По свидетельству Куно Фишера, в одном из писем другу Гегель написал: «Вчера я видел мирового духа на белом коне». (Речь идет о Наполеоне.) В этой фразе можно усмотреть некоторую симпатию Гегеля к событиям, связанным с Французской революцией. Однако в 1807 году вышла его «Феноменология духа», где он выразил свое отрицательное отношение к французской мясорубке. Поднимал Гегель каждый год бокал за Великую французскую революцию? Это возможно, потому что она несла в себе элемент свободы.
Гегель, в отличие от Руссо, различал общую волю и волю всеобщую. Государство не может быть основано на общей воле, на т.н. Общественном договоре. Корни государства, по Гегелю, уходят вглубь истории, связаны со многими поколениями и составляют нравственную основу жизни народа. Поэтому не может быть и свободы общей, и равенства общего – эти вопросы не решаются прихотью толпы, не основываются на минутном желании всех. Французская революция реализовала идею Руссо, когда к каждому новому правительству все прочие партии становились в оппозицию и стремились свергнуть его, потому что они не чувствовали себя свободными и равными. Цитирую философа: «Но в силу этого все другие отдельные лица исключены из этого действия в целом и принимают в нем только ограниченное участие, так что действие не является уже действием действительно всеобщего самосознания. – Таким образом, никакого положительного произведения или действия всеобщая свобода (точнее: общая свобода – С.К.) дать не может; ей остается только негативное действование; она есть лишь фурия исчезновения». И еще: «Единственное произведение и действие всеобщей свободы (точнее: общей свободы – С.К.) есть поэтому смерть, и притом смерть, у которой нет никакого внутреннего объема и наполнения; ибо то, что подвергается негации, есть ненаполненная точка абсолютно свободной самости; эта смерть, следовательно, есть самая холодная, самая пошлая смерть, имеющая значение не больше, чем если разрубить кочан капусты или проглотить глоток воды». («Феноменология духа».)
Такие революции имели место в истории часто, и повторение их не исключено. Возьмем нашу Октябрьскую революции, которая многих приводила и приводит в восторг. В отличие от Французской революции она акцентировала внимание вождей не на общей свободе, а на общем равенстве, только более радикальном, чем то, которое имел в виду Руссо: марксисты уравнивали всех граждан не в мелкой собственности, к чему стремился французский просветитель и философ, а в полном отрицании частной собственности на орудия и средства производства. И всем богатым, средним, зажиточным голову они отрубали даже проще, чем домохозяйка разрубает кочан капусты. Они разделались и с теми, кто думает иначе, чувствует иначе и верит иначе, их «объем работы» стократно превысил таковой якобинцев. Можно сказать: «они сильно вспотели, простудились, заболели» и в конечном счете вынуждены были сдать власть.
Да, Маркс напоминает чем-то Гегеля. Чем же? И Маркс пытается построить лестницу прогресса. Только у Гегеля это лестница для человека разумного, а у Маркса – неразумного, одержимого идеей всеобщего уравнивания в распределении. Гегелевский разум Маркс заменил марксизмом как «единственно верным учением», снятие отчуждения – обоготворением революционного насилия, а свободу – единомыслием. Однако всемирная история остается прогрессом в сознании свободы, а теория революций и построения вечной диктатуры является ее извращением. В трактовке проблемы собственности Гегель прямой антипод Марксу: он противник ее тотального обобществления (огосударствления): «Поскольку в собственности моя воля как личная воля, тем самым как воля единичного, становится для меня объективной, то собственность получает характер частной собственности, а общая собственность, которая по своей природе может быть в единичном владении, получает определение расторжимой в себе общности, оставлять в которой мою долю само по себе дело произвола». («Философия права».) Уверен, что Октябрьскую революцию Гегель не принял бы, его отшатнули бы от нее субъективизм, авантюризм, неоправданная жестокость.
«Задача философии – постичь то, что есть, ибо то, что есть, есть разум. Что же касается отдельных людей, то уж, конечно, каждый из них сын своего времени; и философия есть также время, постигнутое в мысли . Столь же нелепо предполагать, что какая-либо философия может выйти за пределы современного ей мира, сколь нелепо предпо¬лагать, что индивид способен перепрыгнуть через свою эпо¬ху, перепрыгнуть через Родос. Если же его теория в самом деле выходит за ее пределы, если он строит мир, каким он должен быть, то этот мир, правда, существует, но только в его мнении, в этом податливом материале, позволяющем строить что угодно», – еще одна цитата из «Философии права». Похоже, великий философ предвидел, что сразу за ним придет некто и объявит себя философом на все времена и для всех народов. И «нарисует» высосанный из пальца идеальный мир. И зачарует этим миром склонных к авантюризму сочинителей, которые будут тупо повторять все его глупости, пока сама жизнь не охладит их горячие головы. Понедельник, 6 мая 2013 года