***
Аркашу снова осаждали потенциальные авторы.
Террористический акт в издательстве «Алина» был широко освещен в средствах массовой информации как не имеющий прецедентов, и послужил лучшей рекламой. Он имел большой резонанс не только в журналистских и издательских кругах, о нем спорили в трамваях и магазинных очередях, на примере «Алины» предостерегали начинающих нуворишей-бизнесменов. Так что, если имеешь серьезные деньги и при этом не имеешь серьезной крыши – не обольщайся. Хайкин охотно давал интервью как своим бывшим коллегам по харьковской прессе, так и представителям зарубежных изданий. Фотографии разрушенных стен, обгоревших компьютеров, опрокинутой мебели и портрет самого А.Х.Хайкина были напечатаны во многих газетах. В репортаже одного из региональных телеканалов прозвучала полная новизны и емкая по своей сути фраза:
– Если тебя взрывают – значит, ты кому-то не нужен!..
Еще не до конца оборудовав новое помещение под издательство «Алина-плюс», Аркаша принялся активно собирать «задел» – рукописи, которые, по его мнению, достойны публикации, выставляя при этом щадящие расценки на подготовку будущих книг, хотя завлекать авторов-заказчиков таким примитивным способом особого смысла не имело. Напечатать свои произведения во взорванном издательстве казалось им не только престижной, но и геройской акцией.
Армандзон метался по кабинету, хватаясь за голову и сшибая все на своем пути. Он изо всех сил пытался образумить своего начальника.
– Что мы издаем, ну что это мы издаем?! Через это я уйду обратно в «Панораму», там совсем мало платят, но там не стыдно подписываться под выходными данными! Я – это имя, я – это марка! В «Панораме» я под Ахматовой, Гумилевым подписывался! Под Мандельштамом и Зощенко с Булгаковым! Я подписывал Шекспира в переводах Маршака и Пастернака… А это?!
Он тряс перед Аркашиным лицом ворохом отпечатанных на точечном принтере страниц.
– Слушай, Арон, слушай сюда:
Сядьте, дети, в круг скорее,
Речь пойдет о гонорее.
От чего бывает вдруг
Этот горестный недуг?.. –
– И это поэзия, дай мне спросить? А-а?!
– Кто? – резко поднял голову Аркаша.
– Это врач. Врач-венеролог, он же по совместительству поэт, как он сам себя называет.
– А ну-ка… – Аркаша пробежал взглядом несколько строк и заулыбался. – Хм… «Знали даже иудеи, что такое гонорея… И, кляня былую страсть, персы плакали, мочась…» Ну, а что там дальше?
– А дальше он пишет о симптомах триппера и о методах лечения. Специалист, твою мать! И все это… – Семен Яковлевич потерянно всплеснул руками, – с юмором и смехуечками!.. Гонококки, трихомонады, тьфу!
– Издаем! – ударил кулаком по столу Аркаша. – Дай мне его телефон.
– Как?.. – опешил Армандзон.
– Я сказал: из-да-ем! И не за его деньги. За мои. Не обсуждаем!
– С ума сдурел…
Аркаша хохотал, читая поэму о гонорее. Это не Пастернак, но это пойдет, особенно, если обложку оформит художник Наташа Ланге. Уж она-то сумеет нарисовать всех этих трихомонад с веснушками и ресничками…
– ТАК об ЭТОМ никто еще не писал. Пока. Для меня, например, эти вирши – неожиданная находка.
– Ну, скажем, о производстве презервативов тоже никто еще не писал, а если скажешь, что да – то поверить в это мешает здравая логика, – обиженно буркнул Армандзон. – А вдруг напишут, так что, будем издавать?
– Если напишут интересно, будем издавать, – невозмутимо ответил Аркаша. – Сам же говоришь: надо подстраиваться под читателя. И вообще, бухгалтер должен заниматься бухгалтерией, а не грубо врубаться в творческий процесс.
– Я под Аверченко и Тэффи подписывался, – всплеснул руками Семен Яковлевич и тут же воздал их к небу. – Про ранних Ильфа и Петрова я уже совсем молчу… Да, я очень люблю свою работу, но не до такой же степени, не в этом количестве и не в таком качестве… Откуда же сейчас деньги, и где ты их взял, о-ой?..
Аркаша прижал руки к груди и поклонился.
– Секрет. От маленькой такой компании огромный такой секрет. Честь тебе и хвала за уважаемого Ильфа и великолепного Петрова, но сейчас в тебе проснулся четырехлетний мальчик, который говорит «нет» на любое рискованное предложение. А вот что говоришь «молчу» – так и дальше молчи.
– Архичудовищно… Гонорея, триппер… Какой обклад? – убито спросил Армандзон, нажимая на кнопки калькулятора. – Уж не картонный, надеюсь?..
– Мягкий, глянцевый. Да не расстраивайся ты так…
И тут у Аркаши в кармане заиграл мелодией «Мурка» сотовый телефон.
– Налоговая, – услышал он незнакомый голос. – Это книгоиздательская фирма «Алина-плюс»?
– Точно, – облегченно вздохнув, ответил Аркаша.
Он давно ждал подобного звонка, если не из «налоговой полиции», то из Общества помощи бездомным кошкам или чего-нибудь подобного.
– У вас новое помещение, вы возобновили свое производство.
– Спасибо, я знаю, – сообщил Аркаша. – Но мы еще не начали работать, у нас пока нет доходов. А со старой «Алиной» мы с вами уже разобрались, я все выплатил.
С самого начала трудовой деятельности, еще в советскую эпоху, Аркаша никак не мог понять, почему работающий человек обязан платить налоги. Кому и за что? Если он, к примеру, написал статью, которую опубликовала газета, то почему он должен получать, скажем, не пятнадцать рублей по официальной ведомости, а всего лишь тринадцать рублей шестьдесят копеек? Почему работник должен платить государству, которое платит ему же, работнику, зарплату? Государство словно говорит: «Возьми у меня честно заработанные тобой деньги, а теперь немножко отвали мне. Тихо и навсегда».
Теперь же все изменилось. Теперь частные фирмы и предприятия обязаны платить государству за то, что оно позволяет работать этим частным фирмам и предприятиям. Это уже более логично, хотя все равно немножко обидно…
– Нас пока не интересует ваше издательство, – важно сказал невидимый собеседник. – За вами числится еще одна организация с тем же названием, которая находится в государстве Израиль.
Аркаша перевел дух, лоб покрылся испариной.
Вот оно, случилось.
Давно ждал, давно готовился, а лишь позвонили – и растерялся.
– Но опять-таки, – справившись с собой, заметил Аркаша, – я не получаю доходов и с той, Тель-Авивской «Алины», так как она также свернула свою деятельность. То есть, де-юре она существует, а де-факто – ее нет.
– Однако же вы ею владеете?
– Я владею израильской «Алиной» лишь номинально. Она не функционирует и прибыли не приносит.
– Но у вас есть оправдывающие документы, пусть даже де-юре?
– Где-то были, – безразлично ответил Аркаша. – Искать надо.
– Я бы хотел на них взглянуть, – продолжал незнакомец, – чтобы убедиться…
«…в их существовании», – мысленно продолжил Аркаша, ухмыльнувшись, а вслух спросил:
– Вы читаете на иврите?
– Мы найдем переводчика. Когда бы мы могли встретиться?
– Да хоть сегодня, сейчас.
Аркаша стянул пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула, сел на этот же стул, откинул голову и закрыл глаза.
– Бинго! – произнес он одними губами и громко выдохнул, подумав: чем кондовее идиотизм, тем надежнее он срабатывает на конечный результат.
***
Через сорок минут он держал в руках листок с коротким текстом: «Расписка. Мною, инспектором Харьковской городской налоговой полиции Кушнаренко В.А., получен от гр. Хайкина А.Х. письменный договор о совладении частной фирмой «Алина-ЛТД» (Израиль, Тель-Авив, ул. Алленби, 34)». Число, подпись.
Покидая кабинет Аркаши, инспектор едва не столкнулся с Армандзоном.
– Это кто? – с укором на лице поинтересовался Семен Яковлевич. – Еще один автор?
– Нет, это не автор. Это лицедей.
– И что ему было надо здесь? – Армандзон оглянулся на уже закрытую дверь.
– Ему нужны бумаги, которые совершенно не нужны мне. Я давно его ждал, и, честно говоря, думал, что он придет раньше.
С этими словами Аркаша разорвал пополам полученную расписку и бросил ее в корзину для мусора.
– Сла… те… Гос-с-с… – совсем не по-еврейски перекрестился он.
– Ой, зачем? – встрепенулся Армандзон, проследив глазами за бумажными клочками. – Боюсь, ты не совсем прав. Документ все-таки...
Аркаша сплюнул в корзину и обернулся к ошарашенному бухгалтеру:
– Прав тот, у кого более выгодная позиция. А сейчас, извини, она у нас.
***
Роман Евгеньевич удовлетворенно кивнул:
– Это – именно то. Последние полчаса ты прожил не зря.
Он был доволен сыном, но по привычке старался не выдавать своих чувств, хотя за день Слава успел многое.
Добыть необходимые документы оказалось весьма просто – никто не ожидал, что Хайкин так легко с ними расстанется. Даже не пришлось прибегать к помощи братков-агентов из фирмы «Крот» – не пришлось вламываться в квартиру или офис Хайкина и производить повальный обыск, держа заложников под дулами пистолетов, тем более, не стояли за спиной Романа Евгеньевича ни мощная государственная машина, ни разнородные команды местных бандитов.
Здесь, в Харькове, Роман Евгеньевич был одиночкой, и действовал тихо, не привлекая к себе внимания и, тем более, не посвящая посторонних в конкретные цели мероприятия.
Молодец, Татьяна.
Прекрасно зная психологию «экс-новых русских» (куда лучше, чем тот же Роман Евгеньевич, проживший вдали от «совка» долгие и долгие годы) и их полусвященный трепет перед налоговыми службами, она придумала интересный и неожиданный ход. И вот он, желанный результат: папка в кожаном переплете с четырьмя бесценными для Романа Евгеньевича страницами уже доверчиво переданы конкурентом «для проверки в налоговую полицию».
Прямо из кабинета Хайкина Слава быстро направился в городской Еврейский культурный центр, где пожилая преподавательница иврита, получив двадцатидолларовую купюру, сразу же перевела на русский и набрала на компьютере содержание полученных бумаг. Это было очень важно для Романа Евгеньевича, который не владел государственным языком Израиля в той степени, чтобы свободно читать большие официальные тексты, тем более, набранные мелким шрифтом.
– Зе энд… аллес… финита, – бормотал Роман Евгеньевич, в очередной раз с наслаждением переворачивая страницы, пока Слава через Интернет узнавал расписание авиарейсов и выяснял вопрос о наличии билетов на Тель-Авив.
Несколько раз Роман Евгеньевич с наслаждением мазохиста заносил золотое перо своего «паркера» над священной графой. Он издевался над собой, хорошо понимая, что без адвоката-нотариуса ничего сюда вписывать нельзя. Спасибо еще не выжившему из ума старому Шульману – дед подготовил эту дарственную по всем юридическим правилам, однако сознательно не поставил в ней имени и фамилии внука – хотел, чтобы его Арончик распорядился этим документом по своему усмотрению, но не знал дед, что внучек окажется профаном ушастым. Ведь один из парадоксов бюрократического мира государства Израиль – право адвокатов утверждать безымянные документы, если на этом настаивает их истинный хозяин…
Роман Евгеньевич не удержался и хмыкнул: он вдруг представил себе, что любой, совершенно посторонний гражданин Эрец-Исраэль мог найти эти бумаги и в течение двух-трех минут оформить их на себя, становясь при этом полноправным владельцем фирмы «Алина» в солнечном Тель-Авиве. Но и только…
А вот для Романа Евгеньевича этот статус открывал врата великих возможностей, как говаривал его любимый персонаж.
Монополизация собственного бизнеса под именем шульмановской «Алины» принесет ему миллиарды. Будут деньги – будут и пути, не только воздушные и морские, требующие специального оформления виз. Можно будет тащить их и старыми «коридорами» – через Египет, Сирию, Иорданию, где нет такой дотошной таможни, где никто не поинтересуется, куда и откуда такая прорва беленьких амазонок…
А желающих работать за границей (при грамотной, конечно, рекламе) – так очередь выстроится от Бреста до Владивостока…
– Дай отбой «Кроту», он мне больше не нужен, – приказал Роман Евгеньевич сыну. – Займись билетами. С визами разберусь сам. И Таньку мне вызвони. Сейчас прямо, понял?..
– Есть, капитан! – Слава улыбнулся, чувствуя, что отец удовлетворен его действиями.
Татьяна появилась меньше чем через час. Хозяин торжественно распахнул перед нею дверь.
– Дело сделано, сказал слепой, передав «черную метку». Откуда фраза?
– Решил меня экзаменовать? – прищурилась Татьяна. – Это я читала в четвертом классе. Ну?
– Сегодня у нас «белая метка».
– Еще раз… Не поняла, – Татьяна округлила глаза.
– Мы возвращаемся, – сообщил Роман Евгеньевич. – Домой. С чемоданом подзащитного, с очень тяжелым чемоданом, хотя реально он весит несколько грамм… Танька! – он тряхнул головой. – В люлю!..
…Когда вернулся Слава, довольный и умиротворенный Роман Евгеньевич возлежал на диване.
– Порядок? – спросил он у сына, приподнимая голову.
– Иначе не бывает. Она дома?
– Дома она, дома, – ответила Татьяна, появляясь на пороге с подносом в руках, на котором стояли початая бутылка виски, две рюмки и две чашечки кофе. – Придется уж потерпеть, немного осталось.
– А ты мне по фигу.
– Бросьте, – подал голос Роман Евгеньевич. – Вячеслав, тебе налить?
– Нет.
– Ну, нет так нет. Давай, что принес.
Покрутив в руках посадочные талоны, Роман Евгеньевич улыбнулся.
– Великолепненько. Есть еще у нас времечко. Завтра вплотную занимаемся группами, – напомнил он сыну. – Татьяна поможет.
Фыркнув, Слава ушел в соседнюю комнату.
– Какая кошка между вами пробежала, что случилось? – Роман Евгеньевич вопросительно глянул на Татьяну. – Вы же оба трясетесь при виде друг друга. Прекратите это, одно ведь общее дело делаем.
– А он переживает, твой сынок. Потому, что я, его бывшая одноклассница, заменила его мамашу.
– Всего-то?
– А ему этого достаточно. Он сноб. Твоя кровь, твои гены, папик.
– Да не все, к сожалению, – покачал головой Роман Евгеньевич. – Но дело, как видишь, провел красиво. И хотелось бы придраться, да не к чему.
– Дай-то Бог, – неопределенно пожала плечами Татьяна.
***
Последние дни перед отъездом прошли в суматохе. Вместо двух групп Роман Евгеньевич решил подготовить три, и эта самая третья группа набиралась в спешном порядке. На своем «Шевроле» Слава метался по районным отделениям милиции и службам ОВИР, раздавая взятки, ускоряя оформление загранпаспортов и туристических виз. Татьяна не отрывала телефонной трубки от уха – летели телеграммы в разные концы области: новая группа на добрые две трети состояла из сельских жительниц. Девушки, накануне сумевшие пройти отборочный конкурс и терпеливо ожидавшие своей очереди, были срочно вызваны в офис харьковской «Алины». Роман Евгеньевич проводил индивидуальные инструктажи с каждой из претенденток.
Предвкушая многотысячные дивиденды от реализации своего предприятия, он спешил. К тому моменту, когда его подпись будет поставлена в судьбоносной графе документа, все уже должно быть готово. Останется лишь запустить механизм.
А в ближайших планах – открытие филиалов фирмы в Киеве, Донецке и Одессе. Он, как паук-крестовик, опутает своими сетями всю страну, откроет в разных городах Израиля свои новые заведения, и тогда…
От этих мыслей кружилась голова и сладко сосало под ложечкой. Удачно все вышло и быстро, сам не ожидал. Говорят, удача – это не просто стечение обстоятельств, а постоянная готовность их отловить, систематизировать и использовать. О! – эту фразу да записать бы для будущих мемуаров, жалко, если забудется...
В день отъезда Роман Евгеньевич почти не общался ни с сыном, ни с Татьяной. Все уже было рассчитано и оговорено. Завтра утром они уже будут в Тель-Авиве. А через четыре-пять дней все набранные группы уже приступят к работе.
Завтра!..
Время тянулось до отчаянья медленно.
Едва не наизусть помня русский перевод договора, он снова и снова перечитывал эти страницы.
Окончательно покинув гостиницу, Татьяна, к недовольству Славы, перебралась в его квартиру, справедливо считая ее запасным пунктом базирования. Лишь завидев ее, Слава снова ушел в другую комнату, всем своим видом выказывая неприятие. «Барчук чертов», – беззлобно подумала Татьяна.
– На сегодня что-нибудь срочное есть? – спросила она, поставив свои сумки в угол. – Встречи? Интриги? Перестрелки?..
Увидев блуждающую улыбку на лице хозяина, Татьяна подошла ближе. Секунду поколебавшись, Роман Евгеньевич величаво постучал ногтем по своим бесценным бумагам:
– Вот оно. Никак не налюбуюсь. Смотрю на них, и едва не кончаю. Эти листики мне бы лет эдак десять назад, А лучше – пятнадцать…
– Секрет, небось, – фыркнула Татьяна, чувствуя, что хозяина так и подмывает показать ей свою добычу.
– Секрет? От тебя?..
Роман Евгеньевич с удовольствием протянул ей перевод. Татьяна молча прочитала все четыре страницы.
– Н-да, – она с интересом глянула на Романа Евгеньевича. – Как в той комедии с Пьером Ришаром, осталось только себя вписать. Забыла, как называется…
– «Не упускай из виду», – подсказал Роман Евгеньевич. – Я и не упустил. Не упустил, с твоей, кстати, детка, помощью, хоть ты иногда и подводишь меня слишком сильно, чувствительно и... – он замолчал, подыскивая нужное, более емкое слово.
– И ты не вписал себя до сих пор? Как же так? Или страшно стало?
– Нет, это мы сделаем в присутствии адвоката. И не на этой бумажке – на подлиннике. А свершится сие действо всего лишь через день-два. В Тель-Авиве.
– Дай-ка сюда этот подлинник, – Татьяна протянула руку.
– Зачем, там все на иврите, не поймешь…
Роман Евгеньевич подал ей сложенный вчетверо оригинал, испещренный густыми значками, никак не похожими на латинские или славянские буквы. Лишь глянув на первую страницу, Татьяна нахмурилась.
– Куда уж нам, убогим. Это только ты один такой умный. Тебе череп не жмет?
Что-то не понравилась Роману Евгеньевичу в ее тоне, в ее взгляде.
– Ты чего? – продолжая улыбаться, бросил он. – Что тебе не так?
– Да все, все не так. Знаешь, говорят, если счастье само плывет к тебе в руки, то, может быть, оно просто не тонет...
Татьяна махнула рукой, небрежно отодвигая от себя бумаги.
– Нагрели тебя, Ромчик.
– Что? – вскочил на ноги Роман Евгеньевич. В голосе его пробился фальцет, внезапный и неконтролируемый, на грани истерического повизгивания. – Что ты сказала, повтори!
– То-то я вижу, как быстро он тебе отдал, поникнув гордой головой… Вот тебе, мол, Золушка, хрустальный тампакс, но запомни: лишь только часы пробьют полночь, он превратится в тыкву.
– Кто нагрел и в чем?!
– А вот кто, и вот в чем.
Татьяна, повторяя жест хозяина, постучала ногтем по странице, вернее, по ее верхнему правому углу:
– Глянь-ка вот сюда, на краешек. Да-а, не сразу пришло мастерство к молодому саперу...
Чуть смазанная на глянцевой бумаге, краснела печать, рядом пристроились подпись нотариуса и оттиск даты заполнения бланка.
Роман Евгеньевич тупо смотрел на штамп с ивритскими крючочками, дужками и палочками.
– Я тебе не Барух и даже не Подольский, – Татьяна откинулась на спинку стула и чуть повысила голос, будто Роман Евгеньевич уже открыл рот для возражения, а она хотела помешать. – Но кое-что прочитать смогу. Здесь написано типа того: «Копия. Юридической силы не имеет, документом не является» или что-то в том же духе. Что ж вы самую главную печать-то не перевели, стратеги? Где этот твой Славочка?..
В комнате воцарилась тишина. Так бывает в приморских городках после штормового предупреждения.
***
Слава ушел в глухой нокаут, успев лишь увидеть красную печать, указанную пальцем Романа Евгеньевича. Отец взвыл, потирая ушибленный кулак, на котором от удара содралась кожа.
Роман Евгеньевич быстро обшарил карманы сына, нашел ключи от автомобиля и ринулся в коридор, оттуда – на лестничную площадку. Грохнула бронированная дверь, с потолка посыпалась штукатурка.
Татьяна присела на колени перед Славой, приподняв его голову, но тут же отдернула руки. Ладони ее были в крови. Угол стола, о который, падая, виском ударился Слава, был также испачкан кровью.
Слава был мертв.