И в семнадцать часов этот затянутый в чёрную кожицу чехла мобильник молчал, как рыб. И даже хвостом не шевелил. Впрочем, хвоста у него нет. М-да… Значит, этот рейс автобуса останется без неё. Теперь уже раньше шести не уедет… А перед тем, как уехать, позвонит… Должна позвонить, во всяком случае. Во всяком… А какой такой этот всякий может случиться?.. Но и в шесть часов онемевшее мобило молчало, как обломок дубового сучка. А вот это уже кое-что. И неспроста это кое-что…
В гости Анна поехала в двенадцать. К дверям того, к кому ехала, пришла где-нибудь во втором часу. До пяти вполне можно наговориться и напиться чаю до бульканья в горле… «Чаю…» Знаем мы этот «чай». Скромненькое такое, невинное, приглашение мужчины в гости – на чаёк. «А вы какой чай предпочитаете?» Не вот так, разумеется, сразу и на чай. Предварительно несколько месяцев диалоги по телефону. О творчестве… Мужчина пишущий, женщина – в литературе профессионал по склонностям, по способностям, по диплому, и по призванию писать, совершенствовать и… производить впечатление на мужчин. Читающих, пишущих и ценящих в женщинах всё женское. В ней эти ценности не заметить просто невозможно - так же, как возвышенности на равнине… Даже женщины ахают. Особенно те, кто похож на плоскую, как утюгом не раз глаженную, степь. А при взгляде на Анну так и хочется забраться на холмы и побродить среди возвышенностей…
Но он её ещё не видел – только слышал. Она его консультировала, критиковала, наставляла, советовала и убеждала. Он, видите ли, книгу писал. И мечтал её издать, интуитивно чувствуя, что без этой его книги человечество окажется несколько обездоленным, а мировая литература обеднённой. Она ему посочувствовала – завязалось творческое содружество. По телефону. Он звонил – она отзывалась; она звонила – он реагировал. Он спрашивал – она отвечала. Так – ничего особенного… Кроме того, разве что, что она – незамужняя, а он, судя по всему, холостой. Ну и что, что ему за шестьдесят? Мужчины и в таком возрасте… И даже в таком возрасте более по холмам да между возвышенностей женского ландшафта пошастать очень даже не прочь, «туристы» эдакие, шедевры пишущие… О том, как они шастали в былые доблестные времена .
Странное дело: писателя её убеждения убеждали и он послушно промахи свои творческие исправлял, почти не вставая в позу. Творческий дуэт, наконец, завершился плодом - Книгу почтенный писатель-«турист» написал, наговорил Анне в трубку ворох комплиментов и в гости к себе пригласил – лично поблагодарить. Она предложила встретиться – на нейтральной территории. Он не пожелал, почему-то… Лучше у него на квартире… (Кто бы сомневался, что одинокому мужчине одинокую симпатичную женщину лучше в удобном месте ждать…) Когда ей будет удобнее. Удобнее оказалось в одну из суббот и она проворковала по телефону ему встречу у него дома в определённый час… Представляете: гостья назначает хозяину время встречи… В его квартире… Ну, люди творческие не без закидонов. Она заверила, что ехать ей в гости к незнакомому мужчине Степану Борисовичу очень, ну просто очень как не хочется, но надо - пользы дела для и получения гонорара тоже. Это в субботу. В воскресенье же состоится долгожданная встреча для удовольствия с ним – с Серёгой. Серёга не возражал ни против делового свидания, ни, тем более, против воскресного. Она же ещё и поправила его: не свидание со Степаном Борисовичем намечено, а деловая встреча. Серёга возразил: деловое, но свидание… Что-то не нравилось ему в этом творческом слиянии…
И вот тот субботний день воссиял лучистым весенним солнышком, неизменно приводившим её в лирическое настроение... Она уехала, а Сергей между делами своими стал ждать сигнала телефона… С часа дня до шести вечера… Для делового разговора времени хоть утопись в нём. Даже в чае… А вот если в чём-то другом, кроме чая… Между прочим, книгу Степан Борисыч писал о своей молодости. О том, как начинался его сексуальный опыт, как развивался и совершенствовался… И общий язык они между собой нашли… При всём при том, что она не уставала повторять: писатели и поэты ей могут быть интересны только как пишущие особи, лишённые пола и всех его признаков. Но вот как они к ней относятся – не уточняла. И Воображение Сергея распалилось не меньше солнышка…
Встречает её импозантный мужчина, высокого роста, аполлонистого телосложения, помогает снять пальто и шапочку с игриво лихим козырьком набекрень, помещает на вешалку, проводит в комнату, как бы случайно прихватив слегка за талию... Тихая романтическая музыка, задёрнутые шторы. На низеньком маленьком столике возле дивана вино, лёгкая закуска. Чай… «Анечка, присаживайтесь на диванчик… Чайку… А может быть винца? Ну, по чуть-чуть, а?.. За знакомство, за литературу, за книгу, которой не было бы, если бы не вы… За вас! Вот и умница, вот и хорошо! Вы - настоящий литератор! Давайте ваш фужер».
Сам присел рядышком… Коленочки у Анны гипнотизируют, бёдра, обтянутые колготками, уходят под подол, объёмный бюст, пятый номер, рвётся вперёд, маня ложбинкой греха… Рюмка за рюмкой, фужер за фужером, слово за слово. Всё о литературе, об искусстве… «Сколько времени мы с вами знакомы, Аннечка? Месяц?.. Два?.. О! Вполне достаточно и на ты перейти. Вы не против?.. А на брудершафт?» От вина, от воркующего голоса голова у Анны приятно кружится, куда-то уплывает… «Что же… Можно и на брудершафт… Немножечко…» Руки переплетаются, вино скользит по языку… Он ставит пустой фужер на столик, обнимает её правой рукой за плечи, прижимает к себе, левую осторожно и легко – на её правую грудь… Чуть сжимает…Губы слились… Бедро прижато к бедру… Анна спохватывается. Отстраняется, опустив голову, пытаясь прикрыть бёдра чересчур задравшимся подолом… А не так уж и неприятно прикосновение постороннего мужчины… Да не такой уж он и посторонний – знакомы же…
А потом он сказал, что не засиделись ли они на диване, и не пора ли немножко размяться – потанцевать, и опять наполнил фужеры, и опять у неё закружилась голова, и она положила её ему на плечо, чтобы сохранить равновесие… Полотно вжатые тела трутся друг о друга бёдрами, обе её груди упруго на его груди, его руки постепенно опустились ниже её талии…
Ни в пятом, ни в шестом часу он её просто не выпустил из постели. Да она не очень-то и рвалась. Ведь неспроста же сказала Серёге, что ей из гостей «ещё и домой добираться надо…» Предполагала, выходит, что задержится… Уж не до утра ли… «Добираться»… Это значит, выйти на автобусную остановку вовремя и сесть в автобус напрямую… Позвонить, что ли, ей по мобиле?.. Так может и не ответить: из постели-то… Но уже скоро семь вечера! Она не звонит – значит, не собирается уходить! Преодолев колебания, как перед броском на амбразуру, позвонил…
Язычок её, словно в узелок завязанный, еле ворочался, голосок полу-шептал , полу-пел: «…М-мы уже выходим… Я уже выхожу… Х-хозяева очень гостеприимные… Вот я и задержалась». «Какие «хозяева»?» «Хозяин и хозяйка… Его жена». М-да… Где же тогда брудершафты, танцы-обжиманцы? Но ведь пьянущая же!
Её рассказ оказался банален, как зачерствевшая корка ржаного хлеба. Встретила Анну едва не вся семья Степана Борисыча: он сам, высокий и почти стройный, не совсем оправившийся после болезни; его супруга, немножко слишком полная, и внучка-журналистка... Застолье сложилось оживлённо интересным в сопровождении вина, водки, фужеров и чарок, у которых «между первой и второй», а также пятой и седьмой, промежутки были не большими. В соответствующем состоянии Анна и «добралась до дома»… на такси. Серёга опять впал в задумчивость: «Откуда у нищей бюджетницы не такси полтыщи рубликов?.. Хозяин заплатил или гонорар огроменный отвалил?..» Но это уже не такие и важные детали. Важно то, что встреча, творческая, состоялась в семейном узком кругу – без какой бы то ни было сексоромантики…
Перед тем как лечь спать, Анна разделась догола, повертелась перед зеркалом… «Молодец Борисчик… Никаких следов не оставил. Ни засосов, ни синяков… А вцепился-то как… Серёженька тоже хорош, но… Не на все сто…» И улыбнулась расслабленно.