Неужели мутанты?

               
Началось все тогда, когда еще солнце было зеленым, не то чтобы совсем, но зелень проглядывала явственно. Дед Матвей еще почесывал свою куцую бороденку, которая через  год и совсем выпала. Да еще дитенок Яшка, в то время уже головастый, рисовал палочкой на песке какие-то знаки. Это уж потом он смастерил «невылей воду», ну это кувшин такой, наклонишь его, а вода бежит и бежит. Бабка Яшкина брагу из той воды ставить пробовала, так чуть раньше времени не убралась.
Так вот солнце было зеленое, а небо конечно голубое, как короткое платье у Степки молодухи. Вот в то самое время и прибрел к нам  в деревню солдат. Кожа да кости,  в чем душа держится. Веселый и озорной, как черт из той книжки, что в сундуке у бабки Лизы лежала.
Прошелся солдат из конца в конец деревни, а она у нас маленькая, дворов полста и будет. И остановился он, вот нюх у солдата, как раз напротив Степкиного дома. И кто ей дал имя такое – Степанида, она уж давно переменить хотела, да за делами все забывала.
Встал солдатик по стойке смирно и глядит на окошки, ждет, когда Степка выйдет. А одежда его солдатская так и плещется на ветру, одним словом, пугало. Степка поглядывает из-за занавески,  а не выходит. Что-то еще деревня скажет.
Солдатик упрямо стоит. А что, навыки есть. Наверно часами в карауле стоял, вот и привычка появилась. С огородов бабы начали поглядывать на солдатика, и про сорняки забыли.
Степка уж и не знает что делать. То ли ей выйти, да прогнать солдатика, то ли… а куда ей деваться, парней-то в деревне почти и не осталось. Перестарок она, вот и нет ей напарника. Степа долго не думала, с нее станется, вышла в огород и оборотилась спиной к улице. И вид стала делать, что на грядке копается. Оттопырила она свое хозяйство, а оно у нее знатное было, недаром мужики только покрякивали, когда она по воду ходила. Вот и солдатик что-то зашевелился, ногами своими в сапогах перебирать начал, точно бежать куда навострился. А бежать-то некуда, разве что к ней, к Степке. А Степка, вот бабенка довольная, крутит своим хозяйством, будто показать хочет, вот, мол, какая я. Ну, солдатик и не выдержал, подхватился и к ней в огород. Бабы деревенские, вот любопытные бестии, уже из своих огородов повылазили, подтягиваются к Степкиному дому.
Но солдатик ничего, культурный. Подошел он, чеканя шаг, прямо к Степке и докладывает серьезно:
- Разрешите обратиться, мадам!
А какая Степка мадам, смех, да и только. Правда, бабенка аккуратная, чистенькая вот только с женитьбой не повезло ей.
Выпрямилась Степа и стала смотреть на солдатика, а он ей по плечи всего, может чуть выше. И такая тоска в глазах Степкиных показалась, что солдатик не выдержал, чуть слезу не пустил.
Оглянулась тут Степка, да как шуганет всех баб деревенских, что уже и к забору прилипли, те и разлетелись, как сороки.
Повела Степа солдатика в избу, и что там у них было, никто не знает, а только с утра на веревке уже и мундир солдатика висел выстиранный.
А уж после бабка Федосья говорили:
- И кто кого захомутал, непонятно. А они пара, пара, оба блаженные. Пусть живут.
А Яшка, внучек бабушкин, тут же крутился, голубыми глазенками поглядывал. Пять лет отроду, а туда же, судит, да рядит о чем-то.
Вот тогда-то он мыша и приручил. Как он с мышом поладил непонятно, а только сделал ему домик, воду там поставил, даже карету сделал. Вместо скакунов тараканов наловил, да и запряг их в повозку. Вот они и таскали по избе карету с мышом. Бабка Федосья тогда чуть с ума не сошла. Заходит она в избу и сослепу ничего не видит. А только от порога хотела пройти, глядь, навстречу ей колесница бежит, а в колеснице-то мыш развалился. Сидит мыш, а на голове его крохотной, корона блестит, и улыбается мыш, так нагло, нагло. Чуть бабку кондрашка не хватила, почудилось ей, по ее душу пришли. Ан нет! Рано ей еще. Пусть еще покоптит белый свет. Хотя чего его коптить без толку.
Шуганула она мыша, тот со страху в самую дальнюю норку спрятался, Яшка потом его насилу отыскал. Ох, и досталось Яшке на орехи. Но ничего он парень головастый, приделал к воротам веревочку, дернешь за нее, в избе колокольчик заливаться начинает. Бабка и отошла. Родители Яшкины как год назад ушли в город на заработки, так больше и не появлялись, только гостинцы, да деньги с оказией посылали. А что гостинцы, так баловство. Яшка и жил сам по себе. Прикидывал вечно что-то, мастерил, иногда выходило что-то непонятное. Вот, например, сделал птичку механическую. Нескладная такая, несуразная, а как начнет орать, так петуха заглушает. Ходить она не умела, так Яшка колеса к ней приделал, да и пускал во двор. Пускал он свою птичку, конечно, когда бабки дома не было. Но бабка стала замечать, что куры-то у нее нестись перестали. Подкараулила она Яшку, да и увидела птицу. Ездит она по двору, кричит громче петуха, голова у нее красной краской раскрашена, глаза огромные желтые. А куры они известно глупые, бегают за птицей и про петуха забыли, а тот нахохлился весь, сидит в сторонке, глазом косит на птицу, а что толку, боится он ее.
Бабка опять дала жизни Яшке. Птицу всю разломала и выбросила. А уж как она рассказывала про эту птицу, все время плевалась. Дед Матвей, который к бабке в гости захаживал, поговорить о том, о сем, махорочки подымить, а где и по хозяйству пособить, так тот хвалил внука. Говорил, что умный парень растет, только направить его надо. Дед Матвей грамотный был, книжку, что отдала ему за ненадобностью бабка Федосья, который год читал. Сядет у себя на завалинке, наморщит лоб и губами шевелит – читает. Палец-то его желтый, да кривой так и ползает по страницам, будто гусеница. А когда прочитает страницу, непременно в народ идет, рассказывать начинает. Говорит, говорит, уже солнце за лес садиться начинает, а он никак закончить не может. Все и удивляются – и сколько же мудреного в книжках написано.
Дед Матвей и про солдата в книжке нашел. Сразу все бросил, и бросать-то и нечего, книжка одна, и побежал к Степаниде. Ее уже Степкой не звали, как же семейная стала, мужик, хоть и плохонький, появился.
Забежал дед Матвей в ограду, закричать, как обычно хотел, но остановился. Да и было на что посмотреть. Сидят голубки на крылечке, на гусей смотрят, и так красиво все это, даже никаких слов нет. Степанида голову солдатику на плечо положила, а он обнял ее и видно, поладили они друг с другом, так поладили, что и деду Матвею даже завидно стало. Как же! Вот оно счастье! Непуга-ное. Да и видно не напугаешь их. Солдатик даром что маленький и щуплый, но повидал кое-что, так просто не даст свою жену в обиду.
Смотрел, смотрел на них дед Матвей и ушел, зачем им о счастье говорить, когда оно у них уже есть.
Вот в то время и появилась цыганка. Может она и не цыганка была вовсе, но серьги у нее серебряные были, да и глаза черные сверкали.
Пожила она у старушки одной, потом как-то незаметно, может наговоры какие сделала, а только у кузнеца Мариши поселилась. Кузнец Мариша здоровенный и угрюмый мужичина был. Говорят лошадей, когда подковывал, запросто успокаивал.
Прошло сколько-то времени и народился у них мальчонка, Еремеем назвали. И то ли в цыганке что было, то ли в кузнеце, а только Ерема в три месяца говорить начал. Как начал, так и остановиться не мог. Правда когда мальчишка титьку сосал, тогда молчал, да и то замечания в перерывах делал. Отец с матерью совсем от него устали, еле дождались, пока ходить начал. Вот тогда маленько отдохнули. Ерема-то утром наестся, начнет по деревне бродить. Ходит и все рассказывает, всех учит, всем объясняет. Сначала дивились, откуда у годовалого ребенка такие познания, потом привыкли. Молодежи, так той интересно было, как Ерема объяснял про то, как детей делать надо, старикам как ко смерти готовиться. Умнел парень не по дням, а по часам. Не иначе важная личность росла.
Особенно Ерема с козой цыганкиной, материной подружился. Куда он, туда и она. И пока он что-то рассказывает, коза всю поросль зеленую объедает. А однажды дед Матвей совсем обалдел. Вышел он за ворота, глядь – на козе кто-то едет. А это Ерема. Накинул на себя отцовский пиджак и важно так восседает. Ну, по пути конечно с козой разговаривает.
- Куда едешь? – спросил дед.
- Да вот дедушка, деревню объезжаю. Промеры хочу сделать.
- А для чего?
- Как для чего. Вот хочу понять, что с деревней через сто лет будет.
Дед Матвей снял шапку, которая будто прилипла к его голове, почесал лысину, ну и пошагал прочь.
Шел дед и думал: « Вот она, какая жизнь! Тут восьмой десяток доживаешь, а ни разу даже не подумал о деревне. Есть деревня и есть. А куда она денется!»
Как-то незаметно добрел он до Степаниды. Смотрит, а она уже на сносях. Молодец солдатик! Видно изголодался за службу. Ну, ничего! Дело молодое.
- Здорово, солдатик! – Дед Матвей присел на лавочку и начал заворачивать самокрутку.
Солдатик в это время во дворе возился . А увидел деда , подошел, поздоровался и тоже козью ногу заворачивать стал. Тут-то дед и узрел расшитый кисет.
- Дай-ко гляну!
- Нет, дедушка. Никому его не даю. Завороженный он. Сколько раз он меня спасал. Сильная штука, я тебе скажу.
Дед Матвей понятно засомневался.
- Ты, дед, не улыбайся. Точно я тебе говорю. Вот бывало, робею я, боюся чего сделать, а потрогаю тихом кисет и все … откуда силы берутся, прямо никого не боюсь.
- А-а-а, это у тебя, как его … талисман. Цыганкин сын, Еремей давеча рассказывал. Ох, и умный парнишка растет. И откуда что берется. Может и у тебя солдатик, такой же дитенок будет? А что? Степанида баба здоровая …