ТРЕТЬЕ КОМАНДНОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ "КОМАНДА"
Нина Акимовна вышла замуж за своего коллегу. Его жена умерла через месяц после рождения четвертого ребенка. Для всех ее смерть была шоком. В тридцать пять лет ушла из жизни, оставив четырех мальчиков. Дети были с бабушкой, по маминой линии. За полгода измаялась вся. Наплакалась и по дочери, и над внуками – мал-мала меньше. Особенно терзалась сердцем, когда кто-то заболел. А если грипп, то все сразу. Хоть караул кричи.
Стала бабушка все чаще и чаще говорить зятю о женитьбе:
- Соню уже не вернуть, а малышам нужен глаз да глаз. Я не успеваю уже за ними бегать,да и устала ездить туда-сюда. Вот у вас Ниночка на работе есть. Хорошая такая. Как она к детям льнёт, да и на тебя ласково смотрит. Нравишься ты ей. И дети к ней тянутся.
- Я понимаю. Соню не могу забыть. Нина молодая еще. И разница у нас в восемь лет.
Со временем все же стали чаще общаться, но никто не решался заговорить о своих чувствах. Ускорило их соединение событие - заболели одновременно бабушка и старший сын Миша. Пришла Нина на время помочь и горе смягчить, да так и осталась. Окружила заботой малышей, души в них не чаяла. В каждом видела частицу Александра.
Зажили ладненько, спокойно, со взаимопониманием, а позже и с обоюдной любовью. Отец и мать Сони иначе как доченька Нину и не называли. И она к ним со всем вниманием и заботой. Сашины родители умерли, в Нины живут далеко. Не наездишься.
Всякое бывало за двадцать пять лет совместной жизни. Но все решалось с обоюдностью и пониманием. Вдруг горе - у Саши инсульт. Стало Ниночке невмоготу: трое мужчин в доме (старший учился в другом городе), и Саша к постели прикован.
Каждое утро – марафон: троих накормить, завтраки с собой, выпроводить и - к Саше. Поднимать, мыть, убирать, кормить, заставлять упражнения делать, чтобы хоть ложку мог держать. Приготовит все необходимое для самостоятельного пользования и… на работу. Спасибо, что взяли пенсионерку. Учить ведь надо четверых, а пятому на лекарства, да массажисту немалые деньги платить.
На четвертый год то ли массаж помог, то ли ежедневные упражнения, выстраданные Ниной (не хотел и пальцем пошевелить), то ли организм воспротивился неподвижности, но таки пошел Саша. В четыре ноги, с костылями, но по комнате передвигался.
Повеселел Саша. Нина от счастья плакала. Радовалась вся семья. Но всего восемь лет и отвел Бог радости. Саша как то уж ускоренно стал худеть, сник весь, стал похож на подростка. Успокаивала его, а у самой сердце кровью обливалось от отчаяния. Но не в отчаянии горе. Горе в беспомощности человека перед истребляющей жизненную энергию болезнью. Вердикт врачей убийственный: жить Александру осталось не больше месяца. Ужас предстоящего пронизывал все тело, проникал в самые потаённые уголочки мозга и кричал, умолял: «Господи! Помоги рабу твоему Александру в его страданиях, ослабь его боли!»
Тяжело смотреть на муки любимого. Знать бы, как помочь и когда руки подложить. Не уследила. Саша умер во сне. Это был самый темный рассвет в ее жизни.
Не успела свыкнуться с мыслью, что Саши нет, получила телеграмму: «Умер папа». Поехала за тридевять земель проститься с любимым, добрым, заботливым отцом. Побыла месяц с мамой. Предложила жить вместе. Та отказалась.
- От Толи никуда не уеду. Я еще в состоянии себя обслужить.
Уезжала с такой душевной тяжестью, как будто гора навалилась. Ноги не могли перешагнуть порог, словно гвоздями кто-то прибил: «Не уезжай». Мама поцеловала, погладила по голове, как в детстве, и вытолкнула Нину за порог:
-Езжай, доченька. Четверо на твоих руках.
В пути не могла избавиться от тяжести горы и от слез, текущих по расщелинах этой горы, разрывая ее на части. Больше всего досталось сердцу. Его кусочки так до конца и не соединились.
Сердце своим предчувствием иногда бывает разумнее мозга. В народе говорят: «Пришла беда, отворяй ворота». Через семь месяцев папа и маму к себе позвал. К душевной боли от потери троих самых дорогих людей, ушедших почти одновременно, добавились проблемы с детьми. Их словно подменили. Нина изо всех сил старалась готовить, убирать, стирать. Устроила на работу Гришу и Дениску. Старшим отдала свою трехкомнатную квартиру - разменяли на две двухкомнатные с доплатой. Доплатила родительскими сбережениями. И младшие стали требовать по двухкомнатной - и не меньше. Но где взять денег? Продала родительскую квартиру. Денег хватало только на две однокомнатные. Ни в какую!
- Продавайте дом.
- А где же я жить буду?
Никто из четырех, как она полагала родных ей людей, не ответил на вопрос. Через месяц пригласили ее на совет четырех. Старший взял бразды правления в свои руки и заявил: «Вы (не имени-отчества, ни «мама» как раньше) будете жить в Доме престарелых. Дом продадим. На Вас документы подготовлены. Подпишите, что Вы согласны жить там».
В глазах потемнело. День превратился в ночь. Казалось, что все это не с ней происходит. Ослышалась. Не ослышалась. Братья кричали об этом до звона в ушах! Больше всех усердствовал Дениска, которого она растила с семимесячного возраста.
Ничего не ответила «сыночкам», как всегда называла их. На негнущихся ногах пошла в их с Сашей комнату. Слышала, как сорились братья, деля будущие деньги от продажи дома, хозяйства, имущества. О Нине никто не вспомнил. Как будто ее уже не существовало не только в доме, но и в мире живых.
В оцепенении просидела до ночи. Братья из дома не уходили. Сидели как коршуны, ожидая кончины добычи, чтобы потом растерзать ее на кусочки. Спать не ложилась. Собрала самое необходимое. Утром сказала: «Давайте подпишу документы о своем согласии. Единственная просьба. Никому и никогда не говорите, куда вы меня отвезли. Будут спрашивать отвечайте, что уехала жить в свой город, в родительскую квартиру».
Говорила, ни на кого не глядя. Боялась увидеть радость в глазах бывших сыновей.
…Окно в узенькой Нининой комнатушке выходило на хозяйственный двор. Неприглядная, унылая панорама. Кустарников, цветов вокруг этого чужого дома не было. И только около ее окна росла одинокая вишня, на которую, видно, никто не обращал внимание. Нижние ветки засохли. Убрать сухостой - и оно заживет. Верхние веточки доставали до окна и при большом ветре стучали о стекла, то ли приглашали к себе, то ли просились в гости.
Нина, немного придя в себя от шока одиночества, пошла к вишне. Обошла дом, подошла к ней. Поразилась ее схожести с домашней вишней, которую они с Сашей посадили у окна. На этом дереве такой же шрам. Шрам остался от Колиного велосипеда. Тисками сжало сердце. Обняла вишню и заплакала. Гладила ее, как будто встретилась с родным человеком. Одиночество встретило одиночество.
Теперь Нина выносила стул, садилась около вишни и разговаривала с ней. В непогоду сидела у окна, чтобы видеть друг друга. Попросила дворника убрать сухие веточки, рыхлила землю вокруг ствола, поливала ее. Весной всем на удивление, а Нине на радость, вишня зацвела. Да таким пышным цветом, словно невеста стояла в своем весеннем очаровании. Нина не расставалась с ней до сумерек. Засыпала с ощущением, что находится дома.
Однажды на рассвете Нину разбудил знакомый стук. Проснулась пошла к двери. Остановилась и замерла. Стук - три длинных, один короткий и снова длинный - был со стороны окна. Подошла к окну. Белый, как цвет вишни, глубь стучал в стекло. Постучала и Нина по стеклу, приветствуя нечаянного гостя. Боялась, улетит. Не улетел. Открыла окно и положила рядом с ним крошки печенья. Поклевал, заворковал, как поблагодарил, и перелетел на вишню.
Теперь у Нины было два собеседника. Вишня, словно пришедшая с их двора, чтобы быть рядом с ней. И голубь, ежедневно встречающий Нину радостным воркованием.
Так и живут третий год втроем. Дороже для Нины никого нет. С ними она разделяет тоску, воспоминание, боль сердца.
Дети за эти годы к Нине так ни разу не приехали и не позвонили…