Пропесочили

Федор Быханов
(Глава из повести в эпизодах «Комсорг Оглоблин»)

– Ну, вроде бы все в сборе,– Иван Оглоблин обвел взором присутствующих. – Выходит, можно начинать.
Графин с водой на столе и стопка бумаги для протокола, будь они одушевленными предметами, наверняка тоже бы проголосовали за данное предложение.
Потому затягивать процедуру Иван не стал:
 – На повестке дня...
Только договорить он не успел. Дверь комитета комсомола со скрипом отворилась, и в проеме обозначилась сухонькая фигурка технички тети Нюси. Веник и ведро в ее руке говорили о серьезности намерений, а не о том, что привело гостью исключительно любопытство.
Только встретили ее не ласково:
– Сюда нельзя!
– Не мешайте работать!
– Ходят тут всякие!
Шквал реплик и комментариев прекратился лишь после вмешательства главного в кабинете.
 – Не видите – идет заседание штаба «Комсомольского прожектора», –   голос Оглоблина тоже утратил прежнюю мягкость, имевшую место в общении со сверстниками. – Заняты очень серьезным делом!
– Так убирать-то когда?
– А вот закончим  – и пожалуйста.
Проскрипев дверью еще раз, тетя Нюся исчезла.
– Ну, так продолжим! – Иван Оглоблин вкратце обрисовал обстановку.
А она не радовала. На носу отчеты и выборы, а колхозному штабу «КП» и отчитываться-то, мягко говоря; не о чем.
– Нужно немедленно провести рейд, —подвел итог своим тревогам Оглоблин. —Какие есть предложения?
За инициативой с мест дело не стало.
 – Предлагаю пропесочить ферму, – с места высказался контролер ОТК машинно-тракторной мастерской Шура Скворцов. –  Животноводческие помещения до сих пор к зимовке не готовы, кормов нет, а комсомольцы не чешутся.
Обрадоваться теме проверки Иван и другие не успели. У ее инициатора оказался очень серьезный оппонент.
– Вот, вот. Валите теперь на нас, – вспыхнула зоотехник Вера, – теперь уж и мы во всем виноваты.
Она принялась загибать пальчики с ярко красным несмываемым маникюром:
 – А как технику попросишь за лесом для ремонта съездить, так один ответ – не исправна. Нет трактора и для сенокоса. Телеги и те требуют мастеров.
Люба возвысила голос до истерики:
 – Сколько же  можно железную рухлядь ремонтировать?
И тут на ее миловидном лице появилась ядовитая улыбка, адресованная в первую очередь Скворцову, а потом уже секретарю заседания, нависшему авторучкой над листком протокола:
 – Вот где бы пройти с проверкой.
Шура, возмущенный до глубины души, взорвался:
– Поможет ваша проверка, как же.
Он попытался пронять сердца друзей.
 – Только премии лишусь, – услышали собравшиеся крик души. –  Нет уж, в этом я вам не помощник.
Ссориться до полного разрыва с Шурой, даже мстительной  Вере не захотелось. Она пошла на попятый:
– А давайте торговлю проверим?
От души у Скворцова отлегло, но ненадолго.
– Что ж, предложение дельное, – взялся было за свой, остро отточенный карандаш Оглоблин,— но....
 Секретарь потупился, и все вспомнили; что у него в магазине работает жена.
Карандаш, споткнувшись на первом слове, зачертил на листке каракули.
– Ну, тогда пищеблок?
– Гараж?
– Строительный отдел?
Однако, все предложения отметались тут же, как непригодные. Благо, что пример для притупления бдительности подали Шура, Вера и Иван. Остальные тоже не были шиты лыком. Таким образом, дебаты затянулись до позднего вечера.
Тетя Нюся, не дождавшись  за дверью кабинета их окончания, ушла управляться по хозяйству.
А когда «прожектористы», не придя ни к какому решению, надумали расходиться по домам, Ваню Оглоблина осенило:
– Ребята, а в помещении комитета комсомола не прибрано.
– Пол не мыт!
– В пепельнице окурки!
– Вот и тема для критики,– заключил Иван.– Айда, ребята, выпускать «Колючку».
Наутро в конторе у листка ватмана с карикатурой на тетю Нюсю останавливался народ. А комсорг Оглоблин ходил гордый и неприступный, переполненный чувством исполненного долга.