У Долганова прием по личным вопросам

Галина Щекина
 Долганов стоял перед Зинаидой Зиновьевной, сунув руки в карманы белых широких штанов, слегка раскачиваясь с пятки на носок. Его напряжённая поза, приподнятые плечи и нахмуренное лицо были признаком сдерживаемого волнения. Обычно он при даме никогда так не раскачивался и не засовывал руки в карманы.
– Зинаида Зиновьевна, вы меня или не слышите, или не хотите слышать. Вы все время – не здесь. Вы же теперь начальник отдела, соберитесь.
– Нет, Андриан Ильич, я слушаю вас внимательно. Вы против корректировок. Значит, у нас половина показателей идёт с недовыполнением. Посмотрите: вал меньше, численность выше, пришли выпускники из техникума, производительность упала. А про экспорт вообще не говорю...
– Но это же объективные вещи! Неужели мы не будем брать пополнение? – Андриан Ильич всё ещё надеялся её убедить. Нашла коса на камень – один честный против другого.
– Пополнение нельзя не брать, – Замятина от искренности даже ладони к груди прижала. – При нашей текучести некому план будет делать.
– А с экспортными что?
– Нужно две, а у нас ноль. Команиди несколько... э... опередил события. – Замятина была всегда в курсе, потому что подписывала оперативные сводки.
– Послушайте, – Долганов продолжал гнуть свою линию, – там, на главном сборочном, огромный запас незавершёнки.
– Незавершёнку не поднять за неделю. Всё. Мы пролетаем с экспортом, тем более в тропическом исполнении.
– Вы хотите сказать, что прошлый месяц подняли только сплошняком? Так пусть выйдут на сплошняк, распорядитесь. Оплатим...
– Где же мы возьмем дополнительный фонд оплаты труда? Вы с Зарой Самвеловной решайте, может, она какие статьи и перебросит, всё же бухгалтерии виднее. Начальник отдела труда вообще отказался это обсуждать. Мы у него премиальный фонд и так затронули...
– Я говорил уже с бухгалтерией... А цеху сказать?
– Нет, Андриан Ильич, меня никто не послушает. Вы же знаете: сборщики запротестовали, на сплошные смены больше не выйдут. Зяблик сам объезжал квартиры на машине, привозил... э-э... напитки. Женщина тут не справится.
– Хорошо, я поговорю с ними. Просто с людьми поговорю, без водки. Попробуем в три смены. Что ещё?
Да, наступало время закрытия месячного плана. И стало ясно, что закрыть его так, как это делали раньше, не получится. Сплошняк, как злобное порождение штурмовщины, всегда выручал завод в таких случаях. Трудно – не трудно, честно – не честно, а план надо было вытягивать. Однако Саня Оврагин со своим дурацким протестом немного не успел. Пока он ходил записываться на приём к директору, прибыла новая комиссия, и выслушивать его было уже некому...
– Андриан Ильич, вы меня правильно поймите. Я рада, что ваш потенциал наконец-то востребован. Директором завода и должен быть такой подготовленный человек, как вы. С идеями, с убеждениями. Но ведь простые люди у нас... не понимают. На культуре производства сколько выявили пьяных? Семьдесят человек. Вы их до работы не допустили. Получился вынужденный прогул. А кому работать?
– Ещё не хватало, чтобы у пресса сидел пьяный и подставлял руки. Криминал будет. – Долганов, правда, не хотел криминала.
– Может, и не подставил бы. А так минус семьдесят, умноженное на два дня. Финансовая брешь. Да ещё начнут предъявлять претензии за вынужденный прогул, а мы им пени платить будем.
– Это у нас отвратительная привычка – бегать за пьяными, – Долганов уже откровенно нервничал. – Умолять их! Ставить на сплошняк! Вы хоть видели, как три смены стоят на водке и на чифире? Я положу этому конец...
Он вдруг замолчал. Потом некстати добавил:
– Вы идёте в столовую?
– Я иду, конечно, но вам накрыто в отдельном кабинете.
– Оставьте, Зинаида Зиновьевна. Это на втором этаже столовой, в оранжерее? Вчера я туда зашёл, а некоторые знакомые мне особы в бикини несут фрукты. Я же не турецкий султан. Не делайте меня смешнее, чем я есть. Что-нибудь ещё?
– У нас в отделе Валя отправлена на сбор помидоров, так сводка неделю никем не отправляется. Дело не в сводке. Половину заводоуправления в колхоз угнали. Я даже своих экономистов всех по цехам отправила, сводки считать помогают.
– Понятно. Машины Команиди даст сразу Сулико, она сама отправит. Сулико Ашотовна лучше с ним договорится, чем Дикарева. Предупрежу её. Все, я ушёл в столовую. Планерок не будет больше на этой неделе, я занят.
В коридоре послышался голос Сулико Ашотовны: «Андриан Ильич, вам звонят из УВД, подойдете?» Он вышел, а Зина подумала: «Вредина. Мог бы и вернуть её из колхоза».
В приёмной директора Сулико писала журнал. На запись пришло десять человек, все они подходили по одному, спрашивали каждый своё. Среди них были женщина в красном топе и женщина в чёрном халате. Вошёл Долганов, и.о. директора, весь взмокший. Он стремительно распахнул дверь кабинета, обернулся.
– Сулико Ашотовна, сегодня приём по личным вопросам? Так?
– Да, Андриан Ильич.
– Все ко мне?
– Да, к вам. То есть они были записаны к директору Заблику, конечно, но поскольку так всё быстро случилось, то...
– Надеюсь, не по квартирному вопросу? – он её почти перебил.
– Да, – нестройно ответила очередь. – По квартирному, да, по квартирному вопросу. Вот именно.
– Так. Вы в профкоме были? Документы подготовили?
– Да, были, конечно, всё подготовили, а как же. Сделали.
– А льготники? Утрясли всё с очередностью?
– Да утрясли!
– А мы не льготники. Мы простые очередники.
– А вот мы льготники.
– Что же вы от меня хотите? Сидите и ждите, когда очередь подойдет. У нас на социальный сектор и так очень много выделено... Сдадим дом – получите...
И тут все закричали разом:
– Нам бы визу. Завизировать.
– Нет! Вы подпись поставьте, а то профком даже смотреть не будет.
Долганов длительно вздохнул.
– Давайте так. Давайте уж объективно смотреть. Я только заступил на место и.о. Я не могу с неба квадратные метры брать. Не могу так сразу отдавать чужие долги. Прежде чем ответить вам, я должен все архивы изучить и на стройку не раз съездить. Никаких виз. Слышите?
Очередь замерла в столбняке. Это было недоброе молчание. После него всё, что угодно может быть. Потом постепенно все начали расходиться, огибая Долганова, размахивая бумагами. Некоторые уходили молча, а некоторые бросали обидные слова типа «бардак» и «беззаконие». А всё потому, что ещё задолго до этого Долганова бардак стал законом...
Сулико посмотрела на него сочувственно, но отчасти и с облегчением. Ведь она думала, что здесь крик три часа стоять будет, вопрос-то какой скандальный. Один директор пообещал, а второй – попробуй, выдай.
– Лихо. А вид у вас расстроенный.
– Блатники директорские. Он наобещал, а я расплачивайся.
– Ну, какие, какие блатники? Простые советские люди. А я даже на очереди не стою. Никто не верит, что у меня нет квартиры. Все уверены, что у меня милостью Зяблика хоромы на лимане. А я в таком же общем модуле живу, как и все.
– А до модуля?
Сулико сделала несколько странных движений. Будто пассы. Или танцевать собралась.
– До модуля я шесть лет жила на стадионе, под раздевалками.
– Завтра же оформите всё в профкоме, и я завизирую, – он сам испугался того, что сказал. Следить надо за своей речью, не с ума же он сошёл?
В приёмной резко зазвонил телефон. Сулико взяла трубку:
– «Лиммаш» слушает. Секретарь у телефона. Минутку, – она кивнула Долганову, показывая головой наверх.
– Да, это я. Не могу, к сожалению, ничем помочь. Автобусы поедут с ребятами в лагерь. Нет, бензина тоже нет. Вы смеетесь? Ну и я — нет. Говорю, лимиты выбраны полностью...
Во время разговора Сулико, стоя в дверях кабинета, делала гримаски и махала руками, складывая их крестом. Она пыталась до него донести, что так говорить нельзя.
– Неслыханно! – воскликнул Долганов, вытирая мокрый лоб. – Что за выражения! Точно с приказчиком в лавке говорят! «Выдели, братец, пару автобусов на уик-энд». Какой я им братец? У меня третья лагерная смена... Профком весь в запарке бегает...
– А это разве был не начальник УВД? – она спросила это как-то вкрадчиво.
– Ну и что? – Долганов явно не понимал её намеков. – Чем я мог ему помочь? У него же свой автопарк.
– Ничего. Он тоже теперь нам ничем не поможет... Хм. Вы не поняли, Андриан Ильич. Проверяют они вас. А вы и прокололись сразу. Значит, на шашлык не позовут. И вообще…
От этих простых слов Долганову стало грустно. Будто перешёл он некий Рубикон, за которым к прежнему не будет возврата.

Продолжить http://www.proza.ru/2013/05/06/1518