В конце апреля в Службу «Д» попали двое дагестанцев. Народ этот отличается крайней сплочённостью и братством, вера и землячество для них главные, святые понятия. Едва очутившись на судне, они тотчас получили привилегии от своих старослужащих земляков и стали вести себя дерзко и нагло. Вскоре дагестанцы уже господствовали в среде молодых матросов, которым приходилось с этим считаться. Они были «борзыми карасями» и прослужили уже около года. Службу несли на берегу, на военных складах, и так бы может, и остались там, только командование решило по - иному. Дагестанцы в этой части преобладали над другими национальностями, что приводило к крайним формам землячества – издевательствам над представителями других народов. Помимо прочего, эти двое подозревались в кражах, поэтому и решили от греха подальше избавиться от них и других их земляков. Распределили их по болтающимся на «вечном» приколе и остронуждающихся в нехватке состава большим «коробкам».
Так начинался май, самое счастливое для одних и самое тяжёлое для других время. Но старослужащим матросам и старшинам, кто увольнялся в запас этой весной и в первый месяц лета, предстояло ещё отдать дань своему кораблю, отметить к нему свое почтение в качестве доброго, полезного дела – привести свои заведования в полный порядок. На матросском языке это называлось «дембельский аккорд». Несомненно, что все эти «аккорды» должна была «сыграть» молодёжь - таковы незыблемые морские традиции. Потом же, под «фанфары» проводить своих «наставников» домой. А ещё, дембеля должны не просто уйти, а покинуть место службы во всём великолепии военно-морской формы. «Точить» дембель начинали задолго до этого. Кто сам, а кто напрягал способную молодёжь с «золотыми руками». В каждом БЧ или Службе, как правило, находились такие умельцы: искусные слесаря, краснодеревщики, были даже резчики по камню и художники. Такие люди очень ценились и некоторые дембеля даже несли за них наряды и вахты, чтобы те в срок смогли оформить им достойный прикид. Украшение формы, порой доходило до извращения и безвкусия, от бескозырки до хромовых ботинок, но таково было желание увольняющегося в запас, и в итоге получалось так, что некоторые дембеля горели и сверкали не хуже новогодней ёлки. Но, какой моряк без истории, без дембельского альбома, где на страницах красуются его фото с корешами, почти героической службы, комментарии к ним и фразы из «доброго» морского юмора. Уже никто не хотел иметь просто альбом с фотографиями, поэтому каждый стремился разукрасить его лучше своего товарища. Оформлять такой альбом – дело очень ответственное, здесь нужны были хотя бы художественные задатки. За тех, кто умел хорошо рисовать и каллиграфически писать, шла настоящая война. Но и на этом дембеля не успокаивались. Особо «фанатичные» к службе кадры, хотели оставить память об «Алтае» у себя на теле. Это воспринималось ими как отличительный признак своего превосходства и поруки с морем, как вроде того, какие татуировки колют себе закоренелые обитатели зоны, обозначая отметками свой привилегированный статус в преступном мире. Сколько гордости было в этом, что они отслужили свой срок до конца…
На первом листе альбома старшины второй статьи Лёни Байбакова, красивым, типографским шрифтом, молодой матрос из БЧ 7 написал морскую мудрость: «Флот – это печь, из которой люди выходят сталью или шлаком». А далее, как нетрудно было догадаться, шёл сам процесс закалки этой стали.
Виктор с удивлением и аккуратно, стараясь не помять и не замарать страницы, рассматривал этот альбом. Байбаков лежал на шконке и что – то бормотал на своём языке, потом вскочил и, с силой ткнул пальцев в грудь Шумкову.
- Что? Посмотрел? Классно?
- Да – ответил Шумков, ещё не понимая, что хочет от него старшина.
- А теперь слушай сюда! Мне нужно, чтобы ты сочинил стихотворение про нас, про нашу службу, про «Алтай»! Понял? Тебе ясно боец?
- Понял – выдавил из себя Шумков – Только я не смогу, я не писал стихов никогда.
- Письма классно пишешь, а стихи не можешь? Ты мне шнягу не впаривай! Я твой командир. Считай, что это приказ! Чтобы через неделю готово было, и не четыре строчки! Поэму хочу как у Пушкина! Где «друзья вспоминают минувшие дни» и так далее. Понял!
- Понял – кивнул Виктор и подумал. «Какой же сукин сын этот Лёня, поэзию ему подавай, да ещё о своей персоне ублюдочной и о таких же подонках - его товарищей».
- За этим я тебя и звал, а сейчас пошёл отсюда, выспаться хочу – заныл старшина и, закутавшись в простыню, зевая, подытожил - Бестолочи вы все, ваш призыв дохлый. Мы не такими были.
На первый взгляд, поручение это не являлось для Шумкова трудным, скорее неожиданным, даже представлялось ему потешным. Но, когда он попробовал срифмовать несколько строк, ничего не получилось, голова была совершенно пустой, и начинало казаться, что ему вышибли все мозги. Да и времени на стихосложение совсем не имелось. На «Алтае» начались авральные работы. Это означало, что молодые матросы помимо своих основных обязанностей в заведованиях, выходили на шкафут, на верхние палубы и надстройки и там наводили лоск. После пары неудачных попыток Шумков бросил сочинять стихи и решил рассказать об этом Байбакову. «Пусть лучше честно сознаюсь, что не могу, чем писать всякую лажу. Хоть и старшина далёкий от поэзии человек, но явную халтуру от нормального стиха всё, же отличит». Прошёл день и Шумков донёс эту пренеприятную для своего командира отделения новость.
Байбаков не любил, когда не выполняли его требований и, услышав отказ, стал хлестать своего матроса цепочкой по голове.
- Это тебе, чтобы соображал – сопровождал свои действия словами старшина – Это тебе, чтобы лучше думал, чтобы голова работала!
Увлечённый своим занятием, он остановился, только тогда, кровь потекла густой струйкой и стала заливать лицо матроса Шумкова.
- Ну, вот – недовольно воскликнул Байбаков у вас даже черепа слабые. Какой из тебя воин выйдет? Нас чумичками били дембеля, а мы от этого только крепче стали.
В эту минуту Шумков хотел наброситься на старшину вцепиться в его жёлтую шею и задушить. Ещё секунда и Виктор бы точно сорвался, он уже как раньше не думал о последствиях, гнев и крайняя злоба переполняли терпение. Шумков напрягся и, акцентировав внимание на шее Байбакова, словно хищный зверь стучал зубами перед прыжком. Но, вдруг, старшина встал и толкнул его. Только сейчас Шумков почувствовал, что весь в крови.
- А ну отойди «карась», бинт достану.
Байбаков вытер кровь с лица и головы, затем смочил ватку перекисью водорода и обработал рану.
- Не глубокая – заявил он – Держи так! Кадеты спросят, что ответишь?
- О подволок ударился – недолго думая, сказал матрос.
- Молодец! Ну, всё, вали отсюда слабак.