Ни с чем не сравнимый горьковатый запах тополиных листьев окутал город. Он врывался в приоткрытое окно такси, и Елена улыбалась бессмысленно, расслабленно, благодарно.
Несуразный, в прошлом промышленный мегаполис с оставленными в центре гаражами, ненужными бетонными сваями исчез. Огромные тополя, никогда не знавшие подрезки и ухода, вдруг явились из небытия первыми действующими лицами. Они заполнили собой окружающее пространство, исчертили синеву неба. Светло-зеленые одеяния мешались с голубым. Так хорошо бывает на границе чудесного сна и ожидаемой яви.
Елена отметила, как благоволит ей сущее, и немножко стеснялась счастья.
Десять дней она провела в больнице. Несложная операция удалась, хирург хвалил за помощь и ответственность. Предстояло добраться до гостиницы, отдохнуть, и на другой день - её рейс.
Тело благодарно устроилось в мягком углу машины. Елена прикинула оставшийся путь и решила не теряя времени посмотреть, что происходит на «Прозе ру», где изредка печаталась.
Неспешно читая страницы, улыбаясь от удовольствия знакомым лицам, Елена не забывала втягивать тополиный дух, говоря про себя: "Он волшебный! Волшебный".
На неё нахлынула нежная ощутимая благодарность Неизвестному. Как девчонка, она восторженно вообразила, нет - она вспомнила!- как весной удивляется преображению земли. И все думает: да кто же это ТАМ ЗАБОТИТСЯ, застилая помойки изысканными водосборами, укрывая безобразные дворы высокими, бархатистой синевы колокольчиками, разбрасывая перед серыми бетонными коробками, прямо у окон разноцветные люпины. А вдоль дорог-то! Всякую заплатку земли украшает солнечными розетками задорных одуванчиков.
Теплое словесное чувство чуть ли не выпрыгивает изнутри. Ах, как молчалива и безмерна работа природы.
"А ведь это и есть любовь! Настоящая. Безусловная". - подумала она и поняла, что ощущает ее, настоящую, которая ничего не требует взамен. Только бы пользовались ею, принимали с наслажденьем! Ну вот! Чуть не разревелась.
Елена вернулась к экрану,нашла нужное место. По мере того, как слова образовывали мысль, стало понятно - встретилась с чем-то угрожающим. Её фамилия упоминалась в переписке с третьим лицом в критическом, развязном контексте. Она покраснела, украдкой взглянула на водителя и решив, что тот очень занят дорогой, продолжила чтение.
В небольшом абзаце содержалось утверждение, что она, Елена, не раз оскорбляла в переписке автора. " Надо внимательно прочитать. Где же это?"- растерянно искала нужное Елена. "Нашла!" "Мне она посылала немало даже оскорбительных посланий!"
Ситуация прояснилась. Однажды небольшой конфликт вызвал напряженный обмен мнениями. Но, упаси Бог, никаких оскорблений не было, и быть не могло. Характер и воспитание не позволяли.
Елена внутренне заметалась, смутилась, стала молча, скороговоркой оправдываться. Мелкая дрожь заставляла её искать успокоение.
- Ведь не было этого! Написанное - ложь! Да что же, что ложь. Мало лгут, что-ли? Да ложь-то обо мне! Прочтут...
И она представила все возможные реакции знакомых людей. Стало так муторно, она пошире открыла окно и почувствовала, как что-то внутри прорвало и хлынуло неконтролируемое чувство.
- Какая дрянь, дрянь, дрянь! Она меня оклеветала! Как стыдно и больно! Мы же знакомы! И отношения вежливые! Что это? Это подлость, - почти на пределе сказала себе в полном смятении женщина. Никогда бы не позволила себе подобного. А еще кичится своей образованностью! Ни одного путнего текста не сочинила... Никто ее за язык не тянул, когда сравнивая, отмечала мои литературные способности. И в это же самое время хладнокровно лгала!
- Что делать! Надо сейчас же написать! Высказать свое возмущение. А как? Какими словами?
- А вот такими: гневными, хлесткими, чтобы тоже, как от прута, ожог остался.
-Ты считаешь себя доброй?
- Да всю жизнь я стараюсь быть доброй. И в детстве, и все время потом я всегда прощала всем. Понимала, что уляжется, забудется, сотрется. Ну, сколько можно?!
- Так ты добрая или все еще стараешься быть хорошей девочкой?
- Стараюсь... выходит. А для чего? Чтобы любили наверно! Самой любить хочется...
- Ой! Не знаю.
Пустота внутри сигналила об отсутствии чего - то важного, в чем сейчас не хотелось признаваться. Даже сам намек на проявившуюся ущербность, ей казалось, истаивал, уничтожал тело. Фрагменты, наподобие сгоревших листов бумаги, кружили, крошились, разлетались.
- Что же это творится: я сейчас исчезну,- испугалась Елена всерьез.
Тело вздрогнуло. Оно отвергало ложь. В окно резко ворвалась струя холодного
воздуха. Горечь тополиных почек вызвала легкую тошноту, пришлось спешно закрыть окно.
Получилось громко, будто в ней самой захлопнулась навсегда потайная дверца.
- Нет, не добрая. Просто знаю, как надо себя вести. Боже! Я такая же лгунья!
- Так что мешает тебе быть доброй сейчас?
- Обида! Мне так обидно! Я ее ненавижу! И ничего не могу с этим поделать.
Такси, вырвавшись из пробки, по касательной огибало площадь. Слёзы вскипали на глазах Елены, но теперь ей было все равно, смотрит ли водитель.
… Удар вынес все лобовое стекло, послышался скрежет... А дальше вспоминание вернулось от противного воя сирены санитарной машины. Её загрузили на носилки.
Елена поняла, что возвращается в хирургическое отделение, откуда час назад вышла.
--------------------------------------
Картинка Петра Гейдека