Глава 7. Снова долгий, мучительный путь…
Наконец, получили долгожданное: определён наш дальнейший маршрут и место назначения – город Чкалов (нынче ему возвращено прежнее историческое название – Оренбург).
Не помню точно, какое расстояние было до Чкалова от нашей затянувшейся стоянки, но взрослые застонали – далеко! Собрались опять очень быстро, все хотели ехать, понимали -впереди дорога длинная и в холодные, суровые края – на Урал.
Лошади у нас ( у нашей семьи) были хорошие, повозку тащили кобыла Маша и жеребец Калмык, которого мы прозвали так за его сходство с внешностью людей этой народности. Надо сказать, что лошади, как и люди, бывают умные и глупые, порядочные и хитромудрые, труженики и лентяи, добрые и злые.
Маша - умница, понимала всё с полуслова, настоящая труженица, и притом, покладистая и добродушная. А Калмык – прирождённый лентяй, хитрюга, всегда старавшийся поменьше работать и побольше съесть. Мы с дедом очень следили за тем, чтобы он не объедал Машу и не сачковал. А это сразу было видно - начинали провисать прикреплённые к нему постромки (у добросовестной Маши они всегда были туго натянуты) и тогда мы подкрепляли воспитание Калмыка кнутом. Он тут же „брался за ум”: какое-то время тянул, а затем снова исхитрялся, не утруждаясь, просто идти в упряжке. Но Машу он побаивался, она могла и куснуть его за всякие проделки, однако, чаще, по доброте своей, прощала все его хитрости и леность.
Ехать старались побыстрее, тем более, что всё было организовано уже значительно лучше, чем в начале пути, да и опыт походной жизни накопился немалый.
Мальчишки из нашего эшелона за время этого долгого пути подросли, окрепли, стали самостоятельными. Когда эшелон находился километрах в 7 -8-ми от населённого пункта, намеченного для остановки на ночлег, наша группа подростков, человек 5-6 во главе со старшими ребятами – Володей Магидовым и Володей Файбисовичем - верхом на лошадях скакали вперёд. Край, по которому мы ехали, был степной и нам казалось, что мы несёмся по этой степи с необыкновенной скоростью. Ветер дул в наши разгоряченные лица. Мы чувствовали себя настоящими мужчинами! Правда, задницы потом у нас были отбиты, ведь ездили без сёдел, в лучшем случае их заменяла старая телогрейка, а стремена делались из верёвок.
В деревнях, куда нас откомандировывали, мы договаривались с хозяевами о ночлеге. И когда приезжал эшелон, все уже были распределены по хатам. А наш мальчишеский интерес состоял не только в том, чтобы поскакать верхом, но и в том ещё, что приезжали в село мы первыми, нас было немного, притом дети, и хозяева встречали нас радушно, обязательно угощали чем-то вкусным. В казахских сёлах это часто были горячие-прегорячие пышки, да ещё смазанные каким-нибудь жиром, а бывало, и деревенским сливочным маслом. До сих пор помню этот замечательный вкус!
Но эти радости скоро закончились.
Пошли непрекращающиеся дожди, наступил настоящий осенний холод. Дороги развезло, почва глинистая, лошади в упряжке надрываются, падают, пристают. Будки кренятся из стороны в сторону и переворачиваются. Каждый день - постоянное, всем миром, толкание повозок в гору или, наоборот, сдерживание лошадей, у которых разъезжаются ноги, когда едешь под гору. А то и подъём перевернувшеймя повозки! И так, по многу часов кряду, на холоде, под мелким, всех достающим, непрерывным осенним дождём. Все простужены, особенно дети. К этому прибавить ещё, что ни помыться, ни постирать одежду негде. Вообще, современным молодым людям, привыкшим к ежедневному горячему душу, просто невозможно себе представить те немыслимые условия, когда за счастье для нас было очень редкое купание в оцинкованном корыте или в тазу, притом не в дороге (тогда ни о каком купании не могло быть и речи), а лишь когда мы уже добирались до какого-то места, где предстояло пожить некоторое время. Купание происходило не в специально отведённом для этого помещении, а в общей комнате, где находилась вся семья, а иногда - ещё и хозяева. Воду нагревали на плите, или на примусе, и из ковшика, экономя её, поливали жаждущее тепла и чистоты тело. А мыло – отвратительное, жидкое, склизкое, вонючее, которое тоже было большим дефицитом! В сравнении с ним, простое, известное всем хозяйственное мыло - верх роскоши. Волосы женщины ухитрялись мыть золою от сгоревших в печи дров. И обязательно с керосином – от вшей. Но с засильем этих тварей просто не было борьбы (по-моему, полностью от них мы избавились только уже возвратившись в Харьков!). И такие немыслимые условия жизни продолжались не день, не два, и не месяц, а многие месяцы! Наше странствование с небольшими перерывами на постой продолжалось уже больше года!
Глава 8. Чудесное исцеление
Заболел мой младший маленький брат Саша. Температура – за 40 градусов! Сначала не могли понять, в чём дело? Потом мама обнаружила у него огромный нарыв под мышкой. Что это такое, никто не знал. В одном из сёл, где мы остановились на ночлег, Сашу показали местному фельдшеру. Он определил, что это (насколько я помню) „антоново яблоко”, или „антонов огонь”. Нужно срочно в больницу. А так как до ближайшей больницы около 40 км, фельдшер сказал: „Мальчишку не довезёте, он не жилец”. Мама рыдает, а хозяйка дома, у которой мы остановились, посмотрев на бедного Сашу, сказала, что есть тут старушка, которая помогает. „Я её сейчас приведу”. На это никто не обратил внимания. Мои бабушка и дедушка, живя среди евреев, не знались ни с какими знахарками, а мама – советская женщина - верила только в официальную медицину. А у Саши температура больше 41! Он тихо стонет, мама поит его водичкой, даёт какие-то порошки.
Уже поздно, мы никто не спим, все возле Саши, в отчаянии. В деревенской комнате в углу висят иконы, тускло горит керосиновая лампа. И вот, открывается дверь, входит наша хозяйка и с нею слегка сгорбленная старушка. Войдя в дом, перекрестилась на образа, поздоровалась. Спросила, что с мальчиком. Мама рассказала и показала нарыв у него под мышкой. Старушка сказала, что попробует помочь, но всё зависит от Бога, и попросила всех выйти. Все вышли, а я был на печи и остался в комнате, она меня и не заметила. Саша лежал на широкой лавке. Бабушка склонилась над ним и начала что-то шептать. Я видел её со спины, даже лица не разглядел. Она продолжала шептать, быстро произнося какие-то непонятные мне слова и фразы. Так продолжалось минут 15, может больше, может, меньше. Затем вынула бутылочку с какой-то жидкостью, побрызгала на брата. Позвала всех в комнату и сказала
- Даст Бог, к утру полегчает.
И ушла. Мама растерялась, даже не поблагодарила её. Всю жизнь потом корила себя, когда вспоминала эту ужасную историю.
Саша после ухода старушки сразу как-то затих и уснул. Утром мы проснулись, а он ходит по комнате, ищет, что бы покушать! Мама за лобик -. температуры нет, под мышку – нарыва нет! Абсолютно, даже следа не осталось, как-будто ничего и не было! Попросила хозяйку отвести её к этой знахарке, чтобы как-то отблагодарить её. Но та сказала, что эту бабушку преследуют за незаконное врачевание. Поэтому посещать её нежелательно – в деревне всё на виду.(В те годы за это можно было и в тюрьму попасть.) Да и вообще, она денег за свою помощь не берёт... Ну, а тут у нас сборы, отъезд. Так и не увидели, и не отблагодарили бабулю. А я, человек, не верящий ни в какие чудеса, это чудо лицезрел лично. Знахарка „заговорила” болезнь моего маленького братишки, спасла ему жизнь!
Глава 9 . Человек в степи…
Итак, мы поехали дальше, на восток, по бездорожью, по непролазной грязи. Помню, что где-то переправлялись через красивую реку Илек. Лошади переправлялись вплавь. Вскоре после той переправы погода ещё больше ухудшилась. Начал срываться снег, но особенно продолжал угнетать всех не прекращающийся мелкий, холодный дождь.
В один из многих дней бесконечного пути наша повозка отстала от эшелона. Мы ехали одни-одинёшеньки. Это одиночество в бескрайней осенней степи под непрерывным, холодным дождём нагоняло ужасную тоску. И не только на взрослых людей. Её ощущал даже я, 10-летний мальчишка! Время от времени дедушка отдыхал, а я сам управлял лошадьми, как вполне заправский кучер. И дед, и вся моя семья эту работу доверяли мне уже полностью. Поскольку колёса вязали в глубокой грязи, я, чтобы лошадям было легче тащить повозку, выбирал места на ровной обочине дороги, где росла какая-то плотная, низкорослая трава. Насколько взор охватывал расстилающуюся передо мною степь, она была абсолютно безлюдна. Никого вокруг, глазу не за что зацепиться, только нудный, моросящий дождь. И вдруг далеко-далеко я увидел какую-то точку, какой-то предмет, или объект, который двигался навстречу нам. Затем стала проясняться, как будто прорисовываться, фигура всадника на лошади. И тут - до сих пор не могу понять, почему – у меня вырвался возглас:
- Мама, там папа едет!
Мама выглянула из повозки, увидела этот неясный контур и сказала:
-Ты сумашедший! И спряталась снова в будку.
Сам не веря возникшей у меня догадке, я продолжал вглядываться в приближающуюся фигуру. Постепенно стали яснее проясняться контуры и детали одежды всадника. Мне показалось, что на голове у него зимняя шапка, похожая на ту, что ещё до войны носил отец: круглая кубанка из коричневой цыгейки. И тут я уже твёрдо уверился, что навстречу нам едет мой отец! Как в сказке : „Встань передо мною, как лист перед травою...”- и вот он, живой, пропавший на военных дорогах, мой отец, о котором мы уже больше года ничего не слышали и не имели представления, где он находится!
Я зашелся криком:
- Мама, это точно папа!!
Остановил повозку, вся семья выскочила из неё. А верховой уже настолько приблизился, что стало ясно – это действительно живой и невредимый Гугель Лев Евсеевич! Да ещё верхом на лошади едет навстречу нам! Как он мог найти нас, совершенно одних в этой необъятной степи, где не у кого о чём-то спросить, где и дороги-то по сути нет, так, слегка наезженная колея!
Опять же, такие встречи могут быть только во время войны!
До сих пор не могу найти какого-то внятного объяснения этому: как в бескрайней, безлюдной степи, в дождливую, пасмурную погоду с очень плохой видимостью я смог еле видимую где-то на горизонте точку определить, как едущего нам навстречу всадника, да ещё с уверенностью угадать в нём своего отца! Наверное, это догадка из разряда озарений „по Фрейду”. Подобные озарения, прозрения, предвидения, осуществления совершенно фантастических решений, задумок в моей дальнейшей жизни случались не единожды. И всякий раз в таких случаях мне становилось не только как-то не по себе, но даже жутковато...
Сцену встречи с отцом тудно описать: счастье, слёзы - и от радости, и от всего пережитого за всё это время без него - мужа и отца, которого нам так нехатало! Ведь он всегда был опорой семьи, добытчиком, организатором, брал на себя решение самых важных вопросов нашей жизни. Первый, кого отец прижал к себе, был Саша. Своего маленького сына отец ведь почти не видел. Саше не было и года, когда его арестовали, а вскоре после освобождения мы уехали из Харькова с этим эшелоном. Тогда Саше было всего два с половиной года, а сейчас уже почти четыре.
А деда моего больше всего удивило, что отец был верхом на лошади, да ещё проехал на ней такое большое расстояние. Ведь отец никогда не имел дела с лошадьми, да и вообще был далёк и от животных, и от природы...
Продолжение следует:
http://www.proza.ru/2013/05/08/259