Несмотря на необычайную жару, все присутствующие в редакции были заняты серьёзными делами. Художник распространял ароматы вчерашнего пива, а я и колумнист Лобненский вдохновенно выдумывали интервьюеру мнения людей с улицы.
Внезапно распахнулась дверь, и в открытый проём вслед за главным редактором просеменил юноша бледный со взором горящим. По бурчанию главреда мы поняли, что этот парень будет работать с нами. Шеф прошёл к себе, а новенький сел на краешек стула и достал карандаш в надежде, что сейчас за десять минут его научат всему, чему не научили за четыре года.
Но мы были слишком заняты своими делами, и вьюнош в одиночестве уткнулся в планшет.
Через час к нам снова зашёл главред. Выход был торжественный. Театрально откашлявшись и покрасовавшись, он начал:
- Известно, что в этом году день пограничника совпадает с юбилеями нашей области, нашего областного участка засечной черты и её центра, ныне города Шампанска. Соответственно 70, 400 и 380 лет. Кхм. Да. И областное руководство решило связать четыре этих события вместе, соответственно, в Шампанске. Надо это осветить.
Все, кроме новичка, вздрогнули. Главред продолжил:
- Так как нам всё сообщают в последнюю очередь – нам, областному изданию! – мероприятие начинается через два часа. На дорогу хватит. Назначаю туда нашего молодого сотрудника. Так сказать, боевое крещение!
Бледный юноша вскочил и пулей вылетел из редакции. Тут-то мы и осознали весь масштаб трагедии.
- Его же раштопчут! – Лобненский всегда шепелявил от волнения. - Он же ни черта не шнает!
Мы плакали, рыдали, выли, ползали по полу, умоляя главреда хотя бы отправить ему на помощь кого-нибудь из нас, но шеф оставался непреклонен. Наконец я не выдержал, добежал от редакции до автовокзала и едва успел запрыгнуть на автобус до Шампанска.
Через час он сломался. Ремонт занял ровно столько же.
Торопиться больше смысла не было.
Только автобус остановился на окраинной автостанции, я выскочил из салона и окончательно убедился, что опоздал. Из центра доносились крики и песни вперемешку с крепким духом дешёвого алкоголя и шашлыка. Впрочем, я побежал туда, всё ещё надеясь на лучшее.
По дороге я встречал испуганных женщин с колясками, мелко крестящихся бабок и мужиков, спасающих свои семьи и имущество. Чем меньше людей попадалось мне навстречу, тем больше полицейских машин со всех концов области проезжало мимо с похоронным воем.
Отчаяние придало мне сил, и я наконец-то добежал до центра. Страшное зрелище открылось моему взору.
Огромная толпа в зелёных беретах и с красными лицами, которым было не больше 27-28 лет, надвигалась на меня. Попадались в ней островки пузатых сорокалетних мужиков, выдержанных в той же цветовой гамме. Вооружены все были одинаковы – пьяные подруги жизни в одной руке и бутылки пойла в другой. Из глоток их вместе с гоготом выскакивали непрожёванные куски шашлыка. На своём пути они сносили столбы, коров, деревья, киоски, сминали несчастные полицейские экипажи и втаптывали в асфальт кошек и собак.
В небе затрещали вертолёты – это в срочном порядке вывозили областную и местную администрацию. Я вздохнул и побежал по ближайшим закоулкам, движимый только желанием жить. Зеленоверхая орда заметила это и, страшно гомоня, ринулась за мной.
Погоня продолжалась недолго – я выбежал на городской пляж. Мирно несла свои воды когда-то бывшая пограничной река. Не раздумывая, я прыгнул в неё и поплыл к берегу, которым четыре сотни лет назад начиналось Дикое поле.
На Диком поле я рухнул от бессилия и уснул.
--------------------------------------------
Когда я проснулся, солнце величественно сияло над Шампанском. Встав и отряхнувшись, я заметил торчащий из песка сучок. Это был тот самый карандаш, которым бледный новичок собирался записывать журналистскую премудрость.
На собрании в редакции было решено передать это живое свидетельство истории Шампанскому музею засечной черты.