Наконец меня хоронят. Наверное, три дня и три ночи я пролежала в морге, где, кроме пьяных санитаров, никого не было.
Сегодня отличная погода. Светит солнышко, щебечут птички, на могилах цветет сирень – весна, а я вот… Обидно.
Людей, неожиданно для меня, собралось много. Странно, вот я лежу в гробу бездыханная, - правда, я все равно красивая, как и при жизни, - но все слышу и вижу. Вижу все так, как будто я летаю над всем этим: над людьми, собравшимися на мои похороны, над кладбищем, над своей будущей могилой. Вот отдельно сто-ят руководители нашего ЗАО - надо же, я и не думала, что они придут. Немного впереди всех стоит директор Владимир Борисович Шумеров, за ним начальники поменьше. Чуть сбоку - начальник нашего отдела Александр Николаевич, Саша. С другой стороны - большая группа моих подруг и тех, с кем я работала. И совсем рядом со мной стоят мои родные. Маму, всю в слезах, поддерживает тетя. Отец стоит чуть поодаль: он недавно ушел из нашей семьи. А мама теперь винить в этом меня, мол, зачем я отцу сказала, что мы знаем о его изменах. Теперь она меня «видеть не может». Но на мои похороны пришла. Ох, не буду смотреть на них, а то, мне кажется, сама сейчас расплачусь.
Но вот оркестр, - зачем его пригласили, я же хотела, чтобы меня похоронили тихо и спокойно, - игравший жалостливый похоронный марш, оборвал свой плач и вперед вышел Владимир Борисович.
- Друзья, коллеги, уважаемые Марина Сергеевна и Алексей Степанович, - это мои мама и папа – мы собрались здесь по очень печальному поводу. Нелепая, непонятная смерть отняла у нас всеми любимую Елену Алексеевну, Леночку. Она была молода, не имела достаточного жизненного опыта и не вынесла тех невзгод, которые обрушились на нее. Она была хорошей работницей, и мы ее высоко це-нили.
«Высоко ценили, да низко оценивали», - подумала я о своей зарплате.
- Она делала много для процветания нашей фирмы, - продолжил выступаю-щий, - и сделала бы еще больше. Но теперь ее нет с нами. Я не побоюсь сказать, что в некоторых вопросах нам ее заменить сейчас не кем. Уйти из жизни в самом расцвете творческих и жизненных сил – это страшная нелепость. Но это случи-лось. Мы ее не будем осуждать – наша упрямая мечтательница так решила. И те-перь нашей Леночки с нами больше нет. Мы выражаем глубокое сочувствие ее родителям, родным и говорим, спи спокойно, мы никогда не забудем тебя, Елена Алексеевна, Леночка.
«Ах, какая я хорошая, как без меня будет трудно, - ехидно подумала я. – А что, может быть он и прав?»
Я внимательно посмотрела на Владимира Борисовича, и вдруг поняла, что я не только вижу его, но и читаю его мысли.
«Наверное, достаточно. Не надо затягивать процедуру похорон. Родным тя-жело. Да и напрасно я согласился прийти. Достаточно было моего заместителя. Еще поминки. Стоит ли туда ехать? Хотя, Катюша здесь и, наверное, она поедет на поминки. А оттуда я провожу ее домой. Мои знают, что я на похоронах. Еду».
Вот он, Владимир Борисович, весь ту, старый кобель. А я не верила, что он приударяет за сотрудницами нашего ЗАО, а теперь вот за экономисткой, старой девой Катей, как ее отчество? Хотя, какая же она старуха, ей недавно исполни-лось сорок лет, и у нее есть уже взрослый сын. Да, ей сорок, а мне не будет столько никогда. И детей не будет.
По тому, как решительно нахмурился Александр Николаевич, между нами, Сашуля, я поняла, что сейчас будет говорить он. Саша говорил совсем мало, и казалось, сейчас заплачет.
- Мы все очень любили Лену. Она была.… Нет, я не могу говорить о ней в прошедшем времени. Она не только прекрасный работник, она хороший и надеж-ный товарищ, подруга. Вы посмотрите, какая она красивая. Она словно живая… Не скрою, в нее влюблены все ребята нашего отдела, да что отдел, она нравится всем, кто с ней хотя бы раз встречался. Я тоже в нее влюблен. Очень.
Я внимательно посмотрела на него.
«Что это я разошелся. Еще расскажу, какая она в постели», - подумал он.
«Дурак ты. Саша. Мы с тобой бывали в постели так редко, что я стеснялась тебя. Да и о большой любви ты мне не говорил. Но спасибо, что хоть сейчас при-знался, что влюблен в меня. Очень».
- И теперь нет с нами нашей Лены. Пусть тебе земля будет пухом. Мы всегда будем помнить тебя.
«Я и не думал, что будет так трудно говорить прощальные слова, - думал Саша, отступая на свое место. – Все же хорошая она была, милая. Боялся я ее немного, наверное, а показать это не хотел, поэтому и не признавался ей в любви. А как хотелось, чтобы она чаще обнимала, целовала меня своими теплыми и та-кими сладкими губами».
«Еще раз дурак. Ты думаешь, мне не хотелось целовать и обнимать тебя. Но такая вот я уродилась. Просто так не могу. Может со временем и сложилось бы все у нас, но не суждено…»
.
Вот вперед выходит моя лучшая подруга Галка в строгом черном платье. Но платье не казалось траурным, а выглядело очень торжественным. Да и сама она была красиво и ярко накрашенная – не траурный макияж. Наши столы стоят ря-дом, в кино мы ходим вместе, и даже влюблены в одного и того же Сашулю. Но она, в отличие от меня, говорит всем о своей любви к Саше. О взаимной любви. Может она и права?
- Леночка моя лучшая подруга. Мы много лет дружим. Окончили один и тот же институт в одно и то же время. Работаем вместе. Как тяжело сознавать, что ее больше нет с нами, что мы теперь не посплетничаем, не поделимся новостями, не пойдем в кафе выпить кофе с пирожным. Она, в отличие от меня, не боялась их есть, не боялась испортить фигуру. Мы все будем помнить ее изумительно краси-вую фигурку, ее восхитительные волосы, ее голубые глаза, стук ее каблучков. По-смотрите на ее лицо, разве можно сказать, что она умерла. Взгляните на ее розо-вые губы, на ее длинные черные ресницы; посмотрите, сейчас она ими взмахнет и очень удивится: по какому поводу мы здесь собрались?
«Вот Галка дает. Я и не знала, что она так красиво может говорить, тем более про меня. Спасибо».
- Все это так, - продолжала подруга, – но Леночки больше нет с нами. Она оказалась легко ранимой, не вынесла незаслуженных обид, которые свалились, нет, не свалились, которые бросили в ее чистую, нежную душу все мы. И она уш-ла, ушла так, как и жила, не обидевшись ни на кого. Просто тихо ушла. Но мы тебя никогда не забудем, дорогая моя подружка.
Галка всхлипнула, закрыла лицо платочком и быстро пошла на место. От ее слов я тоже расстроилась и, словно желая ее утешить, полетела за ней.
«Жалко Леночку, - продолжала вытирать слезы Галя, - Хорошей подружкой была. Доброй… Но зато теперь упрямый Саша, точно, весь будет мой».
«Вот ты какая, - возмутилась я. - Змея подколодная ты, а не подруга. Оказы-вается, ты с Сашком целовалась не потому, что он первый начал, как ты сказала, а, наверняка, сама прицепилась к нему – знаю я тебя. Значит, я на Сашу напрасно обижалась, он не виноват. У, гадюка, какая».
«Подожду немного и напрошусь на свидание с ним: надо укреплять наши от-ношения», - продолжала я слышать мысли Галки, хотя и отплыла от нее на боль-шое расстояние.
Неожиданно из толпы появилась Полина Егоровна, хозяйка квартиры у кото-рой я снимала комнату.
«А она зачем здесь, - насторожилась я. - Кто ее пригласил?».
- Я знала Леночку с того дня, как она сняла у меня комнату. Мы с ней жили дружно, никогда не ссорились. За комнату она мне платила вовремя, как мы и до-говаривались. Жила тихо, ни каких безобразий не устраивала. Хорошей была жи-личка.
«Ах ты, гадина такая, - захлебнулась я от возмущения, - как тебе не стыдно такое говорить? Кто вчера вечером мне сказал, чтобы я с утра съехала? Видите ли, я ее не устраиваю. Много шума от меня. Я сразу догадалась, что она решила пригласить к себе Ваську жить – подозрительный тип. Недавно они познакоми-лись, и он начал вечерами усиленно ее обрабатывать. А я им мешала. Стесня-лись они меня».
- Теперь Леночки нет, и мне не с кем будет вечерами пить чай. Хорошая бы-ла девочка.
«Уже нашла замену», - проворчала я.
У гроба появилась Маргарита Петровна, руководитель нашей группы, мой непосредственный начальник. Я насторожилась, что она скажет?
- Елена Алексеевна, - голос прозвучал резко, и я вздрогнула, - опять ты вита-ешь где-то в облаках. Уже минут десять я смотрю на тебя, ты уставилась в потолок и ничего не делаешь. Когда будешь работать? Не хочешь работать - увольняйся. Желающих на твое место достаточно, и о таком работнике, как ты, здесь никто жалеть не будет. Последний раз предупреждаю. И никакой Александр Николаевич не поможет.
- Маргарита Петровна, - залепетала я, - я почти все сделала. Осталось со-брать подписи – и все.
- Так собирай подписи. Нечего мечтать на рабочем месте, - Маргарита скло-нила голову над бумагами.
Я собрала документы, дала понять Галке, что я ее жду за дверью и вышла. Через несколько минут я жаловалась подруге.
- Что Маргарита ко мне пристает. Чуть что – уволю. Вообще, на меня сразу столько всего надвинулось, что я не знаю, что делать.
- Все уладится, а на Маргариту не обращай внимания, работа у нее такая. Кто тебя уволит? Где они найдут такого специалиста, как ты?
- Скажи, - решилась я, - у вас с Сашей, какие отношения?
- В каком смысле, какие?
- Любит он тебя?
- Я думаю, что да, – немного запнулась Галя.
- Ты думаешь, или любит? Мне важно это знать.
- Ну, в эти моменты, ты знаешь, о чем я, он говорит, что любит, - сказала и отвернулась.
Я помолчала, глядя в противоположную сторону.
- Шубу не обещал купить?
- Нет. Шубу не обещал. Да я еще его и не просила. Попрошу – купит. Сделает все, что попрошу.
Дверь нашей комнаты с шумом распахнулась и на пороге появилась Марга-рита Петровна.
- Вересова, ты еще здесь? Да, правильно говорят, что горбатого только мо-гила исправит. Все, кончилось мое терпение, иду к руководству, чтобы приняли меры, т.е. уволили тебя. Достаточно!
Дверь так же шумно захлопнулась.
- Что это было? – испуганно спросила Галя.
- Меня увольняют, и все остальное тоже наперекосяк, - безразлично ответила я, сунула ей листы без подписей и стала медленно подниматься по лестнице.
- Ты куда? – Галя растеряно смотрела на бумаги.
- Надо.
Я вышла на балкон последнего, шестнадцатого этажа и взглянула вниз. Там на серых дорожках, проложенных среди зеленых квадратов, суетились маленькие человечки, которым было все равно кто я такая, и что меня исправит. Я посмотре-ла на весеннее синее небо, по которому за далекий горизонт плыли редкие, осле-пительно белые облака и взобралась на узкие, невысокие перила. В голове не было ни каких мыслей, просто я стояла и смотрела вдаль.
- Надо сделать шаг вперед – и все, - наконец, появилась мысль. – Ох, я же забыла попросить, чтобы хоронили меня без оркестра. Ладно, шаг вперед.
Но ноги отказывались слушаться меня. Они словно онемели. Онемели и ру-ки, держащиеся за кирпичный столб.
«Слазь с перил», - вдруг раздалась команда.
Нет, я не услышала ее, она не дошла до головы, в которой еще задержалась моя команда «Шаг вперед», ее услышало тело, и я осталась стоять на перилах.
«Ты что делаешь? - теперь этот грозный голос я уже слышала отчетливо. – Разве можно из-за таких пустяков расставаться с жизнью? Ты еще совсем моло-дая, тебе жить еще долго, и в этой жизни еще встретишь много трудностей. И что же, каждый раз будешь лезть на перила? Не налазишься».
Я стояла, прижавшись спиной к столбу, не зная, что и думать? Может, это я сама с собой говорю? Может, меня не могила исправит, а психушка?
- Ты кто? – тихо спросила я.
«Твой ангел хранитель», – услышала я в ответ.
Значит, не с собой я разговариваю. Немного подумав, я решилась еще на один вопрос.
- Если ты мой ангел хранитель, почему допускаешь то, что со мной происхо-дит? Или тебе до меня дела нет, и ты не знаешь ничего?
«Все я знаю, но я не вправе вмешиваться в твою жизнь. Да и это я не должен был делать. Пожалел тебя, дуру. Теперь из-за тебя мне достанется. Я могу только направлять тебя по жизни, но ты, упрямица, плохо слушаешь меня. Прежде, чем на что-то решиться, надо все обдумать, разузнать, а не так как ты, раз – и на пе-рила. Мы к смерти никого не подталкиваем, но если человек решил умереть, то его останавливать мы не имеем права. Еще я скажу тебе, в нарушение всех на-ших правил: там, - Лена посмотрела на белые облака, - ничего хорошего нет. По мне, жить на земле лучше. А ты из-за каких-то пустяков хочешь умереть».
Ангел немного помолчал, словно собираясь с мыслями. Лена, воспользо-вавшись этим, немного разжала руку, давая ей отдохнуть.
«Зачем это тебе? – продолжил ангел. – Ты вспомни что-нибудь хорошее из своей жизни. Ведь у тебя такого было много. Море, например, белый песок, шур-шание воды по камешкам. Ты с мокрыми волосами, с капельками воды на восхи-тительном теле бегаешь по берегу, все тобой любуются. Разве не прекрасно это? Вспомни. Если ты не сделаешь сейчас шаг туда, это будет повторяться еще не раз».
- Я чаще вспоминаю, как мы с друзьями встречали Новый год в охотничьей избушке. Кругом никого, только мы и огромные-огромные звезды.
«Вот видишь, было у тебя хорошее, что хочется вспомнить. Самое главное в жизни: тебе надо полюбить себя! Ты добрая девочка, и плохого любимому ты не сделаешь. Ведь так? А если ты сделаешь свой последний шаг, то всего этого не будет. Ты представляешь, какая ты будешь лежать на асфальте? Жуть».
- Не слушай его, - прошептала себе Лена. – Ну, шаг вперед. Последний шаг – и все проблемы решены.
Но ноги не слушались, а руки по-прежнему судорожно цеплялись за угол кир-пича.
«Так проблемы не решают, так уходят от них, - это путь трусов. Ведь ты не такая?»
- Такая, не такая, но мне надоело все это, надоели проблемы, которые соз-дают люди, думая только о себе. Что будет с теми, кто рядом с ними – им напле-вать на это.
«Вот, правильно думаешь, умница. Зачем же ты хочешь им доставить удо-вольствие? Они только скажут: вот еще одна дура чокнутая. И забудут о тебе. Тебе этого хочется?»
Лена вздохнула и посмотрела вниз. Там народу стало больше, и все смот-рели вверх.
- Они что, на представление пришли?
«Конечно. Им интересно, прыгнешь ты, или нет? Народ любит такое развле-чение. Его, как говорится, хлебом не корми, дай ему посмотреть на что-нибудь этакое. А собственно до тебя, им дела нет».
- Послушай, ангел-хранитель, я забыла предупредить, чтобы меня хоронили без оркестра. Сделай доброе дело, намекни тем, кто будет организовывать похо-роны.
«Ну нет, это в мои обязанности не входит, ничего я намекать не буду. Ну вот, дождались, уже спасатели приехали. Видишь? Послушай меня, давай потихоньку слазь с перил. Ты же умная девушка. Я и не ожидал, что ты живешь одним днем. Обида пройдет, и, если ты останешься жить, скоро все забудется, наступят новые счастливые дни, и ты будешь радоваться жизни, ты будешь свысока смотреть на тех, кто тебя обижал. Любая обида, по сравнению с радостями жизни – пустяк».
Ангел замолчал, потом торопливо сказал:
«Прощай, сюда идут. Будь умницей, подумай, разберись во всем вниматель-но. Пожалуйста», - почти прошептал он.
Лена вновь посмотрела на небо. Там по-прежнему плыли вдаль ослепитель-но белые облака, словно зовя ее за собой. А внизу среди зеленых прямоугольни-ков газонов отчетливо просматривалась дорожка, по которой она уходила с рабо-ты с подругами в кино, на дискотеку, а иногда и на свидание с Сашей.