Глава 36
Где Санька отдаёт последнюю дань павшим
Погоня затягивалась. На мой далеко не экспертный взгляд, русское войско сейчас представляло для степных племён довольно сладкую и лёгкую добычу. Во время продолжительных скачек наша рать сильно растянулась — наверное, на несколько километров. А самое главное, что КПД такого рискованного преследования был довольно низким: основная масса наших соперников пала на поле боя и в первые минуты преследования. Сейчас эти дети степи оказались в своей тарелке и разбегались кто куда со страшной скоростью. Да, мы догоняли отдельных незадачливых всадников, но это были единицы.
Нахлёстывая своего оказавшегося неожиданно выносливым коняку, я нагнал князя. Он упоённо преследовал половца с длинным конским хвостом на шлеме. Что-то в фигуре этого беглеца показалось мне знакомым. Точно! Это же Боняк!
Увидев, что ему не уйти, хан остался верным своему лихому образу. Он остановился и круто развернул взмыленного коня.
- Ну, давай! - он выхватил кривую саблю и спешился. - Давай, щенок, сразимся! Легко за спинами у воинов храбрецом быть?
Ярополк пропустил эти понты мимо ушей. Он внимательно осмотрел Боняка на предмет вероятной подлой уловки, потом крикнул во весь голос:
- Прекратить погоню! Возвращайтесь на поле битвы!
Я повторил приказ князя, который стал передаваться по своеобразному «радио» во все стороны. Тем временем Ярополк слез с коня и стал приближаться к своему врагу.
- Иди сюда, мальчишка, - подначивал Боняк, - я научу тебя, как разговаривать со старшими.
Ярополк не сводил глаз со своего врага — они начали ходить кругами, не скрещивая оружия. Наконец, Боняк напрыгнул на князя, попытавшись нанести сильный колющий удар в голову. Князь отклонил выпад, после чего приложил хана ногой в бедро. Хан скорчился, однако рубящий сверху не пропустил. Это только в фильмах про мушкетёров красиво фехтуют по полчаса: в жизни почти каждый выпад смертельно опасен, отнимая силы у обоих противников.
Ещё несколько раз кривая половецкая сабля встречалась с прямым русским мечом. После чего оружие Боняка оказалось выбитым из рук. Но хан не попросил пощады — сняв шлем, он склонил голову. Как сказали бы «реальные пацаны», мои современники, «респект и уважуха» хану за такую отвагу...
Но я рано радовался и раздавал «респекты» — когда князь, растерявшись, думал, что делать со сложившим оружие Боняком, хан внезапно выхватил кинжал из голенища сапога и молниеносно кинулся на отвернувшегося Ярополка. Но князь, как выяснилось, не дремал — его выпад мечом остановил врага навеки...
Тем временем мы обнаружили, что окружены огромной толпой наших ратников. Никто и не подумал выполнять приказ князя о возвращении на поле боя. Князь оглядел воинов:
- Это что же такое, сукины вы дети! А ну, галопом назад!
...Галоп как-то не задался, но медленной рысью мы всё же отправились на поле боя. К нам постоянно присоединялись наши — то слева, то справа. Иногда догоняли сзади. По пути воины внимательно глядели в густой ковыль под ногами коней — нет ли среди травы раненых братьев? Вдруг я вздрогнул, узрев до боли знакомую морщинистую руку, сжимавшую меч.
- Дядя Дорофей! - спешившись, я кинулся к лежащему на земле.
Я уже был готов к самому худшему, но мой старый друг был жив. Стрела угодила ему в бедро, к счастью, неглубоко. Его конь, напуганный погоней, куда-то скрылся, поэтому пришлось сажать дядю Дорофея к себе. Стрелу вынимать я не стал, зная, что хлынет кровь, а останавливать посреди поля будет нечем.
- Жив, чертяка, жив, - прохрипел Дорофей, когда мы осторожно тронулись с места, - думал, степной стрелок, что добил меня. Накося, выкуси!
Придерживая старого ратника, я подумал о том, что радоваться пока рано. Микола-лекарь и его помощники будут завалены работой по самые уши, а заражения без качественных антисептиков и антибиотиков начинаются очень быстро. Особенно у пожилых людей...
В течение часа съезжались наши воины на площадку напротив Шарукани. Потом начали построение с перекличкой, дабы определить количество павших. Десятники докладывали сотникам, а сотники — воеводам. Для того, чтобы получить окончательную цифру, пришлось долго считать. Глядя на мою окровавленную руку, меня попытались определить в раненые, но я воспротивился:
- Это всего лишь царапина!
Наконец, Ярополк выехал перед войском и возгласил:
- Семь сотен четырнадцать погибших и две сотни три десятка и шесть раненых! Семь человек пока не вернулись с погони!
Тем временем дядя Дорофей дождался своей очереди к Миколе-лекарю. Он ахнул, когда старый врач выдернул стрелу из бока. Хлынула тёмная кровь, но отверстие сразу заткнули повязкой из особого целебного мха. Туго перевязав льняной тряпкой туловище моего друга, Микола обратился к следующему пациенту. Быстро он с ними — как повар с картошкой обращается!
Тем временем князь велел организовать специальные «похоронные бригады» - они должны были собрать всех убитых русичей. Меня тоже хотели притянуть к этой работе, но я впервые решительно воспротивился приказу Ярополка. Чуял, что внутренние силы на исходе, а тошнота и без того подкатывает к горлу. К счастью, настаивать никто не стал — я просто сидел посреди поля на своём коне и осоловело разглядывал всеобщую суету. Павших довольно быстро собрали в одном месте, положив рядами. Погибших половцев тоже посчитали — их оказалось около трёх тысяч.
Тем временем вернулось пятеро наших, которые поведали, что в стычках с убегающими половцами погибли ещё двое ратников.
- Всю степь ими устлали, - хвастливо вещал чернявый молодой парнишка, не замечая трупов соплеменников, - я лично четырёх с коней сшиб...
Тут его взор наткнулся на погибших русичей, после чего парень поперхнулся и затих. Зрелище и впрямь не настраивало на позитив...
Раненых половцев насчиталось около полусотни. Микола-лекарь и их оглядывал, правда, без большой охоты. Я с тревогой ожидал, как же решит их участь князь. Он оглядел пленных, после чего вынес вердикт:
- Как рабы вы мне не нужны. Больно ленивы и опасны. Ступайте в свою степь восвояси, только коней и оружия я вам не дам. Идите, как есть...
Дважды просить половцев не пришлось. Они, несмотря на раны, тут же стали удаляться с изрядной скоростью. И всё время оглядывались, словно боялись, что их догонят и изрубят, ради желания поглумиться.
- И передайте своим, - крикнул Ярополк им вслед, - Пусть уходят за Дон Великий да за хребты Кавказские! Пощады, если снова придёте, не будет!
...Что ж, для того времени решение князя было самым гуманным. Пленных ожидала незавидная судьба - как правило смерть или рабство. Красного Креста ещё никто не изобрёл, обмен пленными был редким и нерегулярным...
Я мысленно посчитал пропорции между погибшими противоборствующих сторон. Один к четырём. Половцы заплатили дорогую цену — на мой взгляд, они столкнулись с чёткой стратегией и братской взаимовыручкой русского войска, посему и проиграли.
Похороны наших были вечером. Хоронили, можно сказать, в братской могиле — выкопали огромный котлован, куда аккуратно сложили воинов со скрещёнными на груди руками, в шлемах и с мечами. Сверху насыпали огромный холм земли. В некотором роде такое захоронение очень напоминало языческие курганы, правда отпевание прошло по всем христианским канонам.
- Прощайте, братия! - князь смахнул набежавшую слезу. - Земля Русская не забудет вашей жертвы за мирную жизнь...
...Путь обратно был весёлым и грустным одновременно. Я в очередной раз поразился гениальной строчке из песни «Это праздник со слезами на глазах». Было радостно от осознания победы, от того, что смертельная опасность миновала и половцы больше не сунут носа на Русь. И печаль охватывала при виде многочисленных коней без всадников. Многим матерям наш приход в Киев принесёт безмерное горе...
Я отметил, что путь в Киев показался длиннее путешествия в степь. Напряжение спало, адреналин в крови снизился почти до нормы, а посему возвращение в мой новый дом растянулось. Я воспринимал это как некий приятный сейшен на природе, с вечерними шашлыками и верховой ездой. Правда эти конные прогулки последнее время что-то начали напрягать. У вас когда-нибудь были, пардон, мозоли на внутренней стороне бедра? У меня уплотнения кожи приключились ещё по пути в Париж, а нынче там и вовсе было такое, что современному человеку и не снилось. Первые дни, слезая с коня, я ходил в раскоряку. Скрипел зубами, поворачиваясь во сне. Потом растёр и вовсе до крови. А потом... Сегодня там кожа как на пятках, честное слово! Иголки можно втыкать — не почувствую!
Итак, сколько же я проехал? До Парижа две тысячи км, как минимум — туда и обратно будет 4 тысячи. В Минск и обратно добрая тысяча километров, так же, как и в степь. Итого шесть тысяч! За это время я начал чувствовать коня, как продолжение себя, хотя раньше, садясь на лошадь, я только и думал, как бы не упасть... Я представил себе, как буду хвастаться, когда вернусь домой: «Да я шесть тысяч верст в седле провёл, могу свою конную школу открывать!» Но тут же мысленно себя притормозил — кто, знает, может, мне тут куковать до конца жизни? Впрочем, недаром Иоанн Многострадальный предсказал мне возвращение домой — я должен вернуться во что бы это ни стало!
Незадолго до того, как киевские храмы должны были показаться на горизонте, мы провели благодарственный молебен — за дарованную Богом победу. Ярополк глянул на меня с братской любовью:
- То ли ещё будет, когда в Киев войдём! Митрополит прикажет целую неделю служить, а батюшка столы на весь град накроет!
Тут молодой князь помрачнел лицом:
- Конечно, всё это после того, как достойные поминки по погибшим справим...
Я в который раз подумал о том, насколько отношение к людям здесь отличается от моего времени, когда в военном обиходе ещё ходила знаменитая фраза «Бабы ещё нарожают». Любят здесь людей, даже малых мира сего. Этим и жила Киевская Русь, тот самый «Китеж-град», утонувший в реке истории, чтобы когда-нибудь выплыть вновь во всей красе...
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/05/07/1405