***Рассказы о Советской Армии***
ОБЪЯСНЕНИЙ НЕ ТРЕБОВАЛОСЬ
Рассказ из жизни суворовцев
Довелось мне как-то проводить «Зарницу» в одной из школ. На привале, в ходе игры, обступили меня мальчишки. Заинтересовал их знак с барельефом Александра Васильевича Суворова и буквами СВУ на моём кителе.
– Вы окончили суворовское военное училище? – с благоговением в голосе спросил вихрастый паренёк по имени Миша. Од был командиром в одной из групп.
– Да, – говорю, – окончил. А что?
– И я мечтаю поступить в суворовское, – вздохнул Миша.
Со всех сторон посыпались вопросы об учёбе в училище, о жизни суворовцев, а Миша тихонько попросил:
– Расскажите о дружбе суворовцев…
И вот беда – как раз на ум ничего не идёт! Однако, призвав к порядку память, я начал:
– Ничего такого уж особенного я вам, ребята, и не расскажу. Вот, разве, один случай…
Собрался я как-то раз в город. В училище право на увольнение имеет каждый суворовец, у кого нет плохих отметок и нарушений дисциплины. А в ту субботу этим правом воспользоваться мне было крайне необходимо. Дело в том, что мы договорились с другом моим суворовцем Володей Корневым в Драмтеатр идти. Билеты уже взяли и подруг своих из соседней школы пригласили.
Всю неделю прямо на цыпочках ходили, к урокам, как никогда, готовились. И вот к вечеру в пятницу наши фамилии, успешно пройдя все инстанции от командира отделения до командира роты, были уже в списке увольняемых.
После вечерней поверки уединились мы с Володей Корневым, чтобы ещё раз обсудить планы на завтрашний день. Да так заговорились, что чуть было вовремя лечь спать не опоздали. В эти минуты всё училище заканчивало приготовления ко сну. Сновали по коридорам суворовцы с зубными щетками и мыльницами в руках и полотенцами через плечо, расхаживали офицеры-воспитатели, следя за порядком; поминутно поглядывали на часы дежурные по ротам, чтобы своевременно подать команду «Отбой!»
Я едва успел умыться и забежать в спальное помещение, когда эта команда облетела расположение роты.
Настроение было приподнятое, радостное. Вприпрыжку я подбежал к своей койке. Мой сосед, Володя Рыговский, уже забрался под одеяло и лежал, задумчиво уставившись в одну точку. Он как будто даже и не заметил меня. Мне же трудно было удержаться от безобидной шутки. Я выхватил из-под его головы подушку и бросил её ему на лицо, а сам, отскочив, прыгнул в свою койку и скрылся под одеялом.
Он в долгу остаться не захотел и тоже швырнул в меня подушкой. И вдруг:
– Суворовец Рыговский, ко мне!
Это был голос офицера-воспитателя нашего взвода Степана Семёновича Соколова.
Володя, с досадой посмотрев на меня, уныло побрёл к выходу.
– Допрыгался, – прокомментировал из угла чей-то голос. – Теперь вычеркнут из увольнения…
А мне оставалось только одно: чуть приподнявшись, ждать, что же теперь будет.
– Туалет послали драить, – сообщил через несколько минут громким шёпотом Женя Жирнов, койка которого стояла у двери.
Я мысленно укорил себя за то, что подвёл товарища.
Никто не заметил, что в случившемся был виноват именно я, тем не менее, мне было не по себе. Синий свет дежурного светильника создавал уют и располагал ко сну. Но до сна ли было мне? Правда, какой-то подленький голос в душе тщетно пытался призвать к спокойствию: мол, ничего не поделаешь, бывает. Да и Володька сам виноват… Но успокоение не приходило. И нужно было предпринять что-то, и боязно было: майор Соколов мог лишить меня увольнения, не освободив от наказания Рыговского.
И тут мне вспомнился недавний полевой выход… Тогда мне, сильно уставшему в трудном марше, тащившему на себе тяжеленный ротный пулемёт РПД (в то время ещё были они у нас в училище, хоть и учебные, с дыркой в стволе – стреляли-то мы уже из РПК), не задумываясь, помог он, Володя Рыговский. Просто перевалил на свои плечи часть моего груза.
Вспомнив всё это, я решительно поднялся с койки и натянул брюки.
– Ты куда? – полусонным голосом спросил командир отделения вице-сержант Толя Козырев.
– Пойду Рыговскому помогу.
Проскользнуть мимо майора Соколова незамеченным не удалось. Пришлось всё подробно объяснить. Выслушав, офицер-воспитатель улыбнулся, совсем не строго поглядев на меня, но тут же, словно спохватившись, строго сказал:
– С решением вашим согласен. Отрабатывайте наказание вместе.
– И знаете, у меня на душе стало невообразимо легко. Подскочив к Рыговскому, я выхватил у него из рук швабру и сказал:
– Передохни!
– Чего тебе? – удивился он.
– Вместе квалификацию повышать будем, – хитро подмигнул я.
Он радостно улыбнулся. Других объяснений не требовалось.
*-*-*
Я завершил рассказ и посмотрел на притихших мальчишек. Они что-то ждали, а мне было совсем нечего говорить.
И тут затянувшуюся паузу нарушил Миша:
– Ну и правильно, – уже совсем по-свойски заметил он: – Это по-товарищески.
Я в ответ улыбнулся:
– Старое суворовское правило: сам погибай, а товарища выручай.
*-*-*
Самый первый мой напечатанный рассказ. Опубликовали его в районной газетке города Бологое под рубрикой: «19 мая – день рождения пионерской организации имени В.И. Ленина». Я в то время командовал отдельной ротой охраны базы боеприпасов в нескольких десятках километрах от районного этого городка, в лесу…
Что же касается творчества, то началось оно совершенно, казалось бы, случайно. В летнем отпуске перед выпускным курсом училища я отдыхал в Крыму. Там вспыхнула у меня невероятная, казалось бы, всепобеждающая любовь к подруге детства Наташе Гуськовой, которую знал столько почти, сколько помнил себя – она была немножечко моложе… Впрочем, всё это описано в «Подсказке Создателя» (есть на сайте).
И как часто бывает, любовь привела к тому, что начал писать стихи, да ещё как начал… Нет, стихи не были совершенными, но писал я их даже на занятиях. Бывало на семинаре, к примеру, по марксизму-ленинизму, специально готовился к ответу по первому вопросу, «тянул руку» и выступал… И все остальные четыре часа занятий украдкой писал стихи… Неужели же слушать то, что делается на семинаре…
А тут, 19 декабря, юбилей Калининского суворовского военного училища… Написал я большущее стихотворение. Так, для себя. Но ничего просто так не бывает… В декабре приехал на стажировку в газету Московского военного округа «Красный воин» курсант факультета журналистику Львовского военно-политического училища Эдик Мановас. И надо же – поселили его жить в казарме нашей роты. Ему я и показал стихотворение. Он отнёс его в газету. А на следующий день вечерком отозвал меня в сторонку и сказал: «В редакции попросили написать всё это прозой…» Понятно… Стихи мои относились к поэзии разве только потому, что были написаны в рифму. Написал прозой. Опубликовали. Ну и дальше пошло-поехало. Стал, как тогда говорили, военкором окружной газеты. Много о роте своей написал – до сих пор однокашники вспоминают, а многие даже хранят вырезки статей о себе. Не часто ведь попадали и курсанты, да и офицеры на страницы печати.
Но заметки, репортажи, зарисовки, аналитические статьи – всё же не то… Отец писатель… Мама публиковала рассказы в Софроновском «Огоньке». Мало того, отец Фёдор Фёдорович Шахмагонов (в Интернете о нём тьма материалов), около десяти лет был литературным секретарём Михаила Александровича Шолохова. И вот однажды в голову ему пришла идея – заставить меня написать рассказы… Я учился тогда классе в четвёртом… Написал из-под палки рассказы о животных – много их было у меня, пока отец не бросил кровожадное занятие охотой и не выступил в «Молодой гвардии» с нашумевшей статьёй «Исповедь ружейного охотника». Он к моим рассказам отнёсся гораздо серьёзнее, чем я. Даже отдал машинистке перепечатать мои каракули. Мало того, показал их Шолохову. Разумеется, они никакого впечатления произвести не могли, но, конечно, не из-за рассказов, а по просьбе отца, была устроена мне встреча с Шолоховым… В это и самому трудно верится, но… всё это было и встречу эту я подробно описал в романе «Офицеры России. Путь к Истине», в первой книге (есть на сайте). Ну и в память о встрече хранится у меня Детгизовское издание – одно из первых изданий рассказа «Судьба человека». Книжку с тёплой надписью Шолохов подарил именно в день встречи. Михаил Александрович Шолохов – удивительный человек! С ним было легко и высоким руководителям, и простым людям, и даже детям. По просьбе отца он встречался и со студентами, и со школьниками – не под репортажи, просто так, за чашкой чая. Кстати, его алкоголизм – такая же ложь, как, к примеру, «потёмкинские деревни». То, что Потёмкин построил цветущие города, теперь опровергают разве что ненавистники России или полные глупцы. Но я не случайно коснулся Потёмкина. Великие поистине люди – Суворов, Потёмкин, Шолохов – были очень похожи в своём отношении к подхалимам, стяжателям или просто безмозглым особям. С такими они прикидывались чудаками… Когда Шолохова обступали бездари, протягивая свои опусы, он, чтобы не обижать людей своей нелицеприятной критикой, частенько прикидывался крепко выпившим… Это факты из первых рук…
Но я отклонился от темы… Встреча с Шолоховым имела неожиданный результат – Шолохов сказал отцу: «Отдай сына в кадеты!» «Куда?» «Отдай в суворовское училище!» Почему он сказал в кадеты? Не только потому, что суворовские училища Сталин создал «по типу старых кадетских корпусов». Есть и ещё одна причина, относящаяся к истинной биографии Шолохова. Но о ней следует говорить долго и серьёзно.
Итак: «Отдай в кадеты!!!». Это полностью совпало с моей мечтой. Да и оказалось, не случайно совпало. Тогда об этом не очень принято было говорить… Но потом уж узнал, что отец моей мамы – мой дед – как и мой крёстный, его брат родной, оба представители военно-дворянского рода, окончили кадетский корпус. Оба воевали в первую мировую. Дед служил в штабе Брусилова, участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве, крёстный был драгуном, награждён шашкой «За храбрость». После революции был красным командиром в знаменитой Первой конной Будённого. К сожалению, мало что известно о судьбе деда, поскольку бабушка вышла замуж второй раз за замечательного человека, авиаконструктора, который работал в Туполева. Его, Бориса Николаевича Гроздова, я и считал дедом, даже не подозревая в те годы о тонкостях биографии.
Снова отвлёкся… Но как обойти некоторые моменты биографии? Слово скажешь, ан-нет… Надо прояснять. Почему, к примеру, я, начав публиковаться, задумывался над рассказами, над повестями? Да потому, что, сколько себя помню, столько помню разговоры только о литературе, о писательском труде, потому что все или почти все друзья отца были писателями. Алексей Кузьмич Югов, Арамилев, Дудинцев и многие другие… Это в детстве. Да и я дружил с детьми многих писателей. Особенно с Юрой Стаднюком, сыном знаменитого автора «Войны». Юра Стаднюк стал военным журналистом, затем издателем, завершил службу в должности начальника управления Военного издательства и в звании генерал-майора.
Но легко подумать о рассказе, повести, романе – трудно овладеть этими жанрами. Помню, писатель Антонов в книге «Я читаю рассказ» привёл интересный пример. Он рассказал о годах учёбы в Литинституте. О том, что он и его сокурсники шли тернистым путём от очерка к рассказу, от рассказа к повести, от повести к роману, и многие достигли определённых высот в советской литературе. И лишь один – он подчеркнул, один – который носился с папкой с листками: «Роман. Том первый. Книга первая. Часть первая. Глава первая», так и тешил себя иллюзиями, ничего не создав.
Совсем молодым лейтенантом – не прошло и двух лет после окончания училища – я получил назначение на должность командира отдельной роты. Рота была огромной – 222 человека по штату – четыре взвода и два отдельных отделения – хозяйственное и охранно-заградительной сигнализации. Кроме того ещё и взвод караульных собак… 38 собак по штату. Своё хозяйство… Когда меня направляли на роту, кадровики говорили – ждёт тебя маленький полк. Вот уж где была возможность писать статьи, репортажи, очерки…Сам себе хозяин… Лишь по внутренне службе подчинён командованию базы Главного ракетно-артиллерийского управления, а так – в окружном подчинении. А штаб округа далеко… в Москве.
Там я написал первую повесть… Дал почитать отцу – есть такая страсть у начинающих: заставить почитать маститых… свои опусы. Долго отец не отвечал, а когда я стал упрекать, мол, вот, когда-то хотел писателем сделать, а теперь.., вдруг заявил: «Повесть хорошая… Пиши дальше!» Я с воодушевлением начал писать уже художественные (здесь уместно добавить, так называемые художественные) произведения. Много написал рассказов и… стали они публиковаться. Но лишь став участником Всеармейских семинаров молодых писателей, я понял, что ту самую первую мою повесть отец и не открывал вовсе. Иначе бы он сказал всё, что о ней думал, причём дал бы оценку совершенно иную… К примру, прочитав врезку, сделанную в газете «Красная Звезда» при публикации моего рассказа «Просека», он возмутился, мол, рассказ – он был назван новеллой – не соответствует врезке. Что ж, он прав, но армейской печати были нужны именно рассказы о полевых занятиях, учениях, о тактических головоломках. Недаром же собирали пробующих себя в литературе офицеров в Домах творчества Союза писателей СССР и устраивали семинары, на которых занимались с нами преподаватели Литературного института.
На излёте перестройки я отошёл от работы над рассказами и повестями. Занялся историей, поскольку столько помоев вылила гласность на великих русских государственных деятелей, что нужно было как-то противодействовать верным слугам Даллеса с его людоедской директивной «Цели США в отношении России».
Вернулся к рассказам, повестям лишь в начале двухтысячных… И в 2004 сел за большой роман «Офицеры России. Путь к истине». Ничего о нём не скажу – оценка в руках читателей.
Но когда-то и с чего-то всё начинается…
Первая публикация – о Калининском суворовском военном училище, к юбилею училища. Первый рассказ, или если и не рассказ, то попытка рассказа – о суворовцах. Первый большой рассказ на полосу в «Красной Звезде», об офицере-кремлёвце… Тогда друзья шутили, что пишу я «тактические» рассказы. По аналогии… Это было время, когда в моду вошли «политические романы».
Я аккуратно подклеивал вырезки в большие фотоальбомы. И лишь недавно добрался до этих своих альбомов. Оказалось, что только рассказов опубликовано – свыше двух сот за полтора десятка лет. И подумал, что, пожалуй, можно некоторые из них издать. Готовлю сборник… Четырнадцать лет прослужил я в печати (в армии не работают, в армии – служат, хотя, «смердяковщина» пыталась внедрить совсем иной род деятельности – вордюковский). Но, слава Богу, армия возрождается, и возвращается ко многим, очень многим традициям воистину, без иронии ельцинизма, «непобедимой и легендарной». И потому я решил не только издать сборник «Рассказов и повестей о Советской Армии», но и разместить некоторые на сайте «Проза.ру». Пусть они, порой, наивны, и не раз тянулась рука выправить с позиций нынешнего литературного опыта… Но… тогда бы не было того, что живёт в них с тех лет, как иллюстрация советского образа жизни, ведь всё что теперь пишут о том времени – отвратительная ложь, цель которой отвести людей от мерзости демократии с её девизом «человек – человеку волк» и попытаться оболгать девиз «всё для блага человека, всё во имя человека». Ох уж, как только над таким девизом не издеваются, словно не замечая, что ныне так получается – «всё для благо олигархов, всё имя олигархов». И трудно, очень трудно переломить ситуация, поскольку ельциноиды все богатства страны раздали жадной толпе, стоявшей в годы ельцинизма у трона п-резидента Ельцина.
Но не будем о грустном – литература призвана вести к высокому, где бы это высокое не находилось… А ведь оно порою находится и в прошлом!!! Недаром Екатерина Великая любила повторять «не зная прошлого, можно ли предпринимать какие-либо меры в настоящем и будущем!»