***
Ни водитель, ни двое молодых людей, сидевших по бокам у Милы, за все время поездки не проронили ни слова, хотя Мила несколько раз поинтересовалась, куда ее везут. Ребята прикинулись глухонемыми. Мила видела лишь вздернутые носы, массивные нижние челюсти и толстые шеи, которые почти незаметно переходили из голов в квадратные плечи. «Дарвин умер слишком рано, – вдруг подумала Мила. – Он явно пересмотрел бы свою теорию…». Джип остановился около двухэтажного особняка на узкой улочке, через несколько секунд ворота бесшумно отворились.
– Что это за дом? – спросила Мила, но тут же получила тычок локтем под ребро.
– Не дергайся. Это гостиница, – хохотнул один из ее спутников. – Правда, Гога?
– Ну, – утвердительно кивнул второй. – Называется – «Последний приют».
– Шуточки же… – передернула плечами Мила.
– Какие тут тебе шуточки.
Мила оглянулась. Настоящие поместья были вокруг – дворы как парки, внутри двухэтажные или трехэтажные виллы, бассейны, теннисные корты, детские площадки с качелями и горками, гаражи на несколько автомобилей… Но излишней роскоши не чувствовалось. Становилось ясно, что здесь живут не просто зажиточные люди, а разумные зажиточные люди, не стремящиеся поразить окружающих своей состоятельностью.
Зашипела маленькая рация, укрепленная на щитке управления, из нее раздалась короткая фраза на иврите. Гога что-то ответил и распахнул дверцу со своей стороны.
– Плиз в хоромы…
Милу повели к дому. В дверях появился очередной гориллоподобный паренек, стриженый наголо, в узкой майке и с массивной золотой цепью на шее. Любой человек, обладающий минимальной фантазией, мог бы запросто прочесть у него на лбу: «Цербер».
– Эта, что ли? – недоверчиво спросил он, кивнув в сторону Милы.
– Ну, – ответил Гога.
– И она вырубила солдата-десантника? Хорош заливать…
– Ты вообще отойди от нее, – с наигранной серьезностью сказал второй Милин спутник. – А то она тебя тоже вырубит, да и нас за компанию. Костей не соберешь…
Все трое громко заржали.
Мила оказалась в большой гостиной и сразу же увидела сидящего в кресле мужчину лет сорока пяти в длинном шелковом халате, словно только что вышел из ванной и никак не ожидал гостей. Он долго и молча разглядывал Милу.
Ей стало по-настоящему страшно. Сейчас Миле хотелось только одного – чтобы он скорее заговорил, тогда станет ясно, зачем ее сюда привезли. Несомненно, он был русским, иначе вместе с ними был бы кто-то еще, кто мог бы переводить. Пользуясь моментом, она принялась разглядывать хозяина. Скуластое лицо с залысинами на лбу, крупный мясистый нос с большими ноздрями, из которых пробивались волосины, старый фиолетовый шрам на шее от уха до уха…
Затекшей рукой Мила поправила прическу и заметила, что рука слегка дрожит. Это не укрылось от мужика.
– Как чувствуешь себя? – вдруг добродушно спросил он.
– Нормально, – пробормотала Мила.
– А спишь хорошо?
– Сплю? Хорошо сплю…
– Привидения по ночам не приходят?
– Чего вы от меня хотите? – не выдержала она. – В чем дело?
– Чего хочу? Поговорить с тобой хочу, Мила, – улыбнулся мужик, кладя ногу на ногу. Полы халата разъехались, в проеме показалась мохнатая голень. – Заодно хочу узнать, чего ты сама хочешь. Ты вообще зачем приехала сюда, девочка?
– По набору.
– По какому набору?
То ли он в самом деле не знал, то ли притворялся. Если притворялся, то вполне удачно.
– По набору домработниц в фирму «Алина».
– Ну, так почему же тебе не работалось на дому? Тебя определили в очень хорошее место, в чудесную дружную семью. А что ты там натворила?
Мила смутилась.
– Меня изнасиловали. Я защищалась…
– Ничего подобного, – засмеялся хозяин. – Ты заманила мальчика к себе, соблазнила и… лишила жизни. Армия обороны Израиля потеряла своего солдата. Тебя разыскивают и уголовная, и военная полиция.
Мила молчала, чувствуя, как прыгают губы, из глаз готовы были хлынуть слезы.
– Плохо ты поступила, – со вздохом продолжал мужик. – И я, как законопослушный гражданин, обязан передать тебя в руки правосудия.
Он вынул из кармана халата телефон, набрал какой-то номер и приложил трубку к уху, не сводя глаз с Милы. Не в силах больше сдерживаться и кусать губы, Мила расплакалась.
– Не понял, что случилось? – с интересом спросил собеседник.
– Я хочу домой, – сквозь слезы выдавила Мила.
– Домой?! – от удивления хозяин опустил трубку на колени. – Как это – домой? А кто возместит наши убытки? За наши деньги ты приехала, тебя определили на хорошую работу… Ты хоть знаешь, сколько людей пёрло на твое место? А вот повезло именно тебе. Кроме того, как быть с трупом? Убийство, девочка моя, это очень и очень серьезно…
– Но полиция же не знает, что я здесь?..
– Пока еще нет, но скоро узнает, Мила, – с сожалением в голосе ответил хозяин.
– Я отдам вам деньги. Заработаю и все отдам, у меня уже есть работа…
– Ненормальная! – захохотал хозяин. – Да мне легче сдать тебя в миштару и получить премию! А что? Туристкой или гостьей ты не числишься, защищать тебя никто не будет… Хочешь? Не слышу ответа!
– Нет…
– «Не-ет», ну… – скорбно передразнил он. – А долг неплатежом грозен. Так что делать-то с тобой, а? Посоветуй!
От безысходности Миле хотелось умереть. Только теперь до нее начало доходить, в какую ситуацию попала, она почувствовала себя загнанной в глухой угол, откуда нет выхода. На мгновенье вспомнилось семейство Галины. Теперь все они казались едва не святыми. Уж лучше было бы остаться там, прислуживать, терпеть насмешки Алекса, пусть даже ублажать Игаля, получать дополнительные деньги… Ведь многим девчонкам приходится зарабатывать таким путем… Она даже прикрыла глаза в детской надежде, что собеседник вдруг растворится в воздухе. Страх был вязким и тягучим. Мила пошевелила лопатками – мокрая футболка с трудом отлипла от спины.
– Ладно, – вдруг заговорил хозяин совсем другим тоном. – Если не хотите по-плохому, то по-хорошему будет еще хуже. Хватит. Давай теперь вместе думать. Пойду уж на грех, в рай я уже и так не попадаю, терять нечего. Посадить тебя – два пальца обсосать. Но толку с этого мало. Ты нужна мне для одного хорошего дела.
– Для какого еще дела? – от удивления Мила перестала плакать.
– Не очень сложного… Выполнишь для меня одну работу – и я сам, лично, отправлю тебя домой. С твоим паспортом и моей благосклонностью. И пятнадцать тысяч долларов тебе вовсе не помешают. Или нет?
– Пятнадцать тысяч? – переспросила Мила, чувствуя, что сейчас упадет, пришлось облокотиться о стену.
– Я сказал ясно: пятнадцать тысяч долларов. Если ты скажешь, что этого мало, то я скажу – вполне достаточно. Лучше синичка в руке, чем галочка в протоколе полицейского допроса. Нет безвыходных положений, есть непринятые решения. – Он помолчал, затянувшись сигаретой. – Один мой знакомый психолог сказал примерно так: если не можешь изменить ситуацию, то измени свое отношение к ней. А пятнадцать тысяч… За сколько лет ты сможешь заработать?.. Или тебе мало?
– Что вы…
– Вот и отлично. Сенечка! – громко крикнул он в сторону двери.
Сразу же появился тот самый яйцеголовый мордоворот с золотой цепью на шее, который встретил Милу у входа. Теперь любой без особого напряжения мог бы прочесть у него на лбу – «Слуга».
– Сделай что-нибудь, – хозяин щелкнул пальцами, – типа легкого ужина.
– Момент, Роман Евгеньевич, – поклонился Сенечка. – С выпивкой, или как?
Хозяин вопросительно глянул на гостью. Мила отрицательно помотала головой.
– Или как, – с улыбкой ответил хозяин.
– Понял! – Сенечка исчез за дверью.
– Роман Евгеньевич, – Мила настороженно обернулась к хозяину. – А если я не справлюсь с вашим заданием?
– Почему не справишься? Справишься. Не нужно только заранее настраивать себя на неудачу, и все будет в порядке.
Сенечка тихо прикатил сервировочный столик на колесиках и расставил перед собеседниками тарелочки с гамбургерами, салатами, чашечки с кофе, налил в бокалы гранатовый сок и так же бесшумно удалился. Мила решительно налегла на еду – пообедать она не успела, а от волнения проголодалась еще больше. Роман Евгеньевич одобрительно поглядывал на нее.
– И какое же дело вы хотите мне поручить? – с набитым ртом спросила Мила.
– Дело вот какое. Недавно в Израиль приехал один человек. Мы слишком поздно узнали о его визите, и разминулись. Досадно, – Роман Евгеньевич покачал головой, сожалея о происшедшем. – Но он нам очень нужен.
– А он сам не знает, где вас найти?
– Н-нет, – после короткой паузы ответил Роман Евгеньевич. – Он просто не догадывается о нашем существовании. Мы выяснили, что он прибыл сюда с одной деликатной миссией, и эта миссия нас весьма и весьма интересует. Но беда вся в том, что мы пока плохо представляем себе, где он остановился, а узнать очень бы хотелось. Вот и все.
Роман Евгеньевич откинулся на спинку кресла и в упор посмотрел на Милу. Под его взглядом девушка поежилась.
– А от меня-то что требуется?
– От тебя требуется найти его, – просто пояснил хозяин.
– Но… как? – растерялась Мила. – Если даже вы... – последнее слово она произнесла с уважением.
– Главное в том, что мы знаем его только по фотографии.
Хорошенькое дело, – подумала Мила. Как же они собираются искать человека, которого видели только на фото?
– А в чем заключается моя помощь? – спросила она.
– Не помощь, Мила. Не помощь. Все как раз наоборот: помогать будем мы тебе, а не ты нам.
– Но…
– Ты догадываешься, Мила, как мы тебя нашли? – перебил ее Роман Евгеньевич.
– Нет.
– Хочешь, расскажу? У нас тут свой МОССАД. Знаешь, что это такое?
– Знаю, разведка, – ответила Мила, вспомнив разговор с Аллой в день своего приезда. – Говорят, лучшая в мире.
– Наша разведка намного лучше, – засмеялся Роман Евгеньевич. – Тебя искали, и рано ли, поздно ли – нашли бы все равно. Это был вопрос времени. Где-нибудь ты бы да засветилась. Хотя бы при попытке сделать себе новый паспорт, – он внимательно глянул на Милу, та снова опустила глаза. – Мы могли просто ждать. А попалась ты благодаря своей же деятельности. Интернет – штука не для тех, кто хочет сохранить инкогнито. Лишь после этого тебя легко вычислили и выковыряли из кибер-борделя.
– Понятно…
– Я рад, что тебе понятно. Но, для того, чтобы тебя найти, нужно было знать хотя бы твою внешность. Согласна?
– Разумеется, – сказала Мила, не понимая, к чему клонит Роман Евгеньевич.
– Так вот. Для поисков того человека, о котором я говорю, нужна только ты, Мила. Исключительно ты.
– Почему? Я что, тоже знаю его в лицо?
Хозяин кивнул. Он был явно доволен сообразительностью Милы.
– Да, ты знаешь его в лицо. Именно в лицо, а не по фотографии. И, кроме тебя, многие здесь, в Израиле, знают его в лицо. Но на контакт он может пойти только с тобой, девочка.
– Только со мной?..
– Только. Потому, что остальных, кто его видел, он вряд ли помнит. А тебя он запомнил, надеюсь, очень хорошо.
– Но кто это?
– Не догадываешься? – Роман Евгеньевич хитро улыбнулся. – Подсказать?
– Конечно!
– С ним ты плыла в одной каюте на «Дмитрии Шостаковиче».
– Аркадий? – воскликнула Мила.
– Да, это Аркадий, в миру его кличут Арон Хайкин. – кивнул Роман Евгеньевич. – А чтобы не было тебе скучно, мы дадим тебе в помощь нашего человечка. Так сказать, агента национальной безопасности… Сенечка! – снова крикнул Роман Евгеньевич, оглядываясь на дверь.
– Здесь! – материализовался Сенечка, сияя ослепительной улыбкой.
– Пригласи-ка мне Танюшку.
– Момент, Роман Евгеньевич!
Мила даже не очень удивилась, увидев в дверях Татьяну, ту самую Татьяну, парадоксальное появление которой они с Катей обсуждали в гостинице. «Агент национальной безопасности» по наблюдению за девушками должен быть, конечно, не мужчиной.
***
…Роман Евгеньевич мог вполне гордиться своим начинанием. Предшественников у него не было, конкурентов пока тоже не наблюдалось, его деятельность была довольно прибыльной и впредь сулила все новые барыши. Имея опыт создания полулегальных агентств «Трудоустройство за рубежом», занимавшихся в основном пополнением штата «махонов» в районе старой автостанции Тель-Авива, он быстро разработал систему новой услуги, которая, в отличие от прежней, не обещала конфликта с правоохранительными органами. В Израиле многие богатые семьи нуждались в неприхотливых домработницах, но мало кто хотел оплачивать их труд по законам государства.
А в России и прилегающих к ней странах были десятки и сотни тысяч девчонок, мечтающих или выйти замуж за иностранца, или выехать на ПМЖ за рубеж («на любых условиях!», – как наивно писали они в своих брачных объявлениях, даже не подозревая, какими могут быть эти условия), однако не каждая из них имела реальную возможность осуществить свою мечту. Они не знали, что закупочная цена, которую платит израильский сутенер за приобретаемое им «средство производства» из Украины, Молдовы, Беларуси или Узбекистана, колеблется от четырех до десяти тысяч долларов. Роман Евгеньевич не разменивался на деятельность в разных сферах, которая могла бы сразу принести свои плоды – игровой бизнес, наркоторговля, перепродажа краденых автомобилей или недвижимости. Он понимал, что «нельзя объять необъятное», и посвятил себя лишь единственному бизнесу – торговле женщинами. Он пока не мечтал стать монополистом или «главным сутенером страны», но той ниши, которую он вовремя успел заполнить, вполне могло хватить на много лет.
…16 августа в Израиле проводился День борьбы с проституцией, именно в этот день несколько лет назад в результате поджога подпольного публичного дома в Тель-Авиве заживо сгорели четыре женщины. «Коктейль Молотова», брошенный в окно религиозным фанатиком, вмиг охватил комнату, покинуть ее никто не мог, поскольку обитательницы были заперты хозяином заведения, который также позаботился и о решетках на окнах.
Роман Евгеньевич долго смеялся над этим случаем. Уж он-то никогда не попал бы в такую передрягу. Свой бизнес он делал с истинно русско-еврейским умом.
Для самоутверждения.
Зачем это ему было нужно? Нет, теперь уже не ради денег. Сейчас деньги стали для Романа Евгеньевича лишь источником вдохновения, как пустой пятилинейный нотный стан со скрипичным ключом для композитора. Как слово, ритмика и осознанный образ для поэта.
Только в сфере рожденного и поднятого собственного дела, которому он посвятил многие годы, Роман Евгеньевич ощущал себя в своей стихии, которая вливала в него все новые и новые жизненные силы.
Когда человеку достаточно денег и он счастлив, – полагал Роман Евгеньевич, – то человек успокаивается и останавливается в своем развитии, а это неотвратимо ведет к деградации личности. Роман Евгеньевич не хотел успокаиваться. Он понимал, что успех роста решают не только деньги. Не только люди. Не только информация и не только охрана. Успех развития решают все эти четыре субстанции, собранные в одном месте и в одно время. И еще он твердо знал, что в его бизнесе моральны и нравственны любые действия, работающие на конечный результат. Иначе… Иначе – раздавят и подошву не оботрут, пойдут дальше. Тот же чеченец Азамат, тот же марокканец Ларби, а еще хуже – земляки бывшие из СНГ, уж им-то равных нет…
Именно русские – самые опасные конкуренты: они образованы, разумны, изобретательны и весьма нахальны.
Роман Евгеньевич жил на стандартной тель-авивской вилле, правда, улучшенной планировки, оборудованной системой видеонаблюдения и примитивной сигнализацией «Мокед-99», квартир в Нью-Йорке и дач на Фиджи не покупал и не собирался, отдыхать ездил не на Капри, а лишь в Эйлат или на Киннерет, не пересекая границ Израиля. И если бы у него спросили, на кой черт ему столько денег, он, пожалуй, крепко задумался бы. Оставить наследникам? Кому? Единственный сын Славка упорно не желает сваливать в Израиль, однако вызвался и далее помогать отцу в его бизнесе. Роман Евгеньевич никогда не испытывал к нему родственных, а тем более отцовских чувств, и вспомнил о сыне, рожденном в незаконном браке, двадцатипятилетнем Славе, лишь недавно, как только понадобился ему более-менее надежный и мобильный человек в Харькове, никак не связанный с криминальными группами, структурами и формированиями, или как у них это теперь называется. Слава с горем пополам тянул лямку рекламного агента в одной из городских газет, то ли «Слобода», то ли «Слобожанщина», об отце почти не вспоминал и о больших делах не мечтал.
Приехав к сыну по гостевой визе, Роман Евгеньевич обсудил с ним детали нового, еще не имеющего аналогов предприятия, навел необходимые справки и обзавелся определенными связями в деловом мире города.
Вскоре на центральной улице, среди прочих агентств и контор, появился офис новой фирмы по трудоустройству за границей. Над стеклянными дверями с дистанционным управлением и камерой слежения потрескивали неоновые трубки, складываясь в сине-белое слово «Алина». В помещениях за компьютерами трудились две настоящие израильтянки – Лимор и Мири, они оформляли документы и держали связь с израильскими организациями. На стенах располагались большие фотографии с видами солнечной страны. Здесь же можно было купить русско-ивритские словари и разговорники, красочные путеводители по городам и атласы автомобильных дорог Израиля.
Особое место занимал плакат-календарь с изображением счастливой женщины, склонившейся над ребенком; надпись гласила: «АЛИНА – тридцать лет безупречной работы!» Юбилейные брошюры «30 лет с Алиной!» бесплатно получал каждый, кто заходил в офис. Из невидимых стереодинамиков тихо звучали песни на идиш и иврите…
Здесь директорствовал Слава.
…И только считанные люди в Харькове знали, что фирма с таким названием, уже три десятилетия существующая в Израиле, ни к Славе, ни к самому Роману Евгеньевичу, ни тем более к вербовке домработниц-наложниц никакого отношения не имеет.
Эти люди работали здесь – в новой «Алине». В фирме с украденным именем.
***
Милу не покидала мысль о нереальности происходящего. Неужели это она, Мила, с детства привыкшая к определенному порядку в жизни, вдруг попала в этот круговорот событий, не оставляющих времени даже на обдумывание, не то, что на какие-то самостоятельные действия? Может быть, нужно посильнее тряхнуть головой, укусить себя за палец – и все прекратится, остановится, исчезнет, она проснется в своей квартире, наскоро примет прохладный душ, смывая остатки фантастического видения, выпьет кофе, отправится в переполненном троллейбусе на работу, где со смехом поведает коллегам о своем сумбурном до умопомрачения сне? И жизнь пойдет дальше, плавно и размеренно. Экспрессом, без остановок.
Если бы так… Сейчас Мила от души завидовала их спокойной и примитивно-обыденной жизни – они великолепно знали, что произойдет с ними через час, через день, неделю… Мила же совершенно не представляла себе, что случится с ней даже через минуту, и это состояние неопределенности, «подвешенности», как называл его экс-супруг Валерий, доводило ее до отчаянья, граничащего с паникой. Вот так расправилась с ней судьба, одним легким пинком. А за что?
Хороший вопрос...
Уже третий день она жила на вилле Романа Евгеньевича. Милу хорошо кормили, разрешали пользоваться баром и бассейном, играть в компьютерные игры, гулять по саду… Запрещалось одно, как и в первые дни ее пребывания в Израиле – выходить за пределы виллы. Две недели, отпущенные официальной (если верить Мише) визой, подходили к концу, но Милу это не беспокоило: Роман Евгеньевич обещал уладить все проблемы, – а то, что ему это удастся без труда, не вызывало сомнений, – вернуть Миле паспорт и отправить ее на родину, как только она найдет Аркадия Хайкина. Зачем так понадобился Роману Евгеньевичу этот журналист из далекого Харькова, Мила не догадывалась, но по туманным объяснениям Татьяны, выходило так, что в Хайфском порту Аркадия должен был встретить именно Роман Евгеньевич, но тот по ошибке ждал в другом месте, а телефонная связь дала сбой так невовремя. Теперь бедный путешественник беспомощно мечется по стране, и Мила – единственный человек, знающий его в лицо, должна ускорить долгожданную встречу, получить награду и вернуться домой весьма состоятельной женщиной… Интересовало лишь одно – что может быть общего между провинциальным журналистом-евреем и явными русскими бандитами, обосновавшимися в еврейской стране? И Мила поверила первому, что пришло ей в голову: если А.Хайкин, ведущий в газете «Криминальную хронику», может иметь чисто профессиональные интересы с уголовными элементами в родном городе, брать у них интервью, то почему он не может встречаться с теми же бандитами и за рубежом?
В апартаментах хозяина оказалась неплохая видеотека. Кроме американских боевиков, «сексух» и «жутиков» (Мила полагала, что как Романа Евгеньевича, так и его близнецово-бритоголовых охранников должны интересовать только такого рода фильмы), к своему удивлению она обнаружила произведения мировой киноклассики с переводом на русский, а также популярные картины советского времени – Рязанова, Гайдая, Захарова, Говорухина, любимые с детства, и три дня подряд, пока хозяин занимался подготовительной деятельностью, она гоняла видик, благодаря чему страхи понемногу улеглись и Мила начала принимать происходящее как данность.
О том, что о ней не забыли, и что она живет здесь не в качестве простого гостя, напоминали частые визиты «агента национальной безопасности» Татьяны. Она оказалась одним из ответственных работников в бизнесе Романа Евгеньевича, круг ее обязанностей был довольно широк, но в основном функции Татьяны сводились к одному: безопасному пополнению и, главное, сохранению «спецконтингента» для рынка секс-услуг в сфере, контролируемой Романом Евгеньевичем.
В большинстве случаев все происходило примерно так: заказчик проявляет недовольство новой домработницей, и иногда вполне справедливое – ведь многие девушки из стран СНГ не всегда способны удовлетворять требования израильтян по ведению хозяйства в полной мере – то ли по неумению, то ли из-за наивной идеализации «забугровой» жизни, то ли вследствие неподавленных амбиций или нежелания выполнять некоторые работы, не указанные в договоре – да мало ли причин бывает для того, чтобы выставить вон неугодную прислугу, тем более что фирма «Алина» не только вернет заказчику деньги, но и выплатит неустойку. Заказчик звонит менеджеру, тот немедленно высылает за девушкой двух-трех угрюмого вида молодчиков… В офисе фирмы (естественно, фирмы, принадлежащей Роману Евгеньевичу, похитившему имя и репутацию у подлинной «Алины»), девушка с удивлением узнает, что работы для нее в ближайшее время не предвидится, но она уже по уши в долгах – билет… трудоустройство… неустойка… штраф… – и, пока она полностью не расплатится с работодателем, ни о каком возвращении домой речи быть не может. Контракт? Какой контракт? Вы его что, подписывали? Ах, нет? Ну, тогда извините… При этом весьма красноречиво упоминается израильская полиция, которая очень не любит нарушителей визового режима, а продлить визу невозможно, опять-таки из-за отсутствия денег… Короче, выбор у девушки есть: либо полностью расплатиться с фирмой в ближайшее время, либо отвечать по законам государства, а если проще – то сесть в тюрьму. Но, понятное дело, после отсидки все равно придется погашать долг, но уже с чудовищными процентами.
Несчастная, чувствуя, что капкан захлопнулся очень прочно, бросается в ноги своим мучителям, умоляя сжалиться, помочь хоть чем-нибудь.
Беседер, фирма «Алина» не такая уж кровожадная. Надо подумать, но, сами понимаете, ситуация ваша довольно сложна, помочь вам будет очень непросто. Посидите пока в фойе, подождите, мы что-нибудь попробуем для вас сделать… И то – лишь из симпатии к вам лично.
Через час-полтора томительного ожидания, слёз и тихой истерики, приходит Спасение. Да, именно Спасение.
Оно является в образе сногсшибательно одетой и сияющей девушки с добрым, приветливым лицом и уверенной походкой… Ой, дорогая, что это с вами, вы такая бледная, вам плохо?.. Ах, да мы, кажется, знакомы, вы тоже плыли на «Шостаковиче» такого-то числа? А меня вы помните? Нет? Я же Татьяна, Таня, как же вы меня забыли… А вот я вас запомнила хорошо, вы такая необычная, неординарная… Почему вы здесь, что случилось? Расскажите-ка…
...Ах, как возмущена Татьяна этими капризными заказчиками!
– Наглые, бессовестные твари! Выгнать ни в чем не виноватую русскую девушку, так опозорить перед фирмой… А что думают в «Алине»? Ах, именно сейчас сидят и думают? Ничего они не придумают хорошего, поверьте моему опыту – рабочих мест сейчас действительно нет, слишком много желающих, большой наплыв претенденток. Придется, тебе, дорогая, все-таки платить, никуда не денешься… Что, нечем платить? Да-а, красавица, дела твои – хрень, врагу не пожелаешь… Уж я-то понимаю, я в Израиловке не в первый раз, многое успела схватить. А ну-ка, погоди, погоди-ка… да нет, вряд ли ты согласишься, хотя…
– Что? Что вы хотели сказать? – в глазах у бедняжки появляется искорка надежды.
– Да есть одно дело, – с сомнением глядя на жертву обстоятельств, тихо произносит Татьяна. – Работа, правда, специфическая, хотя деньги будут неплохие, и, главное, оплата ежедневная. Ну и ночлег, питание…
Да, конечно, мораль, нравственность... Но выбора-то у вас нет. Трудно будет лишь первые полтора раза. Потом организм адаптируется и дальше дело пойдет куда легче, вырабатывается четкий стереотип, воображение отсчитывает купюры и часы до желанного освобождения.
И через несколько минут отчаявшаяся, готовая на все ради избавления девушка уже строчит под диктовку Татьяны письмо: «Мамочка (папочка, сестричка, братик…), мне осточертел проклятый «совок», я увидела совсем другую жизнь, здесь мое счастье, искать меня не нужно…»
А через месяц-два она полностью расплатится с «Алиной», получит свой паспорт, а еще через полгода заплатит смехотворный по сравнению с заработком штраф за просроченную визу и вернется с подарками в свой Холмогорск или Щербатов, купит квартиру… а через год снова приедет сюда, рубить новые бабки!..
Ну, не стоит благодарности, долг земляков на чужбине – помогать друг другу…
Именно таким, или примерно таким путем многие девушки, наивно соблазнившиеся «работой за рубежом», и оседают во вполне конкретных заведениях, именуемых «массажными кабинетами», «саунами», «варьете», а проще – в публичных домах, выбраться из которых куда сложнее, чем из той же псевдо-«Алины». Крепко запутавшись в паутине секс-бизнеса, точнее – работорговли двадцать первого века, девушки могли надеяться только на чудо. А чудеса, как известно, случаются, но уж очень-очень редко, да и не с каждым…
Но одна из обязанностей Татьяны в какой-то мере оправдывала полусерьезное название ее должности. В функции «агента национальной безопасности» входил розыск беглянок, затерявшихся в многомиллионной стране. Это требовало сноровки и оперативности – ведь лишь несколько слов сбежавшей из-под контроля и опеки девушкой, произнесенные «в ненужное время и в ненужном месте», грозят не только крахом для развивающегося бизнеса Романа Евгеньевича, но, возможно, и долгими годами в тесном помещении с железными дверями. Не хотел этого хозяин. Поэтому и шел на довольно крупные затраты – в основном, на оплату работы профессиональных агентов-детективов. В мире бизнеса каждая уважающая себя организация тратит до 10–15 процентов от общей суммы своего дохода именно на охрану и безопасность. На эту сферу Роман Евгеньевич выделял около 20 процентов. И овчинка стоила, ох, стоила выделки…
За еще незнакомую для себя, но очень прибыльную работу – поиск человека, не связанного ни с «Алиной», ни с коммерцией Романа Евгеньевича, «агент национальной безопасности» взялась с особым рвением, еще даже не подозревая, зачем хозяину понадобился некто Арон Хайкин, прибывший в порт Хайфы и растворившийся без каких-либо следов, без малейшей информации или даже намека на свое местонахождение в стране. То, что Арон Хайкин высадился именно в Хайфе, ни о чем еще не говорило, с тем же успехом он мог через несколько часов оказаться и в Яффо, и в Рамат-Авиве, и в Тверии.
Ни Татьяна, ни Роман Евгеньевич не посвящали Милу во все подробности операции. По замыслу хозяина, Мила должна была появиться лишь на заключительном этапе, когда искомый объект будет окончательно вычислен и выделен из массы жителей государства, туристов и иностранных рабочих. И, более того, Мила даже не подозревала, что ее попутчик Аркадий уже практически обнаружен, и обнаружен не благодаря случайности (хотя такое тоже бывало в практике Татьяны), а лишь путем грамотных и своевременных действий. Вспоминая об этом, Татьяна не могла сдержаться от улыбки удовлетворения и гордости за саму себя.
…За несколько дней до обнаружения Милы на порносайте агентства «Лючия», сработала одна из инстанций – предварительно сдобренный пятидесятидолларовой купюрой хозяин киоска лотереи «Тото» сообщил, что сгоревшим офисом фирмы «Алина» особенно интересовались приехавшие на «Мазде» цвета «металлик» двое – высокий пожилой мужчина, безукоризненно говорящий на иврите (именно он был за рулем) и его пассажир – парень лет тридцати пяти, по описанию похожий на Арона Хайкина. Номер автомобиля прилагался.
Менее чем через час (столько понадобилось Татьяне, чтобы сгонять на хозяйском «Опеле» в Тель-Авивское отделение транспортной полиции, получить распечатку по данному автомобильному номеру и вернуться назад) Роман Евгеньевич узнал, что владельцем «Мазды» является некто Арье Герц, проживающий в Нешере, на улице Офаким, 23, квартира 1. Еще через полтора часа (включая время на дорогу до Нешера и разговор со словоохотливой русскоязычной соседкой) выяснилось, что Арье Герц, бывший одессит, работает в бакалейной лавке на припортовой площади в Хайфе, и что несколько дней тому назад он приютил у себя молодого человека, говорящего по-русски.
А еще через сорок минут Татьяна покупала у Арье пластиковую бутылку «Спрайта».
***
Мила долго не могла уснуть.
Перед глазами вертелись компьютерные шарики – синие, коричневые, зеленые, желтые… Они то разбегались в разные стороны, то выстраивались в линии одного цвета и исчезали, на их месте возникали новые. Дурацкая игра – закроешь глаза, и все равно продолжаешь гонять в воображении эти проклятые яркие пятна… Не стоит, наверное, так долго играть в этот отупляющий «тетрис».
Она села на кровати. Дотянувшись до настольной лампы, нажала на кнопку. Комната залилась зеленоватым светом. Выбрав одну из кассет, Мила вставила ее в гнездо видеомагнитофона, включила телевизор. «Обыкновенное чудо», по мотивам пьесы Евгения Шварца. «Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно… Ни толку, ни проку, не в лад, невпопад, совершенно…»
Ни толку, ни проку, не в лад…
Нет, как только она вернется домой, – Мила сжала губы, – тут же пойдет в милицию. Да, именно в Областное управление внутренних дел, на Совнаркомовскую. А еще лучше – в Службу безопасности. И потребует у начальства, чтобы немедленно позакрывали к черту все фирмы, предлагающие «работу за границей», чтобы к черту пересажали этих слав, миш, сенечек, романов евгеньевичей… Чтобы немедленно нашли и вернули всех девчонок, выехавших на заработки в Турцию, Грецию, Израиль. Пойдет Мила к тому же Аркадию в его «Вечерку», и напечатает открытое письмо: «Девчонки-дурочки! Не вздумайте никуда уезжать из своей страны, ни на какие заработки! За рубежом хватает своих официанток, танцовщиц и домработниц! Не поступайте так безрассудно и безумно, вас обманут, заставят заниматься проституцией, только вот поймете вы это слишком поздно, когда выхода уже не будет»...
Мила остановила фильм. Подошла к окну, потрогала металлическую решетку, выполненную в форме переплетающихся сердечек. Если бы даже не было решетки – куда бежать? К Алле? К хозяину «Лючии»? Поймают, ведь один раз уже поймали. Только хуже будет. Документов нет, а тех денег, которые она успела заработать на «сексе по компьютеру», надолго ли хватит? Нет, нужно оставаться, нужно искать Аркадия. Интересно, для каких дел этим бандюкам-коммерсантам вдруг так понадобился Аркадий, что общего у него может быть с Романом Евгеньевичем?
Сам захочет – расскажет.
Странное состояние – хочется спать, а не спится. Нужно попросить снотворное, не может быть, чтобы здесь не было никакой аптечки…
Набросив на себя халат, Мила вышла из комнаты и шагнула в коридор.
В ближней комнате кто-то разговаривал, дверь была приоткрыта. Паркет коридора пересекала полоска света. «Сейчас зайду, извинюсь, попрошу таблетку… Или нет, дождусь паузы…»
– Эту Милочку-слобожаночку ни в коем случае нельзя настораживать, – голос принадлежал Роману Евгеньевичу. – Тем более и пугать ее не следует, понятно? А если она что-нибудь сообразит, то… Сказочке конец, а кто слушал – не жилец.
Мила замерла, едва коснувшись дверной ручки. Разговор шел явно о ней – другой «Милочки-слобожаночки» она не знала.
– А без нее никак? – прозвучал голос Татьяны. – Лишний человек, лишняя морока.
– Ну, ты привыкла все упрощать. Приручить человека, заставить его делать так, как хочешь именно ты, – всегда труднее, чем просто найти его. Конечно, мы можем хоть сейчас вломиться в номер, повалить, связать, паяльник в жопу… Тут он все и отдаст: и «Визу», и отделение банка, и секретный код. И получим мы что – пять тысяч?
– Почему всего пять?
– Потому, что остальное он может получить лишь в собственные руки, кредитка-то именная, никому другому крупную сумму не выдадут, еще и арестуют на месте: откуда у вас кредитная карта, принадлежащая Арону Хайкину? Даже если он сам явится, то его личность будут полдня устанавливать: откуда он взялся в Израиле и откуда у него миллион на счету…
Мила насторожилась. Миллион? У Аркадия? Глупость какая-то…
– Хорошо еще, если так. А вдруг Шульман основную сумму перевел в какой-нибудь банк Киева, Харькова или Одессы, чтобы внучок получил деньги там, на родине?
– Возможно, – сказал Роман Евгеньевич. – Но маловероятно. Почему? Потому, что дед, скорее всего, не знал, чего захочет внучок: то ли свалить домой, то ли со временем перебраться в Израиль. А то и в Штаты махнуть с ним за компанию. Н-да-а, жили-были у деда бабки…
– Прости, Ромчик, можно вопрос?
– Хоть два.
– Почему ты только сегодня сказал мне о… ну, о миллионе? Не доверял раньше?
– Ну, как же, Танечка. Доверял. Но, честно говоря, еще вчера я сам не был уверен, что этот миллион существует вообще.
– А сейчас уверен?
– Да, – в голосе Романа Евгеньевича зазвучало торжество. – Сейчас уверен. Только не спрашивай, откуда я знаю. Просто мне слили информацию, а я ее умело отсканировал. Вот и все.
-- А что потом?
-- А потом… Видишь ли, когда речь идет о такой цифре, то уже неважно, отдал ли клиент бабки самостоятельно, или же его пришлось об этом попросить. После таких дел уже не выживают в любом случае. Могу даже рассказать, почему именно.
– Ловко! – засмеялась Татьяна.
– Ну, не сказал бы. Ловко – это когда оплодотворишь жену президента, а назавтра этот ролик появится во всемирной Сети. А у меня в данном случае вышло не ловко, а... – Роман Евгеньевич защелкал пальцами, подбирая нужное слово. – Квалифицированно, вот! Давай-ка еще по одной, и – в люлю.
Раздалось долгое бульканье жидкости, наливаемой, очевидно, в большой бокал. От этого звука Мила вдруг захотела в туалет, так неожиданно и нестерпимо, что пришлось по-детски поджать коленки и сдавить рукой низ живота.
– Чего там знать, – хмыкнула Татьяна. – Паяльник… Раскололся-таки Шульманский помощник, как его, Эли?
Роман Евгеньевич засмеялся.
– Ну, зачем же. Паяльник – это инструмент для вшивых конкурентов на блошином рынке. Да и не эстетично, как говорил один киногерой. Под паяльником и соврать можно – иди, проверяй, а время-то уплывает. Но вот когда на твоих глазах изнасилуют твою дочь-школьницу, а тебе на ее глазах отрежут член и яйца…
– Фу ты, Господи… – Татьяна поперхнулась и закашлялась. – Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие!..
Все поплыло перед глазами, Мила прислонилась к стене, чтобы не упасть.
Ей показалось, что она на секунду потеряла сознание, а когда пришла в себя, то равнодушно почувствовала, как теплая струйка бежит по ногам, и с каким блаженством облегчается мочевой пузырь, но спустя еще мгновенье ужаснулась: не хватало еще оставить здесь лужу!
Нервно хихикая, она стянула с себя халат, встала на четвереньки и быстро вытерла паркет.
– Да шучу я, шучу. Никто этого Эли и пальцем не тронул. Напугали только напрасно – он тогда действительно ничего не знал. Мальчики наши поторопились немного, накрыли его как раз перед тем, как он должен был встретиться с Хайкиным, поэтому Хайкин и пропал – исчез, растворился. Знать бы заранее...
– А что сам дед Шульман? – поинтересовалась Татьяна.
– А дед, как ни странно, тоже исчез, – с удивлением ответил Роман Евгеньевич. – Может быть, уже в Калифорнии загорает, лечит свои голосовые связки и названивает своему внучку в «Хилтон», дает дополнительные инструкции, как управиться с наследством. Хотя я могу и ошибаться.
Хилтон, Хилтон… Неужели Аркадий в Америке? И как они собираются использовать Милу – в Америку, что ли, отправить? Или там не Хилтон, а, кажется, Хьюстон?..
– Вот для этого-то нам и нужна Милочка-слобожаночка. И ты, Танечка, конечно. Только, ради Бога, смени парик, – голос хозяина стал просительным. – Рыжие локоны в Израиле уже не модны, Пугачева ты наша. Купи нормальный, темный, меньше в глаза бросаться будешь…
– Все равно я плохо представляю себе, чтобы он раскрылся перед этой телкой, – Татьяна не сочла нужным начинать дискуссию о парике. – С такими бабками в руках он будет осторожен. По меньшей мере, он должен в нее так влюбиться, чтобы снять или переписать наследство…
– Ты, Танечка, мыслишь очень примитивно и прямолинейно. «Снять», «переписать»… Сейчас главное – чтобы он пошел на контакт, а не молчал, как Мальчиш Кибальчиш. Дальше уже не твоего ума дело. Говоришь, влюбиться… – Роман Евгеньевич задумался. – Слушай… А вот этого варианта я не просчитал. Молодец, Танюха, что значит женщина!
– Почему нет? – по голосу Татьяны было понятно, что она довольна собой. – Миром правят два чувства: любовь и страх. Ты всегда рассчитываешь только на страх, в этом, может быть, и есть твоя главная ошибка. Конечно, с паяльником в жопе он не побежит ни к нотариусу, ни в банк…
– А может, он давно побежал и нас не спросил? И в любой момент может распорядиться всей своей полной суммой без нас – снять, пропить, передарить, отдать в фонд слепых – да что угодно. А ну-ка, погоди, погоди…
Роман Евгеньевич несколько раз коротко втянул воздух носом.
– Мочой, что ли, несет?
– Вроде, нет…
– Это не ты ли сама, от радости, признавайся? А? – Роман Евгеньевич засмеялся. – Так вот. Когда появится на его горизонте наша Милочка…
– А если она не сможет? Или откажется?
– Ага, скорее у моей покойной прабабушки новая целка отрастет. Сможет и не откажется. Я пообещал, что отправлю ее к мамочке и заплачу кучу денег. Забыл вот, сколько именно. Деньги – очень сильный наркотик.
– Только здоровью не вредит…
– Ого! – хмыкнул Роман Евгеньевич. – Еще как вредит, и не только здоровью. И эти же деньги, как наркотик, создают превратное представление о жизни – все кажется исключительно в голубых и розовых тонах. А реальность – очень неприятная вещь, здесь между черным и белым лежит обширная серая зона. С полутонами...
Татьяна засмеялась, весело, от души. И это уже не испугало, а разозлило Милу. Так вот, что они задумали… Здравый смысл подсказывал, что нужно уходить. Нужно немедленно бежать. Пока, в данный момент – к себе в комнату, чтобы ее здесь не увидели. Еще будет время все обдумать, не сейчас, позднее. Она поняла лишь главное – сейчас нужно думать не о возвращении домой, а о том, как остаться в живых. Значит, и Аркашу они ищут не для того, чтобы обнять и приголубить…
– Жалко девчонку, – снова хихикнула Татьяна. – Красивая, свеженькая… Нет, правда, жалко.
– Всех не пережалеешь. А что красивая – ну что ж. Красота спасет мир… от интеллекта. Вот сделает она то, чего я от нее хочу, исчерпает свою необходимость, и отдам ее Захиру. Или даже Ларби. Тысяч пять за нее можно срубить. Или Ниночке-невидимочке компания будет.
– Которой Ниночке?
– Стешенко, – бросил Роман Евгеньевич.
– А-а… Почему же она «невидимочка»?
– Пряталась долго. Там у хозяйки в Рамат-Илиягу пацаненок оказался пронырливый, шибздик-молокосос, а что-то просек и предупредил, она и смоталась в чем была.
– Фамилия знакомая, но не помню такой девочки…
– А мы ее не искали, смысла не было, поэтому и не помнишь. Она, бедняжка, помыкалась да и сама вернулась. Жаловаться пришла, с претензиями. Нет, стоп… – Роман Евгеньевич на мгновенье замолчал. – Точно говорю, ссаками разит. Вот сквознячок только что на меня…
Раздался звук отодвигаемого стула. Мила, стараясь не шлепать босыми ногами, шмыгнула в свою комнату, тихо прикрыла дверь и бросилась в кровать, накрывшись с головой одеялом и прижав к себе мокрый халат. Это трудно было назвать истерикой, но она тряслась от судорожного смеха, хотя радоваться было нечему: она уже знала свой приговор.
Дверь распахнулась, тут же вспыхнула люстра на потолке – это Мила поняла по щелчку выключателя. Она замерла, стараясь не дышать. Вошедший постоял в дверях, кашлянул, потянул носом и, погасив свет, с легким стуком прикрыл дверь.
Мила сбросила с себя одеяло, села на постели.
И тут же пожалела об этом.
Люстра снова зажглась.
У двери стоял Роман Евгеньевич – он и не думал выходить из комнаты.
– Не спится, – ласково кивнул он, с улыбкой глядя на Милу.