…Какая, в сущности, смешная вышла жизнь,
хотя…, что может быть красивее,
чем сидеть на облаке и, свесив ножки вниз,
друг друга называть по имени…
Группа "Високосный год", "Лучшая песня о любви"
…We always kill the one we love…*
Оскар Уайлд, "Баллада Рэдингской тюрьмы"
Часть первая. Сказка о Маленькой Принцессе
Жила-была на свете Маленькая Принцесса. Королевство, в котором она родилась, находилось на берегу океана в живописной бухте и, хоть и было небольшим, считалось морской державой. А в морских державах положено иметь свой флот, воевать с другими державами, вести морскую торговлю. А иначе, что это за государство?
Вот король, отец принцессы, всем этим в основном и занимался. Он уходил в плавание со своим флотом и по полгода пропадал в дальних морях. Потом появлялся на короткое время, весь пропахший морем, его королевский военный мундир насквозь был пропитан морской солью, потрёпан штормами, его глаза горели, когда он рассказывал о заморских чудесах. Вскоре он опять уходил в плавание, и так шли годы…
Королева-мать любила Маленькую Принцессу, но её больше занимали проблемы, которые создавал ей король, то появляясь, то опять исчезая надолго. Так уж устроено женское сердце – его, как птицу, надо крепко держать в руках, иначе птичка однажды возьмёт и улетит или умрёт от тоски.
Пока этот "морской волк" носился по морям-океанам, королева исполняла обязанности хозяйки королевства, решала государственные вопросы, принимала гостей. И однажды, а при безалаберности короля в семейных отношениях это произошло бы рано или поздно, один из заезжих королей соблазнил-таки женщину, и она уехала к нему, бросив своё беспутное королевство вместе с бесшабашным королём-флибустьером. С собой она взяла только дочь да старую фрейлину, которая воспитывала королеву ещё тогда, когда та сама была маленькой девочкой.
Но в новом королевстве матери стало не до Маленькой Принцессы, поскольку её новое увлечение отнимало слишком много времени и душевных сил. В конце концов, как-то так само собой получилось, что королевская дочка осталась на попечении фрейлины, которая заменила ей и отца, и мать… Вот ведь как случается в жизни: плотская любовь или что там ещё бывает, иногда оказывается сильнее материнского чувства и женщина становится кукушкой.
Маленькой Принцессе к тому моменту исполнилось пять лет. Она росла очень умной девочкой со своим, только ей понятным внутренним миром, в который она лишь иногда допускала няню-фрейлину, и только с этой мудрой женщиной она находила общий язык.
Страна, в которую волею судеб попали принцесса с матерью, в отличие от морской державы её отца, находилась очень далеко в горах между двух морей. Её населяли свободолюбивые горцы со своими, малопонятными пришельцам из других земель, законами. Поэтому принцесса почти не выходила из дому, у неё не было подруг, за исключением одной-двух соседских девочек.
Маленькая Принцесса жила в этом мирке, ограниченном двориком за высокими стенами, общением с любимой няней да двумя подружками-хохотушками. Она почти ничего не знала о внешнем мире, да и не особенно им интересовалась. Но, оставаясь наедине с собой, она мечтала… О чём могут мечтать девчонки, когда им исполняется десять-двенадцать лет? О куклах, прекрасных принцах-эльфах и ещё о чём-то уж совсем девочковом…
Но наша принцесса была не обычной девочкой. С самого детства, которого у неё, в общем-то, и не было, поскольку с малых лет жизнь преподавала ей жестокие уроки, она поставила перед собой цель: всего добиться в жизни самой, не быть такой, как её отец и мать, которых в глубине души она очень любила и тосковала по ним, но это чувство пряталось так глубоко в сердце, что она и сама иногда недоумевала: а есть ли в ней оно? Вот такая это была маленькая мужественная принцесса.
Когда ей исполнилось четырнадцать лет, старая фрейлина внезапно умерла. Боже мой, что это было! Девочке казалось, что небо рухнуло, что жизнь закончилась, что со смертью няни ушло всё самое лучшее, что было у неё в душе и в жизни, и ничего уже больше не будет. Сорок дней траура принцесса плакала. Ей не хотелось жить. За эти долгие дни она стала взрослой…
После смерти няни мать принцессы вспомнила о дочери, и на некоторое время они сблизились, хотя такое сближение, строго говоря, можно было назвать чисто формальным, ведь королеву, нет, просто маму принцессы, поскольку королевства у неё давно уже не было, по-прежнему больше интересовали её личные проблемы…
Между тем, в королевстве, куда они переехали, назревали страшные события. К власти путем хитроумных закулисных интриг пришли военные, в стране начались такие беспорядки, что нужно было срочно уезжать. Тяжело было матери принцессы принимать такое решение, но… жизнь была дороже. И снова в путь – такая им выпала судьба носимого ветром перекати-поля. Может, это и закономерно, потому что ничего в этой жизни не происходит случайно. Бог распоряжается судьбами и, если он подвергает человека испытаниям, значит так должно быть и не стоит роптать…
Итак, перебрались они в новую страну, лежавшую на северо-западе от горного королевства, недалеко от одного из двух морей, населённую людьми, сойтись с которыми было очень нелегко, так как они отличались и от горцев, и от тех людей, которые жили в далёком-далёком королевстве отца принцессы – Боже, как давно это было! На новом месте рядом с матерью Маленькая Принцесса чувствовала себя ещё более одинокой, чем без неё. Ей часто не спалось по ночам, и вот, однажды, она приняла твёрдое решение: если найдётся такой принц, который скрасит её одиночество, то она выйдет за него замуж…
Говорится в волшебных книгах: если ты чего-то очень сильно захочешь, оно обязательно сбудется. Нельзя сказать, чтобы принцессе так уж захотелось замуж, ведь было-то ей всего четырнадцать лет! Впрочем, в эти годы девочки иной раз бывают взрослее самих взрослых, а мы уже говорили о том, что героиня нашей истории повзрослела сразу, потеряв любимую няню, и потом, ей было так одиноко в этой новой, уже третьей за её короткую жизнь, стране!
И принц не заставил себя долго ждать. Он явился в образе соседского парня, который был старше её, с ума сойти – на целых пять лет, и был в глазах девочки совсем взрослым, рассудительным, разумным! И ничего, что он был не очень красив, зато оказывал принцессе знаки внимания, что ей, в общем-то, льстило. Они вместе проводили время, встречались по вечерам как взрослые, и Маленькая Принцесса решила: пусть будет он! Да и с чем, то есть с кем, ей было сравнивать этого своего нового знакомого, если она росла как дикая роза в чужом саду? Но принцесса была благоразумной девочкой и не позволяла по отношению к себе никаких вольностей…
Время летело быстро, и вот, Маленькая Принцесса из угловатой девочки превратилась в стройную хрупкую красавицу, на которую заглядывались не только сверстники, но и взрослые мужчины, однако, она была верна своему избраннику, поскольку чувствовала себя взрослым человеком и была тверда в своих решениях.
Пролетело незаметно ещё несколько лет. Избранник её неоднократно предлагал ей руку и сердце, но какой-то внутренний голос подсказывал девушке: "Не спеши", - а другой спорил и подталкивал её: "Чего ты медлишь?" Так и не разобравшись, кто же из этих внутренних спорщиков прав, она дала согласие, но как-то тяжело было при этом на её сердце. К чему бы это? "А, будь что будет!" – решила принцесса и свадьба состоялась…
Она не знала ещё, что сердечко, даже такое маленькое и неопытное как у неё, не обманешь. Недаром говорят – сердце-вещун. Но Маленькая Принцесса не любила менять принимаемых ею решений. В ней уже появилось честолюбие, а честолюбие – не всегда плохо, оно вырастает из невзгод, из сильного характера – этого-то у принцессы хватило бы на двоих и, может быть, даже на троих…
Очень скоро Маленькая Принцесса убедилась, что новая её жизнь – это не то чтобы не совсем то, а совсем не то, к чему она стремилась. Но она и сама не знала, чего ей хотелось на самом деле. Так, что-то смутное и непонятное жило в груди и не давало покоя.
Муж её – как это по-взрослому звучало! – добившись своего, успокоился. Не было ни ухаживаний, ни каких-то особенных слов, которых втайне хочет каждая женщина, даже самая юная. Была обычная проза жизни с её банальными и никому не интересными вещами. А семейная жизнь шла своим чередом и у принцессы родилась дочь – Малюсенькая Принцессочка. И хоть этот ребёнок родился не в любви, а лишь потому что это происходит у всех, принцесса привязалась к дочке. Да и как иначе – она ведь стала МАМОЙ! Отныне она несла ответственность за маленькую жизнь, которую сама произвела на свет. И Малюсенькая Принцессочка стала для неё своеобразной отдушиной, тем мирком, в который она могла укрыться от нелюбимого мужа. А то, что она его не любит, Маленькая Принцесса поняла уже давно, только сама себе не хотела в том признаться. А тут ещё подруги и знакомые говорили ей: "Что ты в нём нашла? Вы же абсолютно разные люди!" Лучше б они молчали, а не сыпали соль на рану…
Маленькая Принцесса пыталась найти ответы на мучавшие её вопросы в книгах, но только в одной из многих прочитанных она нашла своё отражение и описание того, какой может быть любовь на самом деле. Она нашла тот идеал любви, который соответствовал её пониманию. Она нашла своего мужчину. Но это был всего лишь книжный герой. Ну, и пусть. Она мечтала о нём, он снился ей по ночам. Во сне она предавалась с ним любви так, как это было описано в книге… Ах, а в жизни было всё совсем по-другому: серо, обыденно, как-то механически! Ей всё это стало казаться невыносимым. Но она ведь была жена, а жена обязана выполнять волю мужа… Как это всё противно!
И только в снах она улетала в страну мечтаний, на свидание со своим книжным героем. Где ты, капитан Грей? Где твои алые паруса? Ассоль так хотела, чтобы они показались на горизонте, чтобы корабль Грея увёз её в такую страну, о которой совсем маленькой принцессе рассказывал когда-то отец…
И Грей явился. Мы ведь говорили уже, что если чего-то очень захотеть, оно обязательно сбудется. Только это был не моряк и не капитан, а совсем другой человек. Но кто-то внутри сказал ей: "Это он, это тот, которого ты ждала всю свою жизнь!"...
А вот то, что случилось потом – это уже совсем другая история, имеющая, однако, к нашей сказке самое непосредственное отношение…
Часть вторая. Флэшка
Как-то я возвращался из командировки в Москву фирменным поездом "Тихий Дон" до Ростова. Командировка была краткосрочной, но хлопотной – надо было решить некоторые вопросы поставки оборудования с одного из московских заводов. Хлопотной не по исполнению – тут я управился быстро: согласовал и подписал договор, имея на это соответствующую доверенность, поставил в командировочном удостоверении обычные отметки "Прибыл – Убыл", и всё – свободен! Утомила столица своим, присущим мегаполису, бешеным для меня, провинциала, ритмом, толчеёй на станциях метро, когда ты совершаешь марш-броски по эскалаторам и переходам, ориентируясь по схемам в вагонах и на станционных перронах. Слава Богу, что командировка пришлась на июнь, а не на позднюю осень или зиму, когда в Москве сыро, неуютно и холодно.
Поскольку было у меня на все дела три дня, я после этой беготни, как всегда в последние годы, переночевал у знакомых в Кунцево, предварительно купив билет на обратную дорогу. Поезд отправлялся вечером в 18:38, а в полвосьмого утра, попрощавшись с радушной хозяйкой и её собакой, по прохладе отправился в центр – выполнять раз и навсегда заведённый ритуал по посещению "святых" мест. Целый день бродил по Красной площади и вокруг Кремля, посмотрел на смену караула у могилы Неизвестного Солдата в Александровском саду, заглянул на Старый Арбат, прошёлся по Никольской улице от Лубянки до ГУМа, пообедав в невесть каким образом попавшей когда-то в ряд бутиков и сохранившейся до сих пор "Пельменной". Одним словом, повспоминал все те места, где бывал неоднократно, и каждый раз меня посещало одно и то же чувство: вот это уже и всё? Вот это столица? И что, выше уже никого – только Бог?
За полчаса до отправления подъехал на метро на Казанский вокзал. Ох, уж этот Казанский вокзал! Кто не видел людской муравейник под ажурными сводами его перрона, это вавилон-
ское столпотворение, тот вообще ничего не видел! Поезд уже подали, я быстро нашёл нужный вагон и вошёл в купе с одним желанием – поскорее добраться до своего места – обычно я всегда беру верхнюю полку, переодеться в спортивный костюм и залечь с заготовленной в дорогу книгой на семнадцать часов до конечной станции…
Нас в купе оказалось двое – мой визави был мужчина лет пятидесяти, с седыми висками, в хорошо сидящем лёгком светлом костюме. Когда я вошёл, он сидел на своём месте и читал свежий номер "Аргументов и фактов". В ответ на моё приветствие попутчик кивнул, окинув меня быстрым цепким взглядом сквозь очки в тонкой металлической оправе, и снова уткнулся в газету, явно показывая этим, что общаться не намерен.
"Ну и ладно, – подумал я облегчённо, – ритуал выполнен, можно заняться своими делами". Вещей у меня было немного: ноутбук да серый чемоданчик-дипломат. Открыв его, я вынул спортивный костюм, томик Блаватской – всё никак, уже лет пять, не могу "перегрызть" её "Тайную доктрину", и положил вещи в ящик под диваном. Переодевшись в туалете, застелил постель на верхней полке и с удовольствием растянулся поверх одеяла, не обращая больше внимания на соседа по купе. Поезд тронулся. За окном проплывал знакомый индустриально-жилой пейзаж. Под мерное покачивание вагона я открыл книгу и… на пятой странице незаметно задремал. Проснулся от ощущения неподвижности и тишины, прерываемой голосами, доносящимися сквозь оконное стекло с перрона – мы стояли на какой-то станции. Попутчика в купе не было. Не было и его вещей – я помнил, что рядом с ним на диване лежал чёрный стильный портфель.
Спустившись с полки, выглянул в окно – вагон стоял прямо напротив здания вокзала и я прочитал название станции – Рязань. Вечерело. Пройдя к расписанию в коридоре, я посмотрел: стоянка в Рязани 23 минуты, отправление в 21:31. Вынул мобильник – взглянуть на часы, но в этот момент вагон едва заметно дёрнулся, и здание вокзала медленно и беззвучно поплыло мимо. Я подождал, стоя в коридоре у окна и облокотившись на поручень, пока поезд выйдет за город. За окном мелькали придорожные сосны, которые ещё можно было разглядеть в сгущающихся сумерках. Северянин по рождению, я не упускал момента полюбоваться на их янтарные худые и высокие стволы, увенчанные зелёными кронами где-то на высоте метров десяти-пятнадцати. Когда совсем стемнело, вернулся в купе, в котором я теперь был совершенно один. Сел на место недавнего попутчика – оно было по ходу движения, и почувствовал под собой какой-то предмет. Пошарил рукой – что за горошина под принцем, и обнаружил флэшку на 4 гигабайта. Она, видимо, вывалилась из кармана его костюма. И что с ней делать? Человек вышел, кто он такой, не знаю. Отдать проводнице? А та что с ней будет делать? Я вздохнул в раздумьях. Ба-а! Да у меня же ноутбук с собой. А вдруг там что-то ценное? Тогда и буду разбираться по обстановке.
Развернул ноутбук, вставив флэшку в порт, прогнал её антивирусником – вроде чисто. Открыл. На флэшке оказалось несколько уордовских файлов, помеченных просто датами. Открыл первый, датированный октябрём 2004 года. Это было письмо, адресованное какой-то женщине. Я пробегал текст глазами, отмечая для себя какие-то особенные места:
"…теперь же мне есть для чего жить, надеюсь. Сам по
себе я привык обходиться малым. А вот когда то, что у тебя в душе, что можно назвать делом твоей жизни, нужно ещё кому-то, да не просто кому-то, а человеку, который тебе дорог – это СЧАСТЬЕ!..
Мог ли я мечтать о том, что смогу найти уголок в твоём сердечке? Я и сам не могу разобраться в своих ощущениях... Казалось бы, душа должна петь, а она плачет, потому что я знаю, что это только начало пути. Нежность моя к тебе настолько велика, что сравнима со смертью: умри я сейчас, моя душа без каких бы то ни было преград могла бы находиться рядом с тобой. Я упросил бы Создателя, чтобы он не забирал меня никуда, а позволил быть возле тебя до тех пор, пока ты живёшь на этом свете. Прости, что слишком часто говорю на эту тему. Так сложилось, что в последние годы я много раз умирал в мыслях, поскольку жизнь была порой просто невыносимой. И получается, что Бог дал мне тебя в награду за всё то, что я перенёс. Воистину, это королевская награда!
Из кубка яд любви я отхлебнул,
он убивал не сразу, постепенно…
Мне кто-то тихо на ухо шепнул,
что в этом мире всё, конечно, бренно…
Я заглянуть хотел в зрачок ствола –
и он сочился маслянистым ядом!
В душе моей сгорало всё дотла
и было ничего уже не надо…
А я, как маятник больших часов,
то вверх, то вниз размеренно качался…
Часы остановились и без слов
я тотчас на молекулы распался.
Я мёртв сейчас, и только оболочка
моя ещё мучительно болит,
в конце пути не многоточье – точка,
а яд любви из кубка не допит…
И только звон с окрестных колоколен
да кружащее в небе вороньё
напоминали – я любовью болен,
а каждому влюблённому своё…"
За окном вагона плыла ночь, наполненная неживым лунным светом, тенями деревьев, грохотом встречных составов. А на моём компьютере разворачивалась чужая жизнь, свидетелем которой мне пришлось невольно оказаться. Я открыл следующий файл:
"…мы с тобой – одно целое и неразделимое, лишь разорванное волею обстоятельств. И как у этого нормального целого, у нас с тобой единые помыслы. Представь, что просто я от тебя далеко в очень длительной командировке и оттуда помогаю тебе, потому что ТЫ МОЯ ЖЕНА! ТЫ МОЯ ДОЧЬ! ТЫ МОЁ ВСЁ! И я готов помогать тебе во всём, а ты, соответственно, помогаешь мне, то есть, как в любой нормальной семье, у нас всё взаимообразно и никто не считает, кто сделал больше…
Если б ты знала, как я тебя люблю! Откуда оно взялось, это чувство, как снег на мою голову?! Ты ангел мой! Ты – Божья награда для меня за всё то, что мне пришлось перенести. Я очень редко ходил в церковь, а теперь постараюсь ходить туда каждое воскресенье и ставить свечу за тебя, радость моя. У меня не хватает слов, чтобы выразить всё то, что я чувствую. Просто сердце плачет и плачет, и слёзы текут по щекам почему-то…
Мой путь к тебе – дорога в Никуда
без лонжи через пропасть по канату,
мне на ту сторону зачем-то надо,
но не дойти, пожалуй, никогда.
А там, за пропастью, твои глаза,
они смеются и куда-то манят,
я на канат ступаю как в тумане,
не сдерживая больше тормоза.
Я словно в "штопор" медленно вхожу,
я в гибельное прихожу вращенье…
Отсюда не бывает возвращенья,
а что бывает, я вам не скажу!
Об этом я ещё не знаю сам,
я не достиг земли и не разбился –
мне просто тонкий профиль твой приснился:
я так тоскую по твоим глазам…
… Когда я, теперь, уже вчера, шёл домой, я вдруг остро захотел ребёнка, как никогда ещё не хотел. Захотел проследить всю его жизнь от рождения и до тех пор, когда он выпорхнет из гнезда.
Я вновь захотел окунуться в мир пелёнок, видеть и трогать его тоненькие розовые прозрачные пальчики, наблюдать первые шаги, первые слова и вообще всё первое, читать ему сказки, ходить с ним гулять, учить его тому, что сам умею и смотреть на мир его глазами…"
Я, читая эти строки, вспомнил своих, теперь уже взрослых, детей. Вспомнил, как засыпал с трёхмесячной дочерью на руках, сидя в кресле, потому что она, как только её пытались положить в кроватку, начинала хныкать, и хныканье это постепенно переходило в душераздирающий плач. Вспомнил молочный запах мягких фланелевых пелёнок, которые отстирывал по утрам от жёлтых пятен, пока жена отсыпалась после ночных бдений возле ребёнка.
"...А я действительно всё знаю про тебя, знаю весь твой жизненный путь, о котором ты мне почти ничего не рассказывала, потому что ты – моя вторая половинка, и мне нужно было прожить эту запутанную жизнь, чтобы какими-то окольными путями, какими-то огородами, через сорняки и че- ртополох прийти к тебе, восхититься тобой и встать перед тобой на колени в полном недоумении, что я оказался ребёнком! И мне нисколько за это не стыдно…
- Возьми моё сердце!
- Да я бы взяла,
вот только мне что-то мешает,
я сердце твоё бы с собой унесла,
но где его спрятать, не знаю…
- Ответь мне, пожалуйста, ну, почему
ты мне лишь сейчас повстречалась?
Как яд пью ночную тягучую тьму –
её ещё столько осталось!...
- И я точно так же ночами не сплю
и плачу тихонько в подушку.
Я, милый, люблю тебя, слышишь, люблю,
я знаю, любовь не игрушка…
- Прости мне, я боль причинить не хотел,
всё само собой получилось:
и сердце своё предложить я посмел,
и ты как-то в нём уместилась…
- Зачем ты пришёл? Я спокойно жила,
любви настоящей не зная,
и только теперь, наконец, поняла,
что я в этой жизни теряю…
- И что же нам делать?
- Друг друга любить,
А там… на всё Божия воля…
- Смеётся Всевышний: нам вместе побыть
нельзя. Что за жизнь – так, неволя!...
- Ну, право, не стоит на Бога пенять,
ведь рядом я, надо – утешу.
Решил Он разлукою нас испытать,
что ж, кто-то из нас, видно, грешен...
- Ты ангел мой, счастье, святая любовь,
надежда моя и опора,
ты то, чем дышу я, мой воздух и кровь,
жаль, вместе мы будем не скоро…
- Спасибо, мой милый, спасибо за всё,
за то, что ты лучший на свете…
Мы нашу любовь через жизнь пронесём,
ведь мы друг за друга в ответе…"
Чтение постепенно захватило меня. Я не заметил, что поезд простоял в Мичуринске и очнулся, когда он на пару минут притормозил на следующей станции Грязи. Часы на ноутбуке показывали 01:10. Батарея почти полностью разрядилась. Я вытащил из сумки блок питания и подключил его к ближайшей розетке в коридоре. Никто мне не мешал, коридор тонул в полумраке – на ночь было оставлено только дежурное освещение. Табло над дверями в туалетный отсек показывало температуру +23 градуса. Нормально для июня. У нас на юге будет жарче. Спать совсем не хотелось. Шнура до столика не хватало, поэтому пришлось поместить ноутбук на краю дивана поближе к дверям, а самому лечь ногами к окну. Вспомнилось маршаковское: "…хвостик на подушке, на простынке ушки…" Повернув крышку-экран под нужным углом, продолжил читать:
"…Когда-то я прочитал одну историю, как двое влюбленных, которых разлучила война, договорились по вечерам в одно и то же время смотреть на звёздочку в созвездии Кассиопеи. Сознание того, что любимый человек в это время стоит так же, задрав голову вверх, и смотрит на звезду, согревало им души. Каждое их письмо заканчивалось словами "Встретимся на Кассиопее". Но это было суровое и дикое время, когда письма на фронт и с фронта тщательно проверялись НКВД. Парня посчитали немецким шпионом, а слова "Встретимся на Кассиопее" – своеобразным паролем. И его расстреляли…
…Я готов ждать, сколько потребуется. И не просто ждать, а работать так, как будто ты рядом со мной и всё, что я делаю, будет приближать тот час, когда мы будем вместе. А неприятности мне ты доставить не сможешь, поскольку я знаю, что всё это – об-сто-я-тель-ства! И ещё, я точно знаю, что Любовь и Нежность – это когда ты живёшь для любимого человека, а если это чувство находит ответ, то Любовь и Нежность имеют непреодолимую силу!...
…Моё прикосновение к тебе, мои пальцы – продолжение моей нежности, её материализация, потому что нежность
должна чем-то выражаться: словами, взглядом, прикосновением. И слёзы бы текли из моих глаз нескончаемым потоком, потому что слёзы – это тоже выражение нежности – то, что нельзя выразить ни словами, ни взглядом, ни прикосновением, потому что есть вещи, которые можно выразить только слезами.
Он был рождён Водой, она – Огнём,
стихии две столь противоположных –
соединить их было невозможно,
когда б фортуна не свела вдвоём.
Вода была изменчива, она
свободно все преграды огибала
и ей всегда чего-то было мало –
она познать хотела всё до дна.
Противоречье – вот черта Огня:
горело всё внутри, а не снаружи,
искало выхода сквозь лёд и стужу
и затухало, так себя казня.
Зачем-то всё же их судьба свела –
не объяснить такое притяженье
весенне-летним головокруженьем,
а встреча очень бурною была…
И как-то получилось так: Вода
лёд подтопила и Огонь свободно
из оболочки вышел инородной
таким, каким он не был никогда.
О, Боже мой, как страсть была сильна!
Как всё горело в них и клокотало!
Как это Пламя Воду испаряло!
Как отдавало всё своё сполна!
И был настолько сильным этот жар,
что прихотливая Вода горела –
горели и душа её, и тело…
Огонь погас, отдав Воде свой дар…
Вода же, весь Огонь в себя приняв,
сама Огнём неукротимым стала,
ни в чём ему уже не уступала,
и стали звать её рекой Огня.
Вот истина: огонь любви горит,
когда есть что сжигать, пусть даже воду,
тогда любовь выходит на свободу
и пылкой страстью чудо в нас творит!"
Я, помнится, прочитал в студенчестве симоновские "Пять страниц", а кто в ту пору это не читал? Там тоже были письма, я даже до сих пор помню начало поэмы:
"В ленинградской гостинице, в той, где сегодня пишу я,
между шкафом стенным и гостиничным тусклым трюмо
я случайно заметил лежавшую там небольшую
пачку смятых листов – позабытое кем-то письмо…"
Упоминался там и поезд, только то был, кажется, полярный экспресс, а здесь уютно как-то постукивал колёсами "Тихий Дон"; там были письма на бумаге, а здесь в ночи мягко светился экран ноутбука и на нём разворачивалась драма. У меня не было ощущения подглядывания в замочную скважину. Я сам сейчас превратился в автора:
"…Половинка моя, как же долго я искал тебя! Я прошёл через многое, на моём пути встречалось немало женщин, я влюблялся или влюблял себя, увлекался, заботился, ругался, ссорился, жалел, но старался всегда оставаться человеком, встречать невзгоды с достоинством. Ни к одной из встреченных мною женщин я не испытывал столько нежности, сколько испытываю по отношению к тебе, ни с одной мы так не совпадали во всём, чтобы наши мысли и даже сны пересекались, по отношению ни к одной из них мои помыслы не были так чисты, как по отношению к тебе… С тобой я хочу пройти всё от начала и до конца. Начать всю жизнь с самого начала и прожить те годы, которые мне ещё остались в этом мире, по-человечески, чтобы каждый день начинался тобой и кончался тобой же, чтобы я мог приносить тебе только радость и чтобы каждый день ты не уставала смотреть на меня так, как смотрела сегодня, когда в твоих глазах было столько света, они так сияли, что хотелось зажмуриться! Никто в жизни не смотрел на меня так..."
Я повторил про себя: "Никто в жизни не смотрел на меня так…" Память кусками кинофильма разворачивала собственную жизнь, большая часть которой прошла под знаком неустроенности, недостигнутых высот, полулюбви-полуобязанности, с двумя разводами и одиночеством. И только вот уже когда казалось, что больше нечего ждать, судьба сделала мне шикарный подарок – на моём пути, наконец, появилась та самая вторая половинка, которую ищут в романах, которая слилась со мной как-то совершенно органично, как будто всегда была рядом.
"…Когда ты мне говоришь о том, что ты рядом и рядом всегда, для меня это много-много больше, чем просто фраза. Я даже объяснить не могу, что для меня значат эти слова! Одно скажу, никто и никогда о любви не говорил мне так. Всё, что я делал и чего добился, я это делал в одиночку, хотя до боли хотелось, чтобы рядом была жена-друг, которая при необходимости вылечит своей душой, обнимет этой душой и тогда ничего не будет страшно…
…Что происходит с сердцем? Почему оно так сжимается, почему ему грустно? Господи, как я люблю тебя! Я ничего не могу объяснить, хотя всегда старался всё разложить по полочкам. Я ничего не хочу объяснять, я просто живу сознанием того, что ты есть на свете. Мне этого достаточно и мне этого безумно мало. Всё соткано из каких-то противоре-
чивых чувств, как в песенке Алисы у Высоцкого: "… И вдруг оказаться внизу, в глубине, внутри и снаружи, где всё по-другому…" Вот именно так: одновременно быть внутри и снаружи, быть в этом мире и в то же время – совершенно в другом, где всё по-иному…"
Полшестого утра. Поезд постоял на станции Россошь и снова пошёл пересчитывать круглые бетонные столбы опор контактной сети. Кабель связи, протянутый от столба к столбу, качался как на качелях – вверх-вниз, вверх-вниз. Солнце уже выскочило из-за горизонта и, купаясь в розовых утренних, растянутых как блины облаках, тоже пересчитывало, только не столбы – деревья лесополосы, в которой уже не было ни сосен, ни елей – всё больше осины, кое-где перемежаемые берёзами-долматинцами. Вагон ещё спал. Чайку бы сейчас, а ещё лучше – кофе. Вспомнил, что кофе у меня, кажется, был с собой, стакан на столе, кипяток в титане. Я взял полотенце с "тревожным" пакетом и пошёл умыться, побриться, почистить зубы, пока народ спит. Вернувшись, отключил ноутбук от сети, залил кофе кипятком из титана и, поставив компьютер на столик, продолжил читать:
"…Вот что у меня тут надумалось. Только всё, что я сейчас скажу, не следует расценивать, как только мой интерес. Я – это ты, я нахожусь в твоей душе, всё чувствую как ты, и мои желания – это твои желания. Вот такой Сангам получился! Ты вчера сказала: "Боже мой, если бы я знала, что такое возможно, я никогда бы не сделала то, что сделала!" Но ведь ты не испытала ещё и сотой доли того, что мы можем испытать. Любовь бывает мучительна, это какой-то сладкий яд, который пьёшь и знаешь, что яд смертелен, а всё равно пьёшь его! Но лучше хотя бы один раз отравиться этим ядом, чем никогда не узнать его вкус! Потом, если любовь осталась неразделённой или не состоялась по каким-то причинам, сходишь с ума от воспоминаний, сердце сжимается от боли, от понимания того, что этого не будет уже никогда, душа плачет, но пусть она лучше плачет, чем засохнет или станет циничной, грубой, чёрствой! Когда любишь, готов обнять весь мир и всех любить! И это прекрасно!...
...Я всё понимаю, что ты уже и согласна, что ты и так моя, по крайней мере, душа твоя со мной, но отчего же сердце-то плачет? Чего ему не хватает? Ведь ещё месяц назад я и мечтать не мог, что так будет. И я так же утонул в тебе, как в омуте.
Мне так хочется в НАШ дом. Хочу, чтобы вечером мы могли посидеть у камина (камин – моя мечта), чтобы ты могла поиграть мне что-нибудь, ведь ты училась не для того, чтобы не подходить к инструменту годами. Женщина должна работать для удовольствия, для того, чтобы быть в обществе, по возможности приличном, где могла бы себя показать. Женщина рождена быть ярким цветком – ярким, душистым, украшающим этот мир мужчин, зачастую грубый, жестокий, беспощадный, лишённый нежности и ласки... Ведь по сути для женщины помимо воспитания детей это – главное.
Он был одиноким – так в жизни сложилось,
с работы придя, ставил чай подогреть,
и за полночь свет оставался гореть,
к утру засыпал – что-то странное снилось:
Сквозь мрак предрассветный, как призрак в тумане,
принцесса промчалась на белом "Ниссане",
с улыбкою на пешехода взглянула,
приветливо тонкой рукою махнула…
Ах, стать бы ему хоть на миг королем,
чтоб к ножкам её положить королевство!
"Ниссан" только передвижения средство –
принцессы не ходят пешком…
Ну, разве не блажь – в его возрасте думать
о юных принцессах в японских авто?...
Он кутался в старом немодном пальто
и припоминал бесшабашную юность:
Когда это, где это, как это было –
красивая девушка парня любила,
но время над ними тогда посмеялось
и девушка парня того не дождалась…
Ах, стать бы ему хоть на миг королем,
чтоб к ножкам её положить королевство!
"Ниссан" только передвижения средство –
принцессы не ходят пешком…
И что ему делать, чтоб ту же ошибку
ещё раз, как в юности, не совершить?
Но поздно – он призрак успел полюбить,
тумана хлебнув, как хмельного напитка…
Былое тревожить – негодное средство,
лишь горечь в душе остаётся в наследство,
но каждую ночь тот же сон ему снится:
принцесса в "Ниссане" летит, словно птица!
Ах, стать бы ему хоть на миг королём,
чтоб к ножкам её положить королевство!
"Ниссан" только передвижения средство –
принцессы не ходят пешком…"
В вагоне начали ощущаться первые признаки пробуждения: до меня доносился шум открываемых раздвижных дверей, мимо купе то и дело слышались шаги – народ двинулся по туалетам. Почувствовался запах сигаретного дыма – видимо натягивало в приоткрытую форточку, а я, бросив курить семь лет назад, чувствовал его малейшее присутствие в воздухе особенно остро. Оставалось ещё четыре файла:
"…Я не дорассказал тебе историю о Сирано де Бержераке. У него был друг, тупой, но смазливый, которого полюбила возлюбленная Сирано. Он же, стесняясь своего огромного носа, боялся показаться ей на глаза. Но Сирано хотел своей возлюбленной счастья и поэтому сочинял для своего друга-балбеса прекрасные стихи и отправлял его с ними на свидание, а сам наблюдал издали за их встречами, и сердце его разрывалось от горя. Не помню, чем там у них вся эта история закончилась. Но это считается одним из мировых образцов преданной и бескорыстной любви…
Как у нас с тобой получится, одному Богу известно. Могу сказать только одно: я ничего не сделаю против твоей воли, чтобы не навредить тебе. Всё будет зависеть лишь от тебя самой. Птичка должна быть свободной и крылья её должны быть расправлены и чисты. Она сама выбирает себе тот подоконник, на котором ей будет хорошо:
Любовь сказала: – Стань большою птицей,
что взмахом крыл пространство покоряет.
Знай, я огромна, для меня границы
ничто, я пилигрим, я вечный странник.
Огнём я вспыхну и тебя согрею,
когда замёрзнешь ты на льдине жизни,
водой прольюсь и жажду одолею,
когда ты будешь умирать в пустыне.
Но я сама умру и стану пеплом,
когда сфальшивишь ты хоть раз единый…
Меня храни, чтоб я осталась чистой
и светлой – так тебя я заклинаю!
Это стихотворение я написал тридцать два года назад, когда был ещё студентом и курсовым поэтом, а по-настоящему оно пригодилось только сейчас. Вот так далеко в будущее я тогда заглянул…"
Читая всё это, я вспомнил старый фильм "Влюблённые" Родина Нахапетова, где впервые услышал о новелле Анри Барбюса – "Нежность". Я не без труда нашёл её тогда в библиотеке. Там были письма – и там письма! Их было всего несколько. Женщина писала любимому, который был по сравнению с ней совсем мальчик. В каждом письме, а первое начиналось с обращения "Мой маленький бедный Луи", она постепенно отдаляла его от себя. И только в последнем, которое он получил, кажется, через двадцать лет, она написала, что все эти годы письма ему пересылали по её просьбе, это письмо она пишет на следующий день после расставанья, что, не в силах пережить разлуку, она покончила с собой.
Из глубин памяти вдруг всплыли слова песни:
"…Ей было где-то тридцать шесть,
когда он очень тихо помер...
Ей даже не пришлось успеть
в последний раз набрать его несложный номер,
но в первый раз несла она ему цветы –
две ярко-белых лилии,
в знак, что более никто, кроме него
так не называл её по имени…"
Как эти темы пересекались через столетия! И так будет, видимо, всегда, пока есть на земле мужчины и женщины. И всегда они будут стремиться соединиться, оставаясь при этом разными, до конца не понятыми вселенными, тоскующими друг по другу.
Я вернулся к чтению писем:
"…Жизнь ни разу не устроила мне подарка. Всё мне доставалось с боем. Но я не жалею ни о чём. Не жалею, что встретил тебя. Вопрос ведь не в любви физической. Это только поверхность – внешнее проявление чувств. Самое страшное, что я врос в твою душу, она камертоном во мне звучит. Что мне с этим-то делать? Я уже говорил, что пока нужен тебе, я буду где-то рядом… Но как это тяжело: быть рядом, любить каждой клеточкой и ничего не мочь! Ну и пусть. Это ещё одно испытание. А сколько их было-то! Вот только во имя чего, если после меня останется только ПУ-СТО-ТА и ничего больше… Кто-то скажет: "Он жить не умел". А что есть жизнь? Благоустройство тёплого гнездышка и любование им весь остаток дней? Я не знаю. Не знаю. Я всё разорил в себе и вокруг себя во имя какой-то никому не нужной гордыни…
Не хочу больше. Я хочу элементарного человеческого счастья:
…Я обменял бы чёртово бессмертье
на краткую, но человечью жизнь!…"
В дверь постучали – на тележке из вагона-ресторана привезли завтрак: булочки, чай, сахар, куриная ножка в пластмассовом поддончике, затянутая в плёнку… Есть не хотелось, я через силу заставил себя проглотить принесённое, заварил чай и открыл предпоследний файл:
"…Это вершина любви – когда каждая твоя клеточка хочет врасти в любимого человека, прорасти в нём каким-то немыслимо прекрасным цветком и остаться там навсегда! Спасибо тебе за эти минуты, спасибо, что ты есть! Я теперь точно знаю, что ты – моя половинка, теперь я знаю, как она выглядит, эта моя половинка, и оказалось, что она по-
трясающе прекрасна! У неё прекрасно всё, всё гармонично, линии её чисты, она воздушно невесома, она изумительна в прикосновениях и вообще во всём! Я увидел, как выглядит моя душа на физическом плане, потому что моя душа – ЭТО ТЫ…
…Остались Я и ТЫ. Всё, весь мир замкнулся в нас двоих, вся Вселенная уместилась в нас или мы ушли во Вселенную? Мы с тобой идём по Млечному Пути, и он не разделяет нас, мы идём по нему рука об руку...
Но это в моих мыслях, а в действительности рядом с тобой не я, а другой, которого ты не любишь, но..., но он отец твоей дочери и это всё время приходится иметь в виду!
Всё, что тебе достаётся, можно было как-то терпеть, когда ты жила в этой серой жизни без конца и без смысла: дом, работа без выходных, без радостей. Только вся беда (или счастье?) в том, что ты увидела другую сторону жизни, когда можно радоваться тому, что ты кому-то нужна как воздух, когда ты каждый день слышишь, какая ты замечательная – и это действительно так, когда на тебя смотрят восхищёнными глазами, когда перед тобой готовы встать на колени только за то, что ты явилась на белый свет, когда кто-то готов целовать следы твоих ног, твои пальчики, пяточки и всё, что у тебя есть! Когда ты, наконец, чувствуешь себя ЖЕНЩИНОЙ! А что еще нужно? Чувствовать, что ты не зря пришла в этот мир, что ты полна достоинства и на него никто не имеет права посягнуть! Что ты можешь реализовать себя, и кто-то будет горд тем, что находится рядом с тобой, вот такой великолепной девочкой! И этот кто-то при этом дорог тебе, ты умудряешься называть его самым дорогим и любимым человеком! И этот счастливец готов разделить с тобой всё: и радость, и горе, ему с тобой ничего не страшно и он готов достичь всего и всё это подарить тебе просто так, только за то, что ты рядом с ним. Единственный его недостаток – он много старше тебя по возрасту, но так же, как и ты, молод душой, а может быть его душа моложе твоей! И он рядом с тобой и готов быть рядом всю твою жизнь и чёрта с два умрёт, пока тебе нужен!"
Последний файл был самым коротким:
"Моя Маленькая Принцесса, я очень люблю тебя. И всё же, и всё же… Я уже решил, что никогда больше тебя не побеспокою. Это решение было принято мною вчера, когда я стоял вечером на другой стороне улицы, смотрел в твоё окно, и видел, как ты играла со своей дочкой. Я понял окончательно, почему всё время нашего знакомства плакало моё сердце – оно знало, что я в конце концов не смогу взять грех на душу и разрушить во имя своей сумасшедшей любви пусть и неудавшуюся, но семью, и отнять у ребёнка отца…
Какая всё же разная любовь:
одна на крыльях в небо поднимает,
другая всё в тебе дотла сжигает –
ни переправ, ни тропок, ни мостов…
Я, обгорев, тебя в себе сожгу,
а после пепел на ветру развею…
Лишь память вряд ли я убить сумею –
она углями тлеет на снегу.
Снег этот валит хлопьями в душе,
и не понятно, снег то или пепел,
и холодно под ним душе, как в склепе,
так холодно, что нету сил уже…
Вот всё, что я хотел сказать тебе напоследок. Возможно, я был не очень убедителен, но я хотел бы остаться честным и перед тобой, и перед собой..."
Я сидел долго, глядя в окно ничего не видящими глазами. Мне казалось, что это не я, а тот, сошедший в Рязани, что это
всё было со мной… Сердце ныло – ну, надо же! Я пытался примерить эту историю к себе – а как бы я поступил на месте этого человека? Именно тогда, когда в конечном итоге понимаешь, что не по себе дерево рубишь? Всё это больно, невыносимо, но честно... Всё-таки, прав был Уайлд, как ни парадоксально его утверждение: "We always kill the one we love..."
Поезд подошёл к станции Ростов Главный. Вагон остановился. Я перекинул сумку с ноутбуком через плечо, подхватил дипломат и, попрощавшись с проводницей, вышел на перрон. Начал накрапывать тёплый летний дождь. Я вынул зонтик, раскрыл его и направился к автостанции – надо было побыстрее попасть на автобус до Тихорецка.
- Ви-и-тя! – услышал сзади знакомый голос. Я обернулся.
Ко мне со всех ног бежала моя Маша. Волосы растрепались от бега, белая кофточка уже слегка промокла на плечах. Она подбежала, обхватила меня руками за шею и со счастливой улыбкой заглянула в глаза:
- Я не могла тебя ждать в Тихорецке и вот приехала сюда, чтобы встретить поезд. Это ничего?
- Ну, что ты, хорошая моя! Правильно сделала, что приехала… – и шепнул ей на ухо: – Машка, я тебя так люблю…
Она прижалась ко мне, подхватив под руку, а у меня в горле вдруг застрял ком, и по щеке покатилась слеза. Я сунул руку в карман за платком. Пальцы наткнулись на флэшку. И вдруг мне показалось, что тот, сошедший в Рязани, дотронулся до меня, я увидел глаза за стёклами очков в тонкой металлической оправе. Он подмигнул мне и улыбнулся…
________________________
* Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал – перевод с английского Н. Воронель