Морщины изрисовали лицо. Они пришли, как неизбежное зло, но нет у старости вины. Время безвинно абсолютно, ибо оно шагает, не зная отдыха и печали на своём пути. Каждый день Он видел это зло в зеркале, мог прикоснуться к нему рукой, но не имел возможности смыть, стереть, содрать вместе с кожей.
Вздохнул с сожалением, сказал тихо надтреснутым баритоном:
– Что ж, пора… Пойдём, дорогая, на наше место. Пора помолчать, как тогда…
– Да, милый, пора помолчать. Подожди, я только губы подкрашу да причёску поправлю.
А тогда… Тогда Он времени не замечал, и пряди седины в его волосах не блестели, и лицо было гладким и чистым. Дышало другое время, Он жил надеждами, не ведал печалей. Приходили новые вёсны, шелковисто зеленели газоны, шелестела под душистым ветерком юная листва, а под платанами и акациями слышался лёгкий счастливый смех влюблённых, загодя оккупировавших лавочки городского парка.
…Он медленно шёл по дорожке парка рядом с юной подругой и нёс в себе дар Божий. Да, ничуть не меньше, а настоящий дар Божий! Пусть пока не великий, но он дан Ему на вырост – так Он считал и был немного горд от сознания собственной особости и ответственности перед всем миром. Интуиция подсказывала: талант – не подарок, а именно дар. Высокая и обременительная ценность.
Стихи к нему приходили с каждым новым рассветом, Он их записывал в толстую общую тетрадь в красной ледериновой обложке, а вечером вновь к ним возвращался, аккуратным бисерным почерком не уставал вносить бесконечные правки.
Всего лишь час назад отгорел над головами горячий закат в полнеба, яркое малиновое солнце прожарило горизонт и скатилось за край земли. Восходя над городом, сквозь стайки перистых тонких облаков торжественно сияла белая луна. Таинственная и загадочная – верная спутница юношеской, слегка расслабленной, мечтательности.
«Не уходи, побудь со мною…» – с лёгким потрескиванием помех из транзисторного радиоприёмника, который Он держал в свободной руке, доносился умоляющий голос неизвестной исполнительницы. Уходить и в самом деле не хотелось, мечталось побыть с Ней, с этой дивной девушкой. Пьянящая истома гнездилась в душе у обоих.
Счастье жгло изнутри, а в животе урчало – проголодался, с утра не ел. Очень некстати урчало в такой вечер. Что ж, голод стерпеть можно, лишь бы Она не услышала этот противный утробный рокот…
Эта юная девушка с плавными линиями тела, высокой причёской и короткой юбочкой, эти запахи цветущей сирени, этот тёплый лунный вечер, всё вокруг – счастье, всё – рай земной. А Он, такой молодой, с кипящей энергией в крепком теле, неужели этому счастью не родной? И совсем неважно, что приходится экономить на ужинах, что стипендию дадут только через неделю, что в общежитии пока нет мест и приходится снимать комнату у пожилой вдовы на окраине города, зато есть настоящая радость. Её имя…
– Посмотри, а наша лавочка уже занята, – пролепетала Она растерянно.
Да, та лавочка под молодым платаном, на которой они вчера сидели, когда Он читал Ей стихи, и потом, когда первый раз поцеловал, она была занята. Тесно прижавшись, сидели Он и Она. Похоже, им было далеко за семьдесят. Вот досада!..
– Не будем им мешать, – сказала юная подруга и в полумраке вечера как-то очень светло улыбнулась. – Эта пожилая женщина очень похожа на мою бабушку.
– Удивительно, а он похож на моего деда. Очень похож. Странное совпадение. Что бы это значило?
– Поживём – увидим, – загадочно улыбнулась Она…
Прошло много лет. В том же парке, на той же лавочке под старым могучим платаном они уселись рядышком. Он приобнял давно поседевшую жену, а в другой руке держал Её тёплую ладошку.
Тёплыми вечерами, с тех самых пор, как вышли на пенсию, в часы пурпурного заката они по обыкновению приходили на это священное для них место, являлись на свидание с далёкой молодостью. Чаще всего они молчали, пили воспоминания, словно парное молоко вприкуску с краюхой белого хлеба. Вкус детства и юности – он особый, совершенно неповторимый…
Впрочем, звание известного Поэта и уважаемого в городе человека заслуженного отдыха не предполагает – ещё напряжённее, чем в молодые годы, Он трудился каждый день, находя истинную радость для души в творческом трепете, в завораживающей музыке слов.
Опять по земле гуляет месяц май, опять дни стоят не знойные, а вечерний воздух на закате особенно приятен и свеж. Быстрые стрижи чертят в небе зигзаги, а в зелёных кронах могучих дерев страстно и восторженно поют невидимые птицы. Какие птицы? Да кто их узнает в таком многоголосье! Поют, наслаждаются, завлекают своих пернатых подруг, и нет у них в эту пору ни забот, ни трудов праведных. Но порядок всё же строго расписан наперёд, означен срок конца любовного экстаза – гнёзда будут свиты, сделаны кладки яиц, и наступит время молчания. А когда ворота в лето распахнутся, появятся желторотые птенцы.
«Не уходи, побудь со мною, – упрашивала Валентина Пономарёва. – Я так давно тебя люблю. Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю». Деревья в парке затихли, слушая хрустальный голос волоокой цыганки. Чарующая мелодия доносилась из колонок кафе, которое появилось здесь совсем недавно.
«Значит, хозяйка кафе нас увидела», – догадался Он и поцеловал жену в висок. Она благодарно улыбнулась. А потом пришла старая надоедливая мысль: а вдруг Он уйдёт раньше меня, как смогу пережить? Глянула на мужа – прочитала в тихих глазах ту же печаль.
Старинный романс звучал гимном вечной любви специально для них – молодая одинокая женщина всегда слала своё музыкальное приветствие этим двум верным голубкам. Она точно знала, что любовь – самая большая на земле правда. Сквозь набежавшие слезы смотрела на них с восторженной завистью, а у самой душа вздрагивала: её верный друг однажды…
«Не уходи!» – умоляла его в последний час, но душа голубкой взлетела в небо, и он ушёл навсегда. Врачи ничего не смогли сделать...