Глава 19.
Зеркала у меня не было и по-настоящему оценить свой вид я не могла. Но судя по тому, что мне открывалось, выглядела я весьма… экстравагантно.
Экстравагантно. Это слово вновь пробудило во мне милые воспоминания и горечь от утраты. Казалось, что теперь моя жизнь точно кончена. Продадут меня сегодня противному паше и запрут за стенами дворца навек. И я никогда больше не увижу не только свободы, но и Яна. Никогда. Это немыслимо! Я смахнула слёзы. Нет, пока я дышу, я буду бороться. До конца. Что сегодня меня ждало там, на суше? К чему мне готовиться? В любом случае, я должна быть готова к побегу.
– Фёкла, пошли! – скомандовал Слава, пришедший где-то около полудня.
Не дожидаясь, пока я сама соизволю встать и выйти, он взял меня за руку и силой повёл прочь.
– Да отпусти ты, мне больно! – завопила я.
– Знаю я тебя! Уже насмотрелся твоих выкрутасов. Так что иди и не ропщи.
– Слава, ну будь человеком, отпусти меня, не води ты меня на продажу! – взмолилась я в последней надежде.
– Ага, а Кашалоту скажу, что расчувствовался, сжалился и отпустил сиротинушку, да? Тогда он меня тоже отпустит – к праотцам. Иди давай!
Умолять не вышло. Слава тянул меня за собой, а я как могла сбавляла ход, будто это могло как-то спасти меня от неминуемого. Почти на всём пути от палубы брига до странного трёхэтажного каменного дома меня чуть ли не тащили волоком и подгоняли. Мы шли вчетвером: я, Слава, громила Кашалот и ещё какой-то мало приятный мужик. Настоящий конвой вёл несчастную, хрупкую арестантку на казнь. У ворот дома я сделала свою первую попытку сбежать. Вырвавшись, я успела пронестись почти до конца улицы, когда меня стремительно нагнал Славик и повалил на землю.
– Нет, я не хочу! Оставьте меня! Я не стану любовницей паши! – кричала я, бившись в истерике на пыльной дороге.
– Да куда ты денешься, дура! – заорал Слава. – Сбежать вздумала? Очень умный ход! А куда побежишь-то, где спрячешься в чужой стране – ты подумала?
Рывком он поднял меня на ноги и, приблизив своё лицо к моему, добавил:
– Или ты всё ещё надеешься, что храбрый Ян тебя спасёт, как рыцарь заточённую в башне принцессу? Так зря надеешься: Ян уже никого не спасёт.
Я потеряла дар речи. Почему Слава заговорил о Яне? За всё это время он ни разу не упоминала имя Яна. И что значит «уже никого не спасёт»? Страшная догадка кольнула сердце. Слава воспользовался моим ступором и уже без особого труда повёл обратно к каменному дому.
– При чём здесь Ян? – наконец спросила я его. – Ты видел его? Ты что-то о нём знаешь?
Мои вопросы были удостоены лишь одним ответом: гневным взглядом Славы, сказавший мне намного больше слов. Потом он втолкнул меня за резные ворота на широкий двор. Там стояли грозные мужчины с длинными саблями за поясами. Не иначе как стражники.
Меня повели в дом. Там, в огромной комнате, заваленной подушками и коврами, уставленной разными заморскими вещицами, меня усадили на один из мягких матрасов. Пираты накинули на голову покрывало, закрывая моё лицо, и уселись вокруг меня, явно кого-то ожидая. Покрывало было прозрачным, из какой-то дорогой и лёгкой ткани, и поэтому я прекрасно могла всё видеть.
Тот, кого ждали и был сам паша Севун. Он величаво вошёл в комнату в сопровождении своих слуг, по-царски устроился на небольшом возвышении с горой подушек и повелел говорить чужестранцам. Поняла я это по его жестам, конечно, ибо говорил он по-турецки. К моему удивлению, Кашалот тоже заговорил по-ихнему. Судя по всему, он расхваливал свой товар, то есть меня. Керим слушал, но как-то лениво. А я не сводила с него глаз. Мне хотелось понять, что за человек передо мной, насколько он добр и разумен. Выглядел паша ухоженно: красивый, блестящий халат с золотыми нитями, на ногах причудливые тапочки с заострёнными концами, перстни сверками почти на всех пальцах, а на голове шапка наподобие ведра с кисточкой. Что богач, ясно сразу. Я ожидала увидеть толстого, отвратительного старикашку, но оказалось, что паша не так и стар. Далеко за тридцать, наверное, если не за сорок. Достаточно стройный, смуглый, чёрнобровый, с усами, и тёмными глазами, которые он подозрительно прищуривал, будто не доверяя собеседнику. В целом, Керим не был отвратителен, но и расположения к нему я не испытывала ровно никакого.
После длинной тирады паши меня подняли с места и сняли покрывало.
– Вай! – ахнул паша и залепетал что-то восторженное в мой адрес.
– Что он говорит? – обратилась я к своим «конвоирам».
– Ты ему определённо нравишься, – пояснил Слава.
– Мальчи! – вдруг властно приказал Керим-паша. Я думала, что мне показалось, но нет, он продолжил на корявом русском: – Ти рюская девющка?
– Д-да, – кивнула я.
– Вай! Славна. Ти красивий, белий, я нэ иметь исчо белий женьщин.
– Господин знает мой родной язык?
– Канещь, – расхохотался вдруг паша. – Османский империя воеваль с рюский не раз. Мой отэц зналь рюсский, йа знаю рюский. Нэт проблэм, щитобы разговарывать. Эй, дэлэц! Йа покупаю эта девющка.
Осталось добавить «заверните!». Словно давая понять, что торг закончен, паша дал знак отсыпать золота. Так же величаво встал и вышел вон из комнаты.
Следом повели и меня, но в другую сторону. Я не успела что-либо понять, а меня уже благополучно продали?! Невероятно быстро происходили события, до головокружения быстро. Я заметила, что теперь меня вели слуги паши, а Кашалот со Славой получали свою прибыль, несказанно радуясь удачной сделке. Прежде, чем меня увели в покои на верхнем этаже, я обернулась и презрительно крикнула Славе:
– Может, мне и быть теперь всю жизнь рабыней, но я благодарю Небеса, что он оградил меня от брака с таким ничтожеством как ты, Слава! Ненавижу!!!
Странное выражение появилось в этот момент на лице Славы. Будто он только сейчас понял, где он и что тут делает. Впрочем, может, это было лишь мимолётное недоумение от моих проклятий. В любом случае он тут же развернулся и на пару с главарём, потрясывая мешочек денег в руках, быстро ушёл прочь из обители паши.
Продана в гарем. Это какая-то жуткая версия сказочки Востока о прекрасной Шахиризаде. Меня привели в не менее роскошную, но чуть меньшую комнату наверху. Широкая и низкая постель, устеленная валиками и подушками, резной столик с фруктами на блестящих металлических блюдах, такие же пушистые ковры повсюду, изящные кувшины с водой – всё для удобства и комфорта новой усладительницы плотских желаний паши. Золотая клетка как она есть!
Заметив небольшой балкончик, я вышла туда. Отсюда открывался вид на красивый зелёный сад с экзотическими цветами, кустами и деревьями. Чуть дальше даже пруд был и фонтан. Прямо Эдем! Глянув вниз, я поняла, что если и соберусь бежать, то недалеко: спрыгнуть с такой высоты и не переломать себе ноги практически невозможно. Если только верёвку сделать. Надо подумать над этим.
Вернувшись в комнату, я села на кровать. Я в ловушке, я заперта. Кругом стража и надзорные. И в чём-то Слава прав: даже сбежав, идти мне будет некуда. Но и быть любовницей паши, его очередной игрушкой на время, вообще немыслимо! Избежать этого я могла бы только покончив с собой. Но наложить на себя руки я не могла – духу не хватит. Да и грешно это. Я спрятала лицо в ладонях. Будто закрыв глаза от реальности, она и впрямь исчезнет. Однако разомкнув ладони, я лицезрела всё ту же картину: богато обставленные хоромы турецкого барина. Однако мне бросились в глаза знакомые фигурки, расставленные в углу комнаты на небольшом столике. Рядом стояли две табуреточки с мягкими сиденьями. На один такой я и присела. Аккуратно взяла одну из фигурок и с таской вздохнула. Шахматы были почти такие же как на «Альбатросе», только побольше и не из дерева, а из какого-то гладкого материала. Изящные и гладко точёные, такие приятные на ощупь. Чтобы скоротать время, я начала играть сама с собой.
Вдруг дверь открылась и вошёл Керим-паша. Следом за ним вошли несколько слуг. В руках каждый нёс красивые ткани и какие-то угощения. Всё это буквально сложили мне у ног.
– Переми подарк, о прекраснейщий! – произнёс паша с улыбкой. – Ти плениль мой сэрдц. Щито хощещь – тэбэ перенесут. Тэбэ ни о щем бэспокойца нэ нада. Ти будэщь как сариц. Любой слуг к твоим пожэланиам. И йа у твои ног, о роз дущи маей!
Сладко распевался паша, кланяясь передо мной, словно и правда был моим слугой, а не хозяином. Только я не доверяла такой любезности. Потому что прекрасно знала о его намерениях. Может эти узурпаторы и продали меня, но сама себя я продавать не собиралась.
– Извини, паша, но мне твоих подарков не надо, – гордо отказалась я и отошла на шаг назад, подтверждая свои слова.
– Вай! А щито ти хощещь тагэда, о прекраснейщий?
– Свободы хочу. Не по своей воле я здесь, и я вовсе не желала стать… наложницей какого-то паши.
– Ах, глупий женщин! Тэбэ повэзло бит моей фаворит. Ни один женщин ищо нэ пожалель бит моей. Многий женщин мещтают попаст в мой дворес. Тэбэ оказан великий чест. И ти полюбищь мэнэ, кагэда лющи узнаещь. Палюбищь, палюбищь! Да, и ищо. Как тэбэ зват?
– Фёкла.
– Фьокла – фи! Щито такоэ Фьокла? Нэ, зэдес ти будэщь зваца Фатима ханым, да Фатима.
– Что? Но у меня уже есть имя, – воспротивилась я. – Меня зовут Фёкла. И я не хочу другого имени.
Паша вдруг нетерпеливо зашикал на меня.
– Йа сказаль ти Фатима, значит ти Фатима. Запомни эта! – Он даже не желал слышать моего мнения, чем дал понять непререкаемым жестом. – А эти наряди тэбэ, надэнь вещер дла мэнэ, пжалюста. Будь харощий, да?
В полной уверенности, что все его повеления будут мной обязательно исполнены, Керим ушёл. За ним гуськом просеменили и слуги.
Фатима – ещё этого мне не хватало! Видать, выбора у меня опять нет. Присев перед аккуратными стопками одежды, я стала их перебирать. Наряды мало отличались от того, что было на мне сейчас. Однако на зло паше я переодеваться не собиралась. Со всей дури я запинала басурманские тряпки за кровать. На очереди были угощения.
Низкий столик был заполнен всякой снедью, но как её есть – даже не представляла. Зелёные и оранжевые фрукты озадачивали собой. Их чистят как-то или прям так лопают? А это что? Жёлтый, длинный и чуть загнутый. Фрукт или овощ? Пахнет вкусно. Но я его всё равно брезгливо отодвинула, на всякий случай. Эх, турки! Еды много, а жрать нечего.
С тоски я улеглась на кровать. Потрогала всё вокруг. Покрывала оказались приятными на ощупь. Мягкие подушки расслабляли моё тело. Как должно быть на них хорошо спится. Но вспомнив, как я просыпалась на кровати Яна, подумала, что ни на какие перины дворцов не променяла бы то спальное место на шхуне!
В дверях я услышала шорохи. Открыв глаза, я увидела стоящего на пороге мальчика в турецких одеждах.
– Тебе чего? – спросила я, забыв, что меня вряд ли тут поймут.
Мальчик держал в руках блюдо с чем-то съедобным. Он подошёл ближе и протянул мне это блюдо, предлагая принять угощение.
– Спасибо, но я не хочу есть, – помотав отрицательно головой, сказала я.
Но мальчик не ушёл, не поставил блюдо, а подошёл ещё ближе и произнёс:
– Фьокла- ханым, – и снова протянул угощение.
Заморгав, я села. Он назвал меня по имени? Если я правильно поняла, паша не желал меня так называть.
– От Севун-паши? – спросила я, кивнув на угощение. Мальчик должен был понять вопрос, услышав имя господина.
Тот отрицательно покачал головой.
– Ян-эфенди, – прошептал он.
Кровь отлила от моего лица.
– Повтори? Кто? – теперь уже я подошла я к мальчику и пристально посмотрела на него.
Слуга только хлопал глазами.
– Ян-эфенди, Фьокла-ханым, – повторил он заучено, снова всучивая мне блюдо.
Осторожно я взяла у мальчика сладости. Что хотел мне сказать этот отрок? Спросить я не успела: мальчик тут же развернулся и унёсся прочь. Теперь я стояла и в непонимании хлопала глазами, глядя на блюдо с едой. Присев на мягкий табурет, я поставила на столик принесённое угощение. Предчувствие всколыхнулось в душе. Ян – он где-то здесь? Неужели он нашёл меня? Солгал, опять солгал Слава, сказав, что мне надежды нет. Жив Ян! И он где-то рядом. Я боялась поверить в свою удачу.
Сладости выглядели вполне съедобными. Какие-то шарики обсыпанные маком, булочки и что-то ещё небольшой горочкой. Голод начинал давать о себе знать, но я не решалась попробовать еду в доме недруга. А может, эти сладости передал мне Ян? Странный случай. С осторожностью я взяла булочку и откусила крохотный кусочек.
И тут я увидела на блюде сиреневую атласную розочку, которая скромно пряталась под булочкой. Это была та самая розочка, которую мне подарил Ян в знак примирения. Тогда, на шхуне, я спрятала цветок в своей суме, а сума так и осталась в каюте. И вот она здесь. Это был знак, знак от Яна! Я бросила булку и расцеловала розочку. Слёзы выступили на глазах. Впервые за многие годы это были слёзы счастья. Я не одна, я не покинута! Ян и правда здесь, в Измаиле. И мне бы теперь только дождаться его! Только когда он придёт – мне не было известно.
Спрятав в укромном месте на груди эту драгоценность, я стала ждать своего спасителя.
Давно стемнело. В моей комнате зажгли множество масляных ламп и вокруг разлился мягкий медовый свет. Мне приносили ужин, но я едва к нему притронулась. От волнения я потеряла всякий аппетит. Чтобы отвлечься и немного успокоиться, я села опять за шахматный столик. Но едва я успела сделать пару ходов как в покои вошёл Керим.
– Фатима, твой рап скучаль па тэбэ, – произнёс он. – Прасты, щито селий дэнь ти быль одын. Дэла, знаэщь ли, дэла… Но тэпэрь я вэсь твой, мой сладыкий пэрсик! И щитоби загладит виню, я пэрэнос тэбэ подарк.
Я вскочила с места. А паша протянул мне небольшую подушечку, на которой покоилось изумительное ожерелье с белыми и красными камнями. Оно чудно переливалось, чаруя своей красотой. Севун взял украшение и надел мне на шею, отошёл чуть в сторону и залюбовался.
– Вай, ти багинь, Фатима! Нэ ажерелий тэбэ укращаэт, а ти ажерелий. Прэлэст! А пащимю ты не пэрэадельси? Нэ панравильса платий, да, нэ падащло?... Йа расбэрюс с этым, патом. – воскликнул Севун-эфенди. И тут он заметил, что я стою у шахматного столика и ещё удивлённей воскликнул: – Фатима, ти играэщь в щахмат, ти знаэщь этю игрю?
– Да, знаю, – призналась я, несколько растерявшись. – Немного играю.
– О, алмаз маей дущи! Какой же ти умный! Садысь, садысь, паиграй со мной, да? Эти шахмат мне подарыл индыйск пасол. Они селыком из слановий кост. Пасмарты, как гладыкий, изящьний, как юный дэвющка!
И паша уселся напротив меня, расставляя фигуры обратно. Да он игрок! Он истовый поклонник шахмат. Может, я смогу этим воспользоваться? Керим уже готов был сделать первый ход, но я его остановила.
– Постой, мой господин! – ласково промурлыкала я, усыпляя его бдительность. – А что, если я выиграю? Какой мне будет приз?
– Вай! Любой тэвой каприс исполню, о прэлестний! – обещал он.
– Нет, тогда я играть не буду, – капризно надула я губки.
– Как эта? А щито ти хощищь, галюбаглазий мой?
– Ну-у, не знаю… может… Свободу!
Севун замолк, посмотрел на меня из-подо лба.
– Харащо. Но тагэда и ти випалнищь мой желаний, эсли йа вийграю, – поставил своё условие паша. – Будэщь мэнэ любит как йа скажю, как йа захащю пьят днэй. Бес протэст. И ыграт в щахмат са мной. Да?
Риск был велик, но я готова была рискнуть. Что я по сути теряла?
– Договорились, – согласилась я.
И игра началась.
Все свои ходы я тщательно продумывала. Не торопилась переставить фигуру, пока не убеждалась, что ход верный. У меня просто не было права на ошибку. Зато паша, уверенный в своём превосходстве в игре, ходил быстро и почти не глядя. Я втайне надеялась, что это-то его и подведёт, и он сделает роковую ошибку. Однако игра выходила напряжённой. К середине партии я потеряла уже несколько пешек и две важные фигуры: ладью и слона. Ближе к эндшпилю меня просто спасла рокировка. И вот финишная прямая. Я была почти у цели, но тут паша «съел» моего ферзя. Досадно ужасно! Выкрутиться теперь было сложно, я на грани проигрыша. И вдруг забрезжил свет надежды, я увидела лазейку. Стараясь не выдать себя, я разыграла свою комбинацию – и вуаля!
– Вы проиграли, Севун-эфенди, – возвестила я. – Надеюсь, вы человек чести и выполните моё условие: вы дадите мне свободу?
То, что паша был в недоумении, и говорить не стоило. Какая-то наложница, бесправная женщина, чужеземка обставила его в шахматы?! Такого удара по самолюбию он не ожидал. Однако вида не подал. Чуть помедлив, подумав, он изрёк:
– Конещ, мой мэдовий! Я дам тэбэ свободю. Хады тэпэрь… гэдэ хощищь хады. В любой част дома, в саду – вэздэ! Дажэ больщэ, можэщь нощью ходыт по моим владэний, и за ворот тожи, но толька с янычарам.
Керим довольно разулыбался. Да он что, издевается?!
– Эфенди, но не эту свободу я просила! – теряя терпение, воскликнула я. – Я хочу не быть больше твоей наложницей. На это была ставка.
– Э, нэт, красавыц, ти просиль свободю, ти это полющай. Эсли би ти сразу сказаль «Севун-эфенди, нэ хащю бит наложнис», то биль би дрюгой вапэрос. Всьо щесно, Фатима, всьо щесно.
Ах ты, хитрюга! Выкрутился, мерзавец!
– Я устала, хочу спать, – обижено сказала я. – Прошу оставить меня.
– Вай! Да ти щито! – сладострастно заговорил паша. – Бращний нощь тока нащинаца. Йа хащю насладиса Фатимой, о, щербэт маево сэрца!
– Как? Ведь выиграла же я, эфенди! – возмутилась я и отступила на два шага. – Забыли уговор?
– Пащимю, помню, – невозмутимо отвечал Карим. – Мой желаний бил любит тэбэ пьят днэй и ыграт в щахмат. Так? Но развэ йа гавариль, щито сэводни йа тэбэ любит нэ будю? Нэт. И ыграт мы больще нэ бюдем. Как видищь всьо щесно, Фатима.
Обошёл, обхитрил меня коварный паша! Повелитель не только слуг, но и своих слов: хочу – будет так, а передумаю – так иначе. И кто с ним поспорит?
Весьма довольный собой, Карим стал снимать свой халат, зазывно мне подмигивая.