Эту забавную историю рассказал мне мой друг на одной из наших посиделок и она так впечатлила меня своей необычностью и поучительностью, что я решил предложить её Вашему драгоценному вниманию, мой дорогой читатель. В истории этой тесно переплелись трагическое и смешное, доброе и не очень, о том, как смерть в одном месте даёт место для появления счастья в другом, при чём в самом для нас неожиданном. Это история падения и взлёта, превратностей судьбы, особенно если ты мал и беспомощен, о горечи дна и сладости высоты и их вечном непостоянстве. Но главное и самое удивительное, это хороший конец, так необходимый нам в сегодняшней, не всегда сладкой действительности и, подтверждающим правило о том, что в жизни нет ничего невозможного, просто надо об этом только никогда не забывать. Это должно согревать нас в холода и дарить живительную прохладу в горячке
наших будней. А дело было так. Моему другу позвонил его приятель, тоже кстати нередко участвовавший в наших вечеринках и нередко делившийся своими интересными случаями из
жизни и попросил присмотреть за хомячком, любимчиком внучки Настьки, очень подвижной, любознательной, не по годам развитой пятилетней девочки, она сама говорила всем что ей не пять а полшестого и, что она уже умеет читать и писать, на время их двухнедельного отпуска в Москве. Родители Настьки уехали на полгода в какую-то тьму-таракань на сьёмки
и счастливые дедушка и бабушка наслаждались общением с внучкой в полную силу. И хотя мой друг в последние сорок лет видевший зверей живьём только в городе и то, только на поводке, зоопарки также как и цирк он считализдевательством над животными, и при этих встречах старался перейти на другую сторону улицы, как-то легкомысленно согласился, повидимому из-за того, что к просьбе присоединилась Настька, которая усыпила его
бдительность своим щебетаньем и всякими разными ласковыми детскими словами, после которых слово нет просто не имело права быть. Друг жил в собственном доме с маленьким садиком, время было весеннее, уже тёплое и всё раполагало к добродушию и, получив инструкции по кормлению, уходу и снабжённый достаточным количеством высококалорийного хомячьего корма, которого хватило бы пожалуй на целую армию таких хомяков и наконец уютную, снабжённую массой развлекательных приспособлений клетку, мой друг стал
счастливым обладателем прожорливого, любознательного существа и поначалу, слегка испугавшись, постепенно свыкся с такой близостью к живой природе и даже стал замечать, что ему порой чего-то не хватает, если он за день не посмотрел хотя бы пару раз на
своего нового жильца. Так в мире и согласии прошло несколько дней. Он добросовестно менял воду, подкладывал корм и однажды поймал себя на мысли, что так было всегда и так
будет продолжаться вечно. Он будет трогать хомячка и гладить его по гладкой спинке, а хомячок будет закрывать от удовольствия маленькие глазки и, вот оно единение с природой, не сравнимое ни с каким телевизионным сериалом о жизни животных. Что говорится Natur pur.
Однажды, вернувшись с работы, он первым делом пошёл было за кормом, но вдруг боковым зрением обнаружил подозрительное спокойствие, там, в клетке, где при его появлении всегда что-то радостно шевелилось. Его, уже любимый хомячок, лежал как-то странно задрав
лапки кверху и без единого движения, с застывшими глазками. Ещё не веря в случившееся мой друг пытался разбудить зверька, потом поняв, что произошло что-то недоброе, вынул из клетки окоченевшее тельце хомячка и попытался сделать лапками что-то, что ему показалось очень похожим на виденное в сериалах о врачах скорой помощи, то есть массаж сердца, но
разум и простой жизненный опыт победили и он осознал, что перед ним смерть в её обыденной одежде и, что победить её невозможно, с ней надо смириться. И он смирился. В последствии выяснилось, что смерть наступила скорее всего ввиду преклонного возраста.
Ну что ж, по крайней мере это была не голодная смерть и не смерть от жажды или под пытками и мягкая посадка хомячка в мир иной была окружена любовью заботой и, наверняка хомяк посылает сейчас откуда-то сверху нам всем, оставшимся на земле привет, слова благодарности и любви. Но тогда перед глазами моего друга стоял не хомячок с маленькими
круглыми глазками, а весёлая девочка Настька, которая каждый вечер по телефону просила поцеловать её любимца перед сном в нос, что мой друг и делал, за что однажды чуть было не был укушен за губу. К счастью тогда дело обошлось. Но, как говорится, вернёмся к нашим баранам. Ужас моего друга было трудно описать. Груз ответственности за произошедшее давил где-то глубоко в груди и напоминал пережитый однажды сердечный
приступ, так что он так, на всякий случай отыскал в аптечке нитроглицерин и положил его в карман рубахи. Когда все погребальные ритуалы с выпиванием стоя и короткой прощальной речью были завершены, пришла самая тягостная минута, оповещение друзей и близких.
Звонок в Москву застал приятеля врасплох. Он как раз подьехал с семьёй на такси к аэропорту «Шереметьево». Ледяное молчание в трубке нарушило весёлое Настькино щебетанье в телефон с просьбой узнать, как себя чувствует Хомка. К счастью, её отвлекла какая-то
картинка на плакате и мы снова погрузились в тягостную тишину. Наконец приятель пришёл в себя и, чтобы как-то разрядить ситуацию стал спутанно инервно рассказаывть о прелестях столицы. Надо было срочно что-то делать и мой друг, молодой ещё человек периода перестройки вспомнил вдруг слово «альтернатива» и прервал этим повисшее в воздухе
молчание. Ещё не осознав, что даст нам это увядшее по нынешним временам понятие, ставшее когда-то неким символом неизбежных позитивных изменений, мы оживились, наверное так же, как и в дни рождения этого термина направо и налево разбрасываемого в те годы со все трибун и на всех площадях нашей большой и необьятной. Мы снова ожили. Вернувшись к
первоначальному значению слова мы поняли, как непросто было тем, кто вершил наши судьбы в далёкие перестроечные годы. Первое что пришло в голову, надо поменять хомячка на хомячка, другого разумеется и баста. Мало ли что могло стать с Хомкой за две недели,
Характер меняется не только у людей, а цвет и размер можно подобрать при желании на любом птичьем рынке. И так хотелось закричать «..мы спасены», но приятель холодно заметил, что так же, как и тогда, в восьмидесятых, поменять шило на мыло не удасться,
так как у покойного Хомки начисто осутствовало одно ухо, отгрызенное видимо ещё в юности собратьями хомяками во времена брачных ухаживаний. За именно этот знак отваги он и был выбран когда-то из огромной массы себе подобных. Ясно, что хомяков без одного уха найдётся не так уж и много, а лишать другое невинное животное ушей не входило в круг
наших представлений о любви к природе. Мы оказались в тупике и взяли тайм-аут. Через полчаса зазвенел звонок и мне траурным голосомсообщили, что рейс отложили как минимум на три часа и, что настроение мрачное, а когда об этому знала его жена, возвращение
домой оказалось под большим вопросом. Казалось время остановилось, но оно неумолимо неслось вперёд, приближая неизбежнуюразвязку, последствия которой предсказать никто из нас не мог да и не хотел. Из головы никак не уходило слово альтернатива. Альтернатива, альтернатива, альтернатива зудело в голове уже ставшее болезненным слово и вдруг, рядом
с ним выросло такое же крылатое выражение, что нашлиэту альтернативу в тогдашние времена там, где собака порылась. Мысль появилась и пропала, но в тайниках памяти что-то застряло. Новый звонок заставил друга вздрогнуть и вернул в наше реальное время. Приятель
на том конце провода сообщил, что они с женой и внучкой сидят в ресторане в аэропорту, чтобы как-то скоротать время до отложенного рейса и, что внучка возится с тощим, как смерть маленьким котёнком, почуявшим тепло и доброе к нему отношение иластящимся к девочке так, будто с ней уже вечно знаком. А Настька заглядывала деду и бабуле в глаза и
только слепой не мог бы понять о чём эти глаза просили. Котёнок был весь какой-то общипаный и драный. Он беспрестанно мяукал и замолкал только тогда, когда его брали на руки и чесали за ухом. Тогда он начинал урчать и топтаться передними лапами в одежде, оставляя затяжки на ткани, к ужасу жены нашего приятеля и к большому удовольствию Настьки. И вдруг меня озарило. Ведь вот она альтернатива, вот
она, та самая, которую мы искали. Мой друг набрал номер мобильника и срываясь на крик
стал излагать вариант спасения. Через полчаса наш приятель, как законопослушный гражданин, уже сидел в комнате таможников и пытался всякими правдами и неправдами, выражающиеся в определённом количестве купюр приличной стоимости, уговорить полную
таможенницу с на удивление добрым лицом, разрешить ему вывезти из страны столь ценный груз. Женщина в униформевнимательно выслушала его историю и казалось даже прониклась беде, сочувственно вздыхала и понимающе поглядывала на маленькую девочку через стекло из своей комнаты. Но узнав, что котёнок бездомный, вздохнула, с явным сожалением отодвинула
купюры и покачав сокрушённо головой сказала, что такой случай у неё в практике первый раз и, что она его"... оч-ч-ень даже понимает, но без документа о прививках сделать ничего не сможет, хоть ей мильон за это предложат". После этого таможенница встала,
дав понять, что аудиенция окончена и, что у неё "делов ещё видимо не видимо и" , "если он принесёт такую справку то...", она бросила взгляд на ещё лежавшие на столе дензнаки,"... можно будет ещё подумать о вариантах". Да да, она так и сказала«...о вариантах». Приятель, коротко посовещавшись с женой, достал записную книжку, сохранившуюся со старых времён и стал обзванивать московских знакомых и друзей. Через два часа в аэропорт весь разгорячённый ездой и взволнованный необычным заданием примчался
один из московских друзей с паспортом о прививках от его собаки, пса по кличке Граф и с новеньким, только из зоомагазина боксом для перевозки животных и, маленькое мяукающее, шипящее и царапающееся созданье было не без труда туда запущено. Обо всех последующих действиях с таможенным оформлением история умалчивает, но, судя по довольному лицу
толстой женщины в униформе можно легко предположить,что её сегодняшний бюджет пополнился, и надо полагать, ровно на столько, на сколько тоньше стал бумажник у моего приятеля. Но, как бы там не было это никак не повлияло на настроение Настьки, ей было не до финансового кризиса. Все мысли девочки были направлены на то, как будет здорово, когда они прилетят домой и будут ли дружить кот с хомячком. Сразу по приземлении и прохождения контроля коту был присвоен титул Графа, что подтверждалось официальной
записью в документе, называемом ветеринарным паспортом, в котором чёрным по белому было
записано, что бывший бездомный кот, ныне собака, метис по кличке Граф, окрас шерсти палевый с чёрным, привит от бешенства и ещё каких-то страшных звериных болезней. В память о месте своего происхождения коту по кличке Граф с общего согласия всей семьи и под восторженные Настькины аплодисменты была присвоена фамилия Шереметьев. Конечно же про кота в паспорте не стояло ни слова, но с тех пор он звался Граф, а в особо торжественных случаях, Граф Шереметьев.
Послесловие.
Полгода не прошло с той истории и нас пригласили на аудиенцию к графу, на чай с пирогами. Дверь открылакак всегда улыбающаяся Настька. Она заметно подросла и поздоровалась с нами без прежней детской картавинки. Раньше её «Р» больше смахивала на «Л» и мы часто просили Настьку рассказывать нам что-нибудь про рыбу и грибы. Впереди Настьки,громко мурлыча, шествовал огромный пушистый котяра, в котором при самой бурной фантазии нельзя было узнать того тощенького заморыша в аэропорту. Он важно обошёл нас, как бы приветствуя и, проследовав в гостиную, лениво нюхнул Кити-Кат в нарядной миске,
разрисованной смазливыми мордашками кошечек разных мастей и пошёл к столу, видимо приглашая нас к чаю. За чаем с вареньем и пирогами хозяева ещё раз в цветах и красках и мельчайших подробностях рассказали всю историю от начала и до конца, причём Настька важно сообщила нам, что ещё до поездки в отпуск предполагала, что Хомке осталось жить
немного, так как прочитала в книге о животных про короткую жизнь хомяков и это не было для неё неожиданностью и, что теперь она ищет по интернету подругу для Графа, чтобы род Шереметьевых никогда не прерывался. Такие вот дела.