Печник

               

Вообще в армии, да еще и на первом году службы, самой заветной мечтой было у нас всех найти возможность законно "сачкануть" от наряда на кухню, от наряда в караул, от занятий. Хотя удавалось это крайне редко, но иногда случалось. Вот об одном из таких случаев и пойдет рассказ.
Приморье. Город Уссурийск. Первый год моей службы в учебной роте. Располагалась она, согласно  батальонному преданию, в казарме кавалерийского полка, который стоял здесь еще в царские времена. Хоть это было и близко к океану, но даже при небольшом минусе, высокой влажности и зимних муссонах в казарме, отапливавшейся печами, становилось холодно. Угля эти печи поедали уйму, а тепла давали мало. Рота мерзла и материлась. Наконец, это дошло до начальства. И вот однажды, на вечернем построении, наш комроты капитан Кириенко вдруг спросил:
– Есть ли кто-нибудь, понимающий в печах?
Все молчат. А меня, как всегда, черт дернул высунуться и сказать, что я кое-что в этом смыслю. Вечно я высовываюсь. Комроты удивленно посмотрел:
– Откуда?
Видимо, в его сознании образ еврейского парня никак не увязывался с ремеслом печника. Пришлось добавить, что я по профессии теплотехник. Комроты приказал мне идти с ним в его кабинет. Там он расспросил, что это за профессия такая, теплотехник. Я объяснил. Сказал, что в числе прочих предметов, мы изучали и устройство отопительных печей. Капитан подумал и предложил мне создать бригаду из трех человек для приведения  печей в порядок:
– Почистить надо их в первую очередь, а там посмотрим.
Вот тебе и раз. Но отступать было поздно. Конечно, печи, их конструкции и даже способы кладки, пусть теоретически, я знал, хотя перспектива стать трубочистом мне вовсе не понравилась. Тогда я решил повернуть разговор в нужное мне русло, поэтому и сказал капитану:
– Дело здесь, товарищ капитан, скорее не в том, что в печах много сажи, а скорее в  конструкции. И их надо сначала обследовать, а уж потом решить, что делать. Кириенко еще раз задумался, а потом вдруг согласился:
– Вот завтра и начинай. Помощники нужны?
– Хорошо бы пару парней, что имеют опыт кирпичной кладки, товарищ капитан.
– Ну, таких-то мы найдем. Главное – знать, что и как делать!
И тут я, обнаглев от собственной компетентности и начальственного доверия, испросил разрешения сходить в читальный зал городской библиотеки для освежения моих познаний в области теплотехники.
Во взвод я возвращался окрыленный высочайшим доверием командования. Парни от  моего неожиданного возвышения обалдели и стали наперебой рваться в бригаду. Но, говоря на современным сленге, кастинг был строгим. Этого требовала задача, стоявшая передо мной. В нашем взводе нашелся только один парень, знавший, что такое кирпичная кладка. Поэтому на вечернем построении старшина роты объявил, что в бригаду по ремонту печей нужен еще один доброволец. В результате парни, составившие мою бригаду, имели на гражданке некий опыт кирпичной кладки. Это было весьма кстати, ибо, кроме теории, нужно было еще и знать, как раствор готовить. А тут я был не силен. Надо сказать, что в читалке я все-таки побывал. А что это такое для солдата учебной роты, и рассказывать не надо. Хотя библиотекарша уставилась на меня и удивленно спросила:
– Мальчик, а что тебе у нас надо?
Пришлось объяснить причину своего визита. Удовлетворяющая меня книга нашлась. И вот, вместо очередного наряда, я приступил к исследованию печей. За мной ходили  помощники, давали всякие советы. Надо сказать, практически никто не верил, что нам что-то удастся сделать. Печи, на взгляд теплотехника, были какие-то несуразные. Три из них я вообще забраковал. Видимо, их когда-то перекладывали, но сделали это безобразно. Пошел к комроты. Доложил. Сказал, что эти три печи надо просто переложить, а остальные четыре надо почистить от сажи и кое-что в них переделать. Сказал, что будет нужен новый кирпич, новые колошники, дверцы, вьюшки. Пока все это появилось, прошел, наверное, месяц. И где-то перед Новым 1960 годом мы приступили. Начали с одной печи. Стали ее разбирать и поняли, что ставили их какие-то неумехи. Размеры топки были чересчур большими, дымоходы чересчур короткими. Поэтому тепло, не успевая прогреть кирпичи, вылетало в трубу.
С трубой навозились больше всего. Поскольку печь подлежал разборке, ее пришлось подвесить. Иначе она бы рухнула нам на головы. Стали класть печь заново. Грязи было по колено, Дневальные по казарме нас проклинали. Ведь им приходилось помогать нам в уборке. На первую печь у нас ушло полторы недели. В казарме стало еще холоднее. Народ откровенно матерился. Всем хотелось, чтобы поскорее потеплело. У меня, честно говоря, временами появлялась мысль о возможной неудаче.
Но дела потихоньку шли, и наступил день ПЕРВОЙ РАСТОПКИ. Собрались чуть ли не все офицеры роты. Старшина роты, специально для этого случая достал вместо угля дров. Как положено, печь сначала хорошо покоптила. Потом потихоньку пошла тяга. Через какое-то время заменили дрова углем, и дело пошло. Дневальным было дано задание не оставлять печь без угля, чтобы она просохла. Мы чувствовали себя героями и ждали благодарностей. Но ничего подобного не случилось. Капитан Кириенко лишь сказал, что Модель не врал, когда говорил что знает, что делать. И приказал продолжить работу.
Словом, провозились мы с печами, наверное, месяца два. Дело это, честно говоря, нам уже стало надоедать. Были мы вечно в саже и глиняном растворе. Да и уставали, если честно сказать. Правда, в баню нам можно было ходить хоть каждый день. Но не всегда это получалось. Но тут произошло событие, всколыхнувшее весь наш батальон связи. По идее печи надо было разбирать аккуратно, при помощи специальных кирковых молотков. Но ни времени для этого, ни желания у нас просто не было. Иногда, кое-где можно было пользовались ими, но чаще всего мы орудовали ломами. Когда же дело дошло до третьей печи, обнаружилось, что фундамент ее сильно просел и требует перекладки. Стали его сносить. И вдруг лом Сереги Борисова ударился обо что-то металлическое. Мы насторожились. Серега, наш взводный балагур и весельчак, заорал:
– Братцы! Клад!!!
Стали потихоньку расчищать место, где лом звякнул, и увидели на кирпиче металлическую пластину с какими-то буквами. Волнение наше достигло предела! Притащили ведро воды и стали пластину отмывать и отскребать. Потихоньку на ней выступила надпись, написанная еще дореволюционным шрифтом, с ятями. Прочитали: "Печи эти, в казарме 5-га драгунскаго полку, ставил в 1903 году мещанин Варшавер". Послали гонца до комроты, тот вызвал начштаба. В общем, прибежала целая толпа. Отрывать пластину от кирпича не стали, а потихоньку отделили его от кладки и торжественно возложили на козлы. Шум поднялся невероятный. Кто был этот Варшавер? Подрядчик или печник? Еврей или немец? Конец спорам положил начштаба, долговязый, под два метра, и громогласный еврей и матерщинник  Бронфенбреннер:
– Еврей печником быть не мог, скорее всего, это была фамилия подрядчика, строившего казарму. Видимо, гордая еврейская душа начштаба не позволила счесть Варшавера простым печником. На этом и остановились. Мы же разочаровались. Как было бы здорово, если бы это был клад! После этого случая наша тройка стала известна всему батальону. А Серега Борисов,главный балагур нашего взвода, глубокомысленно и явно намекая на меня, изрек:
– Один еврей строил, другой ломал...
К этому времени по роте кто-то пустил слух, что всем нам по окончании учебки за наш печной подвиг присвоят чуть ли не сержантские звания. Но, забегая вперед, скажу, что звания, но только ефрейторов, таки получили мои помощники. А я так и остался рядовым. По моему поводу начальник штаба Бронфенбреннер выразился твердо и коротко: "Модель – не строевик". И эта оценка так приклеилась ко мне, что и демобилизовался я рядовым.
Но на этом моя карьера печника не закончилась. Авторитет содеянного – великая сила. Сначала меня хотели отправить на ремонт печей во всем батальоне. Но я так запротестовал, упирая на то, что я дескать всю жизнь мечтал стать радиолокаторщиком, что меня пожалели. Но консультантом я таки остался. И извлекал из этого положения некую пользу в виде возможности исчезать, хоть на время, из поля зрения  замкомвзвода, сержанта Данилова, не питавшего ко мне такого уважения, которого я заслужил беззаветным служением печному делу.
Дальнейшая судьба памятной плиты мне доподлинно не известна. Говорили, что комбат отвез ее вместе с кирпичом в штаб дивизии, откуда этот раритет вроде бы попал в музей Дальневосточного военного округа.