Девяностые годы все поставили с ног на голову. Незадачливый муж закадычной подруги, бездельник, существо ни к чему не пригодное, превратился в кормильца.
Сколько я помнила, Лелька – сама великая труженица, не бросала его только потому, что была уверена – Андрюха без нее пропадет.
Закадычная подруга работала на нерядовой должности в научно-исследовательском институте, читала лекции вечерникам в политехе, заканчивала кандидатскую по модной в те годы кибернетике, да еще писала стихи. Даже публиковалась.
Андрюха в свои сорок с лишним лет так нигде толком и не поработал. Он все искал свое место в жизни.
Сутками лежал на диване с книжкой, иногда отрываясь от нее и устремляя взор в никуда. Как ехидно говорила подруга, обдумывал будущие нобелевские труды. На шпильки Андрюха не реагировал. Он вообще мало на что реагировал. Разве что на запах украинского борща из кухни, который Лелька мастерски готовила.
Иногда Андрюха ненадолго устраивался сторожем в художественную галерею или дежурным электриком в исторический музей. Говорил на полном серьезе, что ночами ходит по темным залам и «впитывает».
- Что тебя с ним связывает? Как твой глаз на него вообще упал?! – возмущалась я.
Закадычная подруга вздыхала и отмалчивалась. Крест свой она несла с достоинством.
Однажды Лелька сказала, что Андрюха записался на курсы экстрасенсов. Передвинул дома мебель, потому что она, видите ли, до сих пор неправильно стояла. А на рассвете садится в кресло у окна и ловит макушкой космические лучи. Для этой цели постригся наголо. «Двинулся», - подумала я.
Андрюха тем временем окончил курсы и получил удостоверение, где черным по белому было написано, что он имеет право оказывать экстрасенсорные услуги населению.
Впрочем, экстрасенсами, магами и ясновидящими тогда становились многие. Одна моя знакомая, непонятно как залетевшая в журналистику птаха, стала писать собачьи гороскопы. Дело пошло. Она раздала долги, засверкала бриллиантами, одной из первых завела в Ташкенте иномарку.
В то время русскоязычные, как нас называли в Узбекистане, потянулись - как перелетные птицы - на Север. Уезжали в одиночку, семьями, целыми производствами.
Институт, в котором работала закадычная подруга, был филиалом московского НИИ, и его перевели в Рязань.
Приживалась в России подруга трудно. В редких письмах – почта между бывшими советскими республиками почти не ходила, писала, что живут впроголодь, зарплату не платят месяцами, выдали однажды постельным бельем, и по выходным она носит его на рынок. Продать удается редко – денег нет ни у кого, но вот обменять на продукты у деревенских получается. А еще собирает ягоды, грибы, ловит рыбу – все-таки подспорье. Андрюха по-прежнему ищет смысл жизни.
Представить интеллигентную Лельку торгующей на рынке простынями или с удочкой на речке было невозможно. И хотя нам в Ташкенте тоже жилось несладко, Россия казалась еще более неприветливой, где к приезжим относятся с подозрением и неприязнью. Что, в общем-то, потом, когда нас окончательно выдавили из Азии, оказалось недалеким от истины.
В Рязани я оказалась случайно. Полетела в командировку в Москву, застряла на выходные и подумала – не съездить ли к Лельке?
Созвонились.
- Приезжай! Посмотришь, как мы живем, - с оттенком легкого самодовольства в голосе сказала закадычная подруга.
На пороге их однокомнатной квартиры меня встретил заматеревший Андрюха. От него так и разило сытостью, а выражением лица он походил теперь не на философа, а на удовлетворенного кота.
Мы обнялись с Лелькой, всплакнули. Перешли к столу, который ломился от невиданных в те годы разносолов. Бог ты мой! Жареная курица, запеченая рыба, дрожжевые пироги с капустой, грибная икра, фаршированные яйца, ядреная квашеная капустка с клюквой, рассыпчатая отварная картошка, залитая желтоватой деревенской сметаной. В центре стола, над всем этим великолепием, возвышалась бутылка доброй самогонки.
- Андрюха! – ответила на мой изумленный взгляд ликующая Лелька.
Сели, выпили за встречу, закусили. Андрюха размашисто крестился сам, крестил стол и нас с подругой. Ел и пил с аппетитом, был немногословен. Потом посмотрел на часы и вдруг засобирался.
Лелька вышла его проводить. Я тоже подтянулась в коридор.
Андрюха намотал привычной рукой портянки, надел кирзачи, старенькую потертую куртку, треух, нацепил на плечи жиденький рюкзачок. В руки взял инженерный тубус. Я с удивлением наблюдала за сборами.
- Ну, с Богом, с Богом! – сказала моя подруга-атеистка, и Андрюха ушел. – Кормилец! - произнесла ему вслед растроганная Лелька.
Мы вернулись к столу. Мне очень хотелось понять, как никчемному Андрюхе удалось вписаться в новую постсоветскую жизнь, но спросить было неудобно.
Лелька поняла мой невысказанный вопрос, недаром была закадычной подругой, понимали мы с ней друг друга не с полуслова, а с полувзгляда, и вышла из комнаты.
Вернулась через пару минут с самодельной афишей. Под плохонькой Андрюхиной фотографией значилось: «Андрей Семибратов, дипломированный экстрасенс. Предсказание будущего, лечение от тоски, снятие порчи. Бесплатно».
Все оказалось до примитивного просто. Андрюха выбирал на карте района далекую заброшенную деревеньку, добирался на перекладных, находил сельсовет, знакомился с председателем, обычно полуинвалидом или спившимся мужичком. Угощал самогонкой. Уже вдвоем они вешали на дверь сельсовета афишу. Тут же где-нибудь на диванчике Андрюха обычно и ночевал. Если диванчика не оказывалось, шел к кому-нибудь на постой, иногда к тому же председателю. С утра начинал прием страждущих.
В разоренных русских деревнях обитали, в основном, никому не нужные бабки. Они и были главной клиентурой дипломированного экстрасенса Андрея Семибратова.
- Что нужно на самом деле старой больной женщине? Просто выговориться! – разглагольствовала захмелевшая Лелька, размахивая вилкой с соленым рыжиком.
Андрюха часами выслушивал истории брошенных на произвол судьбы старух – об их комсомольской молодости, коллективизации и индустриализации, войне и разрухе, сбежавших или спившихся мужьях, уехавших за красивой жизнью и забывших о матерях детях. Рассматривал бережно хранимые семейные фотографии и реликвии. Качал головой, вздыхал, успокаивал, предлагал подождать и потерпеть.
- Лелька! Как ты можешь? Он же - мошенник! Обманывать несчастных бабок! – не выдержала я.
- Нет-нет! – вскинулась закадычная подруга. – Он никого не обманывает!
Лелька метнулась к шкафу и достала целый ворох писем. Наобум вытаскивала из конвертов тетрадные листочки в клеточки и в линейку и читала:
- «Андрюшенька, ты уехал, а мне и впрямь полегчало. Спасибо тебе, родной, приезжай в гости. Агафья Сидоровна». - «А на Новый год мне доча позвонила, пока добежала до телефона в сельсовет, сердце захолонуло, думала, беда случилось. А она говорит, летом внука привезет. Если бы не ты, не знаю, как бы и жила. Анна Трофимова».
Я ощутила себя круглой дурой. Невольно перевела глаза на изрядно подпорченное нами за вечер гастрономическое великолепие, подсохший пирог, пустившее слезу сало, полупустую бутылку.
- Ну и кого он обманывает? – повторила задетая моими словами Лелька. - Денег не берет. Но кто ж отпустит его без обеда, да с пустыми руками? Одна – яичек пяток даст, другая – грибочков, кто-то варенья баночку, а кто-то картохи…
Домой экстрасенс возвращался, сгибаясь под тяжестью набитого снедью рюкзака.
- Если б не Андрюха, мы бы тут не выжили, - сказала Лелька, благоговейно сложив руки у груди и подняв глаза к люстре.
Через пару лет директора Лелькиного института пригласили на работу в ту самую Силиконовую долину. Он вызвал к себе несколько человек, в том числе, и Лельку.
Андрюха ехать с ней в Штаты категорически отказался. Он, наконец-то, нашел свое место в жизни.