Кто бы мог подумать: я и – Ницца! Пусть – ноябрь, пусть я по-прежнему одна, но где – я, и где – Франция! И все же, я – мать, королева-мать золотого мальчика. Я ступила на пешеходную дорожку как на ковер, ведущий к трону. В следующий миг я совсем не по-королевски ойкнула, комично взбрыкнула и, не осознавая ситуацию, успела только ощутить единственную и совершенно мещанскую мыслишку: «Мое пальто!». Мое кашемировое пальто цвета песка на закрытом пляже, моя гордость и символ удавшейся жизни, распахнулось навстречу земле, грациозно взмахнув своими полами и обнажая мои колени для очередного удара судьбы. Слева, сверкая и грохоча, во всей своей устрашающей красоте, на меня надвинулся Архангел Михаил.
Пребывая в карамельно-тошнотворной прострации, я слышала прекрасную музыку небесных виртуозов. Мой отход на небеса прервал вкрадчиво-услужливый французский говор. Возмущенная не сколько столкновением, сколь бесцеремонным вторжением в мою небесную идиллию, я неожиданно и очень твердо заявила: «Fuck!». Открыв глаза, я увидела сердитое лицо мужчины средних лет. После моей реплики он быстро перестроился и заговорил по-английски, аккуратно просовывая свою руку мне под голову.
- Волосы, волосы! Черт! - Что есть силы зашипела я.
- Русская?! - Возмутился мужчина и уже просунутой под мою голову рукой беспардонно и ловко рванул меня с асфальта и сунул, как дорожную сумку, в салон автомобиля.
От его резвости и с перепугу я зажмурилась. Через какое-то время, открыв потихоньку глаза, я испытала нестерпимое желание стать поданной английской короны: на меня обрушился уточенный аристократизм интерьера авто, а перед моим носом на капоте сверкала крылатая небожительница Ника. Я и – Роллс-Ройс. Занятно. Второе словосочетание, которое совсем недавно могло вызвать у меня недоумение и смех.
В мой посттравматический бред опять бесцеремонно вторглась чужая сердитая тирада:
- Я тороплюсь! Зачем кидаться под колеса? Надо смотреть по сторонам!
- Куда мы едем? Кто вы? Слушайте вы, полиглот, я разбилась, мне нужна помощь!
- Помощь?! Я тороплюсь! Сначала – встреча, потом – помощь!
- Хам! Убийца! Шо-фёёёр, - съязвила я. – Где твой хозяин? Пусть платит ущерб! Черт! Колени содрала… колготки! пальто! – по-бабьи запричитала я.
- Я – не шофер! Это моя машина! Не орите! Сначала – встреча, потом – с вами разберусь!
- Разберусь?! – Я прекратила свой плач Ярославны и стала реанимировать свой образ королевы-матери, чуть не погибшей под колесами британского монстра. – Я позвоню в полицию. Нет, я звоню сыну,- и вновь по-бабьи зажалобилась я в телефон. – Меня похитили. Нет, меня сбили. Потом похитили. И унижают. Мне больно. Сынок, меня куда-то везут. В полицию? Нет, позвони лучше Франсуа, пусть он меня заберет. Куда мы едем?.. Куда мы едем? – Переадресовала я вопрос моему убийце.
- Сначала – встреча! – рявкнул он.
- Мадам Анн, месье Прокофьев?!!
- Франсуа?!! – в ответ обалдевшему Франсуа в унисон удивились мы – я и мой убийца-похититель.
И небесные виртуозы опять дружно грянули в литавры, возобновляя недавно прерванный концерт, и я в золоченой ладье поплыла к ярким праздничным вспышкам.
Вспышки погасли, музыканты ушли, оставив в моей голове кашу из конфетти, гула морских раковин и обрывков незнакомых песен. Я встряхнула головой, она весело зазвенела, как детская погремушка, а из глубин моего нутра до горла докатилась волна тошноты и двусмысленности. «Старческое слабоумие. Или – климакс? Дааа, сорок пять: баба – ягодка опять», - тоскливо подумала я.
- Сотрясение мозга. У вас сотрясение мозга, мадам Анна. Месье Прокофьев, как благородный человек, предоставил вам свой дом и оказал помощь. Вы непременно поправитесь. Месье Прокофьев – джентльмен, он сделает все необходимое.
- Он уже сделал! Убийца! Джентльмен?! Где я?! Где мой сын?! Полиция!!!
- Я вижу, вам уже лучше, - сверх вкрадчиво подкрался – и опять слева – месье убийца. – Александр, вот ваша мать, ей уже лучше. Как хорошо, что в тот момент именно я оказался рядом.
Я увидела своего сына и перепуганно воскликнула:
- Сашенька, что происходит?! Кто – он? Где мы? – И окончательно запутавшись и потеряв надежду, слабо пискнула: - Полиция…
- Дайте ей брому… или коньяку, - как о лабораторной мыши, сказал обо мне месье Прокофьев. – Александр, объясните своей матери: нам не нужен излишний шум, а ей – нужен покой. Поправляйтесь, мадам… И – дайте ей коньяку!
Месье Прокофьев оставил меня с моим сотрясением мозга, с моим сыном и его объяснениями. Месье Прокофьев – бизнесмен и, может быть, новый партнер сына, моего сына, который своими золотыми мозгами проложил дорогу к успеху. Александр отчитал меня за мою привычку не завтракать, которая часто приводила к головокружениям, еще раз успокоил меня на счет Прокофьева и резюмировал:
- Да. Шарик круглый. И маленький. Кто бы мог подумать! Ты и – Прокофьев!
Моя сокровищница антогонизмов пополнилась еще одной невозможной парой. Я и – Ницца. Я и – Роллс-Ройс. Наконец, я и – Прокофьев. Что дальше?
Дальше? – Я опустилась на дно пороков. Воровство. Нескончаемые бульоны, йогурты и свежевыжатые соки настолько облегчили мое отношение к жизни и человеческим недостаткам, что я, оставив наверху в любезно предоставленной мне хозяином спальне мантию королевы-матери, под покровом ночи спустилась на хозяйскую кухню. Более изысканного сооружения не создавал человеческий разум! Холодильник. Превозмогая голод, я любовалась его белоснежной поверхностью. Мона Лиза, секрет твоей улыбки пусть навсегда останется с тобой! Все секреты, которые я хотела знать, скрывала белая параллелепипедная утроба холодильника. Я открыла дверцу в неведомое: нежный свет осветил содержимое и освятил мою ночную трапезу. Боже мой, чужая еда, поглощенная тайком – самый шикарный деликатес! Холодная телятина – гимн гурмана! Ночь, тишина, темнота и – чавкающее мурлыканье.
- А вы, я вижу, идете на поправку! – Зажег свет на кухне месье Прокофьев. - Вкусно? Может, вина?
- Нет, накапайте брома, а лучше – коньячку.
- Да вы – гурман! Мясо – руками, коньячок – для полировки!
- Хам! Убийца! Сбил, покалечил, голодом морит! Мне осточертели вы, ваш дом, ваше хамство и вкрадчивость!
На наш шум прибежал помощник Прокофьева:
- Что случилось?
- Владимир, подайте экипаж, я отбываю к себе, - включила я королеву-мать.
- Мадам, а можно утром?
Утром меня ожидала головокружительная поездка вокруг огромной клумбы перед домом месье Прокофьева. За рулем, конечно же, он. Опять – он, Роллс-Ройс и я. И его речь, речь человека, не терпящего возражений. Прям, Уинстон Черчилль. Сигару не подать?
- Мадам Анна, Анна, я наблюдаю вас целый месяц в своем доме. Я видел вас в минуты стресса и отчаянья, я видел ваш тихий сон, видел ваш голод и ваши анализы. Мне нравится ваша неадекватность, мне с вами нескучно. Я был женат пять раз. Два раза – по молодости, три – по статусу. Но так весело мне не было ни с кем. Будьте со мной, Анна. Я исполню все ваши желания. Что вы желаете?
- Дать вам по морде, торгаш, да вы сидите сбоку, и мне неудобно замахиваться. Везите меня домой.
Всю дорогу убийца-похититель-благодетель молчал. С непонятной для меня ловкостью он поставил меня перед выбором. И я вспомнила другого убийцу-благодетеля и другой выбор. Вернее, какой может быть выбор, когда от тебя уходят. Я увидела перед собой длинный темный коридор съемной квартиры и уходящего от меня мужа. В его глазах – веселое возбуждение моряка, ступающего на родную палубу. У меня в руках – забытые мужем туфли, которые я бросаю ему вдогонку в поспешно закрытую дверь. Выбор. – Констатация факта. Я, маленький сын, чужая квартира и – дурацкий, дурацкий вопрос «Что делать?».
Что делать? – На этот вопрос за меня следующим утром ответил месье Прокофьев:
- Я приглашаю вас на завтрак.
Завтрак проходил на яхте. Белоснежная яхта, белоснежная скатерть, белоснежные яйца и мякоть французского багета. Хорошо, что я прихватила с собой солнцезащитные очки. Меня потихоньку слепило и штормило.
- Вы подумали над моим предложением?
- Месье Прокофьев…
- Серж, Сергей, зовите меня по имени.
- Серж, в начале девяностых, когда распался Союз, и рухнули границы морали и страны, к нам с Запада посыпалось невиданное разнообразие еды, вещей, техники, фильмов. Мы не могли насытиться всем этим заграничным шиком. Сони, Рембо, сникерсы, баунти. На вершине этой роскоши было "Рафаэлло" – невиданное белоснежное лакомство в невиданной коробочке. Серж, ваша белоснежная яхта, ваш белоснежный дом, все это ваше белоснежное обаяние буржуазии, как "Рафаэлло": очень вкусно, приятно после первой конфеты, а после последней – изжога и остатки наслаждения между зубов, только успевай сплевывать стружку кокоса.
- Яхта не моя, - попытался оправдаться месье Прокофьев. – У меня – морская болезнь. А так - я в состоянии позволить себе и яхту.
- Меня уже укачало от вашего шика и самоуверенности!
- При чем здесь шик! Ты просто боишься! Я навел справки: ты привыкла быть одна, ты привыкла решать все сама, и ты боишься потерять контроль над своей жизнью. Все дело – в доверии, иногда нужно попробовать и довериться новому. Кстати, мы все – родом из Союза. Мой отец – военный летчик, полковник. Карту Союза могу нарисовать вслепую: объехали его по всему периметру, одни крайние точки – Крайний Север, Юг. Я шел по периметру, ты – кругами, вокруг себя и сына. Но – как-то пересеклись. Я наелся образцовой семейной жизни согласно нового статуса: дома, машины, жены-модели, с которыми мелькнешь в обществе для поддержания имиджа, а потом сбегаешь и от жен, и от этого общества в работу. Все: наелся.
- Знаешь, после твоих буржуазных сливок - у меня жуткий аппетит: хочу жареной картошки с огурцами,- и я перенесла наш завтрак с арендованной яхты в мою арендованную квартиру.
Сужая пространство вокруг, сужаем дистанцию между. Накинув на нас мертвую неразъемную петлю притяжения, квартира дала возможность проявить свое мастерство сыну военного летчика. Мы вошли в крутое пике.
Вы спросите, с кем я? – С Прокофьевым. Вы спросите, где я? – В его нью-йоркской квартире. Вы спросите, и что же я? – Опять молчу. Мы никогда не говорили с Сержем о любви. Не давали обещаний. Просто сели в невидимый самолет там, в Ницце, и до сих пор летим, дополняя друг друга, как командир экипажа и второй пилот. А вот сейчас опять мне надо принять решение, хотя это все достаточно формально, и не влияет на успешный полет.
- Скоро церемония. Нас уже ждут гости, музыканты, ресторан. Мы это делаем друг для друга. Еще один праздник, - и Серж подтолкнул меня к лифту.
Я никогда так не переживала, даже тогда, когда, не задумываясь, бросилась в этот роман, как в темный омут. Первый этаж задорно мигнул нам единичкой, и двери лифта распахнулись.
- У тебя кольца с собой? Давай, - я взяла кольца у Сержа и неуклюже надела их себе и ему. – Теперь только вверх!
- Вертолет? Откуда? – Удивился Прокофьев, стоя на крыше небоскреба.
- Все девичьи сбережения, - отчиталась я перед мужем. – Теперь – только вверх!
Белоснежный красавец завертел своими лопастями и стал отрывать нас от пройденного уровня, прокладывая дорогу на новый.
- Мы теперь с тобой, как Анн и Серж Голон, можем написать свою Анжелику.
- Мы с тобой можем еще родить свою Анжелику! – Поправил меня мой соавтор и муж.
- Боже, кого я люблю? Убийца, похититель, половой гигант!
- Мама, уже объявили посадку. Не волнуйся, тебя встретит Франсуа, у него будет табличка, смотри внимательно. И, прошу тебя, ешь по утрам. Я скоро приеду, - мой сын Александр обнял меня на прощание.
Ожидая взлета, я равнодушно смотрела в иллюминатор. По летному полю ехал сверкающий неотразимый Роллс-Ройс в сторону маленького белоснежного самолета.