«— Почему ты не едешь на Целину? — спросила Вера.
; Разве я похож на положительного героя?
; Но могут, ведь, быть неприятности, и немалые!
; Ещё как могут!
; Что же ты им ответил?
; Они говорили, что мне, молодому поэту, на Целине будет очень интересно, что я внесу вклад в общее дело и что я не должен противопоставлять себя коллективу. Я слушал внимательно. Они уже решили, что сагитировали меня и облегчённо вздохнули. Тогда я спросил у них, в качестве кого я поеду на целинные земли.
; Как в качестве кого? В качестве добровольца! – ответили они, переглянувшись.
; Нет, это меня не устраивает! – спокойно возразил я.
; Тогда в принудительном порядке поедете! – ощетинился секретарь.
; Я хотел бы поехать на Целину туристом. Вот если бы вы смогли для меня это сделать, то я действительно добровольно отправился бы на Целину, не задумываясь и без всяких колебаний.
Они выпучили на меня глаза и раскрыли рты, наверное, от удивления. А потом их как будто прорвало.
; Смотрите-ка, какой герой! Он ещё вздумал издеваться над нами! – подскочил секретарь, как ужаленный скорпионом».
К портрету Лертова
«Его крылатые словечки, его хлёсткие остроты в форме афоризмов, сказанные чаще всего мимоходом, студенты тут же подхватывали и спешили передать другим, выдавая их за свои. Он знал об этом, но никогда не сердился на плагиаторов.
Он не был тщеславным, но никому не позволял оскорблять чувство собственного достоинства. Если кто-нибудь по неосторожности задевал его самолюбие, он, в свойственной ему манере действовать решительно и безотлагательно, тут же ставил противника в смешное положение. Обычно ему это легко удавалось. Все знали эту особенность его характера и поэтому старались держаться в отношениях с ним вежливо и корректно».
Содержание главы романа «Владимир Думский.
«Неполная семья: вдова-мать и единственный сын. Послевоенная нищета. Заработка матери (дворничиха!) едва хватает на хлеб и картошку. Сын — студент, гордый романтик. В порыве отчаяния бросается он в пролёт моста, но не разбивается насмерть. С переломами ног находится на лечении в больнице. Мать едет навестить сына. Садится в троллейбус, но, погружённая в своё горе, забывает заплатить за проезд. Контролёры. Проверка билетов. Молча уплачивает штраф. Пассажиры смотрят на неё кто с жалостью, кто с насмешкой. Смеются. Острят. Она смотрит перед собой невидящими глазами. Лицо у неё безучастное, со следами наступающей старости.
Городская больница. Встреча матери и сына. Она плачет, стараясь остановить слёзы. Он смущённо улыбается.
Приходит товарищ. Жизнерадостный. Шумный. Сообщает о том, что уезжает из Москвы навсегда. Просит не забывать о нём, а главное, помнить о деле, которому они решили посвятить всю свою жизнь.
В палате появляется девушка. Красивая, свежая, пышущая здоровьем. Причёска у неё модная: затылок выстрижен как у парня, а лоб полузакрыт чёлкой. Спрашивает: «Ты всё это сделал из-за меня?»
Эскизы (наброски) к Лертову
«Позову её поехать со мной в какую-нибудь Рязань или Калугу, и она тут же постарается позабыть меня. Москву-то, она не захочет променять ни на какой другой город».
«Знаем мы вас, идейных! При первых же звуках джаза растеряете не только все ваши идеи, но и все присущие человеку приличия!»
«Хитроумный и многоопытный беспринципный лектор, старый партийный волк, хорошо знал, что никакой демократии в этом мире не существует; но он знал также, что студенты ещё не догадывались о том, что громкие слова о демократии — всего лишь слова».
«Валерия и Евгений познакомились на молодёжном вечере, устроенном в бывшем Купеческом клубе перед самым Новым годом. Мегаполис властно определил характер их отношений. Они встречались регулярно целый год, но ни разу не видели друг друга при дневном свете».
«Его всё время держат в напряжении: указывают, наставляют, подгоняют. Он страшно издёрган, находится в вечном страхе, как бы не отстать, не опоздать, не успеть. Однажды к концу недели нервы его истощились настолько, что он близок был к истерическому припадку. Наконец, в субботний день, простояв целый час в очереди в бане, он набрасывается с кулаками на одного мужчину, который по наглому протискивался в моечную, не обращая никакого внимания на тех, кто терпеливо ждал своей очереди. Увы, дело кончилось не вожделенной парилкой, а потасовкой и милицией».
«Лертов не любил вспоминать о своём прошлом: он знал, что потратил время на погоню за удовольствиями и развлечениями. Моя жизнь до двадцати лет, ; говорил он, ; сплошные заблуждения и ошибки, за которые теперь приходится дорого расплачиваться».
«Лертов отвечал с несвойственным ему раздражением. Пожалуй, это было даже озлобление; обычная его желчность, угадываемая в холодной презрительной улыбке, превратилась теперь в решительную злость.
; Ты хочешь знать, кем я буду через энное число лет? Какие мои путеводительные звёзды? Так знай же, я буду любимым сыном отечества, громогласным известным всей стране патриотом. Я намерен потеснить всех этих тявкающих шавок, умильно помахивающих хвостиками и мечтающих об одном — жирной кости с барского стола».
Маски
Развитие масок
«Маски появились в результате потребности человека скрывать своё лицо. Сначала это могла быть просто ладонь, затем могли быть приспособлены широкие листья различных растений, лопухи, например, а в античном мире пользовались уже настоящими масками. Современные маски делают из папье-маше, бумаги, картона и пластмассы. Помимо театральных и маскарадных масок, которыми пользуются актёры театров и участники маскарадов, в последнее время изобретены маски для преступников (грабителей и убийц). Известны также посмертные маски. Но самые обычные маски — это маски-лица, которые носят практически все люди, начиная от простолюдинов и кончая дипломатами и правителями».
Фрагмент из речи депутата-патриота
«Да, я могу заставить себя слушать вас, когда вы признаётесь в горячей любви к своему народу и к своей стране, которую вы с дрожью в голосе называете Родиной или Отечеством, хотя мне больше всего хотелось бы, чтобы вы молчали, как рыбы, а ещё лучше, чтобы вы навсегда потеряли дар речи... Но всё-таки я могу до поры сдержать себя, когда вы беззастенчиво лжёте!»
К портрету Лертова
«Я думаю, он не мог бы вспомнить, когда улыбнулся в последний раз простой чистой улыбкой, не таящей насмешки или издёвки; улыбкой, не наполненной горечью и желчью. Холодный, насмешливый и высокомерный — таков был его портрет. Он слыл за человека, который над всеми смеётся. Привычка смеяться сделалась такой неотъемлемой чертой его характера, что нередко для своих насмешек он избирал самого себя, правда, когда пребывал в одиночестве.
Друзья и приятели Лертова признавали его превосходство над собой. Девушки были от него без ума. Уже сама его внешность преследовала их воспалённое воображение. Неподвижное лицо, бледная кожа, нежная, как у ребёнка, холодные серые глаза, чётко очерченные губы, стройная фигура, холёные ухоженные руки с длинными красивыми пальцами выгодно выделяли его из толпы молодых мужчин. Я не видел ни одной девушки или женщины, которая не обратила бы на него внимания. Хотя глаза его не горели никаким особенным огнём, а наоборот, смотрели холодно и спокойно, хотя невозможно было представить, чтобы они загорелись искренней радостью или засветились бы безобидным добродушием, но всё равно они обладали некоей магнетической силой и создавали впечатление необыкновенной проницательности. Всегда тёмный костюм, всегда белая рубашка, только чёрные ботинки, только тёмные плащ или пальто успешно украшали и без того неординарную внешность нашего героя.
Расставшись с душевным покоем, быть может, несколько безрассудно, ещё в ранней юности, теперь этот человек с холодным любопытством испытывал веру других романтиков, ещё не успевших столкнуться серьёзно с жестокой действительностью».
На одном из вечеров танцев
«; Как Вы милы! Я счастлив тем, что нахожусь рядом с Вами...
; Да?! — (Наградила злым взглядом).
; И это самое большое, что только может пожелать себе мужчина! – продолжал Лертов, нарочно не замечая её неприязни.
; Вы всё смеётесь... Как только Вам не надоест?
; Смеяться над Вами? Да это ж кощунство!
; Ну, так не смейтесь.
; Хорошо: я буду плакать.
; И плакать тоже не надо.
; Что же мне делать?
; Оставить меня в покое!
; Всего-то? Это мне ничего не стоит! – сказал Лертов и, мило улыбнувшись, отошёл в сторону. Ему уже надоело стоять рядом с Халемской».
Как погиб Лертов?
«; Где теперь Лертов? – спросил Линьков.
; С ним случилось несчастье: он утонул, ; ответил я.
; Как это утонул? – воскликнул Линьков, оставив от удивления открытым свой большой рот.
; Как всё в жизни бывает, самым глупым образом. Он любил перемену мест, и этим летом решил посмотреть Волгу. И вот он сам, его друг Частиков и профессор Ревунов со своей супругой сели на яхту и пошли вниз по Волге...
; Он, что же..., занимался парусным спортом?
; Да, именно так. В команде он был штурманом-рулевым. Управлять яхтой он научился ещё в то время, когда был студентом мореходного училища.
; Но он никогда никому не говорил об этом! – удивился Линьков.
; Он любил всё держать подальше от любопытных приятелей.
; А как же так случилось, что он не смог спастись?
; Да очень просто... В Камском море, которое они пересекали в штормовую погоду, разыгралась самая настоящая буря. Яхта их налетела на затопленное бревно (топляк) и получила большую пробоину. Они едва успели надеть спасательные костюмы. Жена профессора, оказавшись в бурлящей воде, случайно повредила свой костюм об острый край пробоины, вследствие чего в костюме произошла утечка воздуха. Она стала тонуть. Рядом с ней оказался только один Лертов. «В чём дело?» ; спросил он. — «Костюм без воздуха!» ; ответила она, захлёбываясь. Тогда он снял свой костюм и, выбиваясь из сил, приладил его к перепуганной женщине. Убедившись в том, что она уверенно держится на воде, он ухватился за выступающую из воды мачту и отдался, как говорится, на волю судьбы.
; И он не звал на помощь никого из мужчин?
; Нет, не звал... Такой уж он был гордый.
; Ну, а его товарищи..., они, что, не видели, что он остался на затопленной яхте?
; Товарищи?! Они спохватились о нём только тогда, когда достигли, наконец, берега, к счастью, не скалистого. Когда они выползли на берег и отдышались, то увидели, что Лертова с ними нет.
; Наверное, были организованы поиски?
; Да, тело его потом нашли и после всех процедур перевезли в Москву, где и похоронили на новом кладбище.
; А как же его мать? Я помню, у него была мать...
; Мама его жива, но убита горем: ведь у неё больше никого нет.
; Вот оно как случилось! – задумчиво произнёс Линьков и, потерев платком глаза, добавил: А какой был человек? Титан... Богатырь!»
Вариант финала
«; Разве он не кричал, чтобы ему помогли?
; Нет, на помощь он никого не звал
; Что же ему помешало?
; Да ничего ему не мешало..., если только непомерная гордость. Он полагался только на себя. Да и кто бы ему помог, если бы и позвал на помощь?»
Ещё один вариант финала
«; А что Лертов? Всё ещё бунтует?
; Где ему теперь бунтовать? Он уже давно успокоился.
; Да ну, не может быть!
; Да, успокоился..., причём навсегда.
; Никогда не подумал бы... Однако, как непостижимо меняются люди. Как же это он вдруг замолчал?
; Как, до тебя разве не дошло? Нет больше Лертова! С ним всё кончено».
***
«Лертов посмотрел на меня и сказал, как отчеканил: «Каждый старается лишний раз расшаркаться..., лишний раз лизнуть одно место... О, времена! О, цвет интеллигенции!»
***
От автора
«Хотя я всего лишь автор, а никакой не герой, я буду часто напоминать вам о себе. Конечно, вас это будет раздражать: повесть-то о Лертове, так при чём здесь какой-то автор? А что я хочу сказать о тебе, мой читатель? А вот что: — даже не тратя, давно растратил ты свои чувства. Да их у тебя никогда и не было, ты только понаслышке знаешь о них. Поэтому ты должен вести себя прилично (смирно) и ни в коем случае не ворчать на Лертова. Если он вдруг услышит тебя, то не пощадит твоего самолюбия. Он, хотя и добрый малый, но раз ты вздумал его осуждать, то тебе нечего ждать от него пощады. Лертов — плохой человек, я с тобой согласен, морально устойчивый читатель, но мой тебе совет — лучше его не трогать. Не нам с тобой судить о нём».
Автор, Лертов и читатель
«Автор: Вам хотелось видеть моего героя? Вот он уже рядом..., смотрите!
Читатель: Где, где? (суетится).
Автор: Вот он! (делает шаг навстречу привлекательному на вид молодому мужчине). Здравствуй, Лертов! Куда теперь?
Лертов (небрежно кивнув автору): По своим личным делам. Как ты знаешь, я не общественник.
Читатель: Хм...
Лертов: Твой новый приятель?
Автор: Познакомься! Мой читатель Благонравов.
Лертов посмотрел на Благонравова и ничего не сказал.
Читатель Благонравов: Очень рад!
Лертов: Отчего же?
Читатель Благонравов: Да, так-с... Я, знаете ли...
Лертов: Наверное, много читаете?
Читатель Благонравов: Да-с, приходится.
Лертов: А не скажите ли, кого?
Читатель Благонравов: Всех... классиков... И советских авторов тоже.
Лертов: Похвально... Всё-таки занятие, особенно когда делать нечего. А в преферанс играете?
Читатель Добронравов: Как Вам сказать?..
Лертов: До свиданья... Пишите! Читайте! Например, «Доктора бессмертного».
Читатель Добронравов: Да, да... Спасибо!
Лертов слегка кивнул головой и пошёл своей дорогой. Куда? По своим личным делам: как он сам признался, общественных дел у него не было.
Лертов, он не был патриотом и даже не скрывал этого. Куда бы мог спешить патриот? Конечно, на собрание, заседание, конференцию, совещание, пленум..., вообще на дело, так сказать, государственное или общественное. А куда мог спешить, и даже не спешить, а лениво передвигаться, человек, не обременённый высокими идеями, к тому же скептик, циник, насмешник? Будьте уверены, Лертову даже в голову не приходили никакие высокие речи и заявления. Он больше всего на свете любил отдыхать и развлекаться, и теперь шёл на свидание с одной из своих обожательниц. Когда он скрылся за угловым домом, Добронравов сказал: «Этот Ваш герой, он как-то не вписывается..., не укладывается...».
Из дневника Лертова
«Вы прозевали..., не досмотрели за моим развитием. Вы позволили мне во всём разобраться самому, и теперь вам придётся расплачиваться за свою оплошность. Чтобы остановить меня, вам остаётся сделать одно: не дать мне подняться на верхние этажи человеческой пирамиды но сделать это будет нелегко».
Фрагмент к роману
«; Его дочь — красавица! Жаль, если достанется какому-нибудь глупцу.
; Да, все говорят об этом. У Вас, я смотрю, губа не дура.
; Нет, не дура.
; Красота — не самое главное в женщине! ; вставил своё слово молодой мужчина, гость Халемского.
; Вы так думаете? – улыбнулся Лертов.
; А что если красивая, да глупая?! – подчеркнул мужчина.
; В этом ничего нет плохого, ответил ему Лертов. – Лучше взять глупую, но красивую, чем умную, но дурнушку. А что касается женского ума, то я скажу так: все женщины глуповаты. Они могут быть красивые или безобразные, привлекательные или отталкивающие и так далее. Одни из них похитрее, другие попроще, и не более того. Другая женщина может показаться умной, но поговоришь с ней и поймёшь, что никакого ума у неё нет, а есть одни претензии.
; Да Вы прямо-таки жёноненавистник! – сказал громко гость Халемского.
; Но жто всё-таки лучше, чем быть дамским угодником! — спокойно отреагировал Лертов».
Когда уже было поздно
«; Ты меня любишь? – спросила она, когда уже было поздно спрашивать.
; Когда я увидел твоё лицо, твои глаза, твоё божественное тело, я сказал себе: сойду с ума, если не будешь моей.
; А сама я тебе нравлюсь?
; Я же тебе сказал...
; Я спрашиваю, нравлюсь ли я тебе как человек? Кроме тела у меня есть душа...
; Ах, душа! – не понял он. – Душа, говорят, для рая!
Она хотела встать и уйти, но он не пустил её. Она заплакала.
; Перестань реветь! – поцеловал он её нежно.
; Не трогай меня! – улыбнулась она сквозь слёзы.
; Я люблю тебя!.. Только тебя!
; Только меня?
; Да, только тебя.
Больше она ничего не хотела слушать».
Пора остепениться
«; Ты до сих пор не женат? – удивился поэт Мушкин.
; Нет, ещё не успел, ; ответил Лертов.
; Пора, однако..., давно пора тебе обзавестись женой!
; Наверное, настало время и мне остепениться, ; согласился Лертов.
; Так мы тебя быстро женим!
; Давайте, я не против! – улыбнулся Лертов.
; Женим тебя на симпатичной поэтессе!
; Можно и на поэтессе... Буду править ей стихи! Нет, лучше постараюсь отучить её от вредного для женщины занятия!
; Хорошая идея! – рассмеялся Мушкин».
Лертов приглашён на дружескую пирушку
«У нас была полная квартира гостей. Весёлые остроумные мужчины, хорошенькие женщины, вино, музыка — всё, как теперь любят говорить, было на высшем уровне. Лертова среди гостей не было. Я решил не приглашать его — боялся, что он мог испортить нам вечер своими насмешками. Но когда выпил и захмелел, я не выдержал и позвонил ему.
; Приезжай ко мне!.. Здесь у нас такое веселье... Все будут рады тебе! – сказал я, обрадовавшись, что застал его дома.
; Кто там обрадуется мне? – скептически отвечал Лертов.
; Здесь все наши старые знакомые, и все хотят тебя видеть!
; Хватит врать! – услышал я насмешливый бас и понял, что он принимает приглашение.
Я сел в свою любимую машину и поехал за ним.
; Сумасшедший! – только и сказал Лертов, когда я чуть было, не сшиб его у обочины дороги, где он поджидал меня.
; Да ты, оказывается, изрядно пьян! – сказал он, когда сел в кабину.
; Немного есть, ; признался я.
; Немного?.. Бутылку, наверное, уже вылакал. Дай-ка я сяду за руль, а то ведь когда ты напьёшься, вместо тормоза жмёшь на газ!
И мы поменялись местами».
Набросок к портрету Лертова
«Если бы вы рассказали ему о чём-нибудь важном, он небрежно бросил бы в ответ, что это всё не настоящее, что это всё только игра слов. В то же время он бросился бы спасать вас, если бы вдруг вы оказались в опасности. Таков был Лертов. Чего в нём было больше, — добра или зла — не знаю, но он мне нравился, и с этим я ничего не мог поделать».
На праздничной вечеринке
«К Лертову подошёл Ястребцев. Широко улыбаясь, он сказал:
; Здравствуй, Евгений! Сколько лет, сколько зим... Рад видеть тебя! Как твои дела?
; Какие, интересно, дела могут быть у современного человека? А ты, я смотрю, почти не изменился, только ещё больше похож на поэта! – отозвался Лертов, нехотя подавая руку Ястребцеву.
; Да он и есть поэт! – подала голос одна из женщин.
; Поэт так поэт... Можно быть и поэтом. В другое время я, может быть, тоже был бы поэтом! – отреагировал спокойно Лертов.
; Так Вы не поэт? – ввязался в разговор композитор Шестаков.
; Нет, я не поэт и даже не интеллигент! – усмехнулся Лертов.
Шестаков посмотрел на руки Евгении, выхоленные, ухоженные, и ничего не сказал.
Мы с Евгением сели за маленький столик. Я позвал присоединиться к нам жену и балерину, которые стояли у окна и о чём-то сплетничали. Они подошли к нам, смеющиеся и самодовольные от сознания своей молодости и красоты.
; Вальда! – назвала себя балерина.
; Вальда? – переспросил Лертов.
; Да, Вальда.
; Садитесь рядом со мной, Вальда: мне нравится Ваше имя!
Балерина слегка побледнела. Она была уязвлена таким небрежным обращением к себе со стороны незнакомого мужчины. Больше всего её кольнуло то, что внимание было обращено на необычное имя, а не на её привлекательную внешность.
; Выпей с нами, Вальда! – Евгений уже перешёл на «ты». – Я так хочу, чтобы ты выпила с нами!
И мы выпили: женщины приголубили вина, а мы с Евгением причастились ароматным коньяком. Может быть, потому, что среди нас находилась балерина, темой светской беседы стала модная киноактриса.
; Какая прекрасная душа! – сказал я, не сомневаясь в истинности своих слов, поскольку мне до безумия нравилась игра актрисы.
; Зато какое хилое тело! – не то в шутку, не то всерьёз сказал Лертов.
; У каждой женщины, как и у каждого мужчины, надеюсь, есть душа! – эмоционально отреагировала моя жена.
; Согласен... Уточню только: душа для рая, а тело для мужчин, – не сдавался Лертов, хотя прекрасно понимал, что не прав. Но ведь он только шутил с серьёзным видом, и возмущение моей жены и балерины его забавляло.
; Вальда, пойдём танцевать! – вдруг предложил Лертов».
Лертов всех нас удивил
«Лертов никак не мог унять свою желчь. На всё у него был готов ответ, полный злости. Когда я с ним разговаривал в последний раз, его слова, как капли яда, падали мне прямо в душу. У меня было такое чувство, что меня как будто обвила змея и жалила..., жалила.
; Ты, кажется, раздражён? – спросил я.
; Раздражён?.. Мягко сказано! – сказал он, поморщившись.
; Странно это слышать от тебя! Ты занят научными исследованиями... Ты полезный член общества... Совесть твоя должна быть чиста.
Лертов ответил довольно-таки пространно, что случалось с ним редко:
; Допустим, совесть моя чиста... Но не могу же я погрязнуть в одной только науке! Научные эксперименты отнимают лишь небольшую часть моих сил. У меня уйма свободного времени... Я чувствую почти физически, что загниваю от праздности и безделья. Если я не найду для себя большого дела, то просто сгнию, разложусь. Я ведь никогда не берёг себя, растрачивал силы на разную ерунду — лишь бы была видимость целесообразной деятельности. Силы мои неисчерпаемы! Но все эти мои подвиги, моё донжуанство, в частности, мало помогали мне... А теперь и вовсе не помогают.
; Ну, так попробуй приложить свои силы к какому-нибудь грандиозному предприятию! – предложил я.
; Пост министра позабавил бы меня. Но я слишком знаю дорогу, ведущую к этому посту, чтобы сделать по ней хоть один шаг.
; Может быть, ты устал? – поинтересовался я.
; Этот вопрос задай кому-нибудь другому! – отмахнулся Лертов.
В этот момент к нам подошла Вальда.
; А я слышу, вы разговариваете, и решила присоединиться к вам..., ; объяснила она своё внезапное появление.
; Как мило с твоей стороны! – холодно отозвался Лертов.
; Фи!.. Какой тон! – съёжилась Вальда.
; Нет, Лютик, как всё же здорово с её стороны: услышала наш разговор, и скорее — к нам!
Лертов произнёс эти слова с плохо скрываемым раздражением.
; Что с тобой происходит? – обеспокоилась Вальда.
; Кажется, я не совсем здоров. Мне бы отлежаться, да никак нельзя: завтра я должен отправиться в путь-дорогу, ; сказал Лертов, не глядя на Вальду.
; Куда? – встревожилась Вальда.
; Куда? – спросил я следом за ней.
; Я получил приглашение принять участие в гонках на яхтах.
; И ты согласился?
; Я всё обдумал, и завтра с вами распрощаюсь.
; Как? – воскликнули мы с Вальдой в один голос.
Мы столько времени возились с ним, оказывали ему столько внимания, и вдруг он делает заявление, из которого следует, что он не ставит нас ни во что. Вальда отошла в сторону, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы. Лертов не пытался даже её остановить.
Весь вечер он был сдержан, никого не задевал и был ласков с Вальдой. Но нельзя было не заметить, что он опять надел маску. Вальда и я, мы чувствовали, что с ним творится что-то неладное. Пожалуй, он был болен при полном здоровье и ненормален при абсолютно нормальном рассудке».
Жалобы супермена
«Это флегма у меня или простое равнодушие? А может быть, это — отвращение от жизни (Taedium vitae)? Как я хочу избавиться от своего болезненного состояния, и не могу! Как я хотел бы на время стать обыкновенным человеком, простым мещанином! У нас у суперменов много лишнего, пустого, от чего следовало бы излечиться. Каждый супермен хочет влияния, славы, власти. Если он остаётся в тени, то быстро заражается разочарованием.
Фрагмент к портрету Лертова
Лертов не был порывистым, какими бывают революционеры в романах и кинофильмах, но когда он шёл по улице, то казалось, за его спиной свистит ветер. Он был несколько медлительным, но в каждом его жесте или повороте головы чувствовалось уверенное движение».
К портрету Лертова
«Лертов невольно вызывал к себе зависть — таким он казался цельным и монументальным. Спокойствие духа, самоуверенность, твёрдость и независимость, неизменное превосходство, которое проявлялось без всякого желания с его стороны, делали его кумиром студентов. Он вёл себя совершенно свободно, никогда не лез из кожи, чтобы показать своё Я, всегда старался оставаться в тени и никогда не стремился к тому, чтобы его заметили, но всё равно был самой заметной фигурой среди студенческой молодёжи. Держался он просто, т.е. не набивал себе цену претензиями на значительность с помощью кривлянья и ужимок. Но прост он был только в общении. В сущности же своей он был непроницаем даже для самого наблюдательного глаза. О нём затруднялись составить определенное мнение даже не один год знавшие его партнёры по увеселительным сборищам».
«Производя неизменное впечатление красивого мужчины, Лертов совсем не походит на опереточного красавца. В его лице нет ничего особенного, но однако на него смотрят, на него обращают внимание. Может быть, всё объясняет его твёрдый спокойный взгляд, настолько спокойный, что вызывает у других беспокойство? Может быть, гипнотически действуют эти намечающиеся следы увядания, эта бледность, эти тяжёлые складки в углах рта, контрастирующие со свежими и даже сочными губами? Он несколько выше среднего роста, стройный и широкоплечий. Руки у него длинные с красивыми гибкими пальцами. Институтские красавицы часто поглядывают на эти руки, как будто догадываются, какую роль они играют в осаде женской крепости».
«Лертов привык побеждать, однако никогда не забывал о том, что даже самые удачливые люди иногда попадают в ситуации, подобные поражению. Поэтому он любил повторять: «Готовясь к победе, готовься к поражению!»
Из дневника Лертова
«Так кто же я: насмешник или смешон, демон или ангелок, герой или трус, умный или глупец? Даже не знаю, как ответить на эти вопросы. Наверное, я сразу всё вместе: хороший и плохой, добрый и злой, благородный и низкий...
Я родился хилым ребёнком в бедной семье. Первое время я был настолько слаб, что даже не брал грудь у матери...
В возрасте четырёх или пяти лет мне разрешали одному гулять во дворе. Сверстники меня не замечали, но если и замечали, так только затем, чтобы посмеяться надо мной. Это мог позволить себе каждый мальчуган: ведь я был такой тихий и стеснительный...
Я считал нормальным испытывать страх перед обидчиками и не находить ничего обидного в подчинении чужой воле до тех пор, пока один случай не помог мне стать бесстрашным задирой...
Теперь часто видят во мне титаническую натуру, но никто не знает, что я сам себя воспитал и сам выковал свой характер. Конечно, общество, время..., эпоха оставили на мне свой отпечаток — я индивидуалист...
От матери я наследовал яркие внешние признаки эмоциональных реакций: при гневе или смущении кровь бросается в лицо, и я краснею. Теперь я занят тем, что учусь контролировать реакцию сосудов, и, кажется, я уже умею не краснеть и не бледнеть...».
Фрагмент из киносценария
«Профессор (пусть будет Попов или Орлов) небрежно поддевает указкой, похожей на шпагу (или рапиру), плакат, на котором крупными буквами начертано: «Да здравствует 42-ая годовщина Великой Октябрьской Социалистической революции!»
Интеллигенты (К Лертову)
«Часто они лежали каждый на своей койке и обдумывали, что будут делать вечером или строили планы на следующий день. Часто они просто лежали, не двигаясь и ни о чём не думая.
Можно было только пожалеть этих уставших от жизни молодых мужчин. Ничего их не интересовало, и ничего они не хотели. Они ни в чём не видели смысла, и вокруг ничего не существовало, чтобы могло воодушевить их. Они только зевали и пожимали плечами. Их жесты и слова были вялые, а взгляды безразличные. Они никак не могли понять, живут они, как все живые люди, или давно уже мёртвые и только играют в жизнь, как все мёртвые ещё при жизни люди.
Фактически мёртвые, они продолжали жить. Бороться со своими инстинктами, особенно половыми, они не помышляли. Ели, пили, знакомились с женщинами и девушками. Даже излишне говорить, что они не только никого из женщин не любили, но даже и не влюблялись в них по-настоящему. Но некоторые молодые дурочки любили их.
; Весело мы живём! – кривил губы один из них.
; Да, весёлая у нас жизнь! – соглашался второй, изображая улыбку тонкими бескровными губами.
; Весёлая и беззаботная! – продолжал первый.
; Радостная и счастливая! – поддерживал его второй.
; Просто невмоготу! – издевался первый.
; Невтерпёж! – ставил точку второй».
Вдруг один из них решил сменить тему:
; А помнишь, ты показывал мне одну чуву? Ты договорился с ней? – спросил он своего товарища, как будто это его действительно интересовало.
; И да, и нет.
; Не понимаю!
; Видишь ли, ; флегматично отвечал второй, ; как всем женщинам, ей и хочется, и колется одновременно.
; Ну, тогда она просто дура.
; Кто бы сомневался... Впрочем, все они дуры.
; Что ж ты думаешь делать?
; Ничего не буду делать: она сама всё сделает.
; Это как же?
; Да очень просто... Она ведь озабоченная!»
Оба на время замолчали. Слышно было мерное тиканье будильника. Минут через пять разговор возобновился всё на ту же скабрезную тему, но на этот раз взятую из каких-то непонятных литературных источников.
; Как круто изменились времена! – подал голос тот, который только что спрашивал о чуве. – Теперь женщина сама напрашивается, а раньше нужно было увиваться вокруг неё бесом или, в крайнем случае, прибегать к силе.
; Ты о чём собственно? – вяло отозвался второй.
; Не помню точно, но у кого-то я читал о Наполеошке. Разденьтесь! – говорил он, продолжая подписывать бумаги и не поворачивая головы в сторону обладательницы красивого тела.
; Он был император, ; заметил второй.
; Другая не поймёт сразу, что значит «разденьтесь», но он не любил повторять.
; Что ж тут удивительного? – он был император.
; Он только говорил: разденьтесь! А сам продолжал работать... Не снимая шпаги, проходил он в другую комнату, где было приготовлено, так сказать, ложе.
; Но вспомни, кем он был!
; Императором!
; Правильно... А мы с тобой всего-навсего декаденствующие интеллигенты!»
Эскиз «Пирамидам» (К Ллертову)
«Жизнь не всегда ему улыбалась. Постоянная, фактически ежедневная, борьба за устойчивое положение в обществе требовала титанического напряжения физических и душевных сил. Но как бы ни приходилось временами тяжело, он был твёрдо уверен в успехе. И даже в минуты отчаяния он не падал духом, но утешал себя тем, что нужно набраться терпения, что никакие страдания не страшны, потому что придет, в конце концов, время успокоения, когда уже ничто не будет его огорчать и беспокоить, когда забудется навсегда, как он жил, радовался жизни и вместе с тем нередко мучился и страдал. Это чувство было его самой твёрдой и несокрушимой опорой».
Встреча
«Когда они встретились снова, она была уже замужем.
; Ты прекрасно выглядишь... Ты просто красавица! – сказал он, разглядывая её с явным интересом.
; Что-то раньше ты этого не замечал! – сухо ответила она.
; Кажется, ты меня упрекаешь? – спросил он, не в силах скрыть волнения в своём голосе.
; Может быть, ; ответила она.
; Прости!.. Но я в то время был просто глупенький дурачок! – стал оправдываться он, в надежде растрогать её сердце.
; А теперь? – спросила она.
; Теперь?.. Я думаю, не поспешила ли ты?.. Мы могли бы...
Из магазина вышел мужчина, в годах, но молодцеватого вида, и направился прямо к ним.
; Прощай! Я позвоню! – быстрым полушёпотом сказала она и поспешила навстречу мужчине».
Трагедия или комедия? (Из набросков к «Средним этажам пирамиды»)
«Они так и не уступили друг другу: он не предложил ей своей руки, она не пожертвовала собой. Сердца их были разбиты. Перед тем как распрощаться навсегда, он, желая ей досадить, сказал насмешливо:
; Раз мы такие несчастные, то лучше нам не жить, а последовать примеру безнадёжно влюблённых!..
Он сказал это в шутку, но она приняла его слова всерьёз. Вытирая слёзы, она еле слышно пролепетала:
; Я согласна... Пойдём, я знаю место, где можно это сделать.
И стала быстро одеваться.
«Ого! Да она и вправду на всё готова... Ну и дурочка!» — И мурашки пробежали у него по спине. Решительность девушки его озадачила, но он не захотел пояснить ей, что не имел в виду страшной развязки, а всего лишь неудачно, и даже глупо, пошутил. Он только подумал:
«Кажется, она придурковатая. Мне всё время казалось, что она немного странная. Но именно это отличало её от московских девиц и придавало ей особую привлекательность».
Сначала она предложила броситься с моста под проходящий поезд. Он посмотрел вниз:
«Никаких шансов на счастливый исход!»
; Нет, совсем не тот вариант: переломаем только себе ноги и останемся калеками на всю жизнь! — охладил он её отчаянную решимость.
; О, это ужасно! Калекой я быть не хочу... И потом такая смерть некрасива. Но недалёко отсюда есть речка, в которой можно..., — сказала она и, взяв его за руку, повлекла за собой.
; Хорошо! Речка так речка. Но вода, наверное, холодная. Жаль, что никто не догадался подогреть её. Не отложить ли нам эту затею до лета?
«Никогда не думала, что так страшно умирать!» — содрогнулась она, осознав, что вдруг упадёт в пропасть небытия, откуда уже никогда не вернётся.
Они вошли в трамвай, остановившийся как будто специально для того, чтобы доставить их до места трагедии. Через полчаса они уже были на берегу речки.
; Кажется, лёд! — сказала она.
; Да, лёд, — подтвердил он, мысленно поблагодарив природу за то, что превратила воду в ледяной панцирь.
; Нет, там вода! — сказала она, показав на лужу, образовавшуюся от таяния снега.
; А под водой лёд! — сказал он, уверенный в своей правоте.
«Если бы не лёд, то нашлось бы что-нибудь другое, что помешало бы осуществить акт безумия, — улыбнулся он. — Девочка, я вижу, вовсе не собирается умирать! Слава богам!»
; Нет, вода! Давай взойдём на мост и с него прыгнем прямо в воду!
И она с силой потянула его за руку.
; Ударимся об лёд... И что будет? До смерти не убьёмся, но покалечимся основательно. Со сломанными ногами и до дома не доползём... Замёрзнем, прежде чем нас кто-нибудь заметит.
; Пойдём, проверим! — предложила она.
Он хотел пойти один, но она ухватилась за него, и они вместе спустились к воде.
«Лёд бы не проломился... Связался же я с этой сумасшедшей!» — мысленно выговаривал он себе.
«Только не треснул бы лёд! Какая же я глупая и опрометчивая!» — упрекала она себя.
Они вошли в воду. Попрыгали — лёд не проваливался.
; Теперь ты убедилась? — спросил он.
; Убедилась! — ответила она, и вздох облегчения вырвался из её груди.
Молча поднялись они на берег.
; Придётся возвращаться на железнодорожный мост! — предложила она.
; Полностью поддерживаю твою идею. Но, кажется, мы это уже проходили.
Она ничего не отвечала: то ли силы стали её покидать, то ли ей стало по-настоящему страшно.
«Смерть уже не кажется тебе прекрасным избавлением от сердечных мук, не так ли?!» — обратил он к ней насмешливый взгляд.
; Как всё это глупо! — вздохнула она.
; Жизнь или смерть, не всё ль равно? — засмеялся он.
Словно пощёчины обожгли её эти жестокие слова. Она как-то вся съёжилась. Он спокойно ждал, что же она будет делать. И вот она сделала нерешительно один шаг, потом — второй, третий, и вдруг быстро пошла вперёд. Ветер подгонял её.
; Рита! — позвал он.
Она даже не обернулась, только втянула голову в плечи.
— Рита! — позвал он громче.
И опять молчание и всё увеличивающееся расстояние между ними.
; Рита! — крикнул он изо всей силы.
И в его голосе она могла услышать всё: и безумную любовь к ней, и отчаяние, и страх, и мольбу. Но она не остановилась... И ещё больше ускорила шаг. Ветер её подгонял. Он смотрел ей вслед, пока она не растворилась в темноте.
«Крепкий, однако, орешек попался мне... Не по моим зубам!»
Он всё ещё надеялся, что она вернётся, и всматривался в темноту, но сколько ни напрягал зрение, ничего не видел, чтобы напоминало хотя бы отдалённо человеческую фигуру. Как бы злорадно посмеиваясь, свистел ветер.
«Ну и дура! Ещё, пожалуй, возьмёт да и замёрзнет!»
Тогда он отправился разыскивать её. Снег уже успел запорошить её следы, и он шёл наугад. Ноги вязли в мокром снеге, но идти было сравнительно легко — ветер толкал в спину. Он шёл и озирался по сторонам, пронзал взглядом, будто невидимым прожектором, мутную темь. Но Риты нигде не было.
«Сквозь землю, что ли, она провалилась?»
Он хотел уже повернуть назад, как на одном из мостиков заметил что-то чёрное, почти полностью сливающееся со снежной пеленой. Он свернул и подошёл поближе. Это была она. Сидела на чугунной тумбе и... безутешно плакала.
; Зачем ты пришёл? — спросила она безучастно.
Он ничего не ответил: что-то перехватило ему горло. Бережно поднял её с холодной тумбы, прижал к себе и стал отогревать поцелуями её заиндевевшие холодные, как лёд, пальцы...
Больше они ни когда не виделись».
Эскиз к «Этажам пирамиды» (К Лертову)
«Неинтересный, некрасивый, апатичный, скучный, временами бешеный и страшный, бесполезный, никому не нужный человек, который не уходит из жизни только потому, что знает, что рано или поздно всё равно будет убран со сцены жизни, и что после этого станет безчувственным и безгласным телом — добычей безчисленных микроорганизмов и химических превращений. А пока он живёт, и его поведением управляет сознание одной лишь обречённости... И этот человек — я, Евгений Лертов!»
Эскиз (фрагмент( к «Этажам пирамиды» (К Лертову)
«Стремление к власти есть не что иное, как стремление к свободе. Я мечтаю о власти не потому, что я по натуре своей деспот, а потому, что, как мне представляется, власть освободит меня от ненужной повседневной суеты и даст мне возможность жить по своему желанию и усмотрению, не подчиняясь обстоятельствам. Когда я добьюсь своего, я буду, наконец, свободным человеком и никак не буду связан с этим миром суровой необходимости. Я отделюсь, наконец, от общества и буду выше законов и морали. Но не ошибаюсь ли я? – вот в чём вопрос. А что если власть является насилием по отношению к другим, а не свободой для самого себя?»
Эскиз к портрету героя (к«Этажам пирамиды», к Лертову)
«Над его головой снова собирались тучи. Ему грозила серьёзная опасность, но он был счастлив..., был весел. Ему даже нравилось, что против него замышляют целую кампанию притеснений и преследований. Ему нравилось рисковать, бороться и побеждать. О смерти он не думал. Он был молод, силы переполняли его, и борьба была для него самым естественным состоянием.
Он любил производить на врагов впечатление разорвавшейся бомбы. Со своими врагами он всегда был на дружеской ноге, а то и просто дружил с ними, и тем самым имел возможность выбирать удобный момент для нанесения неожиданного удара ничего не подозревающему противнику».
Мазок к портрету героя
«Он не занимал никакого поста в Правительстве и не имел никакого отношения к власти. Но ему постоянно звонили, рассказывали о своих делах, спрашивали у него совета. Но ему многое позволяли, и многое прощали, чего другому никогда бы не позволили и не простили. Значит, признавали его неофициальную власть».
Во враждебном окружении
«Жизнь становилась для него всё более опасной. Подобно разведчику ему приходилось теперь быть крайне осторожным. Слишком много у него стало врагов, он был окружён врагами со всех сторон. Отношения с обществом накалились до такой степени, что он часто сравнивал себя с человеком, заброшенным в чужую страну со специальным заданием. Любой неверный шаг мог стоить ему жизни. Он был теперь настолько чужд своему обществу, что оно не могло уже не отторгать его как инородное тело. Самый ничтожный повод мог быть использован для того, чтобы учинить над ним расправу».
Лертов о себе
«Никто не знает, когда я говорю правду, и когда мои поступки совпадают с моими желаниями, потому что я никогда не говорю точно, как в математике, о том, что думаю, и никогда не делаю того, что вытекало бы непосредственно из моих побуждений. И всё-таки я всегда правдив в своих словах и всегда искренен в своих поступках, потому что все мои действия, какими бы ни были скрытными, направлены к достижению цели, о которой знаю только я один. Другие же ничего не знают о моей цели и поэтому судят обо мне по моим словам и поступкам, то есть по чисто внешним признакам, и, следовательно, постоянно ошибаются в своём представлении обо мне».
Стычка в литературном объединении
«В тот вечер Лертов был не в настроении. Никогда раньше не случалось мне видеть его таким желчным и злым. Особенно взорвался он, когда стали расхваливать бездарные стихи Когана.
; Это не Литературное объединение, а школа прислужничества! – выкрикнул он и вместе с этими словами бросил свой членский билет на стол, за которым сидел притихший руководитель секции член Союза писателей СССР стихоплёт Яков Смирный. – Я не собираюсь никому прислуживать, и мне нечего здесь делать!
Презрительно оглядывая в последний раз зал, заполненный молодыми графоманами, Лертов направился к выходу.
; Скатертью дорога! – бросил ему вслед Смирный, ненавидевший Лертова за его скандальные выходки и презрение к людям, называвшими себя поэтами только потому, что они имели удостоверение членов Союза писателей. Лертов, не стесняясь, называл их лакеями и подпевалами.
; Счастливо оставаться членами клуба прихлебателей! – огрызнулся на ходу Лертов и взялся за ручку двери».
Положение героя
«Он чувствовал себя, как затравленный волк, обложенный со всех сторон красными флажками. Он чувствовал, как кольцо вокруг него с каждым годом сживается. Он жил как в подполье. Нервы его были напряжены до предела. Уже были моменты, когда он настолько ослабевал духом, что готов был если не сдаться, то махнуть на всё рукой и подчиниться воле случая. Больше всего его угнетало положение раба. Как же, он жил в свободной стране!
Иногда хандра овладевала им с необыкновенной силой. В такие дни он вставал поздно, завтракал не раньше двух часов пополудни и сразу возвращался к своему дивану. Он, конечно, не спал, а просто лежал с закрытыми глазами. Вставал он только за тем, чтобы выкурить сигарету, а если случалось, что сигареты кончались, то не мог заставить себя сходить в ближайшую табачную палатку».
Соперницы
«Они пошли проводить его до метро. Со стороны они выглядели великолепно: две молодые красивые женщины и с ними молодой представительный мужчина, которые оживлённо разговаривали и весело смеялись. Прохожие завидовали их молодости и здоровью. Одна из этих красавиц была его любовницей, вторая была пока ещё Terra incognita. Он не был раньше даже знаком с ней. Она появилась на его горизонте случайно, и он сразу оценил её достоинства.
Ничего не подозревавшая любовница сказала:
; Ты делаешь успехи: тебя провожают две симпатичные дамы.
; Обе красавицы... Даже не знаю, кто из вас краше!
; Камень в мой огород? – догадливо спросила его любовница, которая была не так хороша, как её подруга.
; Напрасно ты так подумала! Я только хотел сказать, что каждая из вас красива по-своему!
Любовница успокоилась, а её подруга стала ещё веселее, догадавшись, что влюбила в себя молодого красавца».
Фрагмент к Лертову
«Многое ему нравилось в типичных представителях современной молодёжи: и то, что они поняли, как будто, ошибку своих дедов и отцов; и то, что они перестали быть простыми пешками, переставляемыми политическими игроками как им заблагорассудится. Ему импонировал скепсис и нигилизм студентов и молодых специалистов. Но он презирал их всех за трусость, ограниченность запросов и нежелание мериться силой с властью».
Эскиз к Лертову
«Я шёл по улице Горького, озабоченный мыслями, казавшимися мне весьма важными, не забывая, отднако, оберегать себя от вечно спешащих куда-то москвичей. Что же может занимать ум советского поэта? Конечно, я думал о том, как быстрее и выгоднее пристроить подготовленную к печати новую книжку своих стихов, как должна выглядеть обложка книги и как отредактировать некоторые стихи, казавшиеся мне недостаточно яркими из-за неудачных рифм. Найти рифму звонкую и певучую — вот чем всегда заняты мысли стихоплёта, если даже он обедает или разговаривает со своей дамой сердца. Я не говорю уж о всяких сплетнях и интригах, которые скрашивают нам скучную прозу жизни.
«Неужели и великие поэты прошлого так же глупо убивали время, как и мы?» ; спрашивал я себя.
А ещё я прохаживался мысленно по своим многочисленным друзьям. «Больше всего досаждает нам назойливость друзей, — рассуждал я. — Ведь друзья бывают часто хуже врагов. Враг никогда не заявится к вам с визитом, а друг может пожаловать в любое время, и его не выпроводишь за дверь».
Фрагмент к Лертову
«Ну что ж, события начались!» – подумал я, подходя к кабинету секретаря партбюро. «Держись молодцом!» – подбадривал я себя. Но что меня могло ожидать: простое увольнение с работы или более строгое наказание, например, арест? Ведь в своём письме к полковнику Сергееву. я по неосторожности позволил себе дать слишком откровенную оценку роли нашей партии. Если они не круглые идиоты, то поймут, кто я, и тогда судьба моя ничем не будет отличаться от судьбы диссидентов.
; Так вот Вы какой, Лертов! Здравствуйте! – сказал секретарь.
; Здравствуйте! – отозвался я сдержанно и посмотрел на человека, сидевшего в большом кресле за большим столом. На нём был мундир с погонами, на которых красовались три большие звезды.
«Да здесь, видно, одни полковники!» ; сказал я себе.
; Пожалуйста, садитесь. Меня зовут Густав Адамович. Расскажите мне, что у Вас произошло с полковником Сергеевым?
; С Сергеевым?.. Собственно, ничего интересного… Но почему Вас это интересует?
; Как же?.. Полковник чувствует себя, мягко выражаясь, оскорблённым. Он требует, чтобы мы во всём разобрались и наказали Вас по закону.
; Так, значит, Вы читали моё письмо?
; Читал… Но что Вас заставило обращаться к полковнику в такой грубой манере? Поверьте, за всю свою службу мне ни разу не приходилось читать ничего похожего на ваше послание. Мы здесь сначала подумали, что Вы были пьяны, но сотрудники, видевшие Вас в тот день, утверждают, что Вы были в трезвом состоянии. Значит, Вы отдавали себе отчёт в том, что делали?..
; А в чём именно я должен был отдавать отчёт? – спросил я.
; Видите ли, кроме стиля, можно ещё кое к чему придраться.
Я пожал плечами.
; Мы это дело, конечно, замнём… Не будем ломать вашу жизнь… Но мой совет: будьте впредь осторожнее в своих поступках и словах, особенно в словах. Постарайтесь встретиться с полковником и поговорить с ним по душам, а мы, со своей стороны, попросим его, чтобы он уничтожил ваше письмо».
Фрагмент к Лертову
«Я недооцениваю силу своих противников. Часто я лезу на рожон без всякой необходимости, т. е. веду себя как глупый мальчишка. Но не должно забывать, что я фактически действую в одиночку. В своих поступках я должен быть так же осторожен, как разведчик, засланный в чужую страну. Я не должен забывать, что я нахожусь не среди друзей, а среди врагов. Любой неверный шаг может стоить мне жизни. Да, я теперь настолько чужд своему обществу, что должен постоянно скрывать своё истинное лицо».
Э