Меж упований, забот, между страхов кругом
и волнений
Думай про каждый ты день, что сияет тебе
он последний;
Радостью снидет тот час, которого чаять
не будешь.
Квинт Гораций Флакк,
римский поэт, написавший эти строки за тридцать лет до нашей эры
1
Юрий, заболев, мечтал о том счастливом дне, когда он сможет, как совсем недавно, пройтись легкой и пружинистой походкой по пыльной улице села без этой острой боли в ногах – не опухших и не покрасневших. И он будет, как и прежде, крутить с удовольствием баранку "КАМАЗа", искристо здороваться с односельчанами, прогонит тоску из глаз. А пока…
Больница, анализы, рентген… Врачи обнаружили у него вроде бы все признаки хронического артрита. Но лечение в стационаре заметного улучшения не дало. По совету народных целителей, а они всегда на селе были, прикладывал сырой картофель к больному месту. Пробовал пить отвары брусники, березовых почек, ромашки, картофеля. Каждый день съедал по сырой картофелине с кожурой. Боли не проходили, опухоль не спадала. Беспокойство о том, что у него что-то неизлечимое в организме завелось, в душу страх нагнетало.
Вновь районная больница, анализы, рентген… Лечащий врач определяет, что у Юрия вероятнее всего артроз: болевые ощущения в суставах и их деформирование. Перестал Юрий употреблять в пищу мясо и мясные бульоны. Медики составили длиннющий список, что ему нельзя есть, пить, оставили без запрета разве что святой дух. Рекомендовали обратить особое внимание на физические упражнения. Но как их, те упражнения, вообще делать, если на ноги наступать было все больнее и больнее?
Но главная боль его подкарауливала в семье – душевная. Жена Светлана первое время старалась его успокоить, что болезнь обязательно отступит. А когда и через год улучшения не наступило, ее голос морозной колкостью отдавать начал. Она работала продавцом в продуктовом магазине. Домой стала приходить на два-три часа позже обычного, от нее Юрий улавливал запашок спиртных паров, а потом и табачного дымка. Юрий сам никогда не курил и к своим почти сорока годам к спиртному тоже не привык. Потому изменения в дыхании жены он почувствовал сразу.
- Свет, что с тобой происходит? – с волнением спросил он после ее очередного появления с работы навеселе.
Она ответила с нагловатой усмешкой:
- Это у тебя больное воображение играет. Тебе показалось. А у меня все нормально… - и потянулась так, что кости хрустнули от удовольствия. Она была вызывающе радостной, голос весенним ручейком журчал – мутным, но задорно-веселым.
Юрий прожил со Светланой более пятнадцати лет, они воспитывали сына Павлика, который учился в шестом классе. Но Юрий так и не мог понять, что за женщина живет вместе с ним. Она всегда разная, непредсказуемая и загадочная: в бане раскрепощенная до неприличия, на улице вроде бы недоступно-желанная, в постели страстная до потери сознания, в компании веселее ее никого не было, а приходила домой с работы злая и раздраженная. А уж после начала его болезни она больше походила на случайную попутчицу – чужую, холодную. Но он ее любил такою, какая она есть. Любила ли она его? Наверное, когда-то да. Только его чувство к ней, скорее всего, было страданием, но сладострастным. А ее любовь к нему возникла и была подчинена чувству удовольствия ненасытной женщины. Он старался любить ее душой, а она его телом.
Но в селе с двумя сотнями жителей, как шило в мешке, ничего и ни от кого не утаишь. Соседи Юрия начали шушукаться между собой, что Светка-продавец с каким-то милиционером связалась, совесть где попало разбрасывает. Новый ее знакомый, правда, ничего из себя бугай – симпатичный, косая сажень в плечах, всегда улыбается, заезжает за ней к концу работы, и она с ним в противоположную сторону от дома уезжает. Куда? Она объясняла, что на допросы в милицию по поводу, якобы, недостачи в магазине. Старушки-соседки фору любому следователю дадут, они-то знали, в каком таком месте у этой бесстыдницы "недостача" покоя не дает. Они жалели Юрия, мужик-то он степенный, всегда трезвый, мимо никогда не пройдет, чтобы тепло не поздороваться. И стоило ему заболеть, так эта стерва, по мнению бабок, которые давно, наверное, забыли, где у их дедов мужское достоинство находится, в чужих объятиях греться начала, траву под кустами спиной и задницей мять, в рюмку заглядывать. А что баба курит, так это вообще последнее и пропащее дело. Загнется с ней Юрка, вот те крест - загнется…
Сосед по дому спросил как-то:
- Юр, что же ты своей бабе под юбку крапиву не натравишь?
- За что, дядь Слав? – он, конечно, видел, что с женой в последнее время что-то неладное происходит, но боялся даже самому себе в этом признаться.
Сосед плюнул смачно, развел широко руки:
- А то ты не знаешь? В блуд она у тебя подалась. Вот за что…
Юрий покраснел, в душе тревога и раньше покоя не давала, а тут еще и больно ужалила.
- Сплетня все это, дядь Слав…
Тот поглядел на него почти стеклянными глазами и как-то загадочно выдохнул из себя:
- Ну-ну… - и пошел в сторону магазина, видимо, за бутылкой. Потом остановился, постоял немного, повернулся к Юрию, который стоял в задумчивости и провожал взглядом соседа. - Жалко мне тебя, Юр, мужик ты хороший, а она… - он махнул резко рукой и показал Юрию спину.
А у него к черным мыслям о своем здоровье прибавилось еще и гнетущее беспокойство о жене, о ползучих и скользких слухах о ней. Он с каждым днем чувствовал себя все хуже и хуже.
Районные медики так и не определи причину болезни Юрия, не установили и её точный диагноз. Лишь предполагали, что это какое-то странное нервное заболевание. Потому направили в стационар областной больницы, где квалификация врачей, возможности диагностики не сравнить с районными. Но и там физиотерапия, капельницы, медикаментозное лечение здоровье Юрия заметно не улучшили.
Светлана за две недели, пока он находился на лечении в областном центре, проведала его лишь один раз. Но лучше бы она не приезжала вовсе. Жена с радостью для себя сообщила мужу, что ее переводят в город-райцентр, теперь будет работать в универмаге, жить с сыном на квартире. Она уже решила и вопрос перевода Павлика в среднюю школу райцентра.
- А как же я? – с глазами, полными тоски и липкого горя, спросил ее Юрий.
Она в ответ только вздернула плечами.
- Тебе даже нечего мне сказать? – он был растерян, подавлен. Боль в ногах не чувствовал, она, кажется, перекочевала в сердце, в душу, поразила разум.
Света с чуть покрасневшим лицом прятала от него глаза, молчала.
А Юрий наоборот не сводил с нее глаз. Он же ее любил, и, наверное, это чувство в его душе никогда не затухнет. В этом был глубоко уверен.
- Вы с Павликом оставляете меня одного? – от волнения голос у него дрожал.
Плечи у нее вновь резко поднялись и опустились:
- Не знаю… Там посмотрим… Ну, мне пора, а то на автобус опоздаю… - и она направилась из палаты к входной двери.
В его глазах её спина постепенно превращалась в расплывчатое большое цветастое пятно, которое быстро растворилось в дверном проеме.
2
В одной палате с Юрием лежал Иван Сергеевич. Это был старик лет под восемьдесят. Его привезли в областную больницу на скорой помощи с сильными болями в области сердца и опухшими ногами. Жил он в вымирающей и отдаленной от Липецка деревне. А заболел ревматизмом еще до выхода на пенсию. У него прогрессировало поражение тканей сердечно-сосудистой системы и суставов. Скорее всего, его болезнь стала отголоском бывшей работы. Он после войны и до начала девяностых годов был трактористом. У него и так врачи отмечали учащенное сердцебиение, а после того, как он невольно подслушал разговор Юрия и Светланы, волнение накатилось высокой волной. Он никогда к чужой беде равнодушным не был. А когда женщина исчезла из палаты, оставив после себя резкий запах духов, не смог промолчать:
- Эта вьюга в твоей жизни, сынок, случайная…
Юрий, в душе которого кипело беспокойство, навеянное необъяснимым для него поведением любимого человека, не понял, что Иван Сергеевич обращается к нему и, тем более, не догадывался, кого или что тот называет "вьюгой".
- Вы что-то сказали? Я вас не понял…
У старика голос был тихий, слабый, но не равнодушный.
- А что ж тут, дорогой, понимать? Я в одной палате с тобой больше двух недель. Меня, старика, на мякине не проведешь. Вижу, человек ты благоразумный, душа у тебя, как первый снег, чистая. Но поверь, случай обрисовывает каждого из нас выпукло, как на ладони, зряче. И твое благоразумие ничто против того, что с тобой сотворила эта надушенная вьюга. А у нас в деревне таких баб кличут вихорными. И то, что произошло, должно было рано или поздно, как чирей, прорваться…
Но Юрий уже не слышал деда. На ум ему пришла мысль: "Я ее так люблю… Она просто глупо пошутила… Но почему?.. Зачем?.. У нас же Павлик… Почему, когда она разговаривала со мной, от нее веяло холодом, как от мяса, которое только что вынули из морозилки?.."
Иван Сергеевич, большой любитель поговорить, продолжал:
- Моя вот Матрена была настоящая баба. Да-а-а! Когда во мне ревматизм проклятый внутри зашевелился, как же она переживала. Ах, говорила, Ванюшка, как же я без тебя, если не дай Бог что, жить-то буду. Я в ответ шутил, вон сосед Гаврила, глянь, какой молодец, хотя ему и за шестьдесят. Вот, если со мной что такое эдакое случится, возле его бока и пригрейся. Как же она после этих моих слов меня ругала: и пень я безмозглый, и хоть дурак я из дураков, она же на меня по сей день надышаться не может, и, если что, за мной в сыру могилу сиганет. Вот какая моя Матрена была! Царство ей небесное. Только оказалось не она меня, а я ее на тот свет проводил почти десять лет назад. Но я ей сигать следом за ней в могилу не обещал, вот те крест – не обещал. Так и доживаю последние денечки вместе с тишиной в своем доме. А ты, глянь, какой молодец красный! Вильнула твоя вьюга хвостом, ну и попутного ей ветра…
Юра слушал молча. Разум не хотел воспринимать то, что случилось. Ну не мог он поверить, что сожжен до основания мост семейных отношений, чувств между ним и его любимой Светой. У него невольно сорвалось с языка:
- Здоровой бабе и здоровый мужик, выходит, требуется, и чтобы он круглые сутки устали не знал. А я…
Сосед по койке осадил его, как хороший наездник слишком резвого коня:
- А ты еще будешь резвиться, как молодой козлик. И бабу путевую найдешь, поверь мне, старику. Подумаешь, в ногах слабость почуял, у тебя эта слабость выветрится, как духи от твоей вертихвостки. Попомни мое слово, сынок.
- Наверное, никогда… - обреченно сказал Юрий и громко вздохнул.
- Что никогда? – дед даже на локтях с постели приподнялся.
- Больше года у меня ноги чужими кажутся, слушаться не хотят, и боль в них становится все нестерпимей.
Иван Сергеевич устало опустил голову на подушку. О чем-то надолго задумался. А потом его словно опять прорвало:
- Хочешь - верь, а хочешь - уши заткни. Но я тебе вот какой случай расскажу, который от своей бабушки слышал и который, как она заверяла, в нашей деревне приключился…
3
"Наша деревня называется Чистые Ключики. И не случайно ведь. Ты только вслушайся: Клю -чи - ки! Одно слово, а в нем словно водичка звонко плещется, поет…
А как эта песня зародилась, вот и хочу тебе поведать. Эта история передается из поколения в поколение. Кто-то сомневается, мол, всё это - вымысел. Но ничего просто так не возникает и не испаряется бесследно. Так ведь?
А ты мой сказ как хочешь, так и воспринимай…
В давние времена заболела дочь-красавица богатого и знатного сословия человека Воргольского удельного княжества. Чудно и неожиданно болезнь у нее приключилась. Сказывали, из-за любви. Да - а - а! Тогда частенько грабили наши места крымские татары. И вот в одно такое их нашествие они убили парня, за которого та девушка замуж собралась. И как только она узнала, что ее мил сокол головушку свою сложил в сражении с варварами, беда ее и настигла. Что только батюшка ее ни делал, каких только знахарей и лекарей ни привозил к ней, а ноги красну девицу не хотели слушаться, к постели она несколько лет прикованной была, у нее глаза от слез выцветать начали. Отец совсем уж отчаялся, горе ему душу выжигало.
Но однажды дошли до него слухи, что в верстах семи от столицы княжества есть урочище, в котором из земли на свет божий множество ключей прорывается. И один из них, вроде бы, обладает чудотворными свойствами, надо только в него больные руки или ноги опустить, и недуг, как туман под ярким солнышком, испаряется.
Отец верил и не верил этому, но решил, что попытка – не пытка. Запряг лихих вороных и повез дочь к тому ключу.
Опустила девушка в ледяную воду ноги-плети, а они укусов холода сначала и не почувствовали. Подержала их какое-то время в иссиня чистом роднике, который бил из глубин земли, и…
Предание сказывает, что красавица от того ключа все семь верст до дома… пешком шла и всю дорогу плакала от счастья, а со слезинками лучики солнца заигрывали.
Богач приказал тот ключ обложить тесаным камнем, наш-то край всегда каменотесами славился. Говорили, что потом еще многим тот родник здоровье вернул, а воду в нем только живой и величали. О ней, воде-то той, далеко в округе молва разнеслась. И она, вроде бы, у многих больных радость в глазах ярче любой свечи зажигала.
Моя бабушка сказывала, что по преданию в том месте, где из тьмы земной ключ к солнцу вырывается, пересеклись и соединились чудотворные силы земли и небес, а может, и еще какие-то силы, неведомые нам, и они помогают сильным духом людям, верующим в Бога и свое исцеление.
Не знаю, как ты, Юр, но я этому верю. И вот почему…
Кто-то из тех, кому тот родник помог здоровье поправить, надумал возле него поселиться. Срубил дубовую избу, леса, как сказывают, у нас тогда дремучие стояли, и строевого дуба на стены бери, сколько хочешь. Потом за первой избой появилась вторая, третья… Вот так и родились наши Чистые Ключики.
Я ведь, когда мальчишкой был, видел единственный родник, обложенный тесаным камнем. Тот ли это ключ, который красавицу на ноги поставил, не знаю. Но что он лечебный был, вот те крест. Мы, все деревенские, из него воду питьевую брали. Ты, конечно, можешь усомниться, но так тебе засвидетельствую: в нашей деревне за редким исключением кто из жителей болел. И в войну раненых бойцов водой из того ключа поили, раны им промывали, поправлялись молодцы быстро. Да - а - а!
А лет пятьдесят назад на окраине деревни водонапорную башню поставили и трубы водопроводные по улицам прокинули. А когда вода у тебя под носом, в самом доме, лень стало к ключу, который в низине крутого косогора на свет божий появлялся, за водой с ведрами топать. Ходили к нему только тогда, когда на водонапорной башне насос по каким-то причинам останавливался. Вспоминали о нем люди, если их хворь одолевала. Они без всяких лекарств пили из него водичку и выздоравливали. Вот те крест!
Потом вешние воды обсыпали косогор, землей подмяло и тот родник. Да и деревня наша стала со временем стареть, вымирать. Очищать ключ некому стало. И теперь он лишь сочится робко-робко. Но живой!
К чему я тебе, Юр, все это рассказал? Молодой ты, вот и мозгами на досуге пораскинь, что к чему и как тебе дальше жить…"
4
Юрий ночью долго не мог заснуть. Не выходил из его головы дедов рассказ, а почему? – ответа так и не находил.
А когда заснул, то во сне ему приснилась высокая и изящно-гибкая девушка, в длинном сарафане, с тугой плетью русых волос до пояса. Она смотрела на него большими грустными глазами, в которых вроде бы плескалась зеленая морская волна. Глаза придавали лицу опьяняющее очарование, от них невозможно было оторвать взгляда. Она молча подошла к нему. Взяла своей холодной рукой его, пылающую огнем, руку, и сделала попытку увлечь Юрия за собой. Он, краснея, признался, что ему хочется с ней хоть на край света идти, но… не может. Но она, казалось, ничего не слышала, только крепче держала его руку и не собиралась останавливаться. Каждый шаг давался очень тяжело, но он стыдился в этом признаться пленившей его красавице и плелся за ней в неведомую даль.
Она подвела его к роднику, который был обложен тесаным камнем, так и не вымолвив ни слова, зачем она привела его сюда чуть ли не силком. Потом неожиданно исчезла. А в это время в небе золотилось ярко солнце. Его лучи устремлялись к земле и плясали на синей глади родника, вода в нем ослепительно и озорно искрилась россыпью серебра…
Он проснулся в холодном поту. До восхода солнца так и не сомкнул глаз.
Когда на соседней койке заворочался дед, проснулся, значит, Юрий, сам себя не узнавая, бодро его поприветствовал:
- Доброе утро, Иван Сергеевич! – а глаза при этом светились.
- Пусть оно будет и для тебя таким же… - дед почувствовал странные перемены в настроении Юрия, спросил, внимательно к нему присматриваясь: - Неужели твои ноги боль сбросили, словно ты в нашем ключе их подержал?
Юра замешкался с ответом. Честно говоря, он и сам не понимал, что на него нашло, а настроение будто в кромешной тьме робкий огонек отыскало. И рассказал Ивану Сергеевичу про сон.
Дед хитровато улыбнулся:
- Значит, ты в своей душе надежду высветил.
- Какую надежду?
- На выздоровление. Вот и молодец! – слова Ивана Сергеевича журчали, как вода в том роднике, про который он вчера рассказывал.
Юрий смотрел как-то загадочно на деда, потом неожиданно спросил:
- Иван Сергеевич, а вы не покажите мне дорогу к тому ключу?
- Это еще зачем?
- Нужно мне…
- А, ну если нужно, то почему же тебе тропинку к нему не указать. А ты когда хотел в нашу деревню наведаться?
Юрий поторопился с ответом:
- А чего медлить? Вот выпишут нас с вами из больницы, и в путь, если возражать не будете…
- Отчего же я возражать буду? В моей одинокой жизни каждый гость праздник приносит, а ты тем более…
…Они приехали в Чистые Ключики. Дед первым делом завел гостя в свой дом старой постройки, из красного потемневшего кирпича, с низким потолком, нехитрой крестьянской мебелью, с иконкой в красном углу и стеклянной лампадкой, подвешенной к потолку на цепочке.
Когда Юра по приглашению деда сел на табурет рядом со столом, почувствовал уют, какую-то во всем простоту, искренность и доброжелательность. Его словно кто-то тепло обнимал. Но он четко давал себе отчет, что не гостить сюда приехал, а в первую очередь до родника ему, во что бы то ни стоило, добраться. Потому решил поторопить хозяина дома:
- Иван Сергеевич, как мне тот родник найти?
- Никак! – тихо озадачил Юрия дед.
- Не понял? Вы меня разыграли?
- Ты, сынок, не спеши. Мы только что с дороги, устали поди… Перекусим, что Бог послал, по стаканчику водочки пропустим. Она у меня давно стоит без употребления. Один я никогда не выпиваю, а гости почти не бывают. Сын на север куда-то уехал длинный рубль зарабатывать, только вот несколько лет от него ни слуху ни духу. А больше у меня родственников нет: друзья, какие в деревне были, в сырую землю ушли. Вот и кукую один на этом свете. Так что ты у меня гость редкий, а значит, желанный. Потому и не торопи меня с просьбой. Всему свой час…
Возражать хозяину Юрий не решился, обидеть же его мог. А тот начал собирать на стол нехитрую закуску. Достал кусок сала, похожий по цвету на сливочное масло. На газовой плите и на большой чугунной сковороде жарилась обильно посыпанная луком картошка. Откуда-то из потаенного угла Иван Сергеевич достал нераскупоренную бутылку водки. Поставил на стол два больших граненых стакана.
- Будем, Юр, с тобой пировать на радостях, что из больницы наконец-то выбрались. Наливай, будь за столом хозяином.
- Да я, Иван Сергеевич, не помню, когда к стакану прикладывался. Может, без спиртного обойдемся?
Дед засуетился:
- Ты мне тут свои порядки не навязывай. На Руси всегда гостей крепкой чаркой встречали. А я что, не русский что ли? Наливай!
Юрий разлил водку меньше чем по полстакана.
- За твое, дорогой, здоровье!
- И за ваше тоже!
Стаканы глуховато ударились боками. Мужчины, щурясь, выпили и начали закусывать.
- Ах, как хорошо-то! – воскликнул старик. – Не умирать бы никогда, а ничего не поделаешь…
- Вы бодро выглядите, Иван Сергеевич. Вам еще жить да жить.
- Это тебе жить да жить, а я скоро под бочок к Матрене отправлюсь, – захихикал, плечами зачем-то вздернул, - но торопиться к ней пока подожду. Тебе-то еще дорогу к роднику не показал…
Иван Сергеевич неторопливо ел. Юрий еще понемногу плеснул в стаканы. Разговоры начали в длинную косичку заплетаться до самого вечера. И в тот день дед своего гостя к роднику не повел, решил:
- Утро мудренее вечера. Вот завтра, как только солнце окна ярко раскрасит, мы с тобой и пойдем ключик тот искать. А теперь давай-ка, сынок, спать…
…А ночью ему вновь хотелось во сне увидеть ту красавицу, которая снилась в больнице. Но она так и не появилась. И вообще он спал в тишине дома деда, как младенец, накормленный материнской грудью, без снов, в тепле и уюте, крепко.
А утром, когда Юрий еле разлепил глаза, дед уже шаркал ногами по дому. На газовой плите шипел в предвкушении кипения чайник. Юрий с таким удовольствием потянулся, что даже не вспомнил о своем недуге.
- Доброе утро, Иван Сергеевич! – улыбка тоже проснулась на лице.
Тот отреагировал на приветствие гостя бодро и загадочно:
- Для меня-то оно, может, и доброе, а тебе я уже лопату приготовил…
Юрий встряхнул головой, она немного тяжеловатая была после вчерашней водки.
- Лопату? Зачем?
Иван Сергеевич вновь его удивил:
- Лечить тебя буду.
Юрий не удержался от шутки:
- Лопатой под зад дать, чтобы быстрее домой убирался?
- Помечтай пока о своем доме. Сначала поработай, а там дело видно будет. Вставай. Чайку на травках попьем и к роднику путь держать будем.
Юра быстро поднялся с кровати, хотел чуть ли не бегом направиться к умывальнику и столу, но от боли в ногах присел. Настроение сразу черным туманом накрыло. От внимательного взгляда деда это не ускользнуло.
- Ничего, ничего, сынок, ты только потерпи малость, а там, глядишь, Господь смилостивится…
Чай был душистый и вкусный. От него шел дурманный запах березовых почек, крапивы, чабреца, цветов липы, мяты и еще каких-то трав, о которых знал только Иван Сергеевич. Но Юра пил его без удовольствия. Ему ничего в рот не лезло.
И это дед приметил:
- Ты попей, попей – сразу силу и в голове, и в ногах почувствуешь. По себе знаю…
Чтобы не обидеть Ивана Сергеевича, Юра выпил чай через силу. Только после этого они отправились в путь.
Подошли к глубокому оврагу, к которому с обеих сторон подступали дубы и разные, но одинаково кудрявые кустарники. Из глинисто-серой почвы склонов показывали кулаки многочисленные камни среди редких побегов разнотравья. В самом низу склона блеснула металлом, как лемеха плуга после пахоты, небольшая лужа, от которой еле заметной змейкой извивался сырой след в зарослях высокой, густой и сочно-купоросной травы.
Дед указал на лужу:
- Это и есть остатки того ключа.
Юра разочарованно удивился и спросил:
- А где же тесаные камни?
Иван Сергеевич спокойно, тихим голосом, вроде бы боялся кого-то спугнуть, ответил:
- Ты, сынок, не на экскурсию сюда пришел. Засучивай рукава повыше, лопату в руки и ищи те камни тесаные, а мне домой пора. Пока с тобой шел, поди, устал. Отдохну, что-нибудь к ужину тебе и себе сварганю. А ты, милый, потихоньку спускайся вниз…
Развернулся дед неожиданно и, ни слова не говоря, чуть сгорбившись, отправился к своему дому, передвигая ногами так, будто ехал на лыжах. Юрий от неожиданного поведения деда растерялся. А дед и вовсе вскоре скрылся в зеленом дыме деревьев.
С трудом Юрий спустился вниз склона. Из-под смеси камушек и глины пробивалась вода, которая образовывала робкий и тощий ручеек. Юрий засомневался: "Неужели это тот самый ключ? Наверное, дед что-то напутал…"
Но делать было нечего, решил: "Если и не тот ключ, к которому девушка во сне меня подвела, то, значит, судьба моя такая - беспросветная…"
Он, превозмогая боль в ногах, начал медленно откапывать и очищать ключ от тяжелой глинисто-каменистой, сочившейся от влаги, смеси. Орудовать лопатой стоя он долго не мог. Наломал веток кустарников, сделал из них подобие коврика и, став на колени, продолжал отбрасывать в сторону рыжее месиво. Слава Богу, что в руках у него было достаточно силы, он ведь ими почти двадцать лет автомашиной управлял, начиная со службы в армии, а последние годы, до болезни, бессменно в совхозе.
Когда и руки передыха просили, Юрий на какое-то время ложился на спину передохнуть. Его взгляд купался в светлом и почти прозрачном безбрежном небесном море. Над головой проплывали легкие облака, которые даже солнце собой не закрывали, они нежились в летнем зное и вроде бы радостно ему улыбались. И у него на душе становилось чисто, легко, будто не облака скользили по бездонной голубизне, а вместо них он – Юрий. Ему хотелось побывать там, где был его сын, его любимая жена, узнать, как они там живут, в чем нуждаются. Он бы им обязательно помог. А от них ему ничего не надо, кроме их душевного тепла, нежного взгляда, слова поддержки и надежды, что он, здоровый и счастливый, вскоре вместе с ними будет радоваться каждому глотку жизни…
Из низины оврага тянуло сладкой прохладой. Потная спина подавала ему знаки, мол, пора вставать с земли, а то нехитро и воспаление легких подхватить. И Юрий поднимался, продолжал вгрызаться лопатой в тяжелый грунт.
На дне оврага темнеет быстрее, чем там, наверху. Солнце покрывало позолотой только кроны деревьев, а к ногам Юрия уже прилипал сумрак. Вдруг острие лопаты чиркнуло, словно по металлу. Он подумал: "Железяк мне только и не хватало…" Но силы ему придавало то, что постепенно ключ все настойчивее просился на поверхность. Юрий пригоршней уже попробовал воду на вкус. Она была обжигающе ледяная и без какого-либо привкуса, может быть, только чуть-чуть преснее обычной воды.
Но что это? Острие лопаты оголило, словно отшлифованную, поверхность камня сверху. Юрий заработал быстрее обычного и … О, чудо! Он откопал ребро камня, вниз от которого уходила в землю его тесаная боковина, густо покрытая грязью, отчего казалась глазуревой.
Теперь сомнение Юрия полностью растаяло. Это был тот самый ключ…
5
Ему понадобилось больше недели, чтобы полностью очистить ключ и откопать вокруг него полукольцо из тесаного камня. Уходил от дома деда рано утром и приходил, когда из окон вырывался на улицу рыжевато-красный свет от электрической лампочки. Одежда на нем была сырая, грязная, а глаза излучали радость. Ведь завтра, когда ключ освободится от грязевой мути и станет прозрачно-невидимым, Юрий, наконец-то, окунет в него ноги. Но и уже до этого он почувствовал в них прилив упоительной силы, острота боли заметно притупилась.
- Говоришь, теперь родник не узнать? – Иван Сергеевич радовался, как и Юрий, одержанной победе, прежде всего над самим собой. А расправится ли ключевая вода с его болячками, это уж вопрос другой.
- Наоборот, он теперь похож на тот, про который вы рассказывали и в котором вроде бы дочь богача вылечилась.
В прищуре глаз дед не прятал улыбки:
- А почему вроде бы? Так было и так будет. Ты, сынок, молодец! Ты сделал то, что не всем под силу – одержал над болезнью душевную победу и посеял хорошие семена надежды и веры, что сможешь вылечиться. Поверь мне, старику, болезнь тела всегда появляется от душевных ссадин. Чувствую, они у тебя зарубцовываются.
Юрий не перестал еще сомневаться в лечебных, чудотворных силах родника, об этом и хотел сказать Ивану Сергеевичу:
- У души-то, может, крылья и выросли, но…
Дед резко его прервал:
- Не смей сомнению распуститься, вырви его из своей души с корнями, - а потом неожиданно спросил: - Ты давно плясал так, чтобы голова кружилась?
- Вообще не помню, когда это было. По-моему, тогда, когда сын родился…
Иван Сергеевич махнул на него рукой с наигранной досадой:
- О - о - о! парень, так дело не пойдет. Ну, да ладно. Скоро ты этот пробел из своей жизни вытравишь.
- Ох, и любите вы, Иван Сергеевич, загадками говорить, - а у самого что-то внутри зашевелилось: "А вдруг и, правда? Нет, не может такого быть…" Но этими мыслями с дедом делиться не стал, знал, что тот тут же огонь возмущения зажжет, а пламя на него направит.
- Какие же это загадки, милок, если я хочу перед своей смертью обязательно посмотреть, как ты плясать умеешь. Хотя ты своим упорством и моим болячкам по шее надавал. И вот что я подумал: а почему бы нам вместе с тобой пляску не устроить, а?
Юрий в душе готов был хоть сию минуту с ним чечетку выбить, да такую, чтоб вся округа ее слышала. Потому весело пообещал:
- Конечно, на пляску вырулим…
- Наконец-то разум в твоей голове окреп. Так оно и будет…
…Ранним утром дед пошел к роднику вместе с Юрием.
6
- Загостился я у вас, Иван Сергеевич. Да и наплясались с вами до одышки. Пора мне и к своему дому дорожку протаптывать, - решил попрощаться с Иваном Сергеевичем Юрий, - там, наверное, жена с сыном заждались.
Дед не скрывал грусти. Он даже как-то поник после таких слов своего гостя. Все эти дни, пока с ним был Юрий, стал чувствовать себя лучше, веселый настрой жизнь приобрела. А самое главное – то, что он помог человеку крепко на ноги встать. Гордился, что на его родной земле есть такое место, которое людей вылечить может, радость в их глазах ярким огнем зажечь. Но в то же время понимал, сколько солнце ни заигрывай веселыми лучами, а за горизонт все равно ему не миновать прятаться. Правда-то чаще горькой бывает. Так было и в этот раз.
- Я тебе, сынок, так скажу, - голос у Ивана Сергеевича струной завибрировал, - за эти дни ты мне самым близким человеком стал. Помни это. Если меня подруга с косой навестит, ты уж проводи меня в последний земной путь, обмой мое тело перед тем как на погост нести, обязательно водой из нашего с тобой ключа…
- Да что вы такое говорите, Иван Сергеевич? Вы еще у меня погостить должны, а желание будет, и пожить, на сколько терпения хватит. Ни за что не открывайте дверь той подруге с косой, гоните ее в три шеи…
- Конечно, я это постараюсь сделать, - улыбнулся невесело, - и к тебе, если здоровье позволит, нагряну. Спасибо тебе, дорогой, что ты такой есть… - в горле у него отчего-то запершило.
- Это вам, Иван Сергеевич, поклон до самой земли. Вы помогли мне второй раз на свет народиться…
- Ну, уж так и второй? Ладно, давай на дорожку присядем… Ты только не забывай меня, старика, хорошо?
- Никогда…
И Юра бодро зашагал от хаты Ивана Сергеевича.
Но дома его встретил лишь замок на дверях. Спросил у соседа:
- Дядь Слав, не видел, куда Светлана с Павликом отошла?
Сосед, который в крайне редких случаях бывает трезвый, развел весело руками, скорчил в усмешке лицо, спросил, словно в заднее место ему шило резко укололо:
- Юр, ты дурак или родом так? Она же твоя б… из дома улизнула, как только ты в областную больницу уехал.
Юрий искренне удивился:
- Ты шутишь?
У того изо рта даже слюна брызнула:
- Я, Юр, уже забывать начал, как твоя шалава выглядит, а ты – шучу. Ты помнишь, что я тебе еще давно говорил. Она же тебе столько рогов наставила, на самом корявом дереве суков меньше, - перевел дух, и продолжил. – Но я рад, в натуре, что ты вылечился. Обмыть бы такой случай не мешало. Как думаешь?
Мысли Юрия летали где-то далеко-далеко, он так и не мог никак поверить, что Света, его любимая Света, могла с ним так поступить. "А сын? Что с ним-то будет?" – эти вопросы выворачивали его душу наизнанку. Он пробормотал:
- Обмоем, дядь Слав, обязательно обмоем…
- Давай счас, Юрк. Так выпить хочется за твое здоровье. Ты, мужик, в натуре, хороший, а Светка б…
- Чуть позже, дядь Слав, - и Юрий заспешил к своему дому.
Он на скорую руку собрал кое-какие вещи, пересчитал все деньги, которые у него были. И направился к автобусной остановке.
В небольшом городе-райцентре Юрий без труда нашел универсальный магазин, а в нем и Светлану. Она с ним, ссылаясь на большую занятость, хотя в магазине было всего несколько человек, и то в очереди не в ее продуктовый отдел, разговаривать не стала. Вроде бы между делом сказала, как камень бросила в ни в чем не повинную собаку:
- Ты нас, Юр, больше не беспокой, у Павлика теперь другой отец есть…
- Как?..
- А вот так… - и скрылась в подсобном помещении.
Юрий стоял у прилавка несколько минут. Он ни глазам, ни ушам своим не верил. Но жена так больше и не появилась. Он вышел из магазина и не знал, что делать? куда идти? Его жизнь замерла, ей будто крылья подпалили. Ему хотелось повидать сына, поговорить с ним, он же и подарок приготовил, который купил по дороге к магазину, где работала Света. Но, в какой школе учится Павлик, не знал. И побрел, словно в тумане, к автобусной остановке.
Ехать в свое село, в свой дом не захотел – они ему теперь казались холодными, чужими. А куда податься? Пришло единственное решение – к Ивану Сергеевичу, а там, что Бог укажет.
Когда ехал к деду, ему вдруг пришла мысль…
"Нет, об этом надо посоветоваться с Иваном Сергеевичем", - призрачное пока решение не давало ему покоя всю дорогу от города до деревни, в которой жил старик.
7
Иван Сергеевич не понял его:
- Ты собираешься строить часовню возле того родника?
Юрий ответил, не задумываясь:
- Да!
Они сидели за столом, на котором стояла бутылка водки, банка шпрот в масле, порезанные на тарелке колбаса и сыр. Все это привез Юрий из райцентра. Иван Сергеевич достал шмат сала, нарвал на огороде зеленого и сочного лука.
Выпили за встречу. И только потом разговор у них ручейком зажурчал.
- Интерес, Юр, имею принципиальный. На какие такие шиши ты ту самую часовню строить собираешься?
Пока ответ на этот вопрос у него не подоспел, сказал:
- Хотел с вами, Иван Сергеевич, посоветоваться по этому поводу.
- Совет еды не просит, да и давать его проще пареной репы. Но прибавит ли он в твою голову разума? Вот в чем вопрос, - дед пристально смотрел на гостя.
Юра, конечно, и сам сомневался, верный ли поворот своей судьбы он надумал сделать. Но в то же время другую тропинку в жизни он ни взглядом, ни умом никак нащупать не мог.
"Посмотрю, как мудрый дед на мою затею отреагирует", – другого выхода он не находил.
- Надумал я, Иван Сергеевич, дом свой продать.
- Ну и дурак! – выпалил дед.
А Юрий вроде бы его слова и не слышал, продолжал:
- Половину денег я положу на сберегательную книжку Павлику до его совершеннолетия. А другую половину хочу потратить на дом, который в вашей деревне решил купить, и на строительство часовни. Как на это посмотрите?
Иван Сергеевич надолго задумался. Молча плеснул водки в стаканы. Выпивать не спешил, видимо, обдумывал, какой тост произнести. Потом все же насмелился:
- Давай, сынок, выпьем, закусим, а уж тогда и мозгами раскинем, что к чему. Идет?
Юрий кивнул головой. Опорожнили стаканы, закуской сбили горький и крепкий вкус во рту. Гость, как младший по годам, не насмеливался первым продолжить разговор. Это за него сделал Иван Сергеевич.
- Ты, Юра, на старика не обижайся, что давеча тебя дураком назвал. Только мне твой расклад действий не нравится, - перевел дух, продолжил, - я же со стыда сгорю, если ты будешь в каком-то другом, кроме моего, доме жить. Это раз. Что ты решил сына не обделить, я от тебя другого и не ждал. Что в нашу деревню оглобли жизни завернуть собрался – не возражаю. А вот насчет часовни ты меня наповал сразил. Скажи-ка, дорогой, зачем ты ее в вымирающей деревне строить собрался? Кто в ней молиться-то будет?
Юрий, прежде чем решиться на такую ответственную затею, и сам долго об этом думал. У него же эта идея с часовней затеплилась тогда, когда он в последний раз, окунув ноги в ключевую воду, почувствовал, что они… перестали болеть. В то мгновение будто родник ему тихо подсказал: "Поблагодари Бога, перекрестись!" Он послушался его совета. При этом его взгляд устремился к верху склона и к небесам. Вот тогда-то и…
- Пока, Иван Сергеевич, в Чистых Ключиках есть чудо источник, деревня не умрет. А часовня нужна затем, чтобы человек, получивший дар божий – здоровье, мог в ней поблагодарить Бога…
- Кто же тебе такую богоугодную мыслишку подбросил? Откройся…
Юрий улыбнулся. Он понял, что получил фактическую прописку в дедовой деревне. Ему немного стало легче на душе. А это придало и уверенности:
- В таких случаях говорят, что это божий промысел. И я так думаю. Но, может, вы надо мной смеяться будете, но такую идею мне прошептал… родник…
Он уставился на деда, ждал его реакции на свои слова. А тот еще больше сощурил глаза и, словно буравчиком, сверлил ими Юрия.
- А ты, сынок, не так прост, как кажешься на первый взгляд. Мудрости тебе не надо ни у кого занимать. Ах, молодчага! Ах, молодчага! Я бы никогда насчет часовни разумом не добрался. Почистить ключ, не скрою, мыслишка в моей голове когда-то копошилась. Но сердечко подвело – не смог. А про часовню даже во сне ничего такое не заглядывало. Ты молодой, а как мозгами дошурупил! Ах, молодчага! Я, если смогу, буду тебе помогать часовню строить. Не возражаешь?
Юрию после черного настроения от встречи с женой дышалось легко, свежо, счастливо. Жажда к жизни где-то там, внутри его, о себе настойчиво знак подала…
8
Строительство часовни продвигалось медленно. Но Юрий себе никаких планов-обязательств и не брал. Практичный дед подсказал ему, что хороший, а то и тесаный камень для фундамента можно взять на заброшенных усадьбах. Когда их хозяева строили подвалы, то использовали камень известняк. Бери теперь его столько, сколько требуется. Усадьбы осиротели, их бывшие хозяева давно умерли. Кроме того, там же можно кое-что подобрать и из лесоматериалов. Так Юрий и поступил.
Но неожиданно со строительными работами на часовне ему пришлось повременить.
Кто-то из деревенских жителей пустил слушок, что источник с "живой водой" очищен и уже вылечил вроде бы совсем безнадежно больного мужчину, Юрия, выходит. И к деду из соседнего района области родители привезли дочь. Она с трудом передвигалась на костылях.
Мать девушки чуть ли не в ноги Ивану Сергеевичу поклонилась:
- Помогите, Христа ради!
Дед удивился:
- Чем же может вам помочь старый человек?
В глазах женщины метались горе и мольба.
- Нам сказали, что вы знаете такой родник, в котором больные ноги можно вылечить. Помогите!..
Иван Сергеевич ответил привычным для себя тихим голосом, но с душевной теплотой и сопереживанием:
- Ключик-то в нашей деревне имеется. А вот поможет он вашей дочке или нет, один Бог ведает. Но на моих глазах одному молодому человеку радость жизни возвратил.
- Помогите! – вступил в разговор угрюмо-озабоченный отец девушки. – Мы все больницы объехали, у целителей были, и все напрасно. Осталось только на чудо надеяться. Помогите! Мы в долгу перед вами не останемся.
У деда зло сверкнули глаза:
- Если так будете говорить, поворачивайте оглобли обратно. Помочь мы вам постараемся, а вот благодарить, если дочка отсюда бегом на своих ножках поскачет, только Бога надо.
Отец, покраснев, постарался оправдаться:
- Вы уж нас извините! Мы с женой от отчаяния не знаем, что нам делать, что говорить, кого о помощи просить… Беда всю душу иссушила…
Лицо деда чуть посветлело. Он направил свой пронзительный взгляд в сторону девушки. Она с момента приезда к дому Ивана Сергеевича не проронила ни слова, но странно дышала: короткими и резкими волнами вдыхала воздух, а выдыхала его мощно и долго, собирая из пухлых губ своеобразную трубочку. И если бы у нее на щеках сверкали слезы, то можно было бы сказать, что девушка беспрестанно плачет. Но она рыдала дыханием, что удивило деда. Он у нее спросил:
- А ты-то, красавица, веришь в чудеса?
Если бы можно было распахнуть ее душу и заглянуть в нее, то стало бы ясно: она все больше переставала верить в главное чудо своей судьбы – выздоровление. Так что для нее чудеса – это сказочки детям перед сном. Ответила, не глядя в глаза деда, и еле заметно вздернула плечами:
- Не знаю…
Иван Сергеевич посерьезнел:
- Это никуда не годится. В чудо надо поверить сильно-сильно, только тогда Бог спускает его с небес. Ты поняла меня, красавица?
Она почему-то покраснела, глаза так и не оторвала от земли, почти прошептала:
- Да…
Иван Сергеевич положил на ее плечо свою сухую руку.
- Сказать "да" – мало. Ты должна весь свой разум в самый тугой пучок завязать, и забыть буквально обо всем, а твердить и твердить себе: "Я от ключа обязательно пойду без костылей. А на своей свадьбе буду танцевать с самым красивым и умным на земле женихом…" – дед это говорил так, будто сам верил во все чудеса света.
Вымученная улыбка украсила и без того милое ее личико, которое никак не гармонировало с человеком, стоявшим на костылях.
А дед не унимался:
- Только будь добра, не забудь меня пригласить на ту свадьбу. Договорились?
Девушка подняла голову и смотрела на Ивана Сергеевича чистыми, как безоблачное небо, глазами, но печаль в них так и не растворилась. Хотя в голосе затеплились искорки призрачной надежды: "А вдруг действительно?.." Потому заверила:
- Да! – даже попробовала пошутить. – Без вас и свадьба не состоится…
- Вот и умница! А теперь видите ту тропинку? – Иван Сергеевич уже обращался к немного повеселевшим родителям.
- Да! – почти хором ответили мужчина с женщиной.
- Идите по ней. Она приведет вас к молодому мужчине, тому самому, который безумно поверил в чудо и кому живая наша вода помогла. Он часовню строит. Скажете, чтобы вашу дочь к роднику проводил. Он мозговитый, ему ничего объяснять не надо.
- Ой, спасибо, дедушка! - выплеснула радость мать девушки.
Иван Сергеевич скупо ответил:
- Идите с Богом…
Когда Юрий увидел девушку, ему стало не хватать воздуха. Она удивительно была похожа на ту красавицу, которую он видел во сне в областной больнице после рассказа Ивана Сергеевича о целебном ключе и своей деревне. Только та была без костылей, а эта… В его душе происходило что-то непонятное, ему мешало спокойно дышать нахлынувшее вроде бы ни из чего волнение. Он смотрел на нее и не мог оторвать взгляда, хотел поблагодарить ее за то, что она тогда пришла к нему во сне и подвела к источнику здоровья. И теперь он готов кричать на весь белый свет: "Спасибо тебе, прекрасная незнакомка!"
И она не отводила от него взгляда своих васильковых глаз, в которых отчего-то начала растворяться липкая тоска. Ей показалось, что она знает этого молодого мужчину. Он был чуть выше среднего роста, с густыми смоляными волосами, тонкими чертами лица, большими и пытливыми глазами, с фигурой из одних мышц. Она поймала себя на мысли, что этот незнакомец чем-то похож на ее отца: те же добрые глаза, открытый взгляд. От него веяло теплом и силой. При нем она забыла, что у нее больные и непослушные ноги. Нет, она не стояла на ногах, она парила на невидимых крыльях.
Их молчаливое общение прервала мать девушки. Он и она даже вздрогнули от неожиданности.
- Молодой человек, здравствуйте!
- Здравствуйте! – он так и не отвел взгляда от девушки.
Женщине показалось, что он здоровается только с ее дочерью. Но та поздоровалась с ним молча, лишь искрящимися глазами.
- Нас к вам послал Иван Сергеевич. Помогите нам!
После просьбы женщины он пришел в себя. Только теперь Юрий увидел, что девушка с трудом стоит на костылях, а в ее глазах застыла мольба о помощи. Ему не надо было объяснять, что от него требуется.
Он быстро подошел к ней и взял ее за руку, точно так же, как его во сне взяла та красавица. Ее ладошка была горячая-горячая, но, как у мужчины, грубая, наверное, от постоянно принудительной работы с костылями.
- Меня зовут Юрий.
- Света…
Лоб Юрия моментально покрылся холодным потом: "Надо же, какое совпадение. Имя, как и у моей…"
- Бросьте костыли и идите за мной.
Светлана залилась краской то ли от обиды на свою беспомощность, то ли от стеснения перед этим человеком, чем-то затронувшим ее душу.
- Я не могу без… - и опустила голову, готовая разрыдаться.
Он, ни минуты не мешкая, отобрал у нее костыли, бросил их на землю, сказал, заметно смущаясь:
- Извините!..
Подхватил ее на руки. Она только и успела выдохнуть:
- Ой!..
А он уже спускался вместе с ней по склону оврага к ключу. Девушка окольцевала его шею своими тепло-нежными руками…
9
Через три дня после приезда Светы в деревню она, держась за руку Юрия и задыхаясь от счастья, спускалась к роднику уже на своих ногах и без костылей.
А через неделю он ей сказал, чем немало девушку огорчил:
- Извините, Света, но я вас больше к роднику… не поведу…
Ее глаза-васильки чуть не завяли от неожиданности:
- Почему?
На его лице сияла улыбка:
- Теперь вы в состоянии самостоятельно идти к нашему ключу.
- Но я…
Он догадался, что она хотела ему сказать.
- Вы - не трусиха! Вы сильная и прекрасная девушка!..
Они смотрели друг на друга, как и при первой встрече, с какою-то жадностью, а в их душах полыхал огонь. Она молчала.
Юрий, так и не пряча улыбки, добавил:
- Извините, но мне надо строить часовню…
- А зачем вы ее строите?
- Чтобы было где благодарить Бога за то, что он нам с вами подарил великое счастье – здоровье и…знакомство…
На лице Светы расцвела улыбка – весенняя, чистая, а Юрию казалось – еще и ароматная. И если бы можно было ту улыбку сорвать и сплести из нее венок, как из луговых цветов, то он получился бы ярко-красивым, духмяным.
- Вы… святой человек! - и девушка быстро начала спускаться к роднику.
Он с волнением наблюдал за движениями ее гибкого тела.
Снизу, из-за кустов деревьев, где, падая с тесаных камней, весело журчал ручей, донесся звонко-нежный голос:
- Юра - а - а! Я буду вместе я вами строить часовню…