в броняху. Виктор прислушался.
- Витя ты здесь, ты здесь? Это я, Лёха Сутягин.
- Да, я тут – обрадовался Шумков и вскочил.
- Я тебе воды принёс, чистой кипячёной, хотел, чтобы ты попил…. А тут даже окошко закрыто. Обычно оно открыто всегда.
- Почему закрыто? – взревел заключённый.
- Не знаю, наверно старпом распорядился. Про твой случай уже пол «Алтая» знает. Ну и дал ты гари.
- Пить хочется, умираю.
- Понимаю тебя. Держись! Сейчас схожу, разузнаю, что к чему. Я знаю, чьё это заведование, там мой земляк служит.
- Сколько сейчас времени?
- Полчаса как отбой.
- Ты сходи, пожалуйста, век тебе благодарен буду!
- Иду, в любом случае вернусь и дам тебе знать.
Виктор Шумков уже потерял всякую надежду и приготовился встретить смерть. Сердце, казалось, сжималось сильнее и сильнее и уменьшалось в размерах. И Виктор ждал того момента, когда оно остановится. Он обливался потом, время от времени поднимался, наступал на обломки поддона и на мягкие тушки, задавленных им крыс. На его душе было жутко как никогда. Единственное, что он хотел сейчас от жизни это возвращение Сутягина, пусть даже пустого, но само присутствие его дало бы заключённому матросу силы. В замкнутом пространстве становилось всё труднее дышать, теперь он уже лёг на палубу и схватился за сердце. Шумкову становилось всё хуже, и он понимал, что может потерять сознание и уже никогда не вернуться в него, как вдруг послышался разговор снаружи.
- Только быстрей, умоляю тебя, иначе мне самому карцер обеспечен - взволновано произнёс знакомый голос.
- Я только передачу отдам Андрюха – сказал Сутягин.
У Виктора Шумкова отлегло на душе, он поднялся и увидел грязное лицо своего друга, как будто тот вылез из преисподние, чтобы помочь ему.
Засов решётки отворился, и Сутягин поставил на полочку литровую банку с водой. Виктор жадно схватил её, и чуть было, залпом не выпил.
- Не всё сразу, растяни до утра Витюха – сказал Сутягин и расплылся в улыбке.
- Спасибо, друг, а то бы я не дожил до рассвета!
- Ну, ты и силён, так наквакаться!
- Да, я не сам, вынудили, сволочи.
- Понимаю, я бы сам этих скотов…. И старпому нагрубил.
- На «губу» сошлют?– без всякого сожаления, спросил Шумков.
- Думаю, что нет, завтра узнаешь.
- Ну, всё – вмешался надсмотрщик – Хватит! Попадёмся, все сядем. Всё, закрываю…
- Ладно – повысил тон Сутягин – Недаром же! Вот Витюха тебе хлеб с маслом и яйцо, держись! Завтра приду, найду время. Ну, пока. Держись друг!
Алексей Сутягин протянул Виктору руку и их пальцы, обняв прутья решётки, скрестились в дружеском рукопожатии.
- Спасибо тебе друг.
- Живи – едва успел произнести Сутягин, как окошко закрылось.
Шумков ещё хотел сказать, сколько он перебил в карцере крыс, но там, снаружи, очевидно испугались чего – то. Он услышал быстро удаляющиеся шаги и остался с банкой воды и дохлыми крысами. «Надеюсь, они больше сюда не сунуться»- подумал матрос и прилип к горлышку банки. Эта, принесённая его другом вода, была самой вкусной, которую он когда - либо пробовал.
Наутро следующего дня, до подъёма флага, корабельный карцер открыли. Зрелище, которое представилось лейтенанту Захарьину и охраняющему матросу потрясло их обеих. Шумков сидел на разбитом поддоне, спустя голову, а возле него валялись окровавленные трупы крыс.
- Это точно на отпуск потянет товарищ лейтенант – сказал вахтенный матрос.
- Без тебя, как нибудь, разберусь – зарычал Захарьин – А ну, пошли со мной - скомандовал он Виктору.
- Куда меня? - глухо простонал матрос.
- Шумков, тебя крысы покусали?
- Да.
- Тогда быстро в медблок, нужно обеззаразить раны.
В медблоке Виктору Шумкову промыли раны, обработали их йодом, на самую глубокую, которая приходилась на запястье наложили повязку и вкололи пенициллин - универсальное средство, которым на «Алтае» лечили все болезни. И ещё, что бы больной взбодрился, Захарьин распорядился приготовить ему горячего сладкого чая. После чего лейтенант и матрос отправились в каюту начальника Службы.
- Ну и здорово ты меня подставил матрос Шумков. Я уже почти добился твоего перевода на берег, а здесь такое…. И как тебя только угораздило? Как ты напиться то смог, да ещё старпому попасться? Скуратов в ярости! – негодовал лейтенант.
Он был крайне взволнован, «залётом» своего матроса, и тем, что будет краснеть и отдуваться за него перед Скуратовым. «Зачем же я поддался такой слабости» - рассуждал Виктор – «стерпел бы побои от этих пьяниц, и закончилось бы всё, не так плачевно. Теперь и лейтенанту попадёт и моя надежда разрушится». Шумков очень доверял Захарьину, поэтому сразу выложил всю правду, он хорошо знал, что этот человек ничего никому не расскажет
- Вчера на катере старослужащие бухали, а я им прислуживал, и истории всякие забавные рассказывал. Потом напились и заставили меня для них стихи про дембелей придумывать. А у меня, что – то хорошо пошло, стих прямо свободно вылетал. Им понравилось, потому и спиртом меня угостили. Сначала я отказывался. Но, ведь если бы не стал пить, они бы меня избили, посчитали бы, что мне западло принять такую «честь». Вот я и выпил, но не думал, что целый стакан нальют, сволочи.
- Тебе только в театре играть, а не флоте служить. Хотя, какая это к чёрту служба – сорвался в слове лейтенант, но через мгновение продолжил в прежнем духе – Ладно, хорошо хоть старпому не нагрубил. Тогда на «губе», точно бы «кончился», и я бы тебя не отмазал. Ладно! Уже придумал, что Скуратову сказать?
- Скажу, что у вас из каюты спирт слил, когда её прибирал и выпил за праздник Победы, за свой любимый праздник.
- Хочешь, чтобы и меня наказали за ротозейство? Не пойдёт! Врать нужно, красиво, умело, так чтобы и себя оправдать и других не подставить.
- Что же тогда отвечать Скуратову? – забеспокоился Шумков.
Лейтенант сочувственно посмотрел на матроса, прищурил свои большие глаза и задумался, потирая пальцами оба виска.
- Скажешь, что пил брагу, которую нашёл в одной из шкер, чисто случайно. Если он прикажет показать то место, назовёшь любое по укромнее. Пил один, за праздник, как ты правильно выразился, ну, и добавишь, что даже не представлял таких последствий. Покаешься. Полностью признаешь свою вину. И, главное, соглашайся со всем, что скажет Скуратов, тогда, может, и легко отделаешься. Понял?
- Так точно! – отозвался матрос.
- Вот его каюта, веди себя естественно, пошли!
Начальник Службы «Д» Игорь Скуратов был действительно очень зол, и тяжёлый взгляд его заставлял нервничать стоявших перед ним людей. Как будто не замечая вошедших Захарьина и Шумкова, он взял из стола, какие – то бумаги и начал перебирать их как будто что – то искал. Разговор так и не начинал, пауза затягивалась. Лейтенант и матрос не знали, что ожидать от своего командира. Но, вот, по праву старшего по званию Скуратов заговорил первым.
- Возьми бумагу и ручку матрос Шумков. Напишешь объяснительную, что и как? Но, сначала расскажешь мне, как ты докатился до такой службы.
Шумков стал последовательно излагать вчерашние события, так как попросил сделать это Захарьин, который делая невозмутимый вид, украдкой кивал ему.
- Всё враньё, от начала, до конца – заорал капитан второго ранга и, вскочив со стула, подошёл к бойцу, тот опустил глаза и сделал жалкий вид, такой жалкий, как будто он был самым несчастным матросом в мире – А, что у тебя с руками?
- Крысы в карцере покусали.
- Крысы его покусали, герой прямо. За такое ЧП тебе неделя гауптвахты светит. Там бы с тебя три шкуры содрали. Только сгинешь ты там, нельзя тебе туда попадать. Понял?
- Так точно товарищ капитан второго ранга – не поднимая глаз, ответил Шумков.
- Понял он…. Гм, совсем бестолковая молодёжь, кого только на флот берут?
- Всех подряд – отозвался на риторический вопрос Захарьин – Потому, что некого больше.
- Вот лейтенант всё хлопочет за тебя, а ты так себя повёл. Что, тяжело служить?
- Нормально!
- Судя по твоему виду это не так. Худой какой, грязный, позор. Хорошо, старпом Греков мой друг. На первый раз простим. Но, всё равно, придётся забыть о твоём переводе. Пиши объяснительную, на имя начальника Службы «Д», потом приведёшь себя в порядок, принесёшь мне своё сочинение. Понял?!
- Есть! Понял! – как положено, ответил Шумков.
- Может в госпиталь его на обследование, а Владислав Петрович?
- Не помешало бы! – подтвердил лейтенант.
- Да я здоров! – вдруг воскликнул Виктор и тотчас пожалел, что сказал.
- Всё! Свободен матрос Шумков.
Броняха начальника Службы бесшумно закрылась. Виктор направился в кубрик писать «объяснительную» и был уверен, что объяснять вчерашний «залёт» ему предстоит и старослужащим. Между тем лейтенант Захарьин оставшись в каюте Скуратова, перевёл разговор в другую плоскость.
- Шумков, разумеется, не один пил, его старослужащие заставили, ну да бог с ним. Игорь Сергеич у меня к вам другой разговор.
- Что за разговор? – заволновался Скуратов, – Ещё какой – нибудь, матрос делов натворил?
- Нет, если не брать во внимание усилившуюся наглость дембелей.
- А ты возьми, ты возьми! Мне, что специально каждому офицеру напоминать об этом нужно, а Владислав? Ведь перед сходом увольняющиеся в запас гадость, какую - нибудь устроить могут. Это самое тревожное время. Будьте бдительны. Я поручу Данилюку усилить дисциплину в Службе.
- Как раз о нём я и хотел поговорить, товарищ капитан второго ранга – зацепившись за эту фамилию, сказал Захарьин.
- Что ещё?! – удивился Скуратов.
- Я хотел вернуться к нашему разговору о системах разведки.
- Ты, что – то узнал? – нахмурился начальник Службы.
- Да, Денис Данилюк проявляет прямо не спортивный интерес к законсервированному комплексу РЗ – 488 «Сириус», что в моём заведовании.
- С чего ты взял? Он, что сам тебе об этом сказал?
- Конечно, не к вам же он обратиться напрямую. Думаю, что здесь не ограничится банальным потрошением. Данилюка интересует он в сборе.
- Так, так – протянул Скуратов – Давай дальше.
- Он не раз говорил со мной об этом. Как я понял, Данилюк хочет демонтировать его, а на берегу, на «Сириус» уже есть покупатель.
- Вот это новость, да ведь это секретная военная система! Это же чистой воды шпионаж! Кто покупатель? Японцы? Китайцы или Корейцы? – кипел от возмущения начальник Службы.
Только Захарьин не мог понять, искренняя ли у него реакция?
- Не знаю. У капитана – лейтенанта многочисленные связи. Я даже уверен, что прежние пропажи связанны именно с ним, по крайней мере, на наших оборудованиях. И нисколько не сомневаюсь, что он уже имеет техническую документацию и чертежи этого комплекса. Он водит дружбу с капитаном – лейтенантом Фридманом из БЧ 7. Похоже, Данилюк поймал его на крючок долгами. Только вот со мной никак не справится: в долг я не беру, в карты не играю, ничем не злоупотребляю, так что зацепить меня нечем. Да за ноутбук я почти с ним рассчитался. Конечно, он от денег отказывался, но я всё, же затолкал ему их в карман. Теперь Данилюку ничего не остаются, как идти напрямую в лоб. Очень ему нужна эта аппаратура, вернее не ему, а кому – то?
- Это серьёзное заявление лейтенант. Ты понимаешь, какие могут быть последствия?
- Представляю – ответил Захарьин – Думаю, нужно ознакомить командира корабля.
- Ай – ай. Какой ты быстрый Захарьин – вдруг занервничал Скуратов, будто чего – то испугавшись – Это только твои предположения, может Данилюк интересовался комплексом чисто профессионально!? Да и кто тебе поверит. Капитан – лейтенант Денис Данилюк на «Алтае» уважаемый офицер, отличник и с командиром, вроде как дружен.
- Что же тогда делать? В военную прокуратуру обращаться?
- Ты не горячись лейтенант. Успокойся. Здесь дело особое. Надо всё хорошо понять и продумать последующие действия – задумчиво произнёс Скуратов - Ты вот, что! Как только дело коснётся непосредственно тебя, ведь без тебя он туда не проникнет, сразу дай мне знать. Тогда и будем принимать соответствующие меры. А пока, как говориться «не пойман, не вор». Не с чем нам идти к командиру сейчас, понял?
- Понял, товарищ начальник Службы.
- Добро! Подождём! Как только Данилюк решится, немедленно доложишь мне, я свяжусь с морской контрразведкой. Устроим ему засаду, если это действительно он.
- Отличная идея – заулыбался Захарьин.
- Иначе нельзя – ответил Скуратов, тяжёлым взглядом охватывая неуёмного лейтенанта – Можешь идти и никому ни слова о нашем разговоре.
- Так точно – надев пилотку, отдав честь, воскликнул лейтенант и вышел…