Посёлок-леспромхоз, где прошло моё детство, построен был лет за10-15 до отечественной войны на месте, освобождённом от леса. Он имел форму большого овала, окаймлённого зелёной стеной. Смотрелся благодаря холмистой местности совсем не скучным, не так, как многие сёла и деревни, расположенные на ровном месте.
Заготовка леса, шпал, тёса, сосновой смолы-живицы – вот основное занятие, чем и положено заниматься в леспромхозе.
Я была совсем маленькой, чтобы помнить годы войны, но после войны часто слышала, как отец говорил по утрам маме
- опять БедарИха голосила.
Бедариха – это соседка. Их дом стоял на горке напротив нашего крыльца, а огороды разделяло небольшое болотце, так мы звали бесчисленные неглубокие водоёмы большие и маленькие, в которых мы купались, взрослые полоскали бельё, из которых брали воду для поливки.. Из-за них и посёлок позже стал называться Многоозёрным.
Жила Бедариха с мужем и взрослой дочерью. Восемнадцатилетнего сына в апреле проводили в армию на срочную службу, в июне началась война, он был отправлен на фронт, а уже в августе родители получили известие, что их сын пропал без вести.
И с тех пор мать оплакивала его и «голосила», уходя из дома по ночам в свою баню, чтобы не тревожить домашних.
Но и баня не могла заглушить её причитаний, и выговариваемые ею в плаче неизменные слова
«Да родимый ты мой Кирюшенька!» - разносились по краю в тихий предрассветный час и многие годы рвали души ближайших соседей, бессильных чем-либо облегчить горе безутешной матери.
Кончилась война. Женщины, начинающие понемногу свыкаться с потерей своих близких, вновь, как во время получения похоронок, отголосили в день Победы.
Отголосила и Бедариха, трудно, с душевным криком проталкивая сквозь плач слова
-Да родимый ты мой Кирюшенька,
Да распроклятый ты фашист, за что же ты моего сыночка извёл.
Но жизнь продолжалась.
Было лето 1947года, тяжёлого, голодного, но мирного.
В посёлке появились военнопленные японцы.
Было их немного, человек 6-7.
Каждый день их водили по нашему переулку в лес на какие-то работы.
Моя старшая сестра, едва завидев их, со слезами бежала в дом, чтобы что-нибудь вынести им съестного, хотя бы пару варёных картофелин.
До леса по переулку было ещё четыре дома и всегда женщины из этих домов оказывались, как бы случайно, около своих ворот. Сначала смотрели на пленных со злостью, но позже, разглядев, какие они молодые, похожие на подростков, худющие и измождённые, неожиданно прониклись к ним сочувствием, старались дать какую-нибудь еду и провожали жалостливыми взглядами эту унылую процессию.
Только Бедариха никогда не показывалась на улице, но замечали, что она украдкой смотрит на них из окошка.
Я по малости лет ничего этого не запомнила бы, но из леса японцы возвращались
с болтающимися у каждого на шее ужами.
Блестящие ужи наводили на нас малышню неподдельный ужас. Видно для японцев это была жизненно необходимая добыча.
Потому ещё запомнилось, что все остальные подробности из того, кто что чувствовал при этом, о чём думал, много раз обсуждались взрослыми. Всё-таки пленные, да ещё японцы, в нашем маленьком посёлке Алтайского края - это уже событие. Было у нас много переселенцев - немцев, литовцев, эстонцев, армян, калмыков, но пленных никогда больше не было.
Но однажды и Бедариха не выдержала. Вышла из своих ворот в переулок при приближении солдат, встала перед ними и долго-долго молча разглядывала каждого. Потом достала из подоткнутого под пояс фартука круглую булку чёрного хлеба, неизвестно у кого и на что выменянную, и, показав ребром ладони, что надо её разрезать, ткнула пальцем в каждого.
И тут спокойствие покинуло её.
Обняв за худые плечи крайнего солдатика, она припала к его груди и заплакала, приговаривая
- Что же ты, война, наделала! Может и мой сыночек в чужой сторонке вот так же мается, если живой.
Ведь и у вас где-то матери, как и я, все глаза слезами иссушили!
И обессилев, опустилась на траву.
Сопровождающий пленных дал знак следовать дальше, а Бедариха, молодая ещё сорокалетняя женщина, состарившаяся от горя и многолетнего ожидания чуда возвращения сына, всё сидела, раскачиваясь и обхватив голову руками.
R.S. Эту историю о Бедарихе знали все в нашем посёлке в том числе и те, кто родился в послевоенное время.
Немногие только из молодых знали имя этой женщины – Бедариха и Бедариха.
Годами позже она похоронила мужа, её дочь вышла замуж и уехала со свойм мужем в Новгород, потом увезла из нашего посёлка мать.
Бедариха прожила 87 лет и ,говорят, что умирая всё надеялась, что даст Бог ей ещё увидеть своего Кирюшеньку, который вдруг найдётся.
Может эта мысль и заставляла её так долго жить.