1.
От Паланги до Лабытнанги
Всюду чумы да яранги.
© из Прекрасного.
…Первая встреча с Прекрасным произошла на заполярных литературных чтениях, традиционно приуроченных к отёлу оленей.
Знаете ли вы луораветланское утро? О, вы не знаете луораветланского утра! Ещё празднично сияет энергосберегающее северное сияние, а по-над холмами, уже брезжит белёсый просвет неизбежно прорывающегося, невесть откуда, к суровому горизонту солнца. И всё отчётливее зубчатые очертания горных вершин.
Чум-музей Абрамовича в Угольных копях, где проводится с некоторых пор литературный фестиваль, встретил шумом многолюдной толпы. Всё смешалось, как в доме Облонских. Олени жевали ягель. Анкальыны успокаивали свои гомонливые упряжки. Бледный серпик солнца скупо пригревал пригорки. Шаманили шаманы, шарлатанили шарлатаны, грохотал зычный бубен. Подкреплялись традиционными напитками поэты и прозаики. Анюй катил меж холмов свои холодные воды.
На импровизированной сцене виднелась эпохальная коренастая фигура поэта Ивана Прекрасного. На всю окрестную (а и только ли окрестную?) тундру разносил апрельский ветер его незабываемый самородный голос:
Эх, судьбина… змея подколодная.
Что наделали с нами года…
Разумеет ли сытый голодного?
Нет, мой друг… ни за что… никогда.
Таким и запомнился на всю жизнь певец необъятных просторов, певец грохота волн бухты Провидения и подлинно первых рассветов. Это именно про таких людей сложена пословица «мал золотник да дорог».
………………………………………
В бывшей безымянной закусочной, а нынче кафе «180 меридиан» часто беседовал поэт с яростными фанатами анадырьского клуба «Челси», истинными любителями северной поэзии, знатоками крепкого поэтического слова… Тихо музыка играла. Звучала известная луораветланская композиция, в обработке Ивана Прекрасного, «Don't let me down», что, как известно, в переводе с луораветланского, означает «Не опускай меня шибко вниз, однако». Топтались в танце без названия, гармоничные и не очень, парочки. В изящные гранёные стаканы, вряд ли, работы Фаберже, наливалась хрустальной чистоты ханка.
«Помню, как сейчас первые свои строчки, - откровенничал Прекрасный. – Сплю это я и слышу голос. Слышу голос из Прекрасного. Далёко… Слышно смутно… Просыпаюсь утром, а в голове… В голове у меня сложилось, само собой, во сне:
Птичка божия не знает ни заботы, ни труда.
То как зверь она завоет, то заплачет как дитя.
Э-э-э, сам себе думаю… Что это у меня с головой? Уж не поэт ли я?
Да… И пошло – поехало….
Ну, конечно, истоки. Народное, кондовое, оно так и прёт, так и прёт, порой, изнутри.
Как любил я в детстве разглядывать пегтымельские петроглифы, на скалах правого берега славной реки Пегтымель. Что означает «сломанный полоз нарт». Бывало, пойдёшь с удочкой на Кайкуульский обрыв, заглядишься, да и про поплавок забудешь.
А и батя мой воспитывал меня в подлинно народных традициях. Как истинный луораветлан, ни на шаг не отступал он от заветов великих.
Драть как сидорову козу – как завещали Ушинский, Сухомлинский, Макаренко и Бенджамин Спок!
Таков был его незыблемый педагогический принцип. Батя ни минуты не сомневался, что из сына выйдет не только знатный оленевод, но и знатный поэт. И вот вышло то, что вышло. А вышло даже больше. Потому что поэт в России больше, чем поэт.
И сейчас ещё бывает… Просыпаюсь утром, а в голове кто-то гвоздей понабивал. У нас в народе это называется «после вчерашнего». Ну, идёшь за клещами в «180 меридиан». Выдёргиваешь по одному… Складываешь в кучку… И в печать. Иногда даже получается прямо как полёт чайки против ветра».
2.
У луораветланов есть три больших праздника: первый бывает в апреле, когда олени телятся, второй в июле или августе, когда этих животных забивают, чтобы шить из шкур одежду, третий — осенью, когда у олених кончается течка. Корме того луораветланы празднуют смену рогов у оленей, время, когда собирают отпавшие рога, начало сезона охоты или рыбной ловли и начало перекочевывания. Если удается убить волка — это тоже для луораветланов праздник, во время которого они кричат: «Волк, не злись на нас: это не мы тебя убили — это русаки тебя убили». Если долго стоит плохая погода или метель слишком сильна, луораветланы забивают оленя, чтобы умилостивить небеса.
© Густав-Теодор Паули.
3.
От Паланы до Паланги
Вижу чумы да яранги.
© из Прекрасного.
- Задорен был я смолоду да бесстрашен, – вспоминал, бывало, Иван Прекрасный. - Помню, иду я как-то тёмной ночью из закусочной. За сугробом, метр с кепкой... Навстречу три амбала. Двое с меня, один чуть пониже. Дай, говорят, закурить. Я говорю, что, мол, не такой дурак, как вы, не курю. Они, мол, обижаешь, мол, дай, говорят, закурить, а то хуже будет. Я как размахнулся, да как отвесил с правой хук слева да свинг сбоку. Один упал, а двое убежали. Да-а-а… а нынче не то что давеча… Забижать норовят…
Иван Прекрасный посмотрел с прищуром на восходящее солнце:
- Эх, Колюха Рубцов, Колюха Рубцов... – протянул он стопку в сторону солнца. – Ну давай, что ли, по рюмашке… В горнице моей светло... Моё детство босса-новое… навсегда осталось там…
Стихи писать, мой друг, не в пример, трудно. То ли дело, в пример, детектив. Тут всё ясно. Нет сюжета проще детективного сюжета. Если на первой же странице появляется, среди прочих персонажей, персонаж по имени Эркюль Пуаро, значит, будет убийство. И, скорее всего, не одно. То ли дело, стихи. Пишет, в пример, автор в первых строках: Дыр бул щил. И чёрт его знает, что там будет дальше. То ли убещур, то ли скум вы со бу р л эз.
И зазвучал, разрывая стены кафе «180 меридиан», бесподобный горловой голос Ивана Прекрасного, певца северных красот:
Давно пора угаснуть уж страстей огню.
Зачем я в зубы заглянул дарёному коню?
Тому, который не испортит борозды…
Эх, кто бы дал мне, безголовому… узды?
Кто голову найдёт мою? Её я потерял.
И плачу, безголовый, я по волосам…
- Вообще-то, поэты всегда рождаются на стыке стихий. Вода и пламень, лёд и камень, красавица и чудовище, принц и нищий, дно и покрышка, ни пуха, ни пера, инь да янь, вынь да положь.
- Видишь, юноша, дырку в наличнике? Эта дырка не просто дырка. Это дырка от гвоздя, на котором висел плащ моей любимой девушки. И когда я нагружусь на этой пристани выше ватерлинии, нежно поглаживаю я этот гвоздь. И это служит утешением и подаёт надежду.
4.
Давно угас в душе огонь.
И без седла, и без узды
бредёт по полю старый конь.
Он не испортит борозды.
По краю поля, далеко,
бежит вдоль куч навоза
кобылка старая легко:
упала баба с воза.
Лихие кони вороные
От нетерпения храпят,
Они меня в края иные
Давно, давно уже манят!
© из Прекрасного.
Так-то вот.
Продолжение http://proza.ru/2013/06/13/997