Часть III Ответ молчания. Помнить — значит жить.
Глава 6
Мобильная связь совершенно выматывала, голова просто раскалывалась от боли. Несколько раз был близок к обмороку. Краем замутнённого сознания ощущалось некоторое затишье бурных процессов в окружающей среде. Старлей оказался чутким малым, и проявил самостоятельность, приняв командование на себя, он отменил огневую подготовку. Обстановка предполагала совершенно нетривиальное развитие сюжета.
Переговоры, однако, затягивались. Первый глубокий обморок наступил спустя сутки. Придя в себя, увидел перед собой всех вместе и страшно этому обрадовался, потерь более не было. Уже меркнущим сознанием удалось оценить обстановку тишины и покоя.
- Как там наш сталкер, жив ещё? - Глосинский баритон слышался достаточно отчётливо, хоть и был приглушён, словно голова была укутана чем-то плотным. - - Живой, — отозвался свиринский невозмутимый бас, – чего там облако? Наблюдаете?
- Так точно, товарищ старший лейтенант, наблюдаем, пока никакой динамики в системе ландшафта. Только, разрешите уточнить…
- Разрешаю.
- Данное состояние можно определить, как динамическая статика.
- Это вроде как у нашего майора??
- Да, навроде того, дышит и не двигается.
- А каков характер дыхания?
- Многообещающий.
- А точнее?
- Точнее может информировать только личное наблюдение, товарищ старший лейтенант.
- Глосин, вы в каких войсках служили?
- Войска Связи, товарищ старший лейтенант.
- То-то я смотрю…
- А в чём, собственно, дело?
- Болтун вы экстримальный, вот что товарищ Глосин Алексей батькович!
- Так точно, товарищ старший лейтенант! – Бойко отрапортовал Свирину Лёха.
- Вольно, младший лейтенант Глосин. - Звук собственного голоса показался далёким и нереальным.
- Здравия желаем, товарищ майор! - Одновременно отреагировали Свирин и Глосин.
- Гриш, ну как ты? — Заботливый
Лёхин тон показался смешным и неуместным в данной обстановке.
- Лёш, не задавай глупых вопросов. Ну как себя может чувствовать человек после провала? Кстати, насколько, я выпал из реальности?
- Неделя. – Лаконично произнёс, неизменно невозмутимым тоном, Свирин.
- Что ж, если я правильно понимаю расклад, мы разбили лагерь.
- Так точно, майор.
- Из доклада Глосина, ясно – насыщенное энергией облако пребывает в состоянии готовности к перемещению. Значит, надо быть готовым в любой момент к любой неожиданности. В случае атаки со стороны объекта, именуемого «облаком», работать огнестрельным оружием на предмет попадания непосредственно в лучи, таким образом мы сможем способствовать переломлению их в пространстве, отводя от себя. За консультацией по данному вопросу, обращаться к старшему лейтенанту Свирину. То, с чем мы столкнулись, не является плодом ни галлюцинации, ни богатого воображения. Мы имеем дело с неизученными природными процессами. С процессами, неподконтрольными никаким из видов современного оборудования на грубом физическом плане. В сущности, мы выполнили поставленную задачу, локализовали объект и спровоцировали его на контакт. Ликвидировать объект, мы не в состоянии, заблокировать тоже, перемещать его в пространстве – аналогично. Мы вправе отбыть на место нашей постоянной дислокации, то есть, мягко выражаясь и грубо говоря – по домам. Кое-кто из нас, не может этого осуществить по объективным причинам… Гук! Я всё сказал, мужики.
Не смотря на использование себя только как средства связи, информация, при контакте Истомина и Прокудовой, осела в сознании солидным грузом. Приказ полковника Прокудовой выполнен, но осадок на душе тем не менее был тяжёлый. Ощущение личной беспомощности при соприкосновении с неизученным явлением, стало грузом на душе. Грузом тяжёлым, непростым, наподобие ядерных отходов, или бактериологического оружия. Носить эту гремучую смесь в себе предстояло долго, если не всю оставшуюся жизнь. Осознание своего бессилия перед убийцей-избавителем, пощадившим, согласившимся не добивать, через женщину-посредника просто мучительно. Легче было бы погибнуть. Как теперь жить с этим? Придётся писать отчёт – что напишет майор Огнев в своём отчёте? О не изученном природном явлении? И признает ли после такого отчёта медэкспертиза его годным к дальнейшей работе? И как потом смотреть в глаза коллегам-сослуживцам?
Да, у Огнева есть серьёзный аргумент в лице коллег, принимавших участие в командировке – это верно. Тот же самый Свирин, присягнёт глазом не моргнув. Всё это так, но... Проклятое «НО». Вероника! Ведь это «НО» - ты! Как жить без тебя, Вероника?! Предательница-изменница, Вероника. Вот как жить, помня твою измену? Помнить тебя ещё и такую? Трудно поверить в то, что ты способна на такое, невозможно. И это неверие – истина! Ты не совершала предательства – это был просто его ход в игре! Вот это-то и было ненастоящим! Всё остальное настоящее, а это, именно это – нет! Галлюцинация, призрачное видение: тонкий, коварный ход. Ход опытного, сильного игрока. Игрока умного и даже более чем умного. Да, ты принадлежишь ему по праву, у него есть право на тебя, он выстрадал его. Но есть ещё одна душа стремящаяся к тебе и, ты знаешь её, Вероника – твой верный Григ. Помнить тебя – значит жить.
Память будет покидать сознание постепенно у всех помнящих тебя: переходить к нему, твоему повелителю, и он будет становиться ещё могущественнее. У Прокудовой с ним теперь неразрывная коммуникация через его вечного неизменного диспетчера, тебя Вероника. Роковая женщина на этом разовьёт в себе свои способности, не исключено – приобретёт другие. Память покидая, будет уносить с собой энергию, силы, жизнь. Погибнет много людей только потому, что любит тебя, помнит. Много людей станет, просто, несчастными, утратив своих близких. И всё это произойдёт только потому, что когда-то, было совершено преступление, в результате которого родился несчастный, талантливый, душевнобольной мальчик. Но разве его появление в мире людей не было результатом жизнедеятельности человеческого общества? Как появилось чудовище, совершившее страшное преступление, насилие? И вот возмездие? Всем? Всему миру, взрастившему, пропустившему, способствовавшему преступнику, насильнику, и позволившему родиться сознанию с тяжёлой ношей, с «гиеной» в сердце.
Писать отчёт было мучительно, получался какой-то роман ужасов. Это ещё можно было назвать сценарием к научно-фантастическому фильму, вот только гонорара в перспективе не наблюдалось, в перспективе наблюдались одни только тяжёлые объяснения с вышестоящими инстанциями. Перед отчётом состоялся очень долгий и, очень не простой разговор с Ашгибесовым. Полковник задавал такие вопросы, на которые отвечать надо было, только развёрнуто, подробно. Его не устраивали уже, как прежде, лаконичные формулировки. Он не торопил, но всё время переспрашивал, уточнял. И вот эти уточнения выматывали, выворачивали душу наизнанку.
Глупо было спрашивать верит он или не верит, взгляд начальника был как всегда проникновенен, внимателен и открыт. Ашгибесов видел и понимал, как трудно говорить о том, что приходилось. Он верил другу, он верил подчинённому, верил человеку, верил профессионалу, но он не верил рассказу – просто не имел права верить, инструкции не предусматривали такого рода форсмажорных обстоятельств. В конце разговора, он откровенно и очень настойчиво посоветовал, получить свидетельство о невменяемости, и брался устроить это дело самым изощрённым способом в короткий срок: «Аверьяныч, пойми, ты всё равно станешь невменяемым, да ещё и виноватым! Тебя им сделают – наши чиновники и не на такое способны. А так: «В следствие, сильных душевных переживаний, в результате физического и морального перенапряжения, в ходе следственно-розыскного мероприятия, оперуполномоченный Огнев Г. А. нуждается в реабилитации с элементами психокоррекции на срок необходимый для полного восстановления дееспособности, и профпригодности». Если ты хочешь ещё работать, тебе лучше сразу признать себя нуждающимся в помощи. А потом мы потихоньку выпрямим кривую, или наоборот закрутим ещё круче, как тебе больше нравится! Но потом. А сейчас нужно стать классическим, обычным симулянтом. К тому же и отдохнёшь, любая мед экспертиза тебя сейчас признает с синдоромом хронической усталости. Да-да, я понимаю, писать этот дурацкий отчёт тебе придётся. И будь моя воля, я бы избавил тебя от него, старина. Но ты сейчас напрямую завязан с прокуратурой, с этим твоим, заклятым другом детства, супер-Маклаем. Он с тебя не слезет пока ты его не ублажишь отчётом, но если ты будешь писать, применяя только нейтральные формы в изложении, и если ты в конце отчёта сделаешь вот такую приписку, какую я тебе только что сформулировал, к тебе не будут предъявлены обвинения как к невыполнившему дирректив непосредственно от вышестоящих инстанций и пытающемуся уклониться от ответственности, используя оккультную, эзотерическую аргументацию. А ещё, ты бы мог аппелировать к Прокудовой, она-то тоже, как ни как, имеет к этому отношение и может кое-что сделать для тебя в этом плане. Я же, со своей стороны, присовокуплю рапорт о нарушении тобой режима труда и отдыха, и таким образом мы выведем тебя из-под огня этого самого Маклая, провались он пропадом. У него, имей в виду, душа горит – стереть тебя в порошок. Он тут, пока ты был в командировке, пытался копать, нет ли у тебя огрехов по службе в плане выбивания признаний. Дескать, он знает, на что способен Огнев, для достижения нужных ему целей. И я не хочу ему доставлять удовольствия тебя загнобить – ты мне нужен. Если хочешь – это мой каприз».
Попытка формулировать фразы в отчёте, абсолютно нейтральными категориями, явно не проходила, мешали воспоминания, живые ощущения. Надо было объяснить исчезновение трёх человек, и объяснить так, чтобы больше к этому не пришлось возвращаться, никогда. Если гибель Жилина и Клюева ещё, худо-бедно, можно было списать на несчастный случай, то вот с гибелью Садченко дело обстояло совершенно иначе. Предварительная, общая экспертиэа зафиксировала на шее следы физического воздействия, и именно присутствие рук Садченко, а так же следы его зубов на щеке. Нейтральные формулировки же навевали такой зловещий фон на изложение, что оно выглядело ещё страшнее, чем сама действительность. Надо было объяснить, почему психически больной, оказался способным противостоять, вменяемым, подготовленным профессионально, экипированным надлежащим образом, опытным людям.
Соблазн написать про лазерную установку был более чем велик. Но тогда придётся отражать и техническую сторону вопроса, а это – та же трясина. Писать правду было ещё опасней чем врать. А так, введут сыворотку и тут же установят, попытку сокрытия правды. А может, в самом деле, спровоцировать сыворотку? А что, тогда не надо будет заморачиваться, выкручиваться.
Мобильник высветил вызов Ашгибесова. После первых же слов о сыворотке, Ашгибесов взбеленился:
- Огнев! Ты на кого работаешь?! Ты хоть понимаешь, на что идёшь!!? Это же прецедент!! Сотрудник моего отдела довёл дело до сыворотки!!! Позор на весь мир! А у Ашгибесова, между прочим, тоже враги имеются, и они только и ждут своего часа. Гришенька, дружочек, а ну-ка, быстренько скажи, что ты пошутил и тогда, я спокойно засну.
- Агиль Услаевич, это была глупая шутка, просто, я очень устал, хотелось развеется! Более того, я покажу вам отчёт, прежде чем предъявлять его комиссии. Трубка так глубоко вздохнула голосом Ашгибесова, что на несколько секунд заложило в ухе.
- Григорий Аверьянович, я в вас никогда не ошибался! Имейте в виду, нам с вами ещё долго работать.
- Так точно товарищ полковник! Разрешите Вольно?
- Разрешаю, голубчик, спокойной ночи!
Кому спокойной, а кому – нет. Перечитав отчёт, попытался поставить себя на место тех, кто будет его читать. Да, написанное спокойно можно было классифицировать, как систематизированный бред, при развивающемся профессиональном заболевании, так что приписка о реабилитации, в данном контексте, становилась той самой соломинкой, за которую хватается утопающий.
Ещё представилась глумливая Валеркина ухмылка. Вот уж кто будет торжествовать, смаковать, при каждом удобном случае, и в глаза и за глаза, о подходящей почве различных противоправных поступков майора Огнева. Вот дёрнул чёрт связаться в своё время с этим дерьмом. Ничего не поделаешь, пресловутый человеческий фактор, провалиться бы ему на месте к чёртовой бабушке. Мстительность Маклая конечно можно было понять: слабая, ущербная личность, стремящаяся компенсировать свои комплексы в ходе карьерного роста. Невольная усмешка исказила губы: Кажется из майора Огнева получается неплохой психолог. Вот только от осознания этого легче не становилось – психология психологией, а реальность требует мобильности и слаженности. Созерцательность психолога в данной ситуации – ничто. Прокудова, конечно, в принципе, могла помочь, но абсолютно нет в этом вероятности. Она в деле косвенный участник, постольку, поскольку. Это совершенно другое ведомство, категория со знаком ноль, внепространственная структура. Упоминание её имени всуе, греховно и наказуемо. Она сродни сказочному персонажу. Вот если бы она сама захотела, тогда другое дело. Но она совсем не обязана этого хотеть: Огнев ей никто – лёгкий эпизод в её практике, ни более.
«Майор, вы излишне самокритичны. Это следствие синдрома супермена. Вам бы хотелось, как Цезарь: пришёл, увидел, победил. Держать удар вы совершенно не в состоянии». Ну вот, опять! Она что, на всю жизнь подключилась? Да что ж это такое! Теперь и не побыть с самим собой?
«Григорий Аверьянович, как вы переменчивы, однако! Мне помнится, у вас были несколько другие настроения относительно меня. Я понимаю, вы несколько утомлены, друг мой, но согласитесь: ваше отношение ко мне оставляет желать лучшего. Ваши оценки реальности несколько преувеличенны. Неужели, вам так неприятно слышать мой голос?! Это, в конце концов, не вежливо по отношению к даме и офицеру старшему по чину. Я чувствую, нам с вами пора встретиться». Последние слова в сознании прозвучали с оттенком приказа. Правда, в тоне присутствовало ещё что-то необъяснимое, похожее на неизбежность. Но вот характер неизбежности был окутан туманом неизвестности, тайны. Тайна, вещь достаточно обычная в комплекте инструктора секретного подразделения. Когда-то это восхищало, теперь же вызвало чувство тревоги, почти – к своему стыду следовало признать – паники. Роковой даме удалось сделать то, чего до неё не удавалось никому. Поход по высшим инстанциям получил своё предзнаменование.