Уйдя в отставку, я купил небольшой дом на берегу лимана. Там я мог наконец-то придаться любимому занятию - рыбалке.
Что может быть лучше летней утренней рыбалки. Солнце еще не взошло,по водной глади стелется редкий туман. Воздух так свеж и чист, что кажется сладким. И такая тишина.
Но с первыми лучами солнца тишину разрывает громкое "Кар-Кар". Это на верхушке самого высокого дерева появился дозорный стаи ворон, обитающей в ближайшей рощице. Он созывает свою братию на завтрак. Через несколько минут пернатая эскадрилья полетит на городскую свалку.
Ближе к обеду, я сматываю удочки и по едва заметной тропинке иду домой. Тропинка пересекает автотрассу, где у автобусной остановки меня всегда поджидает ворон Пашка. Завидев меня, он сильно прихрамывая ковыляет навстречу. Я крошу ему приготовленный кусочек хлеба. Пашка чинно склевывает все до последней крошки, и насытившись уходит в свое укрытие.
Я заприметил эту больную птицу месяца два назад, когда она в одиночестве обреталась около остановки. Вероятнее всего эту хромую птицу изгнали из стаи. Я несколько раз покормил эту бедолагу. Так мы подружились.Я назвал ворону - Пашкой.
Но однажды, я не встретил своего друга на обычном месте. Обеспокоенный, я осмотрелся вокруг. Обошел остановку, прошелся вдоль дороги. Пашку я нашел лежащим под придорожным кустом, подошел, взял его на руки. Птица была жива, но большая рана зияла на ее голове. Наверное кто-то бросил камнем в доверчивого Пашку.
Я вспомнил, что в конце нашей улицы живет Стефан Янович, в прошлом врач-орнитолог. Надеясь, что он поможет раненому, я принес Пашку к нему. Стефан Янович осмотрел птицу и сказал:
- Ну здравствуй, тезка.
- Почему тезка? - не понял я
- Да просто моя фамилия Крук. А по польски крук - это ворон.
Стефан Янович залечил Пашке рану, подправил больную лапку.
Всю зиму ворон жил у нас. Он как-то сразу почувствовал себя хозяином в доме.Важно расхаживал по комнатам и делал все что хотел. Разбрасывал по дому вещи, колотил клювом по динамику, если звук был громким. Он так же рвал газеты, ему вероятно нужны были обрывки бумаги, чтобы прикрывать припрятанные в укромные уголки остатки пищи. И попробуй, подойди к его "захоронкам", моментально получишь клювом по ноге.
По совету Крука, я каждый день выпускал Пашку полетать во дворе. И здесь он хулиганил. Налетавшись вдоволь, садился на будку нашего дворового пса Пилота и начинал гавкать на него. Подражать лаю собаки он научился у того же Пилота. Пес пытался поймать пересмешника, но не тут то было.
В конце февраля, когда в наших краях воздух уже пропитан весной, Пашка в одну их таких прогулок взмыл высоко в небо и улетел. Напрасно я вглядывался в пустую высь, ждал своего питомца, но так и не дождался. Не появился он и на другой день. Пусто и скучно стало без нашего любимца в доме.
Прошло более двух недель. Я уже смирился с пропажей друга. Но рано утром, во дворе я услышал накомое "Кар-Кар". Я поднял голову, обозрел все вокруг и замер от удивления: вместо одной вороны я увидел сразу двух. Они суетились на развилке ствола старой липы, что росла около летней кухни. Присмотревшись, я с радостью понял, что птицы строят гнездо. Вскоре высокое, более полуметра в диаметре, гнездо было готово. В свой новый дом пернатая парочка целый день таскала то лоскутики, то перья, то ниточки.
Вскоре после этого самка села на гнездо, а Пашка (его мы узнали по хромоте) совершал челночные полеты - носил еду любимой.
Я пригласил Стефана Яновича посмотреть на это чудо. Крук обьяснил, что самочка сделала кладку, которую будет высаживать 3 недели. В конце апреля вылупятся птенцы, а в начале лета можно будет наблюдать, как птенцы "становятся на крыло".
- А почему Пашка строит гнездо вдали от стаи? - поинтересовался я.
Стефан Янович обьянил, что оказывается в пору гнездования ворон - ворону враг. Птицы часто истребляют чужие кладки. Поэтому и гнездовища устраиваются подальше друг от друга. Здесь Пашка нашел самое безопасное место.
А еще Крук сказал, что гнездо здесь будет надолго. Вороны почти всю жизнь живут одной парой и гнезда не меняют, а лишь ремонтируют.
В начале июня четверо воронят уже барражировали над двором. Пашка бросил свое хулиганство и как почтенный отец семейства чинно ходил по двору.
Я часто любовался Пашкой. Его черную окраску дополнял и украшал синевато-стальной цвет крыльев и сиреневый отблеск зоба и спинки. Да и ума ему было не занимать. Он реагировал на свое имя, был весь внимание. Любил сидеть у меня на плече, разрешал гладить себя.
В этом доме у лимана мы прожили 5 лет. Пять раз мы видели, как из гнезда Пашки вылетали молодые воронята. Для нас с женой это было событие. Но из-за болезни моей Наташи мы вынуждены были в январе продать дом и уехать в город.
Очень трогательным было наше расставание с Пашкой. Наверное предчувствуя это расставание, он в этот день не покидал своей липы. Перед тем, как сесть в машину я позвал Пашку. Он спланировал на крышу моей старенькой "Лады", но в руки не дался. Так и сидел он там нахохлившись, пока я не завел мотор. Машина тронулась, Пашка сделал несколько кругов над нами и улетел восвояси.
В июне я посетил свое старое рыбацкое место и решил проведать Пашку, надеялся, что увижу новых воронят. Но обветшалое гнездо было пусто, скорее всего Пашка так и не принял новых хозяев и устроил свое гнездовище в новом месте