Далекие сороковые годы, политехнический институт, практические занятия по математике.
За третьим столом у окна сидит девушка, она прелестна, игривый, осенний луч скользит по пушистой коронке темно – каштановых волос, касается изящной шейки, опускается на точеное, чуть покатое плечо, приподнятое плечиком синей кофточки, голубит белки искрящихся глаз: в них тоска. Тане вспоминается лето, берег Азовского моря, горячая галька под ногами, визг девчонок ее отряда, они брызгаются, шумят, вертятся около нее - их пионервожатой.
Доносится муторно, нудно объясняющий задачу голос, ею давно решенную, рука машинально рисует веселую рожицу, а она уже в прыжке, дергает кольцо, парашют раскрывается; у нее на время перехватывает дыхание, и полет: свободный, парящий, внизу зеленое поле, рядом небо, безмерное и близкое.
Раздается желанный звонок, аудитория пустеет, на столе не стертая, (обычно Таня стирает рисунки) смеющаяся мордашка.
Но через некоторое время аудитория вновь заполнена, очередь углубиться в точнейшую из наук студентам механического факультета.
У окна Игорь – один из одареннейших парней, на него возлагают большие надежды. Он с изумлением обнаруживает рисунок, не раздумывая ставит под ним знак вопроса, и бородатое мужская физиономия с надписью «Одиссей» соседствует с изображением, затем сосредотачивается на уроке.
В следующий раз милое женское личико назвалось Пенелопой, и между ними завязалась остроумная переписка.
К концу года Игорь решил разузнать, кто же эта таинственная Пенелопа, и не поверил своим глазам - единственной девушкой, занимавшей третий стол у окна, была она – Татьяна, его мечта со школьной скамьи. Игорь давно вздыхал о ней.
Все в Тане было хорошо, природа, не впопыхах, не топором, а с любовью ваяла ее, не одному скульптору не угнаться.
Как ловко взлетало над брусьями тонкое, гибкое тело на спортивных соревнованиях, как невесомо парило оно в вихре вальса на танцах, каким радостным светом блестели вишенки глаз, сколько жизни, энергии, огня излучало ее хрупкое существо.
Много молодых мужских сердец тянулось к этому солнышку, но не одному из них не был отдан жар его лучей. Стрелы любви еще не коснулись сердца Тани.
Итак, она сидела за третьим столом, за окном оголтелая, бело - розовая, пенистая весна, в сердце Игоря любовное пламя, и ему выпал случай пригласить Таню на свидание, не безответное – придет из любопытства. Может быть, их приятельские отношения одноклассников выльются в любовь. В школе к ней было не пробиться, прорвется ли теперь.
А жизнерадостная Татьяна - всеобщая любимица, всегда в центре внимания, окруженная многочисленными поклонниками шутливой переписке значения не придала. Одиссею было отказано. Большого и светлого чувства она еще ждала.
Черной кровавой тучей грянул июнь сорок первого года.
Игорь добровольцем ушел на фронт, в кармане гимнастерки – украденная со стенда Танина фотография.
Таню вместе с другими девушками угнали на чужбину - Чехословакию, дважды дерзко совершенные побеги закончились неудачей, но выжила. В сорок пятом году советские войска освободили плененных.
-Терезочка, - так перекрестила ее фрау Анна - главный повар:
-мы такие же подневольные люди, мой сын офицер в чине капитана не мог ослушаться приказа. Он посетил меня во время отпуска, ты ему понравилась, будешь женой офицера, соглашайся.
-Ты занозой застряла в душе сына,- убеждал ее мастер участка прядильной фабрике, на которой Таня с другими русскими и чешскими девушками выпускала шелка немецким женщинам.
-Вас посадят или сошлют, - пророчествовал старый чех.
-На Родину, домой, - стучало Танино сердце.
Дома железные сталинские руки распростерли ей объятия. В начале войны ее спас немецкий солдат, когда вели на допрос в ГЕСТАПО ( для Тани так и осталось секретом - был ли это немецкий коммунист, русский ли разведчик), на Родине в скотском вагоне отправили в Сибирь.
Игорь тоже возвратился, жив и невредим, на груди – ордена, он стал тверже, сдержаннее, только серые глаза скрывали кручину человека, всякого повидавшего в жизни.
Снова была весна, кружевными невестами выглядывали кое-где сохранившиеся чудом фруктовые деревья, и не было им никакого дела, что в кармане у него то же потертое за годы войны фото, с него так же завораживает загадочный, независимый взгляд.
Где только не искал Игорь Таню, исчезла она, и след простыл.
Пролетели годы. Институт, аспирантура, защита диссертаций.
Наконец, сорокадвухлетний ученый женился. Девушка была молода, хороша, а главное, звали ее тоже Таней. Ей Игорь рассказал о жившем в нем чувстве, что лишь притупилось с годами, показывал уже увеличенный дорогой портрет. Она сумела понять его боль, облегчить ее, даря свою любовь и преданность, принимая взамен уважение, дружбу и внимание.
Жили они ладно, и спокойно, лишь иногда, хмельной и знойной украинской весной, Таня чувствовала отчуждение мужа, и втихомолку страдала. Но, Игорь, примирившись с обстоятельствами, старался окружить жену заботой и лаской, и облако рассеивалось, река возвращалась в привычное русло.
По третьему году их совместного пребывания жена объявила, что ждет ребенка. Радости Игоря Иосифовича не было предела, он стал оберегать ее, словно ломкий, хрустальный сосуд. Когда уже ожидали рождения дитя, ему случилась командировка в отделение Академии наук сибирского города N-ска.
Все время, находясь вдали, он беспокоился о семье, поэтому в темпе закончив дела, и приобретя билет в обратный путь на ночной рейс самолета, выкроив свободные часы, по полудню решил навестить по просьбе сотрудника, его родственницу, попавшую во время войны в небольшой поселок N-ской области, да так там и оставшуюся.
До поселка доехал электричкой, сойдя у небольшого здания вокзала, больше похожего на деревенскую избу. Народа с электрички шло много, спросил нужный адрес, дорогу объяснили.
В августе в Сибири лето шло на убыль. Недавно пролил дождь, кое- где на асфальте набежали прозрачные лужицы. Поселок утопал в зелени, по обочинам кидали тени развесистые тополя, совсем не похожие на аккуратных пирамидальных собратьев, растущих в теплых районах СССР.
Его обогнали две девчушки.
-Ты теперь поедешь в колхоз?
-На картошку. В сентябре.
-А какой был у вас проходной бал?
-Двенадцать.
Речи затихли.
-Студенточки будущие, - с симпатией Игорь Иосифович посмотрел им вслед.
Он двигался не торопливо, подавшись общему размеренному настроению, которое витало в пространстве, а может быть, сказалась накопленная от спешки усталость. Девчонки напомнили ему далекие студенческие годы, третий стол, симпатичную, знакомую незнакомку Пенелопу Таню.
-Все обитает во мне, а, казалось, забылось,- он немного грустно удивился:
-как там моя Танюша, не срок ли еще? Вчера звонил, все было в порядке.
Из магазина, что несколько впереди, вышла женщина. Спину она держала прямо, фигура ее была словно выточена искусным резцом, походка легкая, уверенная.
-Каких интересных женщин выдает глухая провинция,- протиснулась в его голову мысль.
Женщину окликнули, она обернулась. Что- то до боли родное почудилось в грациозном повороте головы, в узких покатых плечах, в пушистых темно – каштановых волосах. Игорь Иосифович ускорил шаг.
-Таня, что твоя дочка поступила в институт?
-Поступила. Как будет одна в большом городе, не знаю. Несмелая она у меня.
-Голос, это ее голос, ее интонации. Невозможно, невероятно.
-Таня, – Игорь уже кричал, сам не сознавая того.
Она замедлилась и спросила:
-Вы это мне?
-Танечка, это же я Одиссей. Помнишь наши рисунки на парте, - почему- то невпопад пробормотал он.
-Ты понимаешь, это был я.
Выражение лица ее из пристально - настороженного, изменилось на улыбающееся.
-Теперь понимаю. Игорь, какими путями - тропами, откуда? Ну, выкладывай, - скомандовала Татьяна.
-Все та же, - отметил он. Только красота ее переросла в другую пору, как молодой благоухающий май, перетекает в плодоносный, расцвеченный август: стан крепок и строен, движения достойны, глаза все блестящи.
По дороге Игорь говорил о безуспешных поисках, о поздней женитьбе, о работе.
-Ты здесь по служебным вопросам, - уточнила Татьяна.
Меж тем они достигли двухэтажного, кирпичного дома, выложенного по карнизу белым силикатом в шахматном порядке. В нем на верхнем этаже и жила Татьяна.
Игорь переступил порог, с нахлынувшим вдруг, каким – то юношеским трепетом.
-Здравствуйте, - ответила на его приветствие светловолосая дочь Тани, домывавшая пол в прихожей.
Чай пили в чистенькой, бедно обставленной, но уютной комнате. За чаепитием Игорь узнал о жесткой Таниной судьбе.
-Сюда была сослана: голод, землянка, каторжный труд, до тысяча девятьсот пятьдесят пятого года являлись не выездными. Институт закончить не разрешили.
-Мама, я пошла, - прервала их ее дочка.
-Поздно не гуляй, - построжилась мать.
Она поведала, что с мужем развилась, воспитала двух дочерей, одна из которых уже замужем и подарила внучку, вторая - окончила школу и поступила в институт.
-Пусть, хоть дети, учатся - завершила Таня.
- Вот, почему я не смог найти тебя, тебе нужно вернуться в отчий край,- Игорь едва не добавил:
-и стать моей женой.
Но ребенок, которого он с таким нетерпением желал, охладил его.
Всегда решительные глаза Татьяны вдруг наполнились бездной горя и печали, как будто в них сосредоточились все военные утраты, все слезы советских женщин. Игорь осекся.
Таня быстро справилась с собой и устремила взор на ходики, висевшие в углу.
Игорю и необходимо было, и не хотелось уходить. Возникло ощущение, что всегда бывал здесь, что это его, неотъемлемое, что не было ничего, ни выматывающих пороховых лет, ни бесплодных поисков, только девушка у окна - и сегодня, и все.
Когда бы, не было войны…
Он молчал. Молчала и Татьяна.
Из форточки потянуло сыростью. За стенами холодом стлался темный, туманный вечер. Не юг. Сибирь.